6 глава
Вивьен.
После очередного не самого лёгкого дня в школе, наполненного глупыми насмешками за моей спиной, я лежу в своей комнате и смотрю в потолок. Амелия рассказала мне, что Эмма разослала по половине школы видео, на котором видно, как на меня падает мусор. Хотя даже если бы моя соседка по комнате не предупредила меня, я бы всё равно всё поняла — сегодня каждый третий тыкал это видео мне в лицо. Что я при этом чувствую? Ничего. Мне всё равно. Я не собираюсь надолго оставаться в этом городе. Я просто выдержу этот последний год в школе и уеду в другой город, где меня ждёт новая жизнь.
Поэтому мне плевать, что они думают обо мне, плевать, что смеются. Я вообще и не собиралась заводить здесь друзей. Во-первых, чтобы действительно начать новую жизнь, нельзя позволять чему-то или кому-то тянуть тебя назад. Во-вторых, половина парней этой школы видят в первую очередь не меня — а мои пышные формы третьего размера. Из-за этого вытекает и третья причина, я не верю в женскую дружбу. Причин для этого много. Все мои "подруги" из родного города долго со мной не задерживались. Они искали повод, чтобы публично высмеять меня — за работу моей матери, за отсутствие денег, за синяки на теле, за что угодно, лишь бы парни, которые им нравились, наконец перестали по мне сохнуть.
Вторая причина — плохой пример. У моей матери была лучшая подруга по имени Софи. Она была низкой, приятной блондинкой с красивыми светло-серыми глазами. Софи всегда относилась ко мне с добротой, гораздо лучше, чем моя мать, иногда тайком приносила мне сладости. Всё моё детство я задавалась одним вопросом: как мог моя злобная мать дружить с такой доброй, как ангел, Софи?
Только вот Софи оказалась даже хуже моей матери. Однажды мама пригласила её на ужин, познакомить с очередным мужчиной, который задерживался у нас в доме надолго. В такие вечера мне приказывалось сидеть в своей комнате и не высовываться, но я была любопытной и подглядывала через щёлочку в двери. Они сидели, пили и разговаривали. Когда алкоголь кончился, мама отправилась в магазин докупить спиртное. Я увидела, как длинные пальцы Софи скользили по груди мужчины, как она с улыбкой смотрела на него, а он отвечал тем же. Как Софи села ему на колени, а он начал нежно целовать её оголённые плечи.
Мне стало мерзко, и я убежала в другой угол комнаты, зная, чем обычно заканчиваются такие вечера у нас дома. Через несколько минут пришла мама. В доме послышались громкие крики, я подбежала к двери и увидела, как она тянет Софи за волосы, называя её потаскухой, а затем вышвырнула её за порог. После этого мама, будто ничего не случилось, кинулась страстно целовать того мужчину, она не видела никакой проблемы в нем. С той поры я никогда не видела Софи. Думаю, больше нет смысла комментировать, почему я не верю в женскую дружбу.
Я понимаю, что сильно проголодалась: живот урчит. Встаю с кровати, накидываю сверху на белую майку чёрную кофту на замке и спускаюсь вниз на кухню. Там тусклый жёлтый свет. В нашем приюте не обязаны ужинать вместе. Каждый ест, когда и что хочет. Но Мардж всегда наготавливает целые кастрюли вкусной еды — запах манит, заполняет комнату и будит аппетит.
Зайдя на кухню, я встречаю взгляд Мардж. Старушка в уютном вязаном кардигане сидит за столом и держит в руках кружку с чаем. Увидев меня, она улыбается и ставит кружку на стол. Её светлые глаза внимательно скользят по моему силуэту.
Честно говоря, тёплых чувств к ней у меня нет, в отличие от других девочек из приюта. Да, нужно отдать ей должное: она словно замещает материнскую любовь, относится ко всем с добротой, готовит еду и поддерживает порядок, никого сильно не ругает и многое прощает. Но мне она кажется странной, с какими-то своими скелетами в шкафу. Слишком много она делает просто так, безвозмездно.
— Проходи, милая. Проголодалась? — улыбается она и склоняет голову на бок, глядя на пустой деревянный стул рядом с собой.
Я киваю, прохожу вглубь кухни и подхожу к небольшой плите, на которой стоит большая кастрюля с едой. Ощущаю тепло и запахи, которые хоть ненадолго дают почувствовать себя в безопасности.
Я беру тарелку с верхней полки и снимаю крышку кастрюли, тут же вдыхая аппетитный аромат свежеприготовленных макарон с фаршем. Беру половник и насыпаю себе две ложки, затем закрываю крышку, беру ложку и усаживаюсь. Еда ещё тёплая, и я ощущаю это, прикасаясь к тарелке. Вместо предложенного мне места ставлю тарелку напротив Мардж и, не церемонясь, опускаюсь на стул. Утыкаюсь лицом в тарелку и начинаю есть.
Старушка готовит отменно — пожалуй, тут нельзя поспорить. Моя мать готовить вовсе не умела. Даже когда пыталась испечь блины для очередного кавалера, они получались у неё сгоревшими и совершенно безвкусными. Поэтому моё питание чаще всего сводилось к лапше быстрого приготовления, либо к еде в школьной столовой. Там, конечно, пища была отвратительной, но после двух-трёх дней голода даже это казалось вкусным.
Наверное, именно из-за такого образа жизни у меня худое тело. Весь жир, который мог бы попасть в организм, очевидно, ушёл в грудь и задницу. Потому у меня такой плоский живот, тонкие руки, острые ключицы, скулы и хрупкие щиколотки.
Я чувствую, как Мардж смотрит на меня, но я, не отрываясь, продолжает смотреть в свою тарелку.
— Знаешь, Вивьен, ты очень гармонично здесь смотришься. Здесь тебе самое место, — неожиданно произносит она своим хрипловатым голосом.
От неожиданности я давлюсь макарониной, быстро перевожу взгляд на неё. Ее улыбка привычна, но мне от чего-то становится плохо, и желание есть тут же пропадает. Я внезапно вспоминаю слова Мэйсона с нашей последней встречи: «Тебе там самое место, красивая». Не знаю, совпадение ли это, или в Мардж таятся свои тайны, среди которых — и Мэйсон, но мне становится не по себе.
— О чём вы? — морщу лоб и отодвигаю тарелку с едой.
Мардж встаёт со стула, с кружкой в руках. Она пододвигает свободной рукой стул к столу и направляется к выходу из кухню. Я слежу взглядом за её спиной, готова повторить вопрос, но она останавливается в дверном проёме, по-прежнему стоя ко мне спиной.
— Скоро ты сама всё поймёшь, — говорит Мардж.
Я ещё хочу потребовать объяснений, но она уже исчезает за дверью, шурша тапочками по полу. Вздыхаю, раздраженная этими тайнами, кружащимися вокруг меня. Есть совершенно не хочется.
Встаю из-за стола, беру тарелку и сбрасываю недоеденное обратно в кастрюлю, мою грязную вилку и посуду. В доме одно из правил — после себя нужно мыть посуду. Хотя, честно говоря, мне кажется, что Мардж потом всё равно всё перемывает, ведь тарелки подозрительно слишком чистые.
Решаю проветриться и заодно покурить на свежем воздухе. Выхожу на улицу и тут же чувствую, как прохладный вечерний ветер бьёт по лицу. Заправляю темную прядь волос за ухо — ветер лениво играет с ней, словно ласкает. Сажусь на крыльцо дома, достаю из кармана шорт привычную пачку сигарет и зажигалку.
Через секунды никотиновая палочка оказывается между моими губами, и дым нежно обволакивает лёгкие, придавая свежести и лёгкой эйфории.
Я замечаю, как из дома напротив — Хауса для мальчиков — выходит парень. На нём мешковатые чёрные штаны и белая майка. Светлые волосы взъерошены, он среднего роста, около 178 см, возможно немного худощав, но не слишком. Он спрыгивает с крыльца, засовывая руки в карманы штанов. Затем поднимает средний и указательный палец — салютует мне. Я усмехаюсь, выпускаю клубок дыма и повторяю его жест. Возможно, я видела его раньше в школе, но не запомнила имени.
К моему удивлению, он направляется прямо ко мне и садится рядом так, что я могу получше рассмотреть его лицо: мягкие черты, нос с небольшой горбинкой, татуировка на шее, карие глаза, тёмные брови и прокол около одной из них.
— Трэвис Беверли, — протягивает он мне руку.
В его взгляде нет ничего лишнего, пустоты или лжи, потому я принимаю рукопожатие.
— Вивьен Флорес, — называю своё имя, на что Трэвис усмехается, и я невольно приподнимаю брови.
— Ты же девчонка Вальсонов, твоё имя я прекрасно знаю, — говорит он мне, его голос звучит уверенно и немного насмешливо.
Я цокаю языком, делая задумчивую затяжку.
— Я не девчонка Вальсонов, — грубо обрезаю его.
Он качает головой, но ничего не отвечает, словно мои слова не имеют для него значения.
— Дашь закурить? — спрашивает он спустя несколько напряжённых минут молчания. Очевидно, именно для этого он подошёл ко мне.
Я киваю, открываю пачку и протягиваю ему.
— Спасибо, — произносит Трэвис, его голос становится чуточку мягче.
Он берёт одну сигарету, достаёт из кармана зажигалку и подносит к кончику сигареты. Теперь клубы дыма в тёмное небо мы выпускаем вдвоём. Я рада, что парень больше ничего не говорит, наслаждаясь этой редкой для меня тишиной. Спустя минут десять, Трэвис молча встаёт и, не сказав ни слова, уходит обратно в дом. Я хмыкаю, но решаю, что тоже пора вернуться в комнату.
***
Следующим утром я выхожу из приюта ровно в тот момент, когда из дома напротив, дома мальчиков, выходит Трэвис. На нём всё те же мешковатые штаны и белая майка. Он машет мне рукой, спрыгивая с крыльца. Я повторяю его действия, и подхожу ближе.
— Привет, Флорес, — говорит он, засовывая руки в карманы штанов.
На мне мои любимые короткие джинсовые шорты и облегающая майка, но Трэвис совершенно не смотрит туда, куда обычно устремляются взгляды большинства парней. Он кажется... неплохим. Я усмехаюсь, следуя за ним в сторону школы.
— Привет, Беверли, — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
— А ты сама вообще откуда? — спрашивает Трэвис спустя пару секунд молчания.
— Из Каннелтона, — тут же отвечаю я, переводя на него взгляд. — А ты?
— Я родился здесь. Мама умерла при родах, а отец — около года назад, — я замолкаю, не зная, что сказать, но он продолжает, словно читая мои мысли. — Если что, можешь мне не сочувствовать и не говорить всякое такое дерьмо. Он был далеко не самым хорошим отцом.
Я лишь киваю и больше ничего не произношу. Мне, незнакомому парню, сказать больше нечего, да и незачем раскрывать своё прошлое, а он и не настаивает, тоже замолкает.
— Я живу в комнате с двумя парнями, которые по тебе просто сохнут. Кажется, они бы мне сейчас точно позавидовали, зная, что я иду с тобой в школу, — говорит Трэвис, меняя тему, чтобы разрядить обстановку.
Я морщу нос, от чего он хрипло смеётся, и мои губы непроизвольно дёргаются в ответной усмешке.
— Неужели они не брезгуют? Или не считают меня мусором, как все в этой школе? — язвительно спрашиваю я, вновь возвращаясь к неприятной теме.
Парень качает головой.
— Мы все здесь мусор, Флорес. Мы просто подростки из грязи, по сравнению с этой элитой. Ты правда думаешь, что парней вроде меня смутит, что ты спала с парнями Вальсон? — не успеваю я ничего ответить, как он продолжает, его голос звучит уверенно и немного снисходительно. — Это скорее ещё больше подчеркнёт твою привлекательность, раз они все трое на тебя повелись.
Я молчу пару секунд, а может, и минут, пытаясь осмыслить его слова. Затем говорю:
— Я не спала с ними, ни с одним из них.
— Пускай будет по-твоему, — Трэвис пожимает плечами и сворачивает на территорию школы, а я следую за ним, чувствуя, как внутри нарастает странное спокойствие.
***
Два последних дня недели парней Вальсон я в школе не видела, что, признаться, немного радовало. Насмешки продолжали меня преследовать, но хотя бы они не подливали масло в огонь. Часы на стене нашей с Амелией комнаты показывали около полудня, а я лежала на ещё не заправленной кровати. Моя соседка куда-то ушла с самого утра, подарив мне возможность насладиться одиночеством.
Я решаю всё-таки встать и немного пройтись по району. Заправляю постель, умываюсь, выбираю из шкафа джинсовые шорты и поношенную худи. Выхожу из комнаты, прихватив новую пачку сигарет. В доме стоит тишина — видимо, сегодня все решили заняться своими делами или отправиться на прогулку.
Выхожу на улицу, наслаждаясь пасмурной, спокойной погодой. Иду по асфальтированной дороге, погружённая в свои мысли, рассматривая красивую природу вокруг. На деревьях появляются яркие листья, предвестники осени. Пышные тучи закрыли собой солнце, не давая ему сегодня выйти на небесный парад. Кажется, к вечеру пойдёт дождь, что меня только радует. Ведь прогулки под дождём — одно из моих любимых удовольствий.
Я не замечаю, как за мной начинает ехать машина, и узнаю о её приближении только тогда, когда водитель сигналит. Подскакиваю от неожиданности и оборачиваюсь, видя машину Мэйсона. Хмурюсь, скрещиваю руки на груди и наблюдаю, как парень выходит из машины. Он улыбается мне, подходя ближе.
— Здравствуй, красивая, — говорит парень, слегка наклонив голову набок. Я лишь киваю ему. Он усмехается и продолжает: — Ты забыла о моём предложении?
— Я тебе, по-моему, ещё тогда, в кафе, ответила, что не хочу. Хватит меня втягивать в ваши игры между богатенькими наследниками, Мэйсон, — его имя я буквально выплёвываю, рыча.
Он отчего-то смеётся, качая головой.
— Ты впутана в это ещё очень давно, красивая, — говорит Мэйсон, заставляя меня хмуриться ещё сильнее. — Прости, но я настойчив и всегда добиваюсь того, чего хочу.
Он делает шаг ко мне. Я, понимая, что пахнет серьёзными проблемами, делаю несколько шагов назад. Когда Мэйсон подходит ещё ближе, я резко оборачиваюсь к нему спиной и бросаюсь бежать. Но высокий, спортивный парень явно бегает быстрее моих метра пятидесяти шести. Как бы я ни старалась, через несколько мгновений его рука обхватывает мою талию, поднимая меня в воздух. Я сглатываю, начиная брыкаться и бить его ногами.
— Пусти, идиот! — шиплю я, пытаясь освободиться.
Мэйсон лишь крепче меня держит, усмехаясь мне в ухо от моих жалких попыток спастись. Я чувствую, как злость окутывает моё тело, и с силой бью его кулаком в грудь. Он рычит, хватая мой кулак свободной рукой. Ведь моё хрупкое тело он может удержать и одной. Он тащит меня к своей машине.
— Отпусти меня, я никуда с тобой не поеду! — продолжаю я, ожесточённо брыкаясь Мэйсону.
Ему, кажется, это начинает надоедать, потому что он хватает меня ещё грубее, сжимая мои рёбра.
— Замолчи, Вивьен, и прекрати делать свои жалкие попытки сбежать. У тебя ничего не получится.
Он резким двитием открывает заднюю дверь машины и грубо швыряет меня туда, словно какого-то подзаблудившегося котёнка. Я ударяюсь грудью о сидение, от чего злюсь ещё сильнее, сажусь ровно. Мэйсон обходит машину и усаживается за водительское место. Я, придвигаясь ближе к ручке, пытаюсь её открыть, но она оказывается заблокированной.
— Ты больной урод! — кричу я ему, ударяя подошвой кед по его креслу.
Он скалится, его руки сжимаются на руле, и я замечаю, как вены на них начинают вздуваться.
— Я сейчас заткну твой грязный рот, если ты не успокоишься, девочка. Пора понять, что ты ничего не значишь, и мне плевать, чего ты хочешь, — его голос, вместо привычной мягкости, становится грубым и низким, отчего кожа на моих руках покрывается мурашками.
Я смачиваю пересохшее горло слюной, смотря на него со спины.
— Куда ты меня везешь? — спрашиваю я, пытаясь сохранить хоть какую-то видимость спокойствия.
— Туда, где тебя приведут в порядок и подготовят к балу в подобающем виде, — уже более спокойно отвечает Мэйсон.
Мне ничего не остаётся, как смириться и замолчать, глядя на мелькающий за затонированными окнами пейзаж. Чёрт знает, где я и куда он меня везёт, и буду ли я вообще жива через несколько минут.