Импринт

Элгин, Шотландия.

Призрак.

Семь лет назад.

Черт бы побрал эту вишню.

Насыщенный амбровый аромат с яркими нотами ягоды витает в воздухе, а название подаренного парфюма делает мою кожу такой красной, что мне становится невыносимо жарко. Дословно название аромата означает "Потерянная вишня", альтернативное же значение... "Потерянная невинность"*.

Просто дыши, Даша.

Как будто вчерашних мучений Виолетте было недостаточно, и она обзавелась целью мучить меня каждое мгновение, даже когда ее нет рядом.

Я остаюсь неподвижной.

Не в силах успокоиться.

Не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме ощущения его губ на моей коже и тех жгучих ощущений, которые может вызвать во мне только Виолетта.

Кожа сверхчувствительная, на некоторых видимых участках виднеются отметины, оставленные ее губами и сильными пальцами. Неожиданно я вспоминаю, как Ви стоит рядом и легко, ласково... мучительно медленно смывает с меня остатки пены, не забывая опускаться с поцелуями на мое плечо. О господи. Сердце снова колотится, это так... приятно.

За всю свою жизнь я не получала столько тактильных ощущений, как за последний месяц. На меня никто не смотрел, никто не касался, никто не говорил со мной так, как это делает Виолетта. Ощущение, будто вас засасывает в черную дыру, но вы рады этой сладкой боли. И может быть, я действительно ненормальная, даже сломанная, однако сегодня во мне больше энергии, чем когда бы то ни было.

Нервно намотав полотенце на горящее тело, я выхожу в огромную спальню, где половину стен заменяют панорамные окна c видом на густые деревья. Дизайн особняка довольно минималистичен: в нем много серого бетона, высоких потолков и открытого пространства, делающего дом частью окружающего леса. Половину шкафа занимают женские вещи, и прежде чем меня охватывает странная злость, я замечаю приклеенный стикер с надписью "Для мисс Добренко".

Юбки, платья, аксессуары... И никаких джинсов, колготок и кед. Заглянув дальше, я замираю. Черт. Черт. Черт. Виолетта подготовилп для меня не только парфюм, одежду, обувь, но и нижнее белье. Красное.

Я быстро одеваюсь, выбрав из гардероба черную водолазку с высоким горлом, в тон к ней юбку, чулки и сапоги на каблуке. Все сидит превосходно. Расчесав волосы, я делаю глубокий вдох: все, я готова встретиться с моим кошмаром.

К моему облегчению, первый этаж оказывается пуст. Я была во многих шикарных особняках, но в таком - впервые. Помещение просто огромное - практически размером в теннисный корт. Графитовая кухня, барные стулья с темным островом, сплошь покрытым мрамором, а слева от лестницы - несколько внушительных черных диванов и большой монитор для просмотра фильмов. Психологи утверждают, что большие размеры подпитывают эго, особенно если учитывать свойственные им небольшие анатомические особенности. Но у Виолетты явно большая анатомическая особенность, я бы даже сказала: пугающая.

Черт побери, Даш, ты действительно думаешь о ее?..

- Вам налить кофе, мисс Добренко?

Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь, видя перед собой строгого мужчину. Он одет в самый чопорный костюм из серой, твидовой ткани. Светлые волосы уложены в безупречную прическу, а глаза такие высокомерные, что хочется спрятаться.

Британец.

- О, - я расправляю плечи. - Вы напугали меня.

- Прошу прощения, - отвечает он без единой эмоции. У него явный британский акцент и ледяные ноты в голосе, присущие многим англичанам. - Виолетта скоро присоединится к вам. Вы будете кофе или чай? Или вам сразу подать завтрак?

- Я начну с чая, спасибо, - я присаживаюсь на высокий стул, стараясь не нервничать.

- Вы можете звать меня Оливер.

Оливер быстро заливает черные травы в прозрачного чайнике, а затем ставит его на поднос с одной чашкой и несет его ко мне.

- Оливер, а вы не присоединитесь ко мне? - спрашиваю я, вдыхая в себя аромат бергамота. - Чай просто замечательный.

- Я на работе, мисс Добренко, - отвечает он сухо. - Молоко?

- Нет, благодарю. У меня плохая переносимость лактозы. То, что вы на работе, не обозначает, что вы не можете выпить со мной чай. Пожалуйста, присядьте, Оливер.

Мне неловко, когда вы стоите рядом, будто застывшая статуя.

- Виолетта предупредила меня о ваших пищевых привычках, и я купила соевое, миндальное и кокосовое молоко. Какое вы выбираете?

Он полностью проигнорировал мое предложение. Чопорная зануда.

- Миндальное.

Налив чай в белоснежную кружку, я добавляю немного теплого молока и поднимаю взгляд на Оливера, чувствуя странное напряжение. Тот смотрит на меня так неодобрительно, что я не могу сдержать улыбку.

- О, я буквально вижу ваше негодование. Обычно я пью чай таким образом.

- Неправильным образом, мисс Добренко? - Оливер поджимает губы, но быстро исправляется, снова превращаясь в безэмоциональную статую. - Сначала следует наливать в чашку молоко и только потом добавлять горячий чай. Если сделать наоборот, молоко может нагреться неравномерно, и вкус напитка испортится.

Я улыбаюсь шире.

- Я знаю. Но так пил чай мой дедушка, и я привыкла. Последовательность не важна, главное получать удовольствие, не так ли?

- Ваш дедушка не из Великобритании?

Поставив кружку на блюдце, я отрицательно машу головой.

- Нет, он из России.

- Тогда это объясняет зверское преступление, которое вы совершаете над чаем.

Я кладу руку на живот и громко смеюсь, с радостью наблюдая, как на строгом лице Оливера проступают первые признаки улыбки.

А затем в воздухе раздается мрачный приказ:

- Ты свободен, Оливер.

Оливер оставляет две тарелки с завтраком и немедленно уходит, выполняя приказ. Мне абсолютно не нравится тон Виолетты, но я ничего не могу с собой поделать. Каждый дюйм в моем теле гудит все сильнее при ее приближении, и я стараюсь взять себя в руки.

Действительно стараюсь. Пока она не обхватывает пальцами мое горло, стягивая ткань водолазки вниз. Подушечка ее большого пальца прижимается к отметке с укусом, и я подавляю стон.

Что-то в ее темном взгляде тревожит меня. С каких пор я начала чувствовать ее настроение?

- Все в порядке?

Виолетта бросает телефон на столешницу, берет меня за талию и усаживает к себе на колени. Мои легкие расширяются, пока я вдыхаю опьяняющий запах, а сердце пропускает удар.

Что-то не так.

Она зарывается носом в мои слегка влажные волосы, продолжая нервирующе водить рукой по спине. Медленно вверх. И медленно вниз.

- Теперь да.

- Ты выглядишь более отстраненной, чем обычно, - осмелившись, я беру в ладони ее лицо. Она не сопротивляется. Даже прижимается к моей руке, выбивая из моей груди весь воздух. - Что-то случилось?

- Ничего из того, что я бы не смогла решить.

Ее пальцы скользят под мою юбку и чувственно глядят кожу чуть выше линии чулка. Я прикусываю губу, заставляя себя не отвлекаться.
- Но ты расстроена.

- Я не расстроена. Я практически не испытываю эмоций, Даша. Я способна накапливать раздражение, иногда чувствовать гнев, не более. Правда в том, что мой гнев напрямую зависит от того, насколько все идет по плану.

Ее прохладные пальцы продвигаются дальше - до края кружевного белья и слегка натягивают ткань сбоку.

- Прекрати делать это, - прошу я, вздрагивая.

- Делать что?

- Отвлекать меня. Очевидно, что ты пытаешься сменить тему.

Она ухмыляется своей монстроподобной полуулыбкой, призванной отпугивать людей.

- Значит я отвлекаю тебя, мой маленький и уже не невинный котенок? Признайся, что ты без ума от меня, Даша.

Мое сердце громко грохочет в груди - на самом деле оно рикошетит от каждой легкой ласки. Разве это не безумие?

- И все же ты стала улыбаться чаще, - замечаю я и спрашиваю уже тише: - Значит ли это, что ты начала испытывать радость?

- Не совсем.

- Не совсем?

Ее левая рука крепче впивается в мою кожу под юбкой, а другая ловит мою ладонь и оставляет легкий поцелуй на линии жизни.

- Я улыбаюсь, потому что ты всегда улыбаешься в ответ. Мне нравится твоя улыбка, Даша. Но она предназначена только для меня. И я уволю Оливера, если он еще раз посмотрит на тебя подобным образом.

Я внимательно смотрю в зеленые глаза Виолетты, которые сверкают подобно ночному небу.

- Ты шутишь, верно?

- Когда я шутила?

Ей не понравилось мое общение с Оливером? Она... серьезно?

- Получается, теперь мне позволено улыбаться только тебе? - я прикусываю губу, пытаясь не засмеяться.

Как бы сказала Эмма: "Кажется, я... в полном дерьме". Вне всякий сомнений я романтизирую этого невозможного садиста и сталкера.

- Мне не нравится, когда ты сближаешься с другими людьми. На самом деле, так не нравится, что я начинаю беспокоиться. А беспокойство мне не свойственно.

- Ты ни за что не будешь увольнять Оливера.

Она указывает на тарелку с английским завтраком.

- Ешь.

Я хмурюсь.

- Я серьезно, Виолетта. Это нездорово. Пообещай, что ты не уволишь его.

- Я не могу обещать то, что зависит от множества факторов, - она берет меня за подбородок, оставляя короткий поцелуй на щеке, и снова указывает на тарелку. - Ешь, Даш.

У меня... нет слов.

- Это так не работает. Ты не может просто проигнорировать меня, а потом указывать мне, что делать.

Ухмылка приподнимает ее губы.

- Ты действительно веришь, что я не могу? - ее пальцы проводят обжигающую линию от моего подбородка до шеи и запутываются в волосах. - Ты принадлежишь мне, помнишь?

- Я не твоя вещь.

- Не вещь, но определенно моя. Будет сложно отрицать, ведь ты кончила дважды за последние десять часов. И поверь мне, это даже близко не предел.

Мои щеки заливаются румянцем. Какая же она... засранка.

- О чем ты думаешь? - спрашивает она после моего недолгого молчания. Ее пальцы продолжают нервировать, поглаживая мой затылок и шею.

- О том, что ты засранка.

Она выгибает бровь и усмехается подобно самому настоящему дьяволу. Ну почему я влю...

О нет.

Нет, нет, нет. Нет.

С чего бы вдруг этой мысли образоваться в моей голове?

Жар начинает душить меня, и я делаю глубокий вдох.

- Ты покраснела, Даша. Ты сама расскажешь почему? - ее губы обжигают мое ухо. - Или мне выбить из тебя ответ через новый раунд? Не то чтобы я против второго варианта, моя вагина уже соскучилась по тебе. Чувствуешь?

Виолетта пересаживает меня таким образом, чтобы я ощутила ее пульсацию. Я прикрываю глаза. Черт бы ее побрал.

- Я даю тебе пять секунд, прежде чем сорву с тебя белье, нагну над столом и войду - сразу на полную. Ты ведь уже мокрая, котенок? Один...

- Виолетта...

- Пять.

Она начинает вставать, но я вцепляюсь в ее шею клещами и обнимаю, спрятав пылающее лицо за ее спиной.

- Ненавижу тебя.

- Я знаю, ты уже говорила. Ответ, Даша.

Я вздыхаю, пока пульс продолжает зашкаливать.

- Если я принадлежу тебе, то ты... принадлежишь мне, - я возвращаю взгляд на лицо Виолетты и не улыбаюсь в ответ на ее полуулыбку. - Ты принадлежишь мне, Ви. И я не собираюсь делиться, это ясно?

Ее улыбка-ухмылка становится шире.

- Ты такая чертовски милая, котенок. Я все равно возьму тебя, но после того, как ты поешь.

- Ответ, Виолетта, - я строго повторяю ее же слова. - Это значит... отношения. Ты и я. Отныне между нами должен быть диалог, и нам следует идти на компромиссы.

- Ты и я. Мне нравится эта формулировка.

В моем животе предательски запорхали бабочки.

- И ты веришь в нормальные, человеческие отношения?

- Я не верю. Но в них веришь ты.

- Значит мы... вместе? - мой голос звучит низко, немного уязвимо. Почему, когда Виолетта смотрит на меня, у меня возникают... сомнения? В ее чувствах ко мне.

С каждым днем я падаю все глубже и глубже, боясь, что мне разобьют сердце, думая, что это все какой-то глупый розыгрыш или игра моего воображения. Может быть, она наиграется со мной и выбросит за ненадобностью, ведь психопатические личности склонны быстро терять интерес. Я не могу залезть в ее ненормальную голову, и это чертовски пугает.

- Да, Даша. - Она смотрит на меня своими темными глазами. - Если тебя так беспокоят ярлыки, то можешь навешивать их сколько угодно. И Даша...

Ее пальцы гладят меня по щеке. Я прикусываю нижнюю губу, а затем быстро отпускаю ее, когда замечаю, что она смотрит на нее с безраздельным вниманием.

- Да? - почти шепчу я.

- Я не закончу с тобой, даже не надейся. Сделка была заключена, когда ты застонала мне в губы во время нашего первого поцелуя. Я хочу присвоить тебя. Касаться. Залезать в твою умную голову, забитую бессмысленными тревогами. И я буду делать это каждый день. Если все это для тебя означает "быть вместе", то да, мы бесспорно вместе.

Она опускает голову мне на плечо, оплетая мою талию сильными руками, и я замираю. Чувство, таящееся в моем животе, поднимается и я ощущаю себя в ловушке, полностью поглощенная Виолеттой Малышенко.

Что со мной происходит?..

- Ты начнешь завтракать, или я могу опять позавтракать тобой?

Я испускаю тихий вздох.

- Расскажи, кто звонил тебе утром.

- Отец, - отвечает она после некоторой паузы.

Я отклоняюсь назад, чтобы поймать ее взгляд - он спокойный и умиротворенный.

Не уверена, что я могу вот так с разбегу спрашивать о семье, при условии того, что его имя мне стало известно совсем недавно. И все же...

- Оранжерея, которую я проходила, она...

- Принадлежала моей матери, - отвечает она также спокойно, играясь с моими волосами. - Ты хочешь узнать меня?
- Хочу.

- Тогда мне нужно получить что-то взамен. Благодарный отлиз, например.

Я бью ее по плечу.

- Я когда-нибудь говорила тебе, что меня возбуждает, когда ты так мило хмуришься?

- Ты переводишь тему.

- Разве?

- Ты не хочешь говорить об этом?

- Тебе важно, чтобы я говорила об этом?

- Да, важно.

Мое сердце пропускает удар, когда она целует меня в лоб и отвечает:

- Я сделаю все, что ты захочешь, Даша.

- Расскажи мне о ней, - прошу я мягко.

- Моя мама иногда жила в этом доме. До встречи с отцом она изучала ботанику, ей не хватало этого, и я возвела для нее оранжерею. Она умерла три года назад.

- Мне... жаль, - мой голос звучит затравленно. - Ты скучаешь по ней?

- Она мертва. И я понятия не имею, что обозначает это слово.

И тут до меня доходит. Четыре года назад Виолетта отсутствовала в Кингстоне. Я не следила за ней, просто в школе стало меньше... насилия.

- Поэтому ты пропустила целый учебный год?

- Да. У Каролин было нестабильное психическое состояние.

То, что она говорит о своей матери так небрежно вовсе не означает, что она не любила ее. Очевидно, что между ними была какая-то связь. Я почти представляю пятнадцатилетнюю Вилку, которая ухаживает и присматривает за психически больной матерью, пропуская целый год в школе.

- Твои татуировки в виде различных цветов. Они сделаны в честь Каролин?

- Они - напоминание о моей главной цели.

Подождите-ка. Она умерла три года назад.

Я замираю, чувствуя отвратительное тошнотворное ощущение.

- Причина ее смерти?..

- Ее убили, - Виолетта отвечает так спокойно, будто бы в этом нет ничего необычного.

- Убили?

- Официально это был суицид, но я знаю правду, - она пододвигает тарелку ближе и властно приказывает: - Ешь, Даша. На сегодня вопросов достаточно.

***

В последнее время я только и делаю, что играю во взрослые салки.

Больше всего Виолетте нравится, когда я убегаю, а она ловит меня. Это похоже на мрачный и опьяняющий сон, от которого не хочется просыпаться.

Еще никогда в своей жизни я не чувствовала себя такой счастливой.

Две недели превращаются в какую-то извращенную, темную и привлекательную рутину. Я иду на учебу, прохожу много тестов, общаюсь с девочками, которые, к слову, устроили мне настоящую взбучку по поводу того, что я ушла из Дьявола без предупреждения. Благодаря плещущей через край энергии рисовать получается очень часто и очень продуктивно, новый преподаватель по изобразительному искусству даже направила несколько моих работ на конкурс.

Вечером Оливер забирает меня из Кингстона и отвозит в логово монстра. Виолетта следит за тем, чтобы я поужинала, а затем начинает... ужинать мной. Как только я допиваю свой чай, она несет меня в спальню и трахает, пока я не начинаю плакать - обычно это означает, что я рыдаю во время очередного оргазма. Иногда она делает это прямо на обеденном столе, прижав меня лицом к холодному мрамору, который охлаждает мои постоянно горящие щеки.

Салки. Но если на улице хорошая погода, Виолетта позволяет мне побегать по внушительной территории ее особняка, чтобы в итоге догнать, стянуть с меня джинсы и взять, прижав к дереву. Этот вид удовольствия привлекает ее больше всего, и я не буду отрицать, что не разделяю с ней ее девиантные увлечения.

На моем измученном теле не осталось ни дюйма, который бы она не покрыла поцелуями. Каждая частица во мне такая чувствительная, что я начинаю намокать внизу как только, она смотрит на меня своими дьявольскими глазами.

Но на этом все не заканчивается.

Даже близко нет.

Ее интерес ко мне не угасает, будто Виолетта не может перестать прикасаться ко мне. Она жаждет меня снова и снова. Я думала, что эта странная зависимость со временем притупится, но все происходит с точностью наоборот.

С каждым днем Виолетта трахает меня все дольше, больше, сильнее. И как только она выходит из меня, все начинается заново - она возбуждается практически сразу. Все прекращается лишь в тот момент, когда я начинаю умолять ее остановиться или когда время на часах переваливает за три утра - ей важно контролировать мой сон, мое питание, мое здоровье. Я знаю, что это ненормально, но я все равно позволяю монстру управлять основой моего существования.

В другое время Виолетта работает в своем ноутбуке, пока я лежу на диване в еп кабинете и делаю домашнее задание или читаю. Иногда мы читаем вместе, либо готовим ужин, отпустив Оливера. А еще мы много разговариваем о том, что изучаю я или чем увлечена Виола.

Мой отец, моя бабушка и мой прадедушка учились в Кембридже - вот почему я так стремлюсь попасть в туда. Меня никогда не привлекала медицина, но психология - совсем другое дело. Последние несколько лет я усиленно готовилась к поступлению, чтобы осуществить мою единственную мечту - помогать людям лечить душевные раны, которых у меня было так много, что иногда становилось страшно - почему те заживали под воздействием прикосновений моего мучителя.

Под воздействием Виолетты.

Хоть я и полностью растворилась в этом человеке, я прекрасно понимала, кем является Виолетта Малышенко.

Она - стратег, наследнца огромной корпорации, гениальный программист и психопатка.

Охотник.

Власть и доминирование сквозит в каждом слове, в каждом жесте и нет никаких шансов на то, чтобы я не подчинилась.

Виолетта возвела целую библиотеку, купив редкие коллекционные издания, и у меня практически не остается повода на возвращение в свое общежитие. На самом деле ей не нравится, когда я не ночую в ее доме. Если я не посещаю особняк, то на следующей день на моей шее образуется след от укуса, нанесенного во время грубого занятия сексом. Словно ей нужно пометить меня так, чтобы я помнила свою принадлежность моему монстру.

Но я знаю, что все прекратится.

Я строю замок из песка, наивно надеясь, что сильная волна никогда не разрушит его и не унесет в море.

Может быть, именно по этой причине, все кажется мне неполноценным, не до конца честным и с огромной каплей яда, медленно пожирающим мою душу.

Я все еще размышляю, стоит ли мне убежать в лес, как Виолетта настигает меня, и вдруг начинается ливень.

Мы промокаем до нитки за считанные секунды. Я смеюсь, беру ее за руку, и мы бежим до входа в оранжерею. Воздух пропитывается насыщенным запахом цветов и дождя.

Виолетта внимательно следит за моей улыбкой, а затем убирает прядь волос мне за ухо.
- Я люблю твой смех.

Жест такой нежный, но я знаю, что подтекст совсем не тот. Он заряженный, тяжелый и темный, как и веся Ви.

- Я тоже люблю твой смех, - я поднимаюсь на носки и целую ее в щеку.
- Хочу слышать его чаще. Ты... Мм...

Мой вопрос прерывается, когда она прижимается своими губами к моим.

Ее рука удерживает затылок, а язык пробивается вовнутрь, заставляя мой пульс участиться. Я кладу ладони ей на грудь и вцепляюсь пальцами в ее толстовку, в то время как из моего горла вырывается беспомощный звук.

Черт возьми. Это слишком приятно.

Она целуется также насыщенно, как и берет меня. Требовательно, властно, уверенно, но иногда в ее поцелуях скрывается едва заметный... трепет. Как сейчас, когда я забираюсь руками под ее толстовку, глажу прохладную кожу и ощущаю впечатляющий, скульптурный пресс.

Ее пальцы впиваются в мою челюсть, и она стонет мне в рот, заставляя меня дрожать. У Виолетты вкус зажженного табака и запретного искушения. Меня окружает ее окутывающая чувственная аура - устоять невозможно. Это ощущается кожей, и от этого кружится голова.

Я погружаюсь с головой в ее опасный хаос, совершенно не понимая, что меня ждет на дне.

Она вынимает язык из моего рта, ласково целует в лоб, а затем шепчет мрачным, горячим голосом:

- Ты вылечишь мою душу, Даша?

Я молчу, пока по моему позвоночнику пробегает отвратительная дрожь. Лишь крепче сжимаю ее в объятьях и целую сама, желая забыться. Пропасть. Слиться с ней.

Потому что я не смогу.

Я думаю, что я разрушу тебя, Виолетта.

Как и ты меня.

Рано или поздно.