Ненависть тебе к лицу

Август

Солнце медленно опускалось за горизонт, окрашивая небо в насыщенные оттенки оранжевого и пурпурного, как будто художник небрежно разбросал краски по холсту. Фестиваль "Summer Nights" в парке аттракционов бурлил жизнью: воздух был пропитан смехом, ритмичной музыкой из динамиков, которая пульсировала как сердцебиение толпы, и соблазнительными ароматами жареной кукурузы, сладкой ваты и едва уловимым дымом от фудтраков. Яркие огни карусели мигали, как далекие звезды, отбрасывая блики на лица посетителей, а в воздухе висела легкая дымка, придавая всему вокруг мистический, почти волшебный вид. Молодежь сновала между аттракционами, их голоса сливались в гул, полный возбуждения и беззаботности, а смех эхом отражался от стен игровых будок в неоновых огнях.

Рэйчел шла по аллее, держа в руках пушистый ком сладкой ваты. Ее темно-русые волосы, длинные и волнистые, ниже лопаток, растрепались от вечернего ветра, а темно-зеленые глаза блестели от смеси адреналина и легкого опьянения. Она была одета в короткие шорты, которые подчеркивали ее загорелые ноги, и просторную футболку с логотипом любимой рок-группы, слегка сползшую с одного плеча, обнажив ключицу и намекая на ее непринужденную, но уязвимую красоту. Кэтлин шла рядом и была воплощением уверенности: ее облегающий топ и короткие шорты подчеркивали каждую кривую ее тела, а идеальный макияж и магнетическая улыбка притягивали взгляды со всех сторон. Она держала в руке пластиковый стаканчик с коктейлем, из которого время от времени делала глоток, а ее глаза искрились шаловливым блеском.

Кэтлин хихикнула, толкая Рэйчел локтем, и сделала глоток из стакана.

— Детка, ты должна попробовать это! Это как лето в стакане — сладкое, как твоя вата, и горькое, как твои вечные жалобы на работу, — сказала она с лукавой улыбкой. Ее голос был полон энергии, с ноткой насмешки, которая всегда скрывала заботу.

Рэйчел рассмеялась, откусывая кусок ваты, которая таяла на языке, оставляя сладкий след.

— Заткнись, Кэт, — ответила она, пытаясь звучать строго, но в ее тоне слышалась легкая ирония и тепло дружбы. — Я бы предпочла, чтобы этот фестиваль закончился без драмы. Помнишь прошлый раз? Я чуть не упала с того чертового колеса. Еще чуть-чуть, и я бы разбилась в лепешку.

Их смех эхом разнесся по аллее, но внезапно он прервался, когда они налетели на группу парней, неожиданно вышедших из-за угла.

Аугуст первым заметил Кэтлин. Его ухмылка была дерзкой и неотразимой.

— О, привет, красотки, — сказал он, его голос был полон самодовольства, как будто он уже выиграл какую-то игру.

Матео толкнул Аугуста локтем, его темные кудрявые волосы качнулись, и он открыто улыбнулся.

— Лэнгтон, полегче, — проворчал он, его глаза быстро прошлись по девушкам, особенно задержавшись на Кэтлин. — Держи себя в штанах.

Рядом, словно бонус, которого ты никогда не ждешь, стоял Элиот. Он был одет в белые легкие шорты, руки засунуты в карманы, челюсть сжата, а на лице — маска раздражения, как будто весь фестиваль был для него досадной помехой. Его высокомерный взгляд скользнул по Рэйчел и он тут же отвел его, словно боясь испачкаться.

— Если это ваша компания на вечер, то я сваливаю, — пренебрежительно бросил он, его голос был холодным, как сталь.

Рэйчел напряглась мгновенно, ее сердце забилось чаще — смесь ненависти, которая кипела в ней с их прошлых встреч, и чего-то неопределенного, вроде электрического разряда, пробежала по телу, а дыхание сбилось.

— Прекрасная мысль. Хоть на этот раз ты не будешь портить всем настроение, — иронично ответила она, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри все кипело.

Кэтлин, постаралась разрядить обстановку, обезоруживающе улыбнувшись.

— Давайте не будем портить друг другу вечер и разойдемся в разные стороны, — предложила она, мягко обняв Рэйчел за талию, словно в жесте поддержки.

— Мы его точно испортим, если разойдемся в разные стороны, — подметил Аугуст и умоляюще посмотрел на Элиота. — Не будь такой букой, капитан, — добавил и наклонился ближе к нему, что-то шепнул, отчего Блэквуд раздраженно закатил глаза.

Матео фыркнул, его взгляд метнулся от Рэйчел к Элиоту. Он не хотел портить себе вечер, но эти двое не могли находиться рядом и пяти минут, чтобы что-то не произошло. С другой стороны, лишаться общества Кэтлин ему не хотелось в большей степени, поэтому он решил поддержать Аугуста.

Элиот молчал, но его взгляд не отрывался от Рэйчел, пока его челюсть не сжалась сильнее, и высокомерная маска не заняла свое законное место на его лице. Август и Матео, казалось, расценили это как знак согласия, но Рэйчел чувствовала, как под тяжестью его взгляда жар поднимается к ее щекам, смесью гнева и чего-то более глубокого. Ей до кончиков волос не нравилось такое стечение обстоятельств.

Группа медленно пробиралась через шумный лабиринт ярмарки, освещенный игровыми стендами и мигающими огнями. Воздух был пропитан сладким ароматом ваты и жареных орешков, а вокруг сновала толпа — смеющиеся дети, влюбленные парочки и шумные компании. Матео и Аугуст шли бок о бок, их внимание было полностью приковано к Кэтлин, как у двух волков, окружающих добычу. Матео, с его уверенной походкой и широкой улыбкой, выглядел как типичный завоеватель — высокий, мускулистый, с вьющимися локонами и глазами, полными лукавства. Аугуст, чуть ниже ростом, но не менее привлекательный, с явным нарциссизмом и убийственной харизмой, которая всегда притягивала внимание, не хотел уступать. Они оба фокусировались на Кэтлин, игнорируя остальной мир, и их соперничество уже начинало накаляться, как воздух перед грозой.

Кэтлин наслаждалась вниманием. Она кокетливо поправляла прядь волос, позволяя пальцам скользить по шее, и ее смех, легкий и мелодичный, разливался в воздухе, словно приглашение. Но за этой игрой она краем глаза посматривала на Рэйчел, свою подругу, чтобы убедиться, что та не чувствует себя брошенной. Рэйчел стояла чуть поодаль, скрестив руки, ее темные волосы падали на плечи, а в глазах мелькало что-то между раздражением и одиночеством. Элиот был отодвинут на обочину своими друзьями, что вызывало в нем глухое раздражение. Он сжимал кулаки, чувствуя себя изгоем в собственной компании, но вместо того, чтобы вмешаться в флирт, он переключился на Рэйчел, как на легкую цель, чтобы разрядить собственное напряжение.

Аугуст наклонился ближе к Кэтлин, его голос стал низким и соблазнительным, почти шепотом, чтобы подчеркнуть интимность момента.

— Детка, дай мне шанс. Я выиграю для тебя все, что ты захочешь и мы сходим на свидание. — Его глаза блестели от уверенности, а рука легла на ее плечо, слегка сжимая, касаясь гладкой кожи. Он был агрессивным нападающим, привыкшим к победам, и в его словах сквозила смесь галантности и эгоизма.

Матео не выдержал, его глаза вспыхнули ревностью, и он перехватил инициативу, отталкивая Аугуста плечом. Он был более импульсивным, с жестами, полными энергии, и голосом, который резал воздух.

— Не слушай его, Кэтлин. Он просто трепло, даже мяч нормально подать не может. Давай, я покажу, как это делается. Я выиграю для тебя что угодно, за одну твою улыбку. — Его тон был хвастливым, с ноткой вызова, и он уже тянулся к кольцам на стенде, его движения были быстрыми и уверенными, как у спортсмена, который не терпит поражений.

Кэтлин рассмеялась, ее смех был легким и мелодичным, как колокольчики в ветре, но в нем скрывалась хитрость. Она играла на их эмоциях, как на струнах, поправляя волосы и слегка касаясь руки Аугуста, а потом Матео, чтобы подогреть их соперничество.

— Я никогда не умела выбирать. Но на свидание пойду только с победителем. Мне нравятся парни, которые не только обещают, но и делают, — кокетливо произнесла она.

Ее глаза блестели под огнями ярмарки, и она снова поправила волосы, задерживаясь кончиками пальцев на шее, замечая, как они жадно следят за каждым ее движением. Но она не забывала о Рэйчел; быстрый взгляд в сторону подруги был полон заботы, словно напоминанием, что не все крутится вокруг флирта.

Кросс стояла чуть в отдалении, пытаясь слиться с толпой, и не обращать внимание на взбешенного придурка-Блэквуда, но ее напряженное выражение лица выдавало внутренний дискомфорт.

Элиот, стоявший в стороне, кипел от раздражения — его челюсти сжимались, а руки скрещивались на груди. Его друзья полностью игнорировали его, поглощенные Кэтлин. Не выдержав, он переключился на Рэйчел, шагнув ближе к ней.

Его глаза скользили по ней, замечая, как она изменилась за последние три месяца с выпускного. Ее кожа приобрела привлекательный бронзовый оттенок, фигура стала более соблазнительной, а глаза горели скрытой уверенностью, которую он не ожидал увидеть после их последней стычки. На той вечеринке он был жутко пьян и совсем не гордился тем, что лилось из его рта. Но он прекрасно запомнил ее тело, когда она практически лежала на нем. Это было приятно, как и то, как ее тело напряглось сейчас при его приближении, несмотря на все ее усилия выглядеть неприступной.

— Что такое, принцесса, на тебя так никто и не смотрит? Стоишь здесь как статуя, пока все развлекаются? — сказал он с насмешкой, его голос был резким, но в глубине глаз мелькало что-то большее — интерес, который он не хотел признавать. Он стоял близко, слишком близко, чтобы она почувствовала его присутствие.

Рэйчел ответила с вызовом, ее щеки слегка покраснели от гнева, но она не отступила, выпрямившись и глядя ему прямо в глаза.

— Заткнись, Элиот. Не все же бегают за юбками, как твои друзья, — отрезала она, ее голос был твердым, но с легкой дрожью, которая выдавала эмоции. — А ты здесь для того, чтобы торчать в углу и жаловаться?

Элиот усмехнулся, его губы изогнулись в полуулыбке, а глаза скользнули по ее фигуре — от футболки, которая, на его взгляд, была слишком бесформенной, до шорт, которые слишком подчеркивали ее ноги.

— Твой стиль все так же ужасен, — продолжил он, его слова были как удары. — Эта футболка — как будто ты пытаешься спрятаться в ней. Но, признаю, шорты тебе идут. — Его слова были полны подтекста, и он наслаждался ее реакцией, видя, как ее глаза сверкают от гнева, а губы дрожат.

— Тебе-то какое дело? — парировала она, ее голос стал тише, но полон яда. — Иди лучше спасай своих друзей от Кэтлин — пока есть кого спасать.

Атмосфера вокруг накалялась: музыка гремела все громче, а толпа добавляла хаоса, толкаясь и крича. Элиот наслаждался ее реакцией, его сердце колотилось от адреналина — он видел, как ее глаза сверкают от гнева, слышал, как голос дрожит от эмоций, и это будоражило его больше, чем он ожидал. Он улыбнулся шире.

— Их двое — она одна, не хочешь помочь подруге? — "невинно" поинтересовался парень, кивнув на стенд с "метанием колец". — Если ты выиграешь, я заберу этих идиотов от твоей подруги. Но если ты проиграешь, то остаток вечера будешь обращаться ко мне "Мистер Блэквуд" или исполнишь мое маленькое желание.

Его голос был полон чувства превосходства, с той фирменной ухмылкой, которая всегда выводила ее из себя. Элиот скрестил руки, выпятив грудь, его темные глаза блестели от предвкушения. Он знал, что она не устоит — Рэйчел никогда не отступала перед вызовом, особенно от него.

Рэйчел подняла бровь, ее зеленые глаза вспыхнули гневом. Сердце забилось чаще, смесь злости и адреналина разогнала кровь по венам. Она швырнула пустой стакан в урну и шагнула к стенду, ее походка была грациозной, но решительной, как у кошки, готовой к драке.

— Мечтай дальше, — ответила она с язвительной усмешкой. — Я разобью тебя в пух и прах. Ты же знаешь, я не из тех, кто уступает жалким хвастунам вроде тебя.

Они встали у стойки, окруженные детьми, которые расступились, чтобы дать место этой неожиданной паре соперников. Продавец стенда, коренастый мужчина с широкой улыбкой, вручил им по пачке колец.

Элиот взял первое кольцо, его поза была полной уверенности: он наклонился вперед, плечи расслаблены, но глаза прикованы к цели. Он метнул кольцо, и оно звонко обвилось вокруг бутылки, вызвав аплодисменты от окружающих. Рэйчел почувствовала, как ее раздражение растет, но она не собиралась показывать слабость. Она взяла свое кольцо, сосредоточившись, но Элиот не отступил. Он придвинулся ближе, его тело почти коснулось ее, и наклонился. Его дыхание было горячим, обжигающим кожу на ее шее, и она невольно вздрогнула.

— Ты выглядишь так, будто надела эти шорты, чтобы кого-то соблазнить — только не меня, конечно. Они для кого-то конкретного? — прошептал он, его голос был низким, с легкой хрипотцой, которая добавляла интимности. — Не отвлекайся, Рэйчел, иначе проиграешь.

Его слова были провокационными и Рэйчел почувствовала, как жар заливает ее лицо — смесь злости и неожиданного возбуждения, которое она отказывалась признавать. Его близость, запах его кожи, смешанный с ярмарочным воздухом, заставлял сердце биться чаще, и это только разжигало ее гнев.

Кольцо выскользнуло из ее пальцев и упало мимо цели. Она шикнула в ответ, поворачиваясь к нему с горящими глазами:

— Ты — невыносимый придурок! Думаешь, это поможет? Ты просто трус, который прячется за дешевым флиртом.

— Принцесса, от моего "дешевого" флирта, как ты выразилась, такие как ты, текут не останавливаясь, — в том же тоне, так, чтобы расслышала только она, выдохнул Элиот, намотав кончики ее волос на свои длинные пальцы.

Рэйчел шумно сглотнула и отступила. Ее щеки пылали, а в груди что-то сжалось. Ей хотелось убить его. Прямо тут и прямо сейчас, и так, чтобы его тело никто и никогда не нашел.

Но Элиот только ухмыльнулся шире, его глаза блестели от удовольствия. Он метнул следующее кольцо, и оно попало идеально, наматываясь на другую бутылку. Дети вокруг зааплодировали, а парень повернулся к ней с победоносной улыбкой, которая словно кричала: "Видишь? Я же говорил. А теперь признавайся, что я лучше.".

Кульминация настала, когда Элиот забрал свой главный приз — огромного плюшевого мишку с мягкой, пушистой шерстью и забавными глазами, который выглядел смешно в его сильных руках не смотря на свой размер.

Он поднес его Рэйчел, протягивая с насмешкой, которая была одновременно провокационной и почти обезоруживающей.

— Возьми, раз ты такая беспомощная. Может, этот зверь поможет тебе почувствовать себя победительницей. Хотя, судя по твоему лицу, тебе больше нравится проигрывать. Или ты предпочитаешь, чтобы я подарил его кому-то, кто действительно заслуживает?

Рэйчел кипела от ярости, ее кулаки сжались. В порыве эмоций она швырнула в него одну из мелких игрушек из приза, которая лежала на стойке, но он ловко увернулся, и игрушка упала между ними.

Это переросло в легкую возню: она толкнула его в плечо, он схватил ее за запястье, их тела соприкоснулись в хаотичном вихре — ее грудь прижалась к его торсу, тепло их кожи смешалось в электрическом разряде. Она почувствовала искру, которая испугала ее своей неожиданной интенсивностью, как будто ненависть внезапно уступила место чему-то более первобытному. Смех прорвался сквозь ее гнев, а его — сквозь его обычную надменность, и на секунду мир вокруг них замер — дети, шум, ярмарка — все ушло на задний план. Они толкались, смеясь сквозь злость, забыв на миг о своей извечной вражде.

— Ты такой мудак, Элиот! — выдохнула она, смеясь, но с вызовом в голосе, ее запястье все еще было в его хватке, и она чувствовала себя уязвимой, стараясь храбриться. — Эта потасовка — единственное, в чем ты хорош.

Он отпустил ее, отступив на шаг, но его улыбка стала лукавой, почти интимной, провоцирующей.

— Признайся, Кросс, тебе нравится, когда я тебя провоцирую. Иначе зачем ты все время кусаешься? Ты ведь не можешь устоять, правда?

Рэйчел отстранилась, ее дыхание было прерывистым, сердце билось как барабан. Она взяла плюшевого мишку, ее лицо все еще горело, но теперь от смеси раздражения и чего-то более глубокого, чего она не хотела анализировать.

— Заткнись, — пробормотала она, пытаясь скрыть улыбку, и быстро ушла, в сторону, к остальной части компании.

Элиот стоял, глядя ей вслед, его глаза сверкали от удовольствия, наслаждаясь ее реакцией. В воздухе повисла неопределенность — ненависть все еще тлела, но теперь она была пропитана чем-то новым, более опасным, что ни один из них не был готов назвать по имени.

***

Группа вошла в "Дом безумного смеха" под аккомпанемент приглушенного гула толпы и вспышек неоновых огней, которые отражались в бесконечном лабиринте. Их сразу же окутал хаос кривых зеркал, где отражения искажались в уродливые карикатуры, а темные коридоры змеились, словно живые существа. Каждый шаг эхом отдавался, словно насмешкой над страхами посетителей, и неожиданные звуковые эффекты — пронзительный смех, который мог принадлежать либо записи, либо безумцу, скрытому в тенях.

Воздух был пропитан запахом пота и пыли, а мерцающий свет создавал иллюзию, что пространство пульсирует, вибрирует будто от скрытой угрозы. Рэйчел почувствовала, как ее сердце сразу забилось чаще — это место было воплощением хаоса, и она ненавидела такие аттракционы, где реальность размывается, а страхи многократно отражаются.

Аугуст, Матео и Кэтлин, раздраженные длинной очередью, поспешили вперед, их силуэты быстро растворялись в лабиринте.

— Давай, Рэйч, не будь трусихой! Мы ждем тебя внутри! — крикнула Кэтлин через плечо, ее голос эхом отразился от зеркал, превратившись в искаженный шепот.

Рэйчел заколебалась, ее пальцы сжали ремешок сумки, но Элиот, с его фирменной усмешкой, шагнул ближе.

— О, не волнуйся, я побуду с тобой. Ты же знаешь, как я люблю видеть, как ты дрожишь, — сказал он, его тон был полон той язвительной нежности, которая всегда выводила ее из себя.

Она фыркнула и пошла вперед, ускоряя шаг, чтобы оторваться от него, но лабиринт уже начал делать свое дело — отражения множились, превращая ее в бесконечные версии самой себя — то искаженную, то размытую, — и каждый раз она ловила в отражениях силуэт Элиота, который неотступно следовал за ней.

Внутри хаос только усилился. Атмосфера была пропитана напряжением: вспышки света разрывали тьму, а звуковые эффекты — внезапные взрывы смеха или шепотов — заставляли ее вздрагивать. Она ненавидела это место, но еще больше ненавидела, что Элиот был здесь, рядом, как напоминание о всех тех годах издевок и боли.

Зеркала искажали пропорции: в одном она выглядела карликом, в другом — вытянутым монстром, а Элиот, кажется, наслаждался этим. Его силуэт мелькал в периферии зрения, то приближаясь, то отдаляясь, как тень, которую невозможно отогнать. Рэйчел шла быстрее, её дыхание стало поверхностным, а сердце колотилось от страха перед аттракционом.

"Почему он всегда так? Как будто наслаждается моим дискомфортом".

Внезапно, в одном из темных коридоров, где свет едва пробивался сквозь матовые панели, Элиот подкрался сзади. Его теплое дыхание обожгло ее ухо, когда он прошептал:

— Ты выглядишь так, будто готова заплакать — или это оттого, что я рядом? Боишься темноты или меня, Рэйчел? 

Его голос был низким, почти интимным, с легкой хрипотцой, которая заставила ее кожу покрыться мурашками. Он стоял слишком близко, его тело почти касалось ее, и в этом замкнутом пространстве запах его одеколона — чего-то острого, мужского — смешался с затхлым воздухом аттракциона.

Рэйчел отпрянула, ее сердце заколотилось еще сильнее, и она попыталась убежать, но в хаосе кривых зеркал и скользкого пола она споткнулась. Ее тело налетело на него, и они оба потеряли равновесие, падая на мягкий ковер, устилавший пол. Удар был не сильным, но их тела переплелись в хаотичном клубке — ее грудь прижалась к его твердой груди, ноги запутались, и на миг она почувствовала, как его мышцы напряглись под тонкой тканью рубашки.

Ее щеки пылали от смущения, и она попыталась оттолкнуть его, но их лица оказались так близко, что она могла разглядеть каждую черту его лица: темные глаза, полные вызова, и губы, которые кривились в знакомой улыбке. Внутренне она кипела — как он посмел? Этот человек, который годами делал ее жизнь адом, теперь лежал под ней, и ее тело, предательски, отзывалось на его близость. Она ненавидела его, но в этот миг, когда его дыхание — теплое, неровное, — смешивалось с ее, на секунду ей показалось, что он вот-вот поцелует ее. Рэйчел почувствовала легкий трепет внизу живота, желание, которое было запретным и постыдным.

Элиот был под ней, его руки инстинктивно обхватили ее талию, чтобы смягчить падение, но в этот момент он ощутил, как его тело реагирует вопреки разуму — Рэйчел почувствовала его эрекцию, твердую и настойчивую, прижатую к ее бедру. Он перекатился вбок, пытаясь скрыть это, его лицо исказилось от смеси раздражения и желания, которого он сам не хотел признавать.

— Ты — извращенец! Свали с меня, черт возьми! — зашипела девушка, ее голос был полон ярости, но в нем сквозила нотка паники.

Элиот не отпустил ее сразу, его губы изогнулись в ухмылке, и он ответил, стараясь звучать насмешливо, несмотря на внутреннюю борьбу:

— Твое тело говорит иначе, Рэйчел. Ты дрожишь не от страха, а от чего-то другого...от меня?

В его мыслях бушевал шторм: он ненавидел ее за то, что она вызывала в нем эту реакцию, несмотря на всю неприязнь. Ее тело, такое хрупкое и упрямое, прижатое к его, будило в нем инстинкты, которые он сжимал в кулаках, борясь с желанием притянуть ее ближе.

"Блять, почему ты так действуешь на меня?

Я должен ненавидеть тебя, но это... это сводит с ума."

Его глаза скользнули по ее губам, и на миг он подумал о поцелуе, о том, чтобы подавить ее сопротивление грубым прикосновением, но он удержался, наслаждаясь напряжением.

Рэйчел, краснея еще сильнее, боролась с хаосом в своей голове. Ее щеки пылали, и она не могла отрицать, что Элиот был чертовски красивым — его крепкое, спортивное тело, которое она только что ощутила, с рельефными мышцами под тканью, и эти губы, так близко, что она на миг представила, как они касаются ее.

"Он мудак, который делал мою жизнь адом! Слизняк! Урок! Невыносимый и непереносимый! Я просто идиотка! Идиотка, которая хотела, чтобы он не останавливался..?

Что со мной происходит? Это предательство самой себя".

Ее ненависть смешивалась с неожиданным влечением, создавая удушливый коктейль эмоций — страх, возбуждение, гнев. Ее словно лихорадило от его близости. Ее разум кричал об опасности, о том, что это граничит с безумием, но тело говорило иное — оно жаждало этого хаотичного слияния, этой агрессии, которая перерастала в нечто более интимное и от этого между ног становилось влажно.

Наконец, они разъединились, вставая на ноги и отряхиваясь от пыли. Воздух между ними вибрировал от невысказанного напряжения, как будто лабиринт зеркал отражал не только их тела, но и скрытые желания. Рэйчел первая отвернулась, ее голос был резким, когда она пробормотала:

— Не смей больше ко мне подходить.

Ее шаги были быстрыми и неуверенными, эхом отдаваясь в коридорах. Элиот остался на месте на секунду, ему нужно было перевести дух и обматерить себя несколькими непечатными выражениями.

Рэйчел глубоко вдохнула, наблюдая у выхода из "Дома безумного смеха" Кэтлин в компании парней. Сумерки уже сгустились, и огни аттракционов стали сиять ярче.

— Время для "Лабиринта Страха"! — призывно крикнула Кэтлин, но Рэйчел лишь отрицательно покачала головой.

— Ни. За. Что, — протянула девушка, вставая в позу и складывая руки на груди.

— Рэйч, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — выставив ладони перед собой в умоляющем жесте, умоляюще протянула подруга.

— Нет, Кэт.

— Да, Кэт, она идет, — голос Элиота раздался прямо за спиной девушки, и она вздрогнула от неожиданности.

Ей все еще было жутко неловко на него смотреть, несмотря на всю кипящую внутри нее злость. Правда, она так и не поняла — эта злость была на него или на себя и свои идиотские желания.

Аттракцион ужасов, известный как "Лабиринт Страха" — был классический темный лабиринт, где вагончики мчались через кромешную тьму, наполненную резкими спусками, кричащими манекенами и неожиданными скримерами, которые заставляли сердца биться в унисон с воплями скрытых динамиков. Воздух тут был пропитан запахом сырости и металла, а мерцающие огни, что изредка пробивались сквозь тьму, только подчеркивали хаос.

Кэтлин, Аугуст и Матео быстро заняли одну кабинку и втиснулись в нее. Их тела были плотно прижаты друг к другу в узком пространстве. Девушка сразу же собрала волосы в беспорядочный хвост. Она сидела посередине, ее рука уже лежала на бедре Аугуста, а глаза искрились от предвкушения. Матео был прижат к ней с другой стороны, его пальцы нервно постукивали по сиденью, выдавая скрытое возбуждение.

Рэйчел и Элиот оказались в передней кабинке, вынужденные сесть вместе, поскольку аттракцион был переполнен.

"Если я сегодня умру — это не станет для меня неожиданность."

Девушка собрала волосы в простую косу, ерзая на сиденье, ее руки дрожали от предчувствия ужаса. Она ненавидела такие места — темнота всегда вызывала в ней панику, воспоминания о детских страхах, когда тени в комнате превращались в монстров. Элиот, напротив, сидел прямо, его темные глаза скрывали внутреннее напряжение под маской спокойствия. Его мускулистые руки покоились на сиденье, но внутри он чувствовал, как сердце бьется чаще, не от страха, а от ее близости.

Аттракцион запустился с глухим рычанием, и вагончики нырнули в полную темноту, где свет уличных фонарей парка сменился на хаотичные вспышки красного и синего, имитирующие адские огни. Звуки воплей, скрежета металла и внезапных взрывов эхом заполнили пространство, создавая атмосферу первобытного кошмара. Рэйчел сжималась на сиденье, ее руки дрожали, а пальцы впивались в подлокотник. Ее сердце колотилось в груди, а дыхание стало прерывистым, когда первый скример — манекен с искаженным лицом — выскочил из стены с пронзительным криком.

— Черт, это так страшно! Я не хотела сюда! — вскрикнула она, ее голос дрожал, а глаза широко раскрылись в ужасе.

Элиот, сидевший рядом, старался сохранить видимость спокойствия, но внутри него бушевала буря. Его спортивное тело было напряжено, а темные глаза, привыкшие к контролю, теперь блуждали по контурам ее лица, освещенным слабым мерцанием. Мягкие линии ее щек, блеск глаз от страха, который делал их еще ярче, и напряженное тело, прижатое к сиденью, — все это он замечал с неожиданной деталировкой. Он хотел поддразнить ее, чтобы скрыть собственное возбуждение, которое не имело ничего общего со страхом. Она пахла легким цветочным ароматом, и это только усиливало его смятение.

— Что, Кросс, все еще боишься теней? — сказал он с легкой усмешкой, его голос звучал хрипло в темноте.

Его слова повисли в воздухе, смешавшись с эхом аттракциона, и Рэйчел бросила на него быстрый взгляд, полый смеси раздражения и чего-то более глубокого.

Когда вагончик внезапно рванул вниз в резкий спуск, имитируя падение в бездну, Рэйчел инстинктивно потянулась к нему. Ее рука схватилась за его, крепко, почти отчаянно, и на мгновение время замерло. Элиот напрягся, его мускулы окаменели, но он не отстранился. В слабом свете, пробивающемся сквозь тьму, он увидел ее лицо — бледное, с глазами, полными ужаса и слегка приоткрытыми губами, как будто она хотела сказать что-то, но слова замерли, и что-то внутри него сдвинулось. Его сердце забилось чаще от этой неожиданной близости, которая противоречила всему, что он о себе знал.

— Прости, я... не могу, — пробормотала она, сильнее сжимая его руку.

Элиот молчал, его дыхание сбилось, и в этот миг он осознал, как его "ненависть" к ней тает, превращаясь в нечто более глубокое, опасное, что пугало его больше, чем любые скримеры.

Под конец поездки, когда вагончик начал замедляться, выныривая из тьмы обратно в полумрак парка, Рэйчел случайно оглянулась назад. То, что она увидела, заставило ее ахнуть от шока: в задней кабинке Кэтлин целовалась попеременно с Аугустом и Матео. Их губы переплетались в хаотичном поцелуе, руки блуждали по телам, исследуя каждый изгиб. Кэтлин, с ее неуемной страстью, прижималась к Аугусту, ее язык скользил по его, а затем поворачивалась к Матео, чьи пальцы уже зарывались в ее волосы. Аугуст, не отставая, целовал ее шею, его дыхание было тяжелым, полным желания. Это было безудержно, как будто они забыли о мире вокруг.

— Боже, Кэтлин, что за... — выдохнула Рэйчел, ее щеки вспыхнули румянцем, а глаза расширились от смеси шока и смущения.

Это было так типично для Кэтлин — бесстыдной, свободной, всегда идущей на риск, — но в этот момент Рэйчел почувствовала укол ревности, как будто мир ее подруги был полон спонтанной страсти, которой ей самой так не хватало.

Элиот тоже посмотрел назад, его лицо исказилось раздражением, черты его четкого, профиля напряглись.

— Мои идиоты друзья — как всегда, без тормозов, — пробормотал он сквозь зубы, его голос был полон раздражения, но в глубине глаз мелькнуло что-то похожее на зависть. Он знал, что Аугуст и Матео всегда были такими — импульсивными, жадными до ощущений, — но сейчас это только подчеркивало его собственную сдержанность.

Рэйчел быстро отдернула руку, ее щеки пылали от стыда.

— Извини, я... не хотела, — прошептала она, отводя взгляд, чтобы скрыть смятение в своих глазах. Она попыталась отодвинуться, но пространство в кабинке не позволяло.

Элиот посмотрел на нее, его темные глаза в полумраке казались загадочными, полными скрытых эмоций.

— Не извиняйся. Все... в порядке, — ответил он тихо, его голос смягчился, и в этот момент Рэйчел не могла не подумать о нем.

Его четкие черты лица, светлые волосы, падающие на лоб, мускулистые руки и уверенная поза — все это делало его красивым до дрожи. Но мысль о их взаимной ненависти давила на нее, заставляя сердце биться чаще от смеси желания и стыда. Она боролась с влечением, которое противоречило всем ее убеждениям — ведь Элиот был источником боли, — но в этой темноте страх аттракциона смешался с чем-то более опасным, более личным.

Когда вагончик наконец остановился, группа вышла в яркий свет парка, но напряжение не рассеялось. Кэтлин рассмеялась, поправляя волосы, Аугуст и Матео обменялись многозначительными взглядами. Девушка широко улыбалась, взяв обоих парней под руки и повела в сторону ярко освещенных игровых зон, не удосужившись оглянуться.

Рэйчел стояла на месте, чувствуя, как неловкость сжимает ее грудь, словно невидимые путы. Ее мысли крутились не вокруг подруги и ее поведения, а вокруг того мрачного момента в темноте аттракциона, когда она невольно прижалась к Элиоту, и теперь это воспоминание вызывало у нее смятение. Элиот, напротив, сохранял хладнокровие, но его движения были напряженными, как у человека, балансирующего на краю пропасти. Он бросил быстрый взгляд на уходящих друзей и, усмехнувшись, повернулся к Рэйчел.

— Поведение твоей подруги — отвратное. Тебе тоже так нравится? — спросил Элиот, его голос резал воздух, как лезвие, но в нем сквозила едва заметная нотка любопытства.

Рэйчел почувствовала, как ее щеки вспыхнули от раздражения. Чары спали и Элиот снова стал собой.

— Твои друзья — полные придурки. И я уверена, что это в ряду твоих предпочтений, — ответила она, стараясь, чтобы ее слова звучали уверенно, но в голосе все равно пробивалась хрупкость, словно она защищалась от невидимого удара.

— Думаешь о моих предпочтениях, принцесса? — Элиот усмехнулся шире, его глаза блеснули в свете неоновых ламп. — Если я на столько плох, то почему ты держалась за меня, как за спасение? — сказал он, скрестив руки на груди, и в его тоне смешались насмешка и что-то более интимное, что заставило Рэйчел почувствовать прилив жара.

Она резко отвернулась и направилась к фудтраку с десертами, стоявшему в тихом углу фестиваля. Вокруг бушевала жизнь: яркие огни переливались в ночном воздухе, смех толпы эхом отскакивал от стен аттракционов, а запах жареной еды и сладких лакомств смешивался с легким холодком, оставшимся от ужасов, которые они только что пережили.

Фудтрак был украшен неоновыми лампами, изображающими мороженое и фрукты, а его стойка сияла под вывесками с яркими буквами. Рэйчел подошла к прилавку, ее движения были уверенными, но выдавала усталость — плечи слегка сгорблены, а глаза все еще блестели от адреналина.

Элиот последовал за ней, скрестив руки. Он остановился рядом, слишком близко, чтобы это было случайностью.

— Ты всегда выбираешь что-то слишком сладкое, как будто пытаешься компенсировать свою кислую натуру, — сказал он, наклоняясь ближе, его дыхание коснулось ее уха. — Неужели это твой способ замаскировать то, что у тебя внутри?

Рэйчел не оторвалась от меню, но ее глаза вспыхнули гневом, как искры от костра.

— О, как мило, что ты анализируешь мои выборы, — огрызнулась она, ее голос был резким, но под ним пряталась усталость. — А ты-то сам всегда тянешься к чему-то отравленному. Может, это твой способ скрыть, что внутри у тебя сплошная пустота?

Элиот хохотнул, его смех был громким, он снова наслаждался их словесной дуэлью. Рэйчел сделала заказ — большой шарик ванильного мороженого с карамелью — и, взяв его в руки, попыталась повернуться, но в спешке уронила его на землю. Мороженое с шлепком ударилось об асфальт, карамель размазалась по бетону, и Рэйчел замерла, проклиная себя за эту неловкость.

Элиот, неожиданно для самого себя, быстро схватил салфетку с панели фудтрака и протянул ее ей. Их руки соприкоснулись — его пальцы были теплыми, а ее — холодными от мороженого. Они застыли на мгновение, их взгляды встретились: глаза Элиота скользнули по ее губам, а Рэйчел почувствовала легкий трепет, как электрический разряд, пробежавший по коже. Она злилась на себя за это, напоминая себе не поддаваться, но в глубине души возбуждение от его близости разбудило что-то запретное, нечто, что она отказывалась признавать.

— Видишь? Даже твое мороженое не выдержало твоей язвительности, — сказал Элиот тихо, с намеком на флирт, скрытым под слоем колкости. — Но не волнуйся, я привык к девушкам, которые падают в обморок от моих чар.

Рэйчел отстранилась, ее лицо покраснело от смеси злости и возмущения.

— Ты невыносим, Блэквуд, — прошипела она, стараясь звучать уверенно. — Твои "чары" — это просто дешевая уловка.

В этот момент Рэйчел ощущала, как ее сердце бьется чаще, и мысленно проклинала себя за то, что замечает, как его темные глаза делают его чертовски привлекательным, несмотря на всю их вражду. Элиот тайно наслаждался этой близостью, но скрывал это за очередной усмешкой, которая играла на его губах.

Рэйчел ушла первой, бормоча что-то под нос, ее шаги были быстрыми, словно она убегала от собственных эмоций.

***

Небо над парковкой аттракционов раскололось в хаосе света и грохота, когда финальное шоу фейерверков достигло своего апогея. Яркие вспышки — алые, как свежая кровь, сапфирово-синие, что резали ночь, и золотые каскады, рассыпающиеся искрами, — освещали лица людей, отбрасывая пляшущие тени на их лица. Воздух был пропитан едким запахом пороха, смешанным с криками восторга и детским смехом. Толпа бурлила, кричала от восторга, тела теснились, чтобы ухватить лучший вид. Рэйчел и Элиот остались на краю, в относительном укрытии. Кэтлин, Аугуст и Матео уже растворились в гуще, уйдя в эпицентр шума, чтобы погрузиться в этот огненный хаос.

Рэйчел стояла напряженно, ее руки сжимались в кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони, оставляя полумесяцы на коже. Ее глаза метались по небу, следя за каждой вспышкой, но не от восторга — от страха. Каждый взрыв эхом отдавался в ее груди, напоминая о прошлых кошмарах: громкие звуки, которые когда-то ассоциировались с чем-то гораздо более зловещим. Она старалась дышать ровно, но ее колотило изнутри, и эту дрожь она не могла контролировать. Элиот стоял рядом, скрестив руки на груди, его поза была расслабленной, даже скучающей. Его лицо сохраняло маску равнодушия, но краем глаза он неотрывно следил за ней, замечая, как ее пальцы сжимаются в кулаки, а дыхание становится прерывистым.

Первый мощный взрыв разорвал тишину, и Рэйчел вздрогнула всем телом, ее плечи сжались, а глаза на миг зажмурились. Звук был оглушительным, как выстрел из пушки, и она инстинктивно прижалась к Элиоту, ее рука скользнула по его боку, обхватив его талию. Ее тело трепетало от смеси страха и неожиданной близости, а дыхание сбивалось в быстрые, поверхностные вздохи. Запах его кожи — смесь его одеколона и его самого — ударил в нос.

— Черт, это так громко... — прошептала она, еле слышно сквозь грохот.

Элиот замер на мгновение, его мышцы напряглись под ее прикосновением, но вместо того, чтобы оттолкнуть ее, он обвил рукой ее талию, прижимая ближе к себе. Его пальцы впились в ее бок, ощущая тепло через тонкую ткань футболки.

— Что, снова трусишь? Ты как ребенок, но, черт, это даже мило. Не падай в обморок, пока я тут, если не хочешь, чтобы я нес тебя на руках. — Его голос прозвучал с привычной насмешкой, но под ней угадывалась едва скрываемая хрипотца.

Рэйчел оттолкнула его, ее лицо вспыхнуло румянцем в мерцающем свете фейерверков, делая ее щеки похожими на разгорающиеся угли.

— Думаешь, это смешно? — выпалила она, пытаясь вернуть контроль, но в темноте их тела снова соприкоснулись — ее рука скользнула по его боку, на этот раз более осознанно, ощущая твердость мышц под рубашкой, тепло, которое пробивалось сквозь ткань и заставляло ее кожу гореть.

"Почему я это делаю? Почему его прикосновения не отталкивают меня? Я должна ненавидеть его...должна..."

Ее дыхание стало тяжелым, а пульс отозвался эхом в ушах, смешиваясь с грохотом взрывов. Тепло разливалось по венам, вызывая смятение. Она ненавидела, как ее тело предавало ее, как этот контакт будил что-то запретное, что она не хотела признавать. Внутри нее бушевала буря

Элиот замер на мгновение, чувствуя, как ее тело прижимается к нему, идеально вписываясь в его контуры, как будто они были созданы друг для друга. Его сердце забилось чаще, а в голове промелькнула мысль:

"Блять, это будит желания, которые я не могу позволить себе. Если она узнает, то точно использует их против меня."

Он сжал зубы, борясь с подступающей эрекцией, которая напрягала ткань его шорт. Он хотел сказать что-то колкое, но слова застряли в глотке, а его рука все еще лежала на ее талии, неохотно отпускающая. Рэйчел же чувствовала тепло его кожи, его биение сердца через ткань, и это только усиливало ее внутренний конфликт. Она ненавидела себя за это притяжение, за то, как ее тело предавало разум.

Вокруг них фейерверки достигли пика — небо заполнилось ослепительными светом из переплетающихся цветов, с шипением и свистом, что казалось симфонией хаоса. Когда финальный залп осветил ночь последним золотым взрывом, они стояли в неловком молчании, их тела все еще были слишком близко, но ни один не решался пошевелиться. Затем Рэйчел отстранилась, ее глаза избегали его взгляда, оставляя между ними пропасть, полную невысказанных слов. Она подавила вспыхнувшее влечение, убеждая себя, что это всего лишь реакция на страх, но в глубине души знала, что это ложь. Элиот смотрел на нее, его лицо скрыто в тени, но в его мыслях зарождались сомнения.

"Может, моя ненависть к ней не так сильна, как я думал. Черт, это может стать проблемой."

Толпа разразилась аплодисментами, но для них двоих это был конец сцены, которая намекала на что-то большее, на растущее влечение, которое могло разгореться в пламя или сгореть в пепел.