5 глава
Вивьен.
Утром среды я вновь направляюсь в школу, как всегда одна, и вновь наслаждаюсь своим странным, но привычным одиночеством. Мои мысли словно рой пчёл кружат в голове. Я чувствую себя странно, в каком-то замешательстве. Меня не покидает навязчивое приглашение Мэйсона на этот чёртов бал. Меня явно впутали в какую-то изощрённую игру между наследниками этого города, и, кажется, мне уже не выбраться. Это начинало душить меня, вызывая глухое раздражение и чувство безысходности. Я настолько погружаюсь в своих мыслях, прокручивая сценарии, что не замечаю, как около меня оказывается Лара, до того момента, как её голос нарушает утреннюю тишину.
— Чёрт, Вивьен, как тебе это удалось? — её голос звучит слишком громко, слишком эмоционально для раннего утра.
Я хмурюсь, переводя на неё удивлённый взгляд. Лара на меня даже не смотрит, она сосредоточенно изучает асфальт под своими кедами, словно там написаны все ответы.
— О чём ты? — спрашиваю я, не понимая, что могло так её взволновать.
— Парни Вальсон никогда не делят девушек. Если одна из крутых девчонок смогла провести пару ночей с одним из них, то она автоматически не может быть с другим, а ты... со всеми тремя сразу! — она в конце переходит на шёпот, её глаза расширяются, а после замолкает, ожидая моей реакции.
Я закатываю глаза, желая послать её куда подальше с её идиотскими домыслами, но молчу, лишь тяжело вздыхаю.
— Ещё и теперь с Мэйсоном мутишь, — неожиданно добавляет она, и я слышу в её голосе какие-то странные нотки — зависти? Неужели она завидует этой каше, в которую я попала?
— Боже, девочка, я ни с кем не мучу, — говорю я ей, пытаясь звучать как можно более равнодушно.
Она усмехается, убирая с лица прядь волос, и её взгляд становится колким.
— Да, Вивьен, именно поэтому он возил тебя вчера в свою кофейню в северной части города. Конечно.
Я вскидываю брови от её слов, но тут же возвращаю их на место, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, не сводя с неё глаз. Хотя Лара на меня не смотрит совершенно, её взгляд прикован к асфальту, словно она боится встретиться с моей реакцией.
— Откуда ты... — начинаю я, но она бесцеремонно обрывает меня.
— От верблюда! — её голос звучит резко, почти торжествующе. — Вас кто-то снял и слил в сеть с подписью: «Девочка из приюта Вальсон вместе с наследником северной части города». И поверь, новость уже разнеслась быстрее ветра.
Лара скрещивает руки на груди, её поза выражает неприкрытое удовлетворение от того, что она первая принесла эту «горячую» новость. А я устало прикрываю веки, чувствуя, как мир под ногами пошатнулся. Я оказалась в ещё большем дерьме, чем вчера, мать твою.
— И поверь, Мэйсон был совершенно не против такого расклада, — продолжает Лара, словно читая мои мысли. — Он по щелчку пальца мог бы сделать так, чтобы всё удалили. Но он этого не сделал. Думай сама.
Когда я распахиваю веки, Лара уже скрывается за забором школы, растворяясь в толпе учеников, оставив меня наедине со своими мыслями. Я остаюсь по другую сторону, за пределами этой видимой линии, отделяющей меня от остального мира. Со злостью пинаю ногой небольшой камень, отчего он с отчаянным звуком отлетает в сторону и растворяется в траве. Всё это начинает по-настоящему бесить.
— Малышка Виви, ну согласись, что мой подарок был лучше его сладкого дерьма, — раздаётся над моим ухом тихий, дразнящий шёпот, и я чувствую, как мурашки бегут по всему телу от его неожиданной близости.
Я вздрагиваю, быстро оборачиваясь, и вижу совсем рядом усмехающегося Дилана. Он, словно фокусник, держит в руке пачку моих любимых сигарет, маняще и непринуждённо крутя её между пальцами. В его глазах пляшут озорные искорки.
— Так это ты оставил мне их? — усмехаюсь я в ответ, скрещивая руки на груди и инстинктивно делая шаг назад от его крупной, доминирующей фигуры.
Но этот шаг назад оказывается фатальным — я упираюсь спиной в чью-то массивную, твёрдую грудь, ощущая её тепло и слыша тяжёлое, ровное дыхание прямо над ухом. Я обвожу языком верхнюю челюсть, нервно сглатываю и медленно, осторожно оборачиваю голову. Надо мной, словно грозовая туча, стоит Бастер, скрестив свои мускулистые руки точно так же, как я свои. Он выглядит хмурым, его лицо — как предгрозовое небо, готовое разразиться. Я цокаю языком, желая сделать шаг вправо, чтобы выйти из этого кольца, но мой последний путь мне загораживает Вильям, его взгляд скрыт за тёмными линзами солнцезащитных очков, но я чувствую его напряжённое внимание. Я в ловушке.
— Что вам нужно? — спрашиваю я, осматривая всех троих по очереди.
Бастер наклоняется ближе, его голос звучит низко и угрожающе, сквозь стиснутую челюсть:
— Ты играешь в какую-то игру, голубоглазая. И знай, что мы обязательно узнаем, в какую. И тогда ты быстро упадёшь на свою большую задницу, малышка.
Я усмехаюсь, качая головой. Моя улыбка — это вызов, чистый адреналин.
— Это вы меня впустили в эту игру, парни, — говорю я им, глядя прямо в глаза Бастеру, затем перевожу взгляд на Вильяма и Дилана. — А я проигрывать не люблю.
— А мы не проигрываем вообще, Вивьен, — дрязняще говорит мне Вильям.
Дилан подмигивает мне, и я с усилием протискиваюсь мимо Вильяма. К моему удивлению, он не удерживает меня, лишь слегка отступает, позволяя уйти. Я чувствую их взгляды на своей спине, но иду вперёд, не оборачиваясь, зная, что эта игра только начинается.
**
Они отдали им приказ. Приказ, словно своей маленькой армии, — меня уничтожить. Команду "завалить" меня. Когда я подхожу к своему шкафчику, то вижу на его дверце надписи, выведенные подлой рукой разным цветом помады. «Поношенная», «Грязная», «Подстилка» — и всё в таком духе, оскорбительном и мерзком. Я цокаю языком, вставляю ключик в замочную скважину, проворачиваю его и резко открываю дверцу. На меня обрушивается целая тонна мусора. Использованные салфетки, скользкая банановая кожура, липкие, изжёванные жвачки — всё это шлёпается мне на обувь и расползается по полу. Я с силой захлопываю дверцу шкафчика, чувствуя, как внутри всё закипает, и резко оборачиваюсь. В дверном проёме раздевалки стоит Эмма, а за её спиной, мерзко хихикая, толпятся её подружки. Их предводительница, эта самодовольная бестия, снимает меня на камеру своего новейшего, я уверена, айфона.
Я делаю шаг вперёд, но моя нога предательски подскальзывается на той самой банановой кожуре. Я теряю равновесие и с глухим шлепком падаю прямо задницей на пол, в самую кучу только что вывалившегося мусора. Богатые цыпочки за дверью заливаются откровенным, злорадным смехом, а на лице Эммы расцветает самодовольная, яркая усмешка.
— Оу, Вивьен, я думаю, это не проблема для тебя, — произносит она, намеренно растягивая слова, — ты ведь привыкла быть в грязи, не так ли, детка? — спрашивает она, направляя на меня камеру своего телефона в пушистом чехле, который, кажется, был создан специально для того, чтобы подчёркивать её напускную невинность.
Я усмехаюсь в ответ, медленно, с достоинством поднимаясь на ноги, чувствуя, как прилипшая к джинсам банановая шкурка неприятно холодит кожу.
— Кажется, парни этой школы любят подобный мусор больше, чем твои дорогие биркины, — я нарочито задумчиво стучу указательным пальцем по подбородку, словно размышляя над глубокой истиной.
Эмма резко опускает телефон, пряча его в задний карман своих обтягивающих дизайнерских джинсов, и скрещивает руки на груди, не сводя с меня своих тщательно накрашенных глаз, в которых мелькает раздражение.
— О чём ты говоришь? — спрашивает она, её брови недовольно хмурятся.
— Раз уж они все трое клюнули на меня, а не на тебя, — я произношу это максимально небрежно, но каждое слово попадает точно в цель. — Это очень печально, только ты не плачь. Они любят жёстких, — я ей подмигиваю, чуть ухмыляясь, и проскальзываю мимо неё и её подруг, специально задевая Эмму плечом, чтобы убедиться, что она почувствует моё присутствие.
***
После уроков я сижу в парке, неподалеку от приюта. На мне привычные рваные джинсы и облегающая чёрная майка. Сигарета нашла своё место между моих тонких пальцев, оставляя на их подушечках крупинки табака. Я оперлась головой о шершавый ствол старого дерева, наслаждаясь редкой тишиной и терпким вкусом никотина, что медленно оседает на моих лёгких, принося мимолётное успокоение. Вдруг я задумалась: почему всю мою жизнь меня преследуют какие-то неудачи и бесконечные испытания? Вероятно, так у всех или же я просто так себя успокаиваю, пытаясь найти смысл в этом хаосе.
Я бы могла сбежать из этого места, как многие до меня, или же ещё раньше сбежать от своей матери, она бы вряд ли стала меня искать. Но есть ли в этом толк? Без законченной школы я никому не нужна, а выживать на что-то надо. Тогда единственным вариантом, пожалуй, стала бы проституция. Моя мать временами занималась подобным. Звучит отвратительно, знаю, но это правда.
Она работала в местных клубах нашего города, зарабатывая своим телом. И если вы сейчас подумали, что это было ради того, чтобы прокормить меня, то вовсе нет. Моя мать любила деньги и мужиков, пожалуй, настолько сильно и искренне, как не смогла бы никогда в жизни полюбить меня. Потому подобная проституция приносила ей некий извращённый кайф. Когда же находился какой-нибудь мужчина, что интересовался ею больше, чем на одну ночь, она отказывала себе от этого "удовольствия", доставаясь ему полностью, как будто это была награда. Ох, как бы она ликовала, будь сейчас на моём месте! Если бы около неё были парни, подобные Вальсонам или Мэйсону, она бы закатывала глаза от предвкушения при одном их виде. Это омерзительно, знаю.
Если с тем, что любила моя мать, мы разобрались, то что она ненавидела, так это была я. Наверное, с самого моего рождения. Я задавалась вопросом, почему она не отказалась от родительских прав ещё в роддоме, но единственным ответом в моей голове было то, что ей государство давало неплохие деньги, ведь воспитывала она меня одна. Своего отца я ни разу не видела. Ни в жизни, ни на фотографиях. Ни разу о нём не слышала, да и вообще без понятия, какое имя он носит. Но несложно понять, что внешне я, вероятно, являюсь его копией, что, возможно, и послужило одной из причин ненависти моей матери ко мне. У моей мамы от природы рыжие волосы, что немного вьются, тёмно-карие глаза, обретающие медовый оттенок на солнце, прямой нос, тонкие яркие губы и среднестатистический женский рост. Я же являюсь полной противоположностью ей. Если посмотреть со стороны, то даже не скажешь, что она моя мать, а я — её дочь. Я никогда не задавала ей вопрос, почему так, боясь разозлить и без того холодную женщину.
Было ли мне интересно узнать про моего отца? Конечно. Эта мысль, словно заноза, сидела глубоко в моём сердце с самых ранних лет. Когда мне было около восьми, я любила смотреть в окно нашей убогой квартирки, сквозь пыльное стекло, и часами размышлять о нём, глупо, по-детски надеясь, что когда-нибудь он появится и заберёт меня от матери. В своей голове я рисовала образ доброго мужчины с лёгкой щетиной, волосами, едва тронутыми сединой, и такими же красивыми, как у меня, ярко-голубыми глазами. Я воображала, как он будет читать мне сказки, как мы будем гулять по парку, где нет мусора и грязи, как он защитит меня от всего мира и от материнской злобы.
На деле же сейчас я понимаю, что он, наверное, был обычным мужчиной, одним из тех, кого моя мать регулярно водила в дом. Наглые, грубые отморозки, которым было абсолютно плевать на наличие ребёнка в доме. Они сновали по нашим двум комнатам, словно хозяева, курили, громко смеялись и иногда бросали на меня эти странные, неприятные взгляды. А как только я начала подрастать, их взгляды изменились, стали и вовсе хищными, и они уже смотрели на меня не как на ребёнка, а как на нечто другое. Это всегда заканчивалось тем, что я получала от матери. Она била меня за "неподобающее" поведение, за "притягивание" этих взглядов, хотя я просто существовала в своём углу. Как же я ненавидела свои округляющиеся формы, пытаясь хоть как-то скрыть их за мешковатой одеждой, за бесформенными свитерами и широкими джинсами. Всё что угодно, лишь бы они перестали смотреть на меня взглядом хищника, увидевшего свою добычу, лишь бы мама перестала это замечать и не избивала меня до синяков и гематом на теле. Этот страх был моим постоянным спутником.
Из моих глубоко грызущих мыслей, словно тяжёлых камней на дне души, меня отвлекает едва слышный шорох. Я тут же распахиваю глаза, затуманенные никотиновым дымом и воспоминаниями, оглядываясь по сторонам. Мой взгляд скользит по зелени парка, пока не натыкается на знакомую фигуру. Я облизываю пересохшую нижнюю губу, закатывая глаза, когда замечаю в поле своего зрения Дилана. Он один. Чёрт возьми, эти парни преследуют меня повсюду, и скоро начнут являться мне в кошмарах. С досадой отворачиваю голову, и слышу его самодовольный, насмешливый смешок.
— Я не растворюсь в твоих мыслях, малышка Виви, — произносит он, его голос звучит прямо над моей головой, а нависающая тень полностью поглощает солнечный свет. Он стоит слишком близко, и его присутствие давит на меня.
Я всё ещё не смотрю на него, упорно игнорируя. Тогда он, с поразительной лёгкостью, присаживается рядом, небрежно опуская свои дорогие джинсы на грязную траву, будто это вовсе не проблема. Я наконец перевожу на него взгляд, делая глубокую, нарочито медленную затяжку сигаретой, чтобы выиграть время и собрать мысли.
— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я, хмурясь, в голосе звучит неприкрытое раздражение.
Он смеётся, запрокинув голову на ствол дерева, его смех звучит хрипло и немного надменно.
— Я обожаю этот парк, Вивьен. Часто тут бываю. Поэтому подобный вопрос должен задавать я тебе, — он опускает голову, смотрит на меня, облизывая губы. Его взгляд скользит по мне, оценивающий и насмешливый. — Неужто ты настолько хотела на меня посмотреть, что узнала об этом и решила сюда прийти? — он переходит на дразнящий шёпот, наклоняя свой корпус ближе ко мне, его дыхание опаляет мою щеку.
Я цокаю языком, демонстративно отодвигаясь, отчего он снова хрипло смеётся, наслаждаясь моей реакцией.
— Парк — это общественное место, не бери на себя так много, — говорю я, выдыхая густые клубы дыма ему в лицо, надеясь, что это хоть немного испортит ему настроение.
— Дашь закурить? — спрашивает он, совершенно невозмутимо меняя тему.
Я хочу ему отказать, выплюнуть колкость, но вспоминаю, что это он же и дал мне эти сигареты. Поэтому достаю пачку из кармана джинсов, открываю и протягиваю ему. Он кивает, берёт одну, и ловким движением зажигает её своей зажигалкой. Засовывает сигарету между губ, делает затяжку и прикрывает глаза, словно гурман, смакующий изысканное вино.
— Не знала, что богатые мальчики курят подобное дерьмо, — говорю я с едкой усмешкой.
Дилан усмехается в ответ, по-прежнему не открывая глаз.
— Мне интересно попробовать, что любит заноза, что появилась в моей и моих братьев задницах, — говорит он, выдыхая сизый дым в воздух.
Я не выдерживаю и начинаю смеяться, громко и заливисто, от чего он распахивает глаза, удивлённо глядя на меня.
— Подобное должна говорить я, парень. Я обычная девчонка из вашего приюта, которую вы решили поставить на место, — на этих словах я показываю кавычки пальцами, выделяя каждое слово. — Видимо, у вас, у богатеньких, хобби — унижать подобных мне.
— Ты начала первую игру, Вивьен, и мы до сих пор не знаем, какую именно. Ты что-то мутишь за нашими спинами вместе с Мэйсоном, — говорит Дилан, задумчиво рассматривая сложные татуировки на своих пальцах, будто в них написаны все ответы.
Я фыркаю, тушу сигарету об ствол дерева и, с демонстративным презрением, выбрасываю окурок в траву.
— Если тебе так интересно, то я считаю Мэйсона точно таким же богатым кретином, как и вас. Отличие только в том, что он меня не "гасит" и пытается ввести в игру на свою сторону, — говорю я, подчёркивая свои слова.
Дилан не сводит с меня глаз, его взгляд пронзителен.
— Хочешь, чтобы мы перестали "гасить"? — он щурится, в его голосе слышится вызов.
— Мне плевать, Дилан. Делайте что хотите, — я пожимаю плечами, притворяясь равнодушной, а он кивает, будто принимая моё равнодушие как должное.
Я не вижу смысла находиться тут дольше, под его пристальным взглядом, потому встаю на ноги, желая уйти. Дилан не смотрит в мою сторону, ничего не говоря, пока я не разворачиваюсь спиной к нему и не делаю пару шагов.
— Ты проиграешь, если будешь играть против нас, малышка Виви, — его голос догоняет меня, звучит низко и уверенно. Я оборачиваюсь, встречаясь с его дьявольски насмешливым взглядом. — Я уже знаю одну твою слабость: однажды у тебя закончатся запасы сигарет, и ты будешь сходить с ума от ломки. Тогда я встану над тобой и обязательно закурю твоими любимыми сигаретами, глядя на то, как ты мучаешься.
Дилан самодовольно ухмыляется, от чего я закатываю глаза. Ничего не отвечая, я быстро ухожу из парка обратно в приют.