Прозрение
Август 323 года до нашей эры. Вавилон
Дом Эвмена. Артонида
Теперь, когда все встало на свои места, головная боль утихла, и Артонида вдруг перестала волноваться. На протяжении последних недель она сперва недоумевала, потом начала беспокоиться и даже бояться, а сейчас все это ушло. Неопределенность рассеялась, уступив место пониманию произошедшего, а главное - грядущего.
Не стоит думать, что ей полегчало, отнюдь, она могла бы поклясться богам, что те тревоги были ничем по сравнению с пустотой опустившейся на нее мёртвой тоски.
Жара стояла невыносимая, и окна закрывались в дневные часы. Девушка отвлеклась от дум, воздух в комнате показался спертым и душным, и Артонида поспешила распахнуть окно.
Она довольно резко поднялась с кровати, отчего закружилась голова и потемнело в глазах. Артонида помедлила и сначала подошла к столику с кувшином воды. Рука слегка дрожала, снова накатила боль, часть прохладной воды пролилась на одежды. Молодая хозяйка вздохнула и прикрыла глаза. Нужно было отогнать слезы, они не к лицу правнучке великого царя.
Она позвала служанку и распорядилась.
- Принесите мой сундук.
Пока женщины вносили в спальню и устанавливали в углу большой сундук - тот самый, что был частью ее приданного, Артонида неподвижно стояла у окна. Глядя на золотящиеся в лучах полуденного солнца стены домов Вавилона, она старалась ничем не выказать своих чувств.
Город был по-прежнему самым величественным и прекрасным - истинным сокровищем земного владыки. Правда, сейчас жизнь в нем замерла, восточная столица царства была в трауре - не миновало еще и двух месяцев со дня кончины величайшего из смертных - Александра...
Артонида обернулась и, убедившись, что она одна в комнате, отперла сундук. В этом доме у нее не было доверенных лиц, все слуги принадлежали мужу. Потому эту работу ей придется сделать самой.
Девушка складывала одежду и украшения, их было не очень много - ее род был знатным, но уже давно не столь богатым, как в лучшие времена, когда был жив отец и занимал пост сатрапа.
Сундук был собран, Артонида перепроверила - не захватила ли она чего-нибудь подаренное мужем или принадлежащее его дому. Она не испытывала на себе скупости Эвмена, но все же хотелось уйти с достоинством, чтобы он не посчитал ее вороватой персиянкой. Женское лицо исказилось гримасой горькой обиды.
Она села и в который раз развернула записку от сестры.
«Дорогая, не уверена удастся ли нам свидеться в ближайшее время.
Я была бы рада знать, что с тобой все хорошо. К сожалению, близится мой отъезд в Египет, а я так хотела бы обнять тебя на прощание».
Артонида не стала читать концовку короткого послания, она помнила его наизусть.
После смерти Александра его приближенные - военачальники выбрали регента и распределили сатрапии за тем, чтобы осуществлять контроль над огромными владениями македонского царства. Птолемею - мужу ее сестры Артакамы достался Египет и ее отъезд был предрешен.
Разлука была неизбежной, но вполне нормальной в этих обстоятельствах, сестры огорчились узнав об этом, однако, не горевали.
Они - дочери военачальника и сатрапа Артабаза Второго, не единожды сменившего подданство, успевшего за свою жизнь возглавлять сначала Геллеспонтскую сатрапию деда по матери - Артаксеркса Второго, укрываться с семьей при дворе македонского царя Филиппа, впав в опалу Артаксеркса Третьего, а затем, добившись доверия персидского правителя Дария, вернуться в Персию, и наконец, стать сатрапом Бактрии уже служа Александру Великому. Не им бояться перемены места проживания.
Причиной отчаяния Артониды была не старая записка Артакамы, а ее письмо, пришедшее сегодня.
Слезы все же потекли по щекам, она представила состояние сестры, оказавшейся в чужом городе вдали от близких людей. Красивый дом в Александрии был готов к приезду хозяйки - Птолемей позаботился об этом. А потом известил о том, что оставляет ее. Поскольку Артакама ждала ребенка, он пощадил жену и не стал объявлять о разводе публично, более того, в качестве отступного пообещал отдать ей в распоряжение дом и слуг и обеспечить ребенка всем необходимым, когда тот появится на свет.
Артонида сжала кулаки - проклятые македоняне. Она вспомнила судьбу их самой старшей сестры по отцу - прекрасной Барсины, бывшей возлюбленной царя Александра. После пяти лет пусть и внебрачной связи, ее, недавно подарившую ему сына, он отослал в Пергам, а сам женился на бактрийке.
Хорошо, что их отец не дожил до сего дня - его младших дочерей тоже выбросили на помойку, указав истинное отношение македонян к их народу, стоило тому же Александру покинуть этот мир.
Красивое лицо вновь болезненно скривилось, припоминая одно существенное отличие в судьбах сестер, что немного возвышало Барсину и унижало их с Артакамой - Александр был по-настоящему очарован Барсиной ...
А Птолемей и Эвмен? Что чувствовали они в Сузах, год назад беря в жены чужеземок?
***
Слухи о том, что македоняне избавляются от персидских жен, поползли по городу почти сразу же после смерти правителя. Перешептываясь, горожане сообщали друг другу то, что вступив в брак по принуждению Александра, знатные македоняне пренебрегали супругами, и лишь страх и почитание любимого правителя останавливали их от разрыва. Вавилонские базары и улицы полнились приглушенными сплетнями - в первый месяц после смерти того, кого они звали Мегасом, добрая половина тех, что праздновали в Сузах свое бракосочетание, поспешили дать супругам развод.
Две недели назад Артонида подслушала это из разговоров служанок, когда те, возвратившись с рынка, болтали на кухне. Сначала не поверила. Такой позор!
А потом на ум пришли другие мысли.
Первые дни после смерти царя Эвмен не приходил домой. Артонида понимала, что произошло что-то настолько страшное, что поведение мужа ее не удивило. Супруг и до этого мало бывал дома - после замужества она ждала его к ужину, но потом он объяснил ей, что не стоит мучить себя голодом из-за него. Обычно он приходил, когда ее уже смаривал сон.
В день когда он, наконец, появился, Артонида испугалась, увидев похудевшее лицо и уставшие пустые глаза. Эвмен, не переодеваясь, лег в постель и, проспав несколько часов, вновь ушел на службу, не перекинувшись с ней даже парой слов.
Не сказать, чтобы это ей нравилось, но жизнь с богатым и важным человеком обязывала быть хорошей женой, потому она не обижалась, напротив, сочувствовала его утрате. Нельзя сказать, что сама она питала теплые чувства к великому Александру, благоговела, трепетала перед его властью - да, но не любила, а скорее побаивалась.
Городские пересуды заставили ее внимательнее отнестись к переменам в отношениях с Эвменом, с каждым днем змеи недоверия жалили все больнее - он действительно отдалился, хотя и раньше не особенно проявлял к ней нежных чувств.
Эвмен приучил ее к себе - взрослому, вежливому, но сдержанному в эмоциях, рассудительному человеку, и она уважала и искренне почитала его. Ни в греческих, ни в персидских семьях не было принято осуждать мужа или перечить ему, и она вовсе не была исключением.
Артонида вспомнила, как давно он уже не притрагивался к ней. В эти короткие летние ночи Эвмен приходил домой, чтобы выспаться и уходил лишь только небо начинало светлеть.
Сегодняшний день снял все покровы. Всё - правда. Она не нужна ему. Как Артакама не нужна Птолемею, как когда-то Барсина, наскучившая Александру.
В момент осознания Артонида поклялась памятью прадеда, что не заплачет.
***
Эвмен
Никогда раньше, даже перед битвами македонского войска с превосходящими по силе противниками, Эвмен не испытывал столь явного предчувствия неизбежно приближающейся опасности.
Он, справедливо добившийся признания двух величайших правителей - Филиппа Второго и Александра, понимал насколько тонка нить судьбы государства, что держит в руках Лахесис*.
Это не было ощущением скорого краха, отнюдь. Скорее, чутье и острый ум, признаваемые даже недоброжелателями, подсказывали ему вероятный ход событий и печальную участь царства в отдаленном будущем.
Первые дни после смерти великого правителя он, как и многие другие был потрясен, осознав, что тот, чьим светом зажигались их сердца; кто провел их через безжизненные пустыни и неприступные горы на другой край мира; чья жизнь была ярче деяний бессмертных богов и героев, внезапно умер в расцвете лет.
Никто не был готов к подобному, искренняя скорбь по тому, кто казалось бы, должен жить вечно, объединила их: братьев по оружию на ратном поле и одновременных соперников у трона великого аргеада.
В искреннем горе прошли первые дни, тело Александра забальзамировали, и впервые прозвучал вопрос о наследовании престола.
***
Вечер в доме Эвмена
Сегодня вечером она не станет ждать мужа, как не будет лично готовить ему ужин и собственноручно прислуживать во время омовения, подливая теплую воду в купальню. Возможно, уже завтра он покинет ее и женится наконец, на македонянке или гречанке, так к чему ей стараться? Она гордо вскинула голову, вспоминая, в что в ее венах течет кровь великого ахеменида*.
Возможно, он рассердится. Пусть. Быть может, даже побьет ее, если захочет, но она не позволит себе унижаться в бесполезных попытках угодить.
Уже стемнело, когда она услышала голос вернувшегося супруга. Служанка ответила ему, что госпожа у себя. Артонида, превозмогая страх, погасила свет. Боязнь темноты была с детства - однажды ночью их разбудили и перепугали женские крики, оказалось, что в дом заползла змея и укусила кормилицу. Несчастная умерла. Братья и сестры вскоре позабыли об этом случае, и только она не могла с тех пор заснуть без света.
Эвмен поначалу удивлялся этой странности, а потом привык, гася огонь, когда она засыпала.
Но сегодня ей было невмоготу смотреть в его глаза. Поразительно, ведь год назад она не допускала мысли, что сильно привяжется к мужу, а оказалось, что привязалась настолько, что боялась не совладать с эмоциями встретившись с ним.
Затушив пламя, девушка тут же пожалела о своем поступке, она быстро нырнула под простыню, и зажмурилась, стараясь не думать о змеях.
Как же жутко оказаться одной в кромешной тьме! Ни о каком сне не было и речи, злясь на Эвмена весь день и не желая глядеть на него, сейчас она, мучимая нелепым, но непобедимым страхом, ждала его как избавителя.
Наконец дверь спальни открылась, Артонида едва удержалась от облегченного вздоха. Эвмен вошел и остановился, затем развернулся и прикрыл за собой дверь.
Сердце ухнуло вниз, Артонида помертвела. Его уход был неприятен настолько, что она позабыла о пугающей темноте. Очередное унижение - её щеки запылали.
В коридоре вновь послышались шаги, дверь распахнулась и она вскрикнула - неожиданный свет ослепил привыкшие к темноте глаза.
- Не бойся, твоя лампа погасла пока ты спала, - спокойно, как всегда ответил Эвмен, ставя на стол второй ночник.
Он сел на кровать и, заметив ее слезящиеся глаза и яркий румянец, спросил:
- Ты заболела?
Она покачала головой и закрыла глаза.
Артонида почувствовала, что он лег рядом и почти сразу уснул. Странно, что ее проницательный и все примечающий муж не обратил внимание на огромный сундук, появившийся в их спальне.
Девушка не сомкнула глаз до тех пор, пока все масло в ночнике не выгорело. За окном уже светало. За эту ночь она передумала многое и теперь знала куда отправится, получив развод.
***
Эвмен
С юных лет Эвмен привык работать с утра до ночи, он знал обо всем, что было хоть мало-мальски значимо для государства. Годы службы секретарем Филиппа, а затем Александра приучили его к ежедневному приему бесконечных донесений, ведению его переписки и дел. Став при Александре начальником царской канцелярии его обязанности расширились, теперь после изучения документов: о состоянии казны, сборах налогов, о событиях, происходящих в обществе, требовалось передавать правителю лишь то необходимое, что тот должен решить лично, а остальным он распоряжался сам по своему усмотрению.
Было ли это сложным? Да.
Была ли его должность нужной и уважаемой? Да.
Признавались ли его таланты приближенными Александра? Вне сомнений.
Был ли уважаем он сам?
Губы Эвмен тронула ироничная улыбка. Нет.
Это было правдой и на то были свои причины.
Во-первых, и это был его главный неизлечимый «порок» - он не был македонянином. Рожденный греком, он не воспринимался окружением Александра равным. В юности ему повезло впечатлить Филиппа Второго своими организаторскими способностями, образованностью и умом, но для прочих он оставался «всего лишь греком».
Во-вторых, при Александре Великом военная служба и ратные подвиги считались самыми почетными, потому несмотря на более чем впечатляющую карьеру Эвмена при македонском дворе, стоя среди ближайших людей к царю, он ловил косые взгляды и пренебрежение - «он даже не военный».
Это было правдой, Эвмен не был полководцем, хотя иногда ему поручали небольшие военные задания. Также, сопровождая Александра на военных советах, он узнавал множество тактических приемов и военных хитростей. Бывало, присутствуя на таких собраниях, он интереса ради в уме решал военные задачи. При этом остальные весьма сильно удивились бы, будь у них возможность прочитать его мысли.
Порой его забавляло, когда к «его невысказанным выводам», в конце концов, приходили охрипшие в спорах прославленные военачальники - Парменион, Клит или Кратер.
Он чувствовал неприятие себя как ровню со стороны приближенных к царю, но не сильно расстраивался ни тогда, когда его звезда начала восходить при Филиппе Втором и повлекла за собой недовольство завистников и недоумение знатных македонян; ни когда его всячески пытался низложить фанатично преданный Александру Гефестион, недовольный близостью архиграмматевса к правителю. Он, подозревая Эвмена в мыслимых и немыслимых грехах, строил против него козни и даже опускался до оскорблений.
Его защитой была поддержка со стороны могущественных людей: Филипп и Александр доверяли ему, даже царица Олимпиада благоволила ему, и пока аргеады были в силе, Эвмен не тревожился, всецело отдавая силы верной службе.
Теперь все обстояло иначе.
Когда острая боль утраты пошла на убыль и растерянная свита стала приходить в себя, Эвмен четко осознал насколько хрупок мир, столь быстро завоеванный и столь же внезапно оставленный их царем. Выступая на собраниях он, как никогда доселе тщательно подбирал слова - неосторожное высказывание, неверно истолкованный кем-то из приближенных к царю взгляд, мог повлечь роковые последствия, но и отсиживаться в стороне было нельзя - Эвмен читал их всех - он видел помыслы вчерашних товарищей Александра, словно те были написаны на их лицах.
Сейчас никто не решался выдвинуться вперед открыто - все спорили лишь о наследнике - после Александра в династии аргеадов остался его брат слабоумный Арридей, незаконнорожденный сын от наложницы Барсины - Геракл, и еще не рожденный ребенок царицы Роксаны.
Возможно, приближенные Александра сами не сознавали того, что Эвмену было ясно как день: пройдет несколько месяцев и амбициозные полководцы начнут соперничать и бороться за власть между собой и тогда царство придет в упадок. Он еще не понимал как, но чувствовал, что должен постараться предотвратить это и сберечь мечту Александра о едином государстве, в котором сумеют ужиться Восток и Запад.
Грустным был тот факт, что если он окажется прав, то македонские военачальники начнут разваливать владения македонского же царя, тогда как он - грек и совсем не полководец будет бороться за сохранение целостности наследия Александра Великого.
Примечания
*Великий ахеменид - имеется в виду прадед Артониды Артаксеркс Второй, дед ее отца Артабаза по материнской линии.
*Лахесис - одна из мойр, средняя из трех сестер богинь судьбы.