Глава 1: Побег
Начало марта 1223 года.
Давным-давно, во времена раздробленности русских земель, жил-был на свете юноша. Отроду ему было семнадцать лет, а звали его Григорием. Дом юноши находился на правом берегу реки Волхов, в Антониевом монастыре, куда он попал ещё в детстве. Родители Григория, которых парень совсем не помнил, отдали туда мальчишку в три года. Ребёнка взял к себе иегумен монастыря Савватий - добрый, седобородый старик, мудрый и немногословный, как и все монахи.
В монастыре мальчик рос не по дням, а по часам, не капризничал, молился, ничего не просил и без особого труда учился грамоте.
«Голова, голова, Григорий!» - восхищались монахи иноком и его способностями к обучению. Григорий легко учился грамоте, запоминал почти всё, что ему говорили, знал наизусть закон божий и легко мог цитировать Евангелие. Однако все без исключения монахи монастыря отмечали, что сила, дарованная мальчику Богом, вся ушла в голову, и на руки и ноги ничего не осталось. Григорий и правда рос щуплым, сутулым, но в то же время высоким и широкоплечим мальчиком. Никто не мог понять, что он такое. Ведь несмотря на худобу и умный не по годам взгляд, в лице его были совсем мужицкие черты вроде большого лба, массивной, выпирающей вперёд челюсти, пухлых губ... В глазах его невинность и сомнение смешивались с желанием всё узнать, победить собственные пороки и грехи и отдаться во служение одному только Богу.
Приближаться к Господу Григорию помогал отец Савватий, который часто беседовал с юношей не как с учеником, а как с собственным сыном. Савватий любил Григория, гордился им, воспитывал мальчика, как мог... Часто они прогуливались вдоль реки Волхов и говорили о Боге. А Григорий смотрел вдаль, на тонкую, как ниточка, линию горизонта, где лежал большой, неведомый мир, полный загадок, тайн и чудес, в котором Григорию никогда не суждено было побывать.
В этот раз они шли по той же дороге и вели всё те же разговоры. Началась весна. В этом году она пришла раньше обычного. Уже в феврале снег растаял, лёд с реки сошёл, с юга вернулись птицы, а по земле потекли ручейки... К началу марта весна уже шла полным ходом, и новый день был теплее предыдущего.
Григорий и Савватий шли, наслаждаясь наступившей весной. Савватий спрашивал инока о насущных делах, а Григорий отвечал коротко, сухо. Он смотрел на горизонт и мечтал, а разговор совсем не интересовал юношу.
- Я знаю, почему ты всё время смотришь вдаль, - говорил, качая головой, игумен Савватий, - ты ещё очень молод и не понимаешь, чем хороша жизнь в уединении, как у нас. Но мы посвящаем её познанию Бога. Мы находимся вдали от мирской суеты и ближе к Господу, чем кто бы то ни был. Это величайшее счастье, Григорий... Обрести веру... Верой можно двигать горы. Я же тебе рассказывал историю о том, как был построен наш монастырь? Антоний Римлянин стоял на скале и молился Господу, но тут скала оторвалась от берега и приплыла сюда, к Новгороду. Здесь Антоний основал наш монастырь. В этом была воля Бога, Григорий. И мы здесь тоже выполняем его волю.
- Я знаю, отец Савватий, - кивнул Григорий, слышавший эту историю не в первый раз. - Мы служим Ему, но... В последнее время мне кажется, что я никогда не смогу полностью полностью понять волю Божью.
- В чём же причина?
- В том, что я не могу полюбить всех людей на свете, - объяснил Григорий. - А ведь для того, чтобы по-настоящему полюбить Бога, надо полюбить всех.
- Что же мешает твоей любви, сын мой? - спросил Савватий.
- Я не знаю... - замешкался Григорий. - Нет людей, которых я бы любил как-то особенно. У одних есть родители, у других - жена или дети, а у меня... Есть вы, отец, но к вам у меня любовь, как к учителю.
- Особой любовью мы должны любить только Бога, - сказал Савватий. - Поэтому мы и поселились в монастыре. Чтобы устранить любые соблазны и думать только о нашем Небесном Отце и сотворённом им мире. Или ты хотел бы другой судьбы?
- Нет, - ответил Григорий, - я не представляю себе жизни вне монастыря. Моя жизнь должна пройти в уединении и в молитвах. Это верный путь. Но и здесь, в монастыре, можно заниматься чем-то особенным.
- Чем же?
- Я думал о том, чтобы в будущем стать летописцем.
- Как Нестор?
- Если бы... - усмехнулся Григорий. - До Нестора мне никогда не дорасти, но попытаться освоить это дело всё-таки можно.
- Не сотвори себе кумира из Нестора, Григорий. И до него можно дорасти. Нужно только учиться, молить Бога о помощи, и Он её даст.
- Возможно, - улыбнулся Григорий. - Но ведь все просят у Него помощи. Многие нуждаются в ней больше, чем я. А Он помогает не всем людям, а только некоторым. Вот я и думаю... Имею ли я право просить у Него что-либо? Ведь я не страдаю, у меня есть хлеб и вода, крыша над головой, дом... Может, с моей стороны наглость - молиться ему?
- Нет, Григорий, - покачал головой Савватий. - Все мы должны молиться Богу и просить его помочь нам. Он помогает всем. Без его помощи мы бы не смогли сдерживать зло, сидящее внутри нас. Дьявол бы соблазнил нас и утащил во тьму. Бог же - это свет. Он есть в каждом из нас. Этот свет помогает нам не заблудиться даже в самой тёмной чаще. Стоит лишь отыскать его в себе, и ты никогда не заблудишься... Он выведет тебя, поможет найти верный путь.
- Да, я знаю, отец Савватий, - кивнул Григория. - Знаю.
- Вот и хорошо, мой мальчик. В молитвах - вся наша жизнь. И умрём мы тоже в молитвах. Когда я умру, за меня помолишься ты. Ты возьмёшь мой золотой крестик и продолжишь моё дело.
- Какое дело? - спросил Григорий. - Я должен буду смотреть за монастырём?
- Нет... Монастырь - это лишь часть того, что мы делаем. Мы, Григорий, даём людям надежду, свет. Вот наша цель.
По-доброму улыбнувшись и похлопав Григория по плечу, отец Савватий удалился, и юноша остался у реки один-одинешенек. Дело уже шло к вечеру. Повсюду было тихо, слышалось лишь едва заметное журчание речки, которое успокаивало душу Григория и дарило ему близость с Богом. Его присутствие Григорий чувствовал во всём - в каждой зеленой травинке, похожей на солнечный лучик, в каждом одуванчике, в каждом пригорке, в каждом дереве. Он видел перед собой широкие русские просторы, зелёные моря, стройные ряды деревьев, похожие на большие княжеские войска, готовые к сражению. Будто сейчас этот рай на земле, это царство жизни и света, будет разрушено, превратится в поле сражения, и небо окрасится в красный цвет... Но нет - ничего не произойдёт. Он так и проживёт свою жизнь здесь, в покое и уединении. И Слава Богу.
«Бог хранит нас, и нашу землю, думал Григорий, иначе она бы не была столь чудесной».
Григорий смотрел на реку, уходящую вдаль. Спокойную, худую, длинную реку, похожую на волшебную скатерть. Вдоль реки шла тонкая пыльная дорога, до боли знакомая... Она всегда была предметом мечтаний Григория. Тёмными монастырскими ночами, особенно в детстве, он спал и видел, как по этой дороге проходили великие старцы, святые, войны, ангелы и даже демоны... Он уже было готовился взять в руки меч и идти сражаться со ними, но просыпался и понимал, что никакого меча у него никогда не было и быть не могло, никого сразить он никогда не сможет, да и по этой забытой всеми дороге ходили вовсе не великие войны, а только лишь монахи и старики со старухами. Именно такая старуха и сейчас шла по дороге.
Горбатая, скрученная, худая, она медленно ковыляла, опираясь на хрупкую палку, но вот палка треснула, и старуха упала на землю. Не став ждать, когда бабушка поднимется, Григорий побежал, чтобы помочь ей. Он приближался, а старуха всё не вставала. Казалось, она не двигается. Григорий было подумал, что она умерла, но когда приблизился, то увидел, что она ещё дышит. Старуха была при смерти, однако она всё ещё двигалась, пытаясь найти что-то в карманах.
Она была белой, иссушенной. Всё её лицо покрывали морщины. Однако одета она была странно. На старухе была настоящая кольчуга, а под ней - самый настоящий меч.
- Подойди ближе, - обратилась старуха к Григорию, который от страха остолбенел и стоял, глупо смотря на неё. - Мне нужно что-то тебе сказать...
Григорий мигом опомнился, подбежал к бабушке и дал ей воды, которая всегда была у него с собой.
- Хватит, - сказала старуха, отпив совсем немного. - Это Антониев монастырь?
- Антониев, да, - кивнул Григорий.
- У вас тут есть Григорий, сирота? - спросила она. - Мне он нужен, и скорее.
- Я Григорий... - пробурчал инок. - Откуда вы меня знаете? Кто вы?
- Моё имя - Марья Моревна, я богатырша, воительница... - кряхтела она. - Впрочем, это неважно.
- Кто? - ошеломлённо воскликнул Григорий. - Богатырша?
- У меня мало времени, так что слушай внимательно, - оборвала она Григория. - Ты должен слушать то, что я скажу. Ты должен помочь мне... Надвигается тьма, великая тьма, ужасная... Я не смогу её предупредить, но ты можешь. Для этого нужен меч... Мы раньше не верили в то, что он существует, никто не верил, но теперь я точно знаю, что меч есть, и с его помощью мы сможем остановить тьму...
- Какую тьму? - замешкался Григорий. - Какой ещё меч? Вы что-то путаете... Не ко мне с таким надо обращаться.
- Его имя - Тюрфинг. Меч из древних заморских саг, принадлежавший когда-то древнему конунгу Гардарики Сигрлами...
- Гардарики? - не понял Григорий.
- Гардарика - их название Руси... Страна городов, по-ихнему... Тюрфинг - самый острый из мечей. Его удар нельзя залечить. Если человека пронзили этим мечом, он почти всегда умирает. Стойкие могут остаться жить, но не более чем на пять лет, и эти пять лет будут мучительны... Человек, раненный мечом, уже никогда не сможет драться. Меч нельзя вложить в ножны, не обагрив кровью. Он никогда не сломается, он пробьёт любую кольчугу. Сила надвигающейся тьмы с Востока огромна, и только этот меч может её отразить... Две девы, дочери великой прорицательницы Макоши Доля и Недоля предрекли: полягут наши войны, проиграют русские битву, тела воинов будут лежать у реки, но меч из чужих земель, воткнутый в землю, обратит войска тьмы вспять. Все эти годы мы думали, что меч давно пропал, что он безвозвратно утерян... И вот мы узнали, что он вернулся в Гардарику и находится на дне озера Светлояр, что у града Китежа. Иван Царевич, мой муж, пытался поднять этот меч, но не смог... Нужна сила неописуемая, великая, чтобы достать меч, и такой когда-то, в древние времена, обладал лишь один богатырь.
- И какой же?
- Святогор, - пояснила Марья Моревна. - Богатырь-великан, воплощение первобытной силы... Его не могла носить даже сама Мать Сыра Земля.
- Подожди, я слышал о Святогоре... Но он давно умер. Про это писано в древних былинах... Всё, что вы говорите, - какая-то ересь. Этого не может быть. У вас помешательство. Позвольте отнести вас в монастырь, там вы успокоитесь, придёте в себя...
- Нет! Слушай! - выкашляла она и продолжила говорить, достав из кармана большой жёлтый камень, внутри которого будто бы что-то светилось. - Это алатырь-камень. Волшебный камень, всем камням отец, с острова Буян. Он обладает невиданной силой. Он может исцелять, давать силу Матери Сырой Земли и отнимать её. Этот камень - женской природы. Он принимает силу и энергию только от самой великой богатырши, только от одной, которая заслужила это право. С помощью камня богатырша может передать свою силу другому богатырю или даже вложить свою жизнь в камень, а затем передать её другому, воскресить человека... Я вложила оставшуюся во мне жизнь в камень... Оставила лишь чуток, чтобы добраться досюда. Но и этого оказалось мало. Мне осталось несколько мгновений. Прошу тебя, отыщи могилу Святогора, приложи камень к его костям, и он оживёт. Нужно, чтобы Святогор достал меч Тюрфинг и с его помощью прогнал армию зла. Только не передавай никому камень. Он таит в себе много соблазна и силы. Многие хотят вернуть близких... Камень может не только воскрешать мёртвых, он способен давать огромную силу и власть... Это очень опасное оружие.
- Нет... - попотал головой Григорий. - Вы рассказываете какие-то небылицы... Душа не может вернуться к мёртвому! Она пребывает в аду или в раю. Нельзя вернуть душу на землю!
- Тут ты прав, душа не вернется к Святогору, прошло слишком много времени... Это будет пустой человек, без памяти и души. Гигант, которого нужно будет обуздать. Для этого ты должен найти трёх сильнейших богатырей, которые остались на русской земле, - Добрыню, Алёшу и Илью. Только тебе надо сделать это как можно быстрее, потому что скоро птица Гагана и змея Гарафена, охраняющие камень и желающие забрать его обратно, найдут тебя. Только стерегись людей в лесу, а если найдёшь там девушку твоих лет, то...
- Что?
- Не связывайся с ней... - закончила она и, закрыв глаза, обмякла.
- Эй, подождите, Марья! Почему я не должен с ней связываться? Кто это вообще? Где мне найти этих богатырей? Каких богатырей? Да разве они существуют? Эй...
Но старуха уже умерла. Бесполезно было пытаться о чём-либо её расспрашивать. Надо было вернуться в монастырь и рассказать обо всём Савватию, потом похоронить бабку, а потом... Что потом?
«Нет, всё это не может быть правдой, - заключил Григорий. - Это всё языческая ересь, я верю только в православного Бога, и больше ни во что верить не имею права. Старуха, скорее всего, просто помешанная. Все богатыри, о которых она говорила, должны были давным-давно умереть. Судя о былинам, они жили ещё во времена князя Владимира. Сколько лет прошло с тех пор? Двести? Столько люди не живут, нет... Но вот слова про угрозу с Востока более интересны. Может быть, сюда идёт вражеская армия, а старуха увидела её и испугалась до помешательства? Возможно... А может, и это помешанная старуха придумала...»
«Срочно к Савватию!» - решил Григорий и, взяв мёртвую старуху на руки, пошёл к монастырю.
- Куда ты делся? - спросил Савватий, увидев Григория. - Мы уже готовимся к вечерней молитве.
- Прости меня, я отлучался из монастыря, - сказал Григорий.
- Что? Без моего разрешения? Ты же знаешь, что это запрещено для всех, тем более для тебя.
- Знаю, - кивнул Григорий. - Простите. Но там, на дороге, умирала старуха. Я попытался ей помочь, но...
- Она мертва? - спросил Савватий.
- Да, отец. Мертва.
- Где она?
- Я оставил её на улице, уложил на скамейку, - сказал Григорий. - Надо бы похоронить её...
- Разумеется, Григорий. Как звали эту женщину?
- Она назвала себя Марья Моревна.
- Знакомое имя, - промолвил Савватий. - Где-то я его слышал, только где...
- Она какая-то помешанная, - быстро говорил Григорий. - Рассказала мне о богатырях, о мече, который я вроде как должен найти, и дала камень, который, по её словам, воскрешает мёртвых людей. Ерунда какая-то...
Григорий достал из кармана камень и протянул его Савватию.
- Она сказала, что этот камень называется алатырь, - с непонимающей улыбкой на лице объяснял Григорий. - Вроде как он волшебный, сказочный. Сказала, что с его помощью я должен воскресить мёртвого богатыря Святогора, чтобы он поднял со дна озера Светлояр меч Тюрфинг из заморских саг и с его помощью прогнал врага. Я знаю, это звучит как старческий бред, но она поведала мне о какой-то угрозе с Востока. Может быть, в её словах есть доля правды, и угроза действительно существует.
- Вряд ли, Григорий, - усмехнулся Савватий. - Всё это больше похоже на помешательство. Этим страдают многие старики. Даже здесь, в нашем монастыре, несколько человек в старости сходили с ума. Я здесь много лет, и немало повидал. Одному мерещилось, что деревья ходят по ночам, другой под старость лет начал думать, что все мы черти, а он уже в Аду. Всё это - видения бесовской природы, Григорий. Бесы затемняют нам разум, чтобы мы не видели Бога. У этой старухи тоже затемнённый болезнями разум. Не стоит верить её словам.
- Но она пришла в кольчуге и с мечом... Может быть, в её словах есть доля правды.
- Сомневаюсь, - сказал Григорий. - Если бы это было так, она бы не пошла сообщать об этом монахам. Мы не воины и врагов не прогоняем... Поэтому если какая-то угроза с Востока действительно существует, то о ней наверняка уже знают. Это не наша забота, Григорий. Мы - не воины и не гонцы, а скромные монахи, которых заботит душа, Бог, но никак не мирские дела. Нас не должно это касаться.
- Но вдруг никто ничего не знает! Вдруг эта новость важна. Ведь ничего не произойдёт, если я прогуляюсь до Новгорода и расскажу князю об угрозе. Они все проверят, а я вернусь в монастырь. Если я выйду завтра утром, то к вечеру уже ворочусь обратно!
- Нет, Григорий, это не наше дело, - оборвал инока Савватий. - Мы не должны отлучаться из монастыря. Представь, что было бы, если все решили уйти отсюда даже на один день? Это место бы зачахло, умерло. Но мы не уходим. Мы решили посвятить жизнь Богу, монастырю, это наша судьба. Я понимаю, что ты ещё очень молод, что в тебе есть жажда приключений, но твоя судьба в другом - в служении Богу. Это твой долг.
- Почему именно это моя судьба? Ведь я не сам ушёл в монастырь! Меня сюда отдали родители, которым я не был нужен.
- Это была воля Господа, Григорий. Ты должен был служить Богу с самого детства, так и случилось.
- Я и служу, но... Ты ведь отпускаешь других иноков в город. Почему ты ни разу не отпускал меня? Я один здесь сижу взаперти, как в тюрьме. За четырнадцать лет я вижу только горизонт, реку, иконы и стены монастыря.
- Ты каждый день видишь Бога. Этого вполне достаточно.
- Нет, не вижу! Нельзя увидеть Бога, не увидев мир, который Он создал. Ты от меня закрыл его, а значит и закрыл Бога.
- Я открыл его тебе, я...
- Что ты мне открыл?! - воскликнул Григорий. - Ты лишь загубил мне детство постоянными молитвами и службами.
- А ну извинись, мальчишка! - вспылил Савватий. - А иначе...
- Что, выпорешь меня? Давай, я уже не маленький мальчик и не боюсь тебя. Из-за тебя могут погибнуть русские войны. Ты - губитель! Тебе всё равно, если люди умрут.
- Побойся Бога! На кого ты кричишь? На отца, Григорий. Вспомни книгу «Исхода»! Ибо Бог заповедал: «почитай отца и мать»; и: «злословящий отца и мать смертью да умрет!».
- Ты мне не отец! - бросил Григорий. - Нет у меня ни отца, ни матери!
- Я воспитывал тебя с самого раннего детства, Григорий, и по праву могу считаться твоим отцом. А теперь иди в свою келью и чтобы до утра я тебя не видел. Сегодня ты пропускаешь вечернюю молитву и ужин в качества наказания.
- Хорошо, а старуха?
- Мы похороним её через три дня. А теперь иди в свою келью.
Григорий повиновался и пошёл к себе в келью. На улице темнело. Жёлтый блин солнца бледнел, медленно скользил по небу и скатывался вниз, в холодный, мокрый подвал ночи, страшной и загадочной, как древние сказания и легенды о чудищах, проживающих в лесах и под водой.
Он вошёл в свою маленькую, тесную келью. Здесь стояла одна небольшая кровать, на стене висел потёртый позолоченный крест, а в углу стояли иконы, на которые Григорий смотрел каждый день вот уже четырнадцать лет. У окна стоял небольшой стол со свечей. На столе была библия, которую Григорий постоянно читал, и переписанное кем-то Житие Бориса и Глеба, которое когда-то подарил Савватий Григорию на день рождения.
Григорию было стыдно, что он нагрубил своему духовному отцу. Он понимал, что сказал много лишнего, что не должен был обвинять старика и называть его губителем. «Однако, думал Григорий, я должен предупредить князя. Предупредить его и вернуться обратно, в монастырь. Савватий прав, моя судьба быть монахом, Бог избрал меня для этого, но ведь Бог не хочет, чтобы люди умирали... Нет, он хочет, чтобы все жили... А монахи...Они должны помогать людям, если надо. Они не могут просто молиться Богу. Сам Савватий всегда говорил, что вера - это поступки. Но даже если старуха всё выдумала, я хотя бы увижу город, который всё это время был прямо у меня под носом. Ведь я столько лет хотел сбежать хотя бы на одну ночь, чтобы увидеть стены великого Новгорода, чтобы посмотреть на людей, которые там живут, чтобы увидеть его храмы... Да, я сбегу! Сегодня же ночью сбегу, а завтра вечером вернусь обратно! Пусть Савватий и выпорет меня за это, неважно. Зато я сделаю то, что я должен, и то, чего я так хочу!
Григорий лёг на кровать и закрыл глаза. Надо было дождаться ночи. Во сне он увидел старуху Марью Моревну, идущую по жуткому тёмному лесу. За ней гнались птица Гагана и змея Гарафена, а старуха из последних сил бежала и отбивалась от стай страшных, огромных и зубастых волков. Кругом оживали деревья, неведомые существа выглядывали из-за кустов, но самая сильная богатырша побеждала всех, и в итоге вырвалась из тёмного леса на свет настолько яркий, что он ослепил Григория и вынудил его проснуться.
На улице уже была глубокая ночь. Все уже спали, и Григорий решил бежать. Он встал с кровати, взял свой мешочек, сложил туда немного хлеба и воды, а также забрал бересту, которой у него было вдоволь, и стержень, чтобы нацарапать заметки о новгородском князе Ярославе Всеволодовиче - одном из буйных сыновей знаменитого Всеволода Большое Гнездо. Ярослав успел побыть наместником в Рязанском княжестве, князем в Переславле-Залесском и поучаствовать в нескончаемых междоусобных распрях. Григорий много слышал о Липецкой битве, о жестокости которой ходили легенды. В той битве Ярослав Всеволодович сражался против Новгорода, на стороне Владимиро-Суздальского и Муромского княжеств. Тогда Новгород победил, но разве это можно было назвать победой? Борьба князей друг с другом, когда брат убивал брата, не сулила ничего хорошего. Проливалась кровь, гибли люди, а Русь была полем боя, раздираемым амбициями и жаждой власти.
Русские люди тем временем хотели установления единой власти над всей Русью. Все ждали, когда начнётся жизнь без усобиц и войн. Часто ходили толки о том, что скоро должен появиться великий князь, который объединит все княжества и снова установит мир и благодать на русской земле, как во времена Владимира Мономаха. Но князь не появлялся. Были, конечно, и Андрей Боголюбский, взявший в 1169 году Киев и разграбивший его великие храмы, и всё тот же Всеволод Большое гнездо... Они возвысили Владимиро-суздальское княжество и сделали его сильнейшим на Руси. Но пусть это княжество и стало главным на русской земле, она всё равно не стала единой, а между сыновьями Всеволода Большое гнездо началась новая вражда, которая и вылилась в ту самую Липецкую битву.
Неспокойно было в последнее время на русской земле, но, думал Григорий покидая монастырь, всё может быть ещё хуже. Может прийти враг, и если князья не объединятся и не ударят по нему, то он вторгнется на Русь, будет разорять княжества, грабить города, убивать людей. И сейчас Григорий мог всё это остановить. С него могло начаться спасение русской земли. А если всё это неправда, а лишь выдумки сумасшедшей старухи, то Григорий ничего не потеряет - сегодня уйдёт, а завтра вернётся.
Григорий тихо пробрался по тёмных коридорам, освещаемым лишь редкими, тусклыми свечами, открыл двери, калитку и ступил на дорогу, на которую нельзя было ступать без разрешения отца Савватия.
«Ох, и попадёт мне за эту отлучку из монастыря от Савватия. Но ладно, разве это короткое приключение того не стоит? Я ведь только туда и обратно, и всё».
Прежде чем сделать первый шаг навстречу этому с нежданному путешествию, Григорий бросил взгляд на чёрные купола Собора Рождества Богородицы, главного храма Антониева монастыря, улыбнулся им, таким простым и величественным одновременно, и быстро зашагал к виднеющимся вдалеке башням города Новгорода.
Долго ли, коротко ли шёл Григорий, но на рассвете он уже добрался до великого города и издалека глядел на Новгородский детинец. Там обычно собиралось народное вече, взявшее власть в Новгородской республике после изгнания князя Всеволода Мстиславовича, который лишился престола из-за того, что трусливо сбежал с поля боя в ходе очередной междоусобной битвы у Жданой горы.
Новгородский детинец был окружён большой и красивой деревянной стеной, за которой находил великий Софийский собор с ровными белыми стенами и блестящими на солнце серебряными и золотыми куполами, что были в два раза больше, чем в Антониевом монастыре. За стеной был и епископский двор, и Церковь Бориса и Глеба, заложенная легендарным купцом Садко Сатинычем, о котором сложились целые былины, где он спускался на дно синего моря, знакомился с Морским царём и женился на его дочери - девице Чернавушке. Церковь Бориса и Глеба располагалась на самом конце Пискупли улицы - главной из улиц Новгородского детинца, что пересекала его и выходила к Великому мосту через реку Волхов. С другой стороны детинца улица проходила через Спасскую башню в Людин конец.
Пока Григорий оглядывал могучие стены и башни детинца, лежащие прямо за мостом через Волхов, люди толпами ходили туда-сюда, торговались и дрались. Это была Торговая сторона Новгорода, пахнувшая медом и рыбой. Здесь стояли дворы иноземных купцов, церкви, вечевая площадь, торг и Ярославово дворище, где, как думал Григорий, должен был жить князь. Инок сомневался, что сам новгородский князь может жить в таком месте, на Торговой стороне, и он спросил одного из здешних толстых, бородатых и потных купцов, действительно ли князь Ярослав Всеволодович живёт на Ярославовом дворище, а не в детинце. Купец усмехнулся и, бросив презрительный взгляд на Григория, промолвил:
- Нет, князья здесь давно не живут, со времён князя Ярослава Мудрого. Ни на Ярославовом дворище, ни в детинце. Они нынче на Рюриковом городище проживают. Только ты, поп, на князя-то не надейся, он у нас, в Новгороде, ничего не решает. У нас тут вече, не то что у других...
- Я знаю, спасибо, - улыбнулся Григорий. - А где это Рюриково городище находится?
- За две версты отсюда, на истоке реки, - уведомил Григория купец. - Только ты не спеши туда, поп, тебе прямиком в детинец надо, если сегодня хочешь князя увидеть. Он сейчас там, приехал встречаться с вече. Я и сам туда скоро поспешу, как зазвонит Вечевой колокол. Вон он стоит, гляди, перед Никольским собором.
- Спасибо тебе, - сказал Григорий и, быстро оглядев большой, чёрный, но не слишком красивый вечевой колокол, поспешил к мосту.
- Спасибо в карман не положишь! - бросил в спину Григория купец, но юноша не услышал его и поспешил вперед, к стенам детинца.
Григорий шёл по деревянной мостовой и смотрел на реку Волхов, через которую всегда так хотел перебраться. Там, за рекой, всю жизнь думал он, есть другой мир, там живут войны и святые мученики, там гибнут страны, создаются легенды и свершаются битвы, о которых затем пишут летописцы.
Приблизившись к Волхову, он понял, насколько эта река красива и велика. Туда-сюда по ней ходили корабли и лодки, гружённые товарами. Множество судов стояли на пристани. Река жила, питала город-колыбель Руси. Это был совсем не тот Волхов, какой видел Григорий каждый день монастырской жизни. Тот Волхов был тихой и спокойной рекой, а этот Волхов был частью великого города, по которому иноземцы привозили в Новгород дорогие ткани и пряности, цветные металлы и соль.
Григорий вступил на мост и стал протискиваться к детинцу. В этот момент из-за его спины раздался звон Вечевого колокола. Звон этот был глубок и громок. Казалось, что ни один колокол мира, не может петь столь речисто и бойко, как пел Вечевой колокол.
«Дзынь-дзынь-дзынь», - гремел на весь город колокол, собирая новгородское вече на встречу с князем. Бояре и другие свободные люди стали входить на мост. Все шли к Софийскому собору, у которого собиралось вече.
Григорий, прошедший уже половину Великого моста, ощущал себя вовсе не посреди реки, а на Торговой площади. Он и не понимал, как один мост, пусть и такой большой, может вместить столько народу.
Стены детинца всё приближались, и теперь Григорий мог внимательно рассмотреть их. И он глядел, широко раскрыв рот, на всё древнее, яркое великолепие, раскинувшееся перед ним, и до сих не мог осознать, что он, наконец, достиг Великого города Новгорода, который всегда был у него прямо под носом. Стоило только покинуть монастырь и отправиться сюда, чтобы посмотреть на место, с которого начиналась русская земля.
Савватий несколько раз ходил в город по делам монастыря, однако никого, а тем более Григория, старик с собой не брал. Мальчик просился, умолял иегумена взять его с собой, но тот был непреклонен.
- Нет, - молвил Савватий. - Ты никогда не должен покидать монастырь. Это - твой единственный дом, и Бог не желает, чтобы ты оставался здесь. Мир полон опасностей, суеты и соблазнов, которые могут погрузить твою душу во тьму. Сейчас ты безгрешен, тебе повезло жить в монастыре практически с рождения. Ты, Григорий, чище и добрее всех остальных. Ты станешь хорошим монахом, лучше меня. Ты будешь помогать людям.
- Чем же? Советами? - спрашивал Григорий.
- Да, - отвечал Савватий. - Ты будешь делать то, чем занимаются другие монахи, но в тебе есть ещё скрытая сила. Духовая сила, которую вложил в тебя Господь. С этой силой можно стать пророком, проводником между Богом и людьми.
- А что для этого нужно?
- Нужно служить Богу терпеливо и самозабвенно, думая только о нём, о его замысле, и ни о чём другом. Нужно любить всех людей большой любовью, нужно не требовать ничего для себя.
Григорий и не требовал. Он старался жить скромно и думал о том, что живёт эту жизнь не для себя, а для Бога и для других людей, которым однажды сослужит и спасёт чью-нибудь душу. Теперь же у него была возможность спасти сотни душ. Он протиснулся сквозь толпу на мосту, преодолел стены детинца и пришёл на площадь. Григорий стоял в гуще народа перед Софийским собором, чтобы исполнить свой долг. На возвышении стояли бояре. Вниз был народ, купцы и дружинники. Люди заполонили всю площадь и ждали, когда выйдет князь, который в этот раз собирал вече.
Сначала люди разговаривали, стоял гул. Он сливался со звоном колокола, который здесь, за стеной детинца, было слышно чуть тише. Скоро звон колокола и вовсе прекратился. Вместе с ним затихла толпа. К боярам вышел князь Ярослав Всеволодович - тридцатилетний на вид, высокий, худощавый, кудрявый и черноволосый мужчина с тонким кривым носом, густой бородой, бледной кожей и голубыми глазами. В его взгляде была уверенность, твёрдость и ясность мысли. Одновременно с этим в его глазах читалось недоверие к людям, окружавшим его, насмешка над ними, но ясное понимание их силы. Он не боялся народа, но считался с ним. Он уважал вече, но не считал себя его рабом.
- Князь Новгородский Ярослав Всеволодович приветствует народное вече! - воскликнул князь. - Свободные люди, сегодня мы производим суд над вором, воином, который пытался украсть коня у дружинника. Это - не просто человек с мечом. Он называет себя богатырём - языческим воином, последователем культа Матери Сырой Земли. Из тех, которые варварски устанавливали на Руси свои порядки! Из тех, что устраивали бунты и пытались диктовать князьям свою волю! Этот человек называет себя сыном давно умершего царя берендеев, Иваном-царевичем. По его словам, он украл коня у честного новгородского дружинника, чтобы быстрее добраться до жены! Сказал, что его жена может не успеть найти некоего избранного богатыря! Того, кто должен уберечь Русь от великой опасности! Но довольно этих сказок! Мы понимаем, кто этот человек! Он заслан врагами! Скажи, богатырь, кто тебя заслал?
- Никто, - ответил Иван. - Вы должны послать войско. Русь в опасности. Она погибнет, если...
- А что нам до Руси?! - перебил его Ярослав. - Мы сами по себе! Все сами по себе. Так что нечего нам про всю Русь. Если на Новгород кто и пойдёт, разобьём супостата! А других защищать нам не пристало.
- Не пристало! Не пристало! - кричали люди. - Отобьём врага! Откупимся!
- Не отобьёте, - ухмыльнулся Иван. - Нечистая сила проснётся, она придёт вместе с войском с Востока и захватит Русь. С ними придёт смерть и разруха. Они будут насиловать русских женщин и матерей, русские князья будут ползать на коленях перед их правителями.
- И откуда же ты всё это знаешь? - спросил кто-то из бояр.
- Дочери великой предсказательницы Макоши, Доля и Недоля, рассказали всё это мне и моей жене. Они дали нам всё это увидеть. Я видел будущее, своими глазами видел, Богом клянусь! Грядёт страшная беда, и если вы не опомнитесь, то...
- А ну молчать! - рявкнул князь. - Всё же ясно. Он - вражеский засланец, наверняка из Киева. Они же там жалуют богатырей, принимают их на службу. Киевский князь наверняка затевает против нас войну. Мы оправим армию на Восток, а Мстислав Киевский пойдёт на Новгород, так? Правильно я говорю, богатырь?
- Нет, - промолвил Иван. - Я никому не служу, только русской земле.
Иван, назвавший себя царевичем, был черноволосым, грязным мужчиной лет пятидесяти на вид со смугловатой, морщинистой кожей, густой бородой, карими глазами и тонкими губами. Он был красив, но подходящая к нему старость затмевала эту восточную красоту. Все его тело боролось с увяданием, с усталостью и болью. Его грязные волосы, запачканные в крови, небрежно свисали до шеи. Его нижняя губа была разбита, из неё текла кровь, как и из носа.
Перед судом Ивана избили. На лице его выступали многочисленные ссадины и синяки. Из спины богатыря шла кровь, а его взгляд выражал полное смирение со смертью.
- Этот человек - богатырь и вор! Он заслуживает смертной казни! - воскликнул Ярослав Всеволодович. - Каково мнение народного вече?
- Казнить язычника! - заголосила толпа. - Казнить вора!
- Но дадим преступнику сказать ещё слово, - продолжил князь. - Расскажи, как ты оказался в Новгороде, богатырь.
- Я уже сказал, что шел за женой, - поведал Иван. - За богатыршей Марьей Моревной, вы знаете, кто это.
- Хорошо, сказочник, это я понял, - усмехнулся князь, - так что же разлучило тебя с женой?
- Иди к черту - сквозь зубы процедил Иван Царевич.
- Нет же, нам очень хочется знать! - кричал Ярослав. - Люди должны знать все подробности, чтобы вынести тебе приговор. В Новгороде они решают, жить тебе или умирать.
- Мы расстались, потому что я пошел на Восток, а Марья - к острову Буян, за алатырь-камнем...
- Каким камнем? - спросил Ярослав.
- Алатырь-камне, - повторил Иван. - Камень, который даёт силы и власть, исцеляет мертвых...
- Хорошо, поверим твоим сказкам, - усмехнулся Иван. - И что же ты делал на Востоке, язычник?
- Ходил к Хозяйке Медной горы и всех гор, которых касается Мать сыра земля... Я просил её подать знак с вершин всех гор... Чтобы другие богатыри увидели...
- Какие другие богатыри?
- Все, кто жив.
- И многие из вас ещё живы?
- Нет, - злобно посмотрел Иван на князя, - такие, как вы, постарались...
- А разве не зря старались? - обратился князь к народу. - Кто такие богатыри? Такие, как он? Воры, смутьяны, преступники, бунтовщики! Они пытались устроить бунт и властвовать на русской земле! Они - служивые киевского князя! Богатыри хотят, чтобы вся русская земля снова подчинялась Киеву. Но этого не будет! Новгород сохранит свою независимость и не пустит ни одного из этих язычников, придумывающих небылицы, на нашу землю! По моему мнению, этот преступник должен быть наказан. Но в Новгороде правит вече. Поэтому решать вам. Как нам поступить с преступником?
- Голову с плеч! - кричал народ. - На кол его! Сжечь его! Накажите вора!
- Хорошо, - промолвил князь. - Позовите сюда палача.
Григорий не понимал, что происходит. Множество вопросов смешалось в его голове. Действительно ли это тот самый Иван Царевич, о котором говорила Марья Моревна? Почему его, героя, хотят казнить? Как вообще можно так легко казнить человека? Нет, Григорий не мог этого допустить.
- Стойте! - крикнул Григорий так сильно, как мог. - Нельзя так! Он говорит правду! Я - Григорий, сын иегумена Антониева монастыря Савватия. Пришёл сюда, чтобы сообщить князю Ярославу Всеволодовичу об угрозе с Востока. Я видел жену этого человека, Марью Моревну. Она пришла в монастырь и сказала, что движется угроза с Востока. Она дала мне алатырь-камень. Вот он! Марья Моревна сказала, что камень волшебный. Я не знаю, правда ли это, но в одном богатырь точно не врёт. С Востока действительно идёт войско. Вы должны его остановить.
- Ты... - ошарашено посмотрев на Григория, помолвил Иван, но князь не дал ему говорить.
- Ещё один! - крикнул он. - Да они в сговоре. Оба пришли мутить воду, запудривать нам голову разговорами о волшебных камнях и горах. Полно! Наслушались! Вы верите богатырю и попу?
- Нет! Нет! - кричала толпа.
- Палач уже здесь! - воскликнул Ярослав Всеволодович. - Казните богатыря! Вече, а что нам делать с попом?
- Казнить! Казнить! Помиловать! В темницу его! Помиловать! - разноречиво кричали люди.
- Больше людей хотят оставить жизнь попу, - подытожил князь. - Что же, стража, схватите его!
Сквозь толпу к Григорию стали протискиваться стражники в красных кафтанах. Люди кричали, требовали схватить попа и казнить богатыря. Они отступили от инока, указывали на него пальцами, замахивались кулаками, но Григорий даже не замечал всего этого. Он смотрел только на человека, которого прямо сейчас собирались казнить. К Ивану-царевичу подошел палач, в руках его была секира с широким, хорошо заточенным лезвием. Он поднял её и на мгновение замер.
«Нет, этого не может быть, - подумал Григорий. - Человека не убивают так просто, он ведь хочет спасти людей, он не преступник и не злодей! Сейчас должно что-то случиться, он должен вырваться, спастись...»
Палач посмотрел на князя, посадника и тысяцкого, все они кивнули, и убийца легко, как шапку с подсолнуха, одним уверенным ударом снял голову Ивана с плеч. На белые доски брызнула кровь, и голова Ивана слетела вниз, будто была совсем легкой, невесомой. Григорий смотрел на отрубленную голову Ивана, которая в один миг будто бы наполнилась пустотой и стала не частью человека, а вещью, простой и совсем не важной.
Народ радостно заулюлюкал и захлопал в ладоши. Григорий, наконец, перестал смотреть на отрубленную голову и увидел сидящего на воротах детинца потрясающей красоты золотого петуха, который, повернув голову на Восток, громко кричал: «Кири-ку-ку! Царствуй, лёжа на боку!».
Но его никто не слышал, ведь все звуки поглощал рёв толпы, получившей несказанное удовольствие от только что случившейся по её воле казни.
Григорий, сердце которого наполнилось пустотой и страхом от увиденного, хотел еще полюбоваться на загадочного, сказочно красивого Золотого петуха, рассмотреть его получше, но с двух сторон инока схватили стражники и понесли его в сырую темницу.