cake No. 13
Это удивительней, чем я могла себе представить.
The ХХ: Angels
Мы никогда не скажем того, что чувствуем на самом деле. Даже самому близкому человеку, которого считаем вторым собой. Мы никогда не признаемся в том, что лежит на нашем сердце в данную минуту, потому что нами руководит страх осуждения. Мы боимся, что окажемся виноватыми в своих же чувствах. Это чертовски странно, и это заставляет меня грустить каждый раз, как только я сажусь за ноутбук и начинаю раскрывать нового персонажа с других сторон, показывая то, что он тоже может ощущать.
"— Деб... Мои руки окоченели от холода, — пальцы Сида коснулись лица девушки, отчего она вздрогнула, но не отошла назад.
— Я чувствую холод каждый раз, когда ты уходишь. А это намного больнее - чувствовать холод в своей душе, а не в теле".
Мне страшно. Я боюсь того, что будет, когда я переступлю порог подъезда, и улица укутает меня своей жизнью. Я боюсь того, что будет, когда люди начнут смотреть на меня, и я не смогу овладеть своими чувства и начну делать всякие странные вещи. Я боюсь быть осужденной. Я боюсь этого, но все равно спускаюсь вниз по лестнице, иногда останавливаясь, чтобы еще раз обдумать все свои шаги, ведущие к новым ощущениям. К новой жизни, которую мне обещал показать Калум.
— Я буду с тобой там, Чарли. Тебе не стоит вести себя так, будто тебя ведут на смертную казнь, — он уверенной походкой сбегает со ступенек, ожидая, пока я догоню его. Он заставил меня сделать это, и он один будет виноват, если что-то пойдет не так. Я не ручаюсь за свои действия, если страх с новой силой окутает меня.
— Для меня это равносильно, что пытка. Так что не говори таких громких слов, не подумав о них прежде, — что было бы, если бы я никогда не замкнулась в себе, а потом в своей квартире? Что было бы, если бы я всю свою маленькую жизнь контактировала с новыми людьми, участвовала в разговорах, начинала знакомиться с совершенно незнакомыми для меня особами. Что было бы тогда?
Я бы никогда не замкнулась в своей комнате, надеясь на то, что когда-то найду себя. Я бы никогда не думала об этом всем, потому что у меня было бы много других дел, помимо мыслей в моей голове. У меня, скорее всего, была бы постоянная работа, много знакомых, пару друзей, возможно даже, если бы повезло, парень. Но я все испортила в одно мгновения, лишив себя возможности нормально существовать. Я все это время жила там, в своих рассказах, переживала судьбу героев, но только не творила свою собственную, которая, по сути, должна быть важнее. Которая должна быть на первом месте в любом случае.
— Ты... Ты тогда сидела на подоконнике и хотела спрыгнуть, — спина Калума соприкасается со стеной в подъезде, и я думаю лишь о том, что потом его футболка будет грязная, ведь это помещение не моют каждый день, чтобы оно слепило людей своей чистотой. — Отчего? Из-за чего ты хотела совершить поступок, после которого уже бы ничего не изменила? — я сама не знаю этого. Моя глубокая депрессия, находящаяся на стадии "легче поднести дуло пистолета к голове и выстрелить, чем понять, что происходит вокруг", развивалась в то мгновение еще быстрее, чем обычно, и я подливала масла в огонь, публикуя свои работы на профиле, отчего получала взаимную недоброжелательную реакцию от ненавистников.
— Люди умирают не от суицида, а от грусти. Мой случай полностью подходит под это. Мне было грустно, и я решила, что мне будет лучше, если я перестану ощущать что-либо, — пожимаю плечами, сама не понимая, зачем говорю всю эту чушь. В моей голове слишком много всего, и я снова не могу сконцентрироваться на чем-то определенном, постоянно мечась из крайности в крайность. — Тебе хотелось когда-то, чтобы все закончилось? Чтобы наступила темнота, и ты больше не смог бы посодействовать дальнейшим развитиям событий, происходящих после твоей смерти? Это сложно принять, но легко сделать.
— Ты просто законченная суицидница, Чарли. Ты мыслишь, как мертвый человек. Или как человек, хотящий как можно скорее уйти отсюда.
— Все в прошлом. По вечерам становится холодно, поэтому я больше не сижу на окне, — на моем лице мелькает почти незаметная улыбка, и я с большим внутренним трудом толкаю дверь подъезда, получая огромное количество искусственного света прямо в лицо, отчего хмурюсь и захожу обратно вовнутрь.
— Нет, Чарли, — теплые и сильные руки парня ложатся мне на спину, и я через силу переступаю порог, останавливаюсь на первом же шаге, чувствуя тонкой подошвой кед твердый асфальт.
— Я не хочу идти дальше, — категорично мотаю головой, за что получаю хмурое выражение лица Калума, стоящего прямо напротив меня. Я не должна его огорчать, да и у меня нет желания это делать, но я не могу перебороть своих демонов и запросто пойти по ночным улицам города, встречая "вечерних людей".
— Мы можем посидеть прямо здесь, на земле, и ты, наконец, ощутишь ту огромную силу окружающей тебя среды, — опускаюсь вниз на предложенную Калумом подстилку, которая состоит из его куртки, брошенной на прохладную траву. Это самая милая вещь, которая происходила со мной за последнее время, и я не могу отрицать того, что чувствую себя более, чем комфортно, сидя на промокшей от каплей дневного дождя траве, вытянув вперед себя ноги.
— Здесь довольно странно, — взгляд парня устремлен прямо вперед него, и его лицо выглядит сосредоточенным на чем-то, но мне не хватает смелости спросить, о чем он думает, ведь считаю, что получу отказ. — Ну, в смысле, мне нравится ощущать что-то новое. И это странно.
— Ты мой маленький океан, и я тону в тебе каждый раз, когда смотрю на тебя, — эта фраза не может быть обращена ко мне. Я отрицаю этот факт. Мы не достаточно знаем друг друга, чтобы говорить такие слова. В моем понимании признания говорят только тем людям, которых уважают и любят. И я не считаю, что являюсь для Калума именно таким человеком.
— Что?
— Написано на стене. Вон, — он протягивает руку, указывая направление, куда я должна смотреть. — Это довольно забавно. Кто-то написал это своему любимому человеку, но прочитать это могут все.
— И что здесь странного? — я не до конца понимаю логику парня, поэтому вынуждаю себе переспрашивать.
— Признание должно быть обращено лишь к одному человеку. А не к толпе идиотов, которые тебя даже не знают, — отбираю пачку сигарет из рук Калума и поджигаю одну, вдыхая дым. Он абсолютно прав, но я не могла догадаться до этого сама, хоть это и кажется сейчас слишком простым.
— Они просто влюбленные.
— Влюбленные идиоты.
***
Я узнаю о тебе то, чего никто другой не замечает.
The ХХ: Angels