Глава 14
Похоже, что жизнь - это выбор между двумя ошибочными ответами.
Шерин Маккрам
Блестящие капли воды разлетались во все стороны, покрывая вокруг предметы и людей вокруг сверкающими, точно алмазные точки, пятнышками. Собака на свой манер чихнула и последний раз тряхнула головой, содрогаясь всем телом, чтобы наконец-то избавиться от гнета этой чудовищной воды. Да еще и со специальным собачьим шампунем. Еще и холодной воды: зимний период, видите ли!
— Ну хватит тебе, злюка, — скривилась Ирина, стирая с лица воду. — Мы просто тебя помыли. Пора привыкать – ты теперь в доме живешь.
Животное, заслышав ласковый голос хозяйки и ощутив прикосновение ее теплых рук, несущих ему только добро и заботу, доброжелательно зарычало, больше поскуливая от удовольствия быть любимым и обхоженным людьми.
— Какая ты теперь красивая, — продолжала девушка, аккуратно расчесывая шерсть. — Точно породистая!
Собака посмотрела на нее умными глазами, в которых развевались черные локоны хозяйки, переливались цветом фундука глаза, ослепительно отражало свет лилейное лицо. Он понимал комплименты и чувствовал искренность человека, от этого в сердце собаки зимние стужи сменялись летними цветистыми кустами роз.
Животные ведь совсем как люди: ударь его — и он озлобится на весь белый свет, даже на своих. Приласкай и подари любовь — не сыщешь существа добрей и преданней. Выбор внутри каждого из нас: бить или любить.
— Не понимаю, как она жила столько времени на улице, — пожаловалась она вошедшему в комнату Волкову.
— А как люди живут? Это извечное «справедливое» распределение ролей: кто-то подбирает объедки на улице и спит в коробке, а кто-то мучается от несварения желудка после килограмма черной икры и спит под шелковым балдахином. Знаешь, как говорят? Чтобы где-то было богато, в другом месте должно быть бедно.
— Ты о чем сейчас?
В ее душу закрались тонко пищащие сомнения, уж не о ней ли его измышления? Вересова никак не могла привыкнуть к этой его черте характера: говорит как есть, не прислуживая и не выслуживаясь. Наверное, такой мужчина и нужен каждой женщине: который скажет правду, смотря в глаза, и бровью не поведет. А с другой стороны, правда бывает так горька, что ты предпочтешь запить ее с подслащенной пилюлей. Но Волков не даст ей пилюлю: не его методы лечения.
— О том, что, — Иван наклонил голову, рассматривая собаку и Иру, — должны быть бездомные и угнетенные, чтобы были богатые и с крышей над головой. Так и с собаками происходит. Чем они не люди? Порой они даже лучше людей.
Как говорится: «Человек человеку волк», но он еще ни разу не слышал, чтобы говорили так о животных. Человек — вот главное животное, сотворенное природой. На которое нельзя положиться, которому нельзя доверять, которое не умеет любить и сострадать. Случается и среди людей найти честную, живую душу, как и среди собак встречаются бешеные, злые, исходящие ядовитой слюной. Что человек, что собака — оба живые и разумные существа, но кто из них животное — вопрос открытый.
Ирина нахмурилась, водя щеткой по спине собаки. Он точно имеет в виду ее образ жизни, ее окружение. И... он прав. Скорее всего, раньше она бы обиделась и не простила ему таких явных намеков, только имя ее не назвал. А сейчас... сейчас Ваня Волков стал для нее дороже любых условностей и пережитков прошлого. Обиды теперь относились к пережиткам. Ведь если он прав, пусть даже правда колет ей глаза, обижаться глупо. Лучше протереть эти самые глаза, чтобы они впредь видели жизнь под правильным углом.
Девушка оставила собаку в покое, давая ей такую желанную от «мучений» передышку (все-таки бывшая вольная птица, уличный пес, гроза всех подворотен и темных переулков) и направилась к Волкову на диван. Забралась к нему на колени и уткнулась носом в его шею.
— Так бы и сказал, что твоя речь обо мне, испорченной богачке, — тихо произнесла Ирина, наслаждаясь щекочущим ноздри остро-мятным запахом лосьона после бритья. — Я же все поняла.
Ее улыбка нежной кремовой глазурью растеклась по малиновым губам. Пальчики не удержались от поглаживания его гладкого подбородка и шеи. Скала. Камень. Мужчина. Ее сводил с ума этот резкий, терпкий, даже неотесанно-пронзительный мужской запах. Такой запах заложен в генных кодах любой женщины, они запрограммированы на его поиск в течение всей жизни. А ей повезло. Она нашла.
— Нет, я не говорил о тебе, — ответил Волков. — Так вышло, что каждый человек попадает в ту или иную социальную группу. Ты попала в группу богатых, увидела себя в ней. Моей вины в этом нет.
— Я уже давно не богатая, Вань, — вздохнула она и устроилась в его пламенно-холодных, неистово спокойных объятиях. — И не хочу ею быть.
Он поцеловал ее в облепиховые волосы, удивляясь тому, каким мощным и в то же время ненавязчивым может быть аромат шампуня. Ирина проследила за завистливыми тучами, скалящимися на нее из зимних окон. У них с Ваней так по-семейному уютно, словно всю квартиру согревает невидимый камин. Но порой не нужны камины и обогреватели, чтобы было тепло. Люди и есть источник тепла в этом мире. Если каждый откроет свое сердце для другого — в мире точно станет на пару градусов теплее.
— Горячий шоколад? — спросил Иван, гадая, не уснула ли она на его груди.
— Было бы неплохо. А то потом снова за ремонт, — зевнула Ирина и потянулась, покидая его могучую грудь, на которой он ее пригрел.
Волков нехотя оторвался от нее, сразу теряя частички душевности и той непритворности чувств, что царили между ними в такие моменты, и ушел в кухню. Девушка подобрала под себя ноги и позвала собаку, которую не пришлось долго ждать. Она запрыгнула к ней и лизнула руку.
— Ты заметила, как мы с тобой похожи? — поинтересовалась у нее Ирина. — Меня выгнали из дома, тебя, наоборот, подобрали с улицы. А приютил нас обеих Ваня.
Стыдно признаваться даже самой себе, но иногда она ощущала себя такой же собакой. Недавно обретшей кров и любовь. Однако ее и сравнивать нельзя с Собакой. Вересова зажмурилась, отгоняя крамольные мысли, неуступчиво ее одолевавшие. Она гораздо хуже этого милого животного.
Из ее головы не выходил Сергей и его хаски. Конечно, хаски благородная, красивая... Собака ей и в подметки не годится. Словно распознав тревожные сигналы в переменившемся настроении хозяйки, животное издало жалобный вой и лизнуло несколько раз ее руку.
— Ты хорошая, Собака, даже не думай ничего такого, — потрепала ее по шерсти девушка, и та успокоилась.
Сережа не оставлял в покое ее телефон – пришлось переименовать его в Марину, чтобы Ваня ненароком не заметил этого потока смс и звонков. Хотя он и не пытался залезть в ее жизнь, не совершал никаких поползновений к ее телефону, профилям в социальных сетях, не ломился в дверь ее приватности.
Приватность. Она живет с мужчиной и имеет какую-то там приватность от него в виде переименованного в женщину мужика в своем телефоне. Ирина снова закрыла глаза, вступая в бой со своей совестью. Она же не делает ничего плохого, не изменяет ему. Просто общение. С просто бывшим.
— Мадмуазель, кусочек лета в это зимнее утро, — бодро провозгласил своеобразный тост Иван, внося две бурлящие жаром, точно жерло вулкана, кружки.
— Кусочек лета – это про Карину, — мечтательно закатила глаза она. — Которая, кстати, скоро уезжает.
— Да, от нее лето исходит волнами. Нам еще до июня так долго ждать. Зря ты напомнила мне о ней: захотелось на речку.
— Можем покупаться в ванной, — прыснула от смеха Вересова. — Только ты слишком большой, там твои ноги с трудом поместятся.
— Твои тоже, — сально улыбнулся Волков, пробегая по ее облаченным в домашние штаны ногам пальцами. Забрался под ткань и насладился ощущением гладкой кожи. — Слишком длинные и красивые.
Она хотела уже отпустить только что пришедшую в голову шуточку и подыграть ему в этой похотливой сценке, которая могла закончиться чем-то очень горячим, но смс сбило весь настрой.
От Сережи. Ирина засуетилась и, быстро ответив, спрятала телефон. Зовет гулять. Сейчас она точно не может. Ее взгляд быстрыми перебежками двигался то от телефона к Ване, то наоборот. Однако спокойствие мужчины привело ее в ступор.
— Ты даже не спросишь, кто мне пишет? — вздернула носик она и посмотрела на него с вызовом.
— И кто же? — изобразил ленивый интерес на лице он.
— Подруга.
— Вот и славно, что она пишет. Это же хорошо, когда друзья пишут?
Девушка насупилась и несильно толкнула его в плечо.
— Ты меня совсем не ревнуешь. Тебя вообще не волнует, с кем я общаюсь.
— Я не из тех людей, кто ставит жучки на телефон своей пары или навешивает скрытые камеры в каждой комнате. И детективов я не нанимаю, чтобы собрать компромат.
— А как же тогда чувства? У тебя их, получается, нет ко мне?
Иван про себя громко и протяжно вздохнул, предчувствуя очередной тяжелый разговор, столкновение двух идеологий, которым, видимо, не суждено понять политику друг друга.
— Ира, твои суждения из раза в раз заставляют меня удивляться, — сказал Волков и отставил наполовину пустую кружку. — Если я не сжимаю твое горло в порыве ревности, значит, ты мне не нужна? Читай поменьше дешевых романчиков, тогда научишься понимать нормальных мужчин.
— Я и так не читаю никакие романчики дешевые. Но ведь ты не показываешь мне свои чувства, совсем! Даже спросить, кто мне пишет, тебе лень.
— Это не так...
— Я пойду прогуляюсь с подругой, раз зовет. Ты не против? — настроение Ирины сменилось так быстро, что она сама не успела за ним уследить.
— Ты не обязана спрашивать у меня, можно ли тебе куда-то пойти. У нас нет договора «хозяин-раб».
— Ну и хорошо. А ты, Ваня, — она посмотрела на него сверху вниз обиженными глазами, — истукан.
Стройная фигурка девушки скрылась в коридоре, и Волков позволил себе взъерошить волосы на голове, хотя хотелось после некоторых разговоров с Ирой вырывать их клочьями.
Глупая. Он ревнует. И он собственник, как любой мужчина. Но она не его женщина, чтобы он заявлял на нее права. Он же не слепой, видит, как она мечется, словно в клетке зверь, между ним и другим мужчиной. Эти звонки и смс, ее реакция на них выдает с головой. Это было совершенно не в стиле Волкова: давить на женщину своей силой, принуждать ее к выбору, ставить ей ультиматумы своей ревностью. Действительно, он никогда не будет душить ее, проявляя собственнические инстинкты. Пусть она делает свой выбор сама.
А ее требования яро ревновать — лишь детские капризы. Она еще девочка в душе, которой кажется, что мужчина должен проявлять силу везде и всюду, раз уж ею наделен. Даже по отношению к ней. Однако для Ивана это было неприемлемо. Мужчину делает мужчиной не сила, а то, как он этой силой распоряжается.
***
Игристый, точно пузырьки шампанского (пусть будет «экстра-брют»), под подошвами ботинок и сапог скрипел снег. Ирина прислушивалась к его скрипу, а в ее сознании он моментально вызывал странный ассоциативный ряд.
Их с Ваней постель. Воздушное утро, наполненное невесомостью, потоками студеного воздуха омывающее их своей бодростью и зарядом энергии. А у них тепло, они согревают друг друга — и зима не страшна. И кровать так тихо, еле различимо поскрипывает, когда она слегка изменит позу сна или Ваня немного пододвинется к ней, чтобы его рука охватывала всю ее талию.
Но откуда берутся такие дурацкие сравнения? Возможно, все дело в «объективном корреляте», на который ссылается Треслав из «Вопроса Финклера», а вполне возможно, ответ еще проще: ее мучают частые и глубокие укусы взбесившейся совести, которой не очень-то нравилось обманывать Ваню.
— Ира, рад тебя видеть, — голос Сергея буквально разрезал стискивающую духоту ее мыслей. — Выглядишь прекрасно. Впрочем, как и всегда.
Если и есть слова более банальные и клишированные, чем «Ты прекрасно выглядишь», которые можно сказать женщине, то это точно будет «Привет!» и «До встречи!». Девушка скептически сморщила носик, оглядывая себя снизу вверх: бледно-тусклая расцветка простенькой одежды, вязаные варежки, купленные на рынке, сапоги не из настоящей кожи. Да и шапка смешная, но болеть не хотелось.
— Ты так и не научился врать, — ответила она, стараясь не смотреть на него слишком долго и слишком упорно. Красивый и богатый, черт этакий! — Прости, вранье не в твоем стиле. Твой стиль — сбегать, не удосужившись даже соврать любимой девушке.
Она умоляла себя прекратить этот разговор, клялась себе не бить его розгами за то, что он оставил ее, тем самым показывая свою слабость перед ним. Но невидимая рука уязвленного женского самолюбия сама поднималась из раза в раз и наносила ему шрамы плетью по лицу. Оскорбление, причиненное его бегством, гнойными пятнами расползалось в душе. Ей нужны были его лепечущие извинения и нелепые отговорки. Как они нужны любой обиженной женщине, чтобы придавить эту самодовольную морду каблуком прямо к земле.
— Прости, Ира, я сам не знаю, как так вышло. Ты во всем права, все твои слова обо мне являются правдой. Я предатель, даже не лгун, а просто гнусный дезертир. Покинул поле боя, струсил!
Ирина старалась не улыбаться слишком широко, наверное, это было неуместно. Однако она задыхалась про себя, слушая, как хрустит снег, напоминавший ей о каждом утре с Ваней, точно она держала мизинцем хрустальную вазу, и эту честь доверили ей, и одновременно с этим выслушивая, как искариот-бывший линчует себя на ее глазах.
Только женщина может с сахарной улыбкой на губах вкушать мед и кровь, впитывать в себя радость и боль. Только женщина способна наблюдать за смертью одного гладиатора и соблазнительно манить к себе пальчиком другого. Все в ней, в женщине: и страсть с огнем, и хладнокровие со льдом. Коктейль смерти, в котором ингредиенты каждый раз смешиваются заново, неся жизнь или погибель. Лотерея, где никогда не угадаешь, какой лот вытащишь.
— Ну подожди, остановись, — воскликнул Сергей и сжал ее плечи. — Не будь такой категоричной, Ира. Я же прошу у тебя прощения, валяюсь у тебя ногах. Как мне доказать, что я все осознал и каюсь?
— Очень просто. Верни время назад и не брось меня, а каждый божий день помогай мне спускаться с лестниц и ходить в туалет. Слабо, правда?
— Это никому не под силу, и ты это знаешь!
— Знаю. Зато любому из нас под силу сделать выбор в той или иной ситуации, вот тогда-то маски слетают с лиц, как листва во время засухи. Ты свой сделал, разве не так?
Они забирались друг другу взглядами под кожу, под сеть голубых ниточек-вен, в самую сердцевину нервной системы. Один неправильный выбор может поставить перед тобой тупик, который невозможно обойти. Остается только молотить по нему избитыми в кровь руками, но дверь в стене не появится.
— Я очень сожалею о нем, милая, — ласково произнес мужчина и наклонился ближе к лицу девушки. — Давай вернем все назад. Наш Париж, Панган, Юкатан, Маврикий, Дубай. Вспомни, сколько всего было в каждом из этих и сотне других мест. Просто прости меня один раз, зайка.
Ирина собиралась накричать на него и уйти, но его губы опередили ее решения. Иссиня-белые щеки, ставшие белее мела на жестоком, бессердечном морозе, запылали, точно угли, стоило ему захватить ее вишневые от гигиенического бальзама губы в горячий поцелуй. Должно быть, лед у них под ногами начал давать трещину...
Звонок мобильного Ирины прервал это вероломство по отношению к Ване. Она чувствовала себя вандалом, покусившимся на памятник чистых, бескорыстных эмоций, которыми он делился с нею. А она...
— Я вас слушаю, — ответила девушка и воспользовалась моментом, чтобы отойти от Змия подальше, хотя уже было поздно клясться, что она не любит яблоки.
— Госпожа Вересова? Вас беспокоит Юрий Станиславович, юрист вашего отца.
— Что-то случилось? Почему вы звоните мне?
— Потому что основной пункт завещания вашего отца касается именно вас.
***
Ириша, дочка, прошу, не затаивай на меня обиду. Я уверен, что ты встретила достойного молодого человека в лице Ивана. Жаль, мне не суждено увидеть, как ты снова резво бегаешь и заливисто смеешься. Но это и не самое главное: чтобы я видел. Главное, чтобы ты жила в достатке и свободе. Деньги обеспечат тебя ими сполна.
Московский филиал своей фирмы я оставляю тебе, моя хорошая. Поскольку ты не разбираешься в вопросах бизнеса и строительства, я закрепил за тобой право выбрать того, кто возьмет на себя управление главным офисом. Надеюсь, ты рассудишь правильно. Юридические подробности изложены ниже. Юрий Станиславович всегда к твоим услугам.
P.S. Волков мне глубоко симпатичен. Если ты с ним сейчас, передай ему, что я внимательно слежу за ним со своего места в небесном кинотеатре. Пусть даже не думает о том, чтобы обидеть тебя. Уверен, он и не собирался об этом думать.
Ирина дочитала концовку длинного письма отца и расплакалась, сминая листок в руке. Волков стоял рядом и дышал как можно тише, пока она читала это письмо. Грусть пропитала сам воздух в комнате. Он не смел помешать ей плакать, поэтому просто переварил информацию.
— Он знал, что умрет и составил это завещание, — всхлипнула девушка и прижалась к молодому человеку, — а мне ничего не сказал! Ушел, так сказать, по-английски!
— Он объяснил тебе мотивы своих поступков в письме. Я его понимаю, Ира. Твой отец принял мудрое решение: не каждому хватит сил на такой шаг.
— Да что мудрого в том, чтобы бросить свою семью?!
— Анатолий Викторович в любом случае бы умер, это ты должна принять как данность. Но он был волен распорядиться своей жизнью, пока она еще была у него. По-моему, он поступил правильно, не омрачив ваши жизни своей болезнью. Иначе как бы вы жили? В вечном страхе услышать звонок с новостью о том, что рак победил.
Иван обнимал ее, понимая, что девушке сейчас не нужны его здравые размышления. Ира хочет, чтобы он тоже накинулся на ее отца и тем самым помог ее боли выйти наружу. Однако это плохой способ. Самообман не лечит, а калечит. Пусть смотрит действительности в глаза, а не прячется за спину своей боли.
— Теперь у нас есть шанс купить дом и ездить отдыхать. Ты же справишься с фирмой отца? Я так поняла, он нам оставил самую большую долю бизнеса. Наверное, начнутся проволочки в офисе и грызня, но мы сможем с помощью его юриста все уладить.
Глаза девушки алчно заблестели, разглаживая на лице морщинки печали. Волков покачал головой, думая о том, что ее отец очень им «подсобил» со своим завещанием. У них и так все шиворот-навыворот, неустойчивый мир, так еще сейчас вспыхнет конфликт из-за денег.
— Я не приму от него этот подарок, — без анестезии отрезал Иван, выпуская ее из объятий.
— Это не тебе подарок, а мне. И я прошу тебя помочь мне с ним.
— Ира, ну как это будет выглядеть? Кем я буду в глазах общественности? Альфонсом? Жигало? Подкатил к девочке богатого отца с тонким расчетом на золотишко после его смерти?
— Ты говоришь ерунду, Вань. Никто и подумать не мог, что отец оставит такое завещание.
— Можешь относиться к моим словам, как тебе угодно. Это не меняет моего решения. Жить за счет многолетних трудов и каторжной работы твоего отца в этой фирме? Увольте. Это как жить в доме, построенном на костях.
— Так и скажи, что боишься осуждения общества! Боишься, как будешь выглядеть в глазах других людей. Сам так сказал.
— Я забочусь лишь о том, как буду выглядеть в своих собственных глазах. Общество волнует только тебя, Ира, иначе ты бы не заставляла меня пойти против принципов. Это тебе неуютно быть обычным человеком, на которого окружающие не смотрят с восхищением и завистью.
Когда после минуты молчаливой перестрелки глазами она ничего ему не ответила, Волков развернулся и вышел. Ирина сжала от раздражения руки в кулаки и выпустила пар, выдохнув. Поедет к матери. Дома должно твориться что-то невообразимое после этого завещания.
***
— Я так и знала, что он выкинет какой-нибудь фокус, — причитала Оксана Дмитриевна, накапывая себе пустырник.
— Ничего страшного же не случилось. Остальные филиалы перешли в руки достойных управленцев, а наша семья будет получать огромный процент от сделок компании. По миру не пойдете, мам.
— Вся беда в том, что у него нет сына, которому он мог бы оставить бизнес. Ты бы видела, сколько миллионов долларов он завещал этому сосунку из Франции!
Снова про Марка. Ожидаемо, что мать будет ненавидеть его даже за оставленную ему копейку. А тут – миллионы.
— Да какая разница, что и сколько он оставил ему, мам? Вас с Дариной же он не обделил.
— Еще бы он нас обделил! Но нам нужно все!
Жадность опережает в людях все другие чувства и помыслы. Деньги стали двигателем не только промышленного мира, но и душевных порывов. Чем больше в сумме нулей, тем шире жесты твоего добросердечия.
— Успокойся, мам. Возможно, Дарине придется меньше путешествовать в течение года, посетить не двадцать, а пятнадцать стран и с друзьями не летать в Майами, как только в Москве пойдет дождь. Всего-то.
— Легко тебе говорить — оттяпала самый вкусный кусок!
— Я оттяпала?! Отец так решил, я тут ни при чем!
Это чертово завещание! Лучше бы отдал все на благотворительность, чем кинул стае голодных шакалов кусок мяса. Не хватает только надписи на завещании: «Да прольется кровь».
— А ты что будешь делать? — придя в норму, насколько это было возможно, поинтересовалась мать. — Кому передаешь правление компанией?
— Ясно кому — Ване. Только он пока отказывается, но я уговорю его.
— Ирочка, дочь, ну какой Ваня? Что этот простак понимает в бизнесе? Заселит все объекты коровами да курами вместо рабочих. Нужен знающий человек из нашего круга.
— У тебя есть кто-то на примете?
— Сережа. Он разбирается в бизнесе, если что, его отец подскажет ему, что делать. Он любит тебя, в конце концов! Ирочка, заживете вы лучше королей.
— Ой, мам, — отмахнулась она, — вечно у тебя какой-то пунктик на королях и королевах.
— Скажи еще, что тебе бы не хотелось переехать в просторный особняк где-нибудь в Испании? И путешествовать снова не хочется? А носить одежду только что с подиумов? Мелькать в журналах? Неужели ты не думала об этом? Сережа сможет тебя этим обеспечить.
Слова матери через тончайшую иглу лести и игры на низменных, потаенных желаниях вливали ей в вены яд.
— С чего ты взяла, что Сережа согласится? Мы с ним не вместе, вспомни... так, на минуточку.
Снова дрожь в пальцах при мыслях о нем!..
— Это все только твой выбор, солнышко. И Сережа, и деньги – все на свете выбираешь только ты. Подумай хорошо.
Опять этот выбор! Да сколько можно выбирать?! Ирина подскочила с места и понеслась к выходу. У нее уже волосы кипели на голове! Выбор, снова!
Она задыхалась от бега рывками и снежинок, которые то и дело попадали в рот. Нужно отдышаться и успокоиться. Она хочет, чтобы Ваня принял фирму, и ей придется его уговаривать. А уж если он категорично откажется... Об этом она пока думать не желала.