14
Уютно в чужой толстовке укутавшись, что до сих пор запах хозяйки хранит, Дарья Поцелуева в класс возвращается. Нехотя шагает по наполненному коридору, ловит взгляды удивленные на себе. Длинные рукава кофты сжимает в кулаках, пытается выше подбородок поднять.
Себе под стать.
А ведь так хочется быть ранимой. Быть девчонкой с двора, которой статус позволяет бесформенную одежду носить, косметикой не пользоваться и питаться утром, днем и вечером.
Глупые стереотипы.
Усаживается за самую дальнюю парту, старается поток взглядов не замечать. Шепот слышит, который по всему классу распространяется. И желание появляется встать ногами на парту и закричать. Громко, во все горло. Что-то вроде: «отвалите, мне плевать на ваше мнение».
— У кого-то появился новый парень? — чуть громче остальных один из одноклассников произносит. — Решила перейти на молоденьких? Или вообще на правых потянуло?
— Ну, ты перегнул. Где правый корпус и где наша Поцелуева? — смеется «подруга».
— У вас какие-то проблемы? — не выдерживает Даша, исподлобья смотрит на обидчиков. — Даже если это и так, что тогда? — с вызовом в голосе.
— Не смешно, — закатывает глаза одноклассник, тон меняет на более грубый. — Уж лучше бы ты лесбиянкой была, чем водиться с правыми начала.
И Дарья Поцелуева поджимает губы и руками в стул упирается.
— Идите нахуй, — тишину выдерживает. — Пожалуйста, — с самой приторной и неестественной улыбкой заканчивает.
Звенит звонок на урок и класс погружается в тишину, пусть и на душе неприятный осадок остался. Задело. А может быть и плевать на все эти слова. Потому Поцелуева старается вовсе об этом не вспоминать. Она жизнь на земле свою первый раз живет. Что хочет, то и делает.
Пусть и перед глазами то самое видео, которое останется в памяти навсегда, будто паяльником на коже выжженное. И шею колит в определенных местах и ладони потеть начинают.
Может быть, они правы? Правые действительно такие ужасные?
Не все.
— Руслана Сергеевна, вы вообще себя слышите? — противный голос одноклассницы из мыслей выдергивает. — Может нам с ними еще на брудершафт пить?— Если я захочу, значит будете пить! — не выдерживает учительница, голос слегка повысив. — И не спросит никто у вас.
— А что насчет права выбора? У нас не крепостное право на дворе.
— Считайте, что права выбора у вас все равно нет, — вздыхает. — Напомните, какой день вы срываете мне урок своими вопросами про дискотеку двух корпусов?
— И мы продолжим это делать, пока вы не одумаетесь!
— Значит, буду задерживать вас каждый день после уроков и будем с вами информатикой по ночам заниматься. Всё. Разговор закрыт.
Пусть и разговор этот был не закрыт, а лишь отложен до следующего урока.
— Ну, Русл... — тянуть девчонка с третьей парты начинает.
— Хватит! Хватит срывать мои уроки, — Руслана ученицу перебивает и встает со стула. — Подумайте над своим поведением.
Из класса удаляется, в сторону учительской уйдет. Успокоиться, дух перевести. Иначе придется ей в тюрьме отсидеть за убийство малолетних. Иногда хочется снова замолчать, ни слова не произносить.
Тогда и жить легче было.
А в учительской одна Чикина сидела, классный журнал заполняла, «беременна в 16» на фоне смотрела, изредка улыбаясь или хмурясь.
— Снова довели? — глаза от журнала не поднимает. — Старая песня о главном?
— Я уволюсь. И пусть они хоть подожгут друг друга, мне дела нет до них! — плюхается на диване и устало переносицу потирает.
— Второй пожар это здание точно не перенесет, — смеется светловолосая. — Напомнить с чего мы начинали? Забыла как каша дома пахнет?
— Что ты мне предлагаешь? Закинуть их в подвал и сказать идти войной на власть? Проходили, не вышло. Всем стадом центр тушили.
— Зато это помогло нам поумнеть, — пожимает Чикина плечами.
— Уж точно не такую жизнь им хочу, — приподнимется Руслана, чуть тише продолжает. — Иногда мне кажется, что я действительно сошла с ума со своими идеями. Иногда я думаю, что они правы в том, что говорят. А иногда мне хочется напоить их самогонкой и закрыть в подвале для профилактики.
— Хочешь на школьную дискотеку им алкоголь подкинуть? Поверь, им это не поможет.
— Нам же помогло, — горько смеется. — Если бы они только знали, через что мы прошли.
— Никогда не поймут. Для них мы старые училки, которые сидят в одноклассниках и общаются открытками из Интернета.
— Плевать, — решает Руслана и к чайнику электрическому подходит. — Пусть сидят и думают над своим поведением. Ты будешь чай с мелиссой или с бергамотом?
И остаток урока девушки в учительской чай пьют с конфетками, украденными из стола Ильи Владимировича. Времена скандалистов вспоминают и улыбаются. Как Виолетта в секретаршу переодевалась, как Мишель на крыше детского дома повисла, как Мирон дворами их возил, от полиции скрываясь.
Многое они вместе пережили.
— Вы чай здесь гоняете? — в кабинет Саша Третьяков забегает, старается отдышаться.
И Руслана бровь вопросительно выгибает, с ног до головы парня осматривает. А в груди страх собирается, жжет и старается выйти наружу.
— Только не говори мне, чт...
— Поцелуева и Токарова снова сбежали с уроков. Но это не самое страшное.
И Третьяков начинает свой рассказ долгий, во всех красках.
40 минут назад
Света Токарова как обычно в тетради глаза рисовала, слушала монотонный голос Александра Николаевича и секунды до конца урока считала. А тот ходил вальяжно с учебником в руках, диктуя текст для упражнения, которое мало кто выполнял. Урок, возможно, мог бы как обычно закончиться, если бы не голова ученика левого корпуса, выглядывающая в дверном проеме.
Никогда левый корпус на территорию правого не заходит. Это закон.
— Александр Николаевич, вас Ксен... Илья Владимирович очень срочно к себе вызывает.
Третьяков в сторону двери удивленно смотрит, думая, что привиделось ему это. Пока незаметно за локоть себя не щипает и не понимает, что это все таки реальность.
— Сидим тихо, я скоро буду, — из кабинета выходит, к ученику обращается. — Где он меня ждет?
— В столовой... или в спортзале... или на заднем дворе. Не знаю, поищите сами.
— Я вам что поисковик? — вздыхает. — Ладно, иди на урок, я разберусь.
И Саша уходит, в то время как ученик левого корпуса на месте остается, выжидает когда тот за угол завернет. А после рукой махает, одноклассников к себе подзывает.
Пора корпусам поговорить с глазу на глаз.
Левый корпус толпой в класс заваливается, в то время как остальные ученики смотрят на них с удивлением, кулаки сжимают и стараются не сорваться.
— Ну, давайте поговорим, — один их левых говорит, на стол учительский садится, ногу на ногу закидывает.
— Слезь, — голос правых доносится.
— Заставь меня, — с вызовом.
— Что делать будем с новогодним сборищем блатных и нищих? — диалог левые начинают. — По-хорошему разойдемся?
— Завали ебало, — один из правых с места встает, совсем близко к парню тому подходит. — И слезь с блядского стола.
— Видимо, по-хорошему мы сегодня не разойдемся, — улыбается, с места не двигается.
— Хотите что-то обсудить? — один за другим с мест правые встают.
И только одна Токарова остается сидеть на стуле, лишь иногда взгляд на Поцелуеву кидая. А та, стоя в самом углу и облокотившись на доску, руки сложила на груди. Старается видом показать, что ей это все не нравится. Света же улыбку скрыть старается, понимая, что одна из левых буквально в кофте врага на псевдо-разборки пришла.
— Давайте так. Вы сидите в этот день дома, а мы делаем вид, что этого разговора не было, — голос левых из толпы.
— А в ноги вам не упасть? — Маша Романова наконец-то пять копеек своих вставляет.
И взглядом за новый образ Поцелуевой зацепляется. Старая-добрая черная толстовка, пропитанная насквозь духами, которыми она на каждом уроке дышит. Не на шутку разозлило.
Света Токарова окончательно из ума вышла.
— Мне показалось или кто-то что-то сказал? — снова колкость со стороны девчонок из левых.
— Я сказала, дальше что?
— Романова, успокойся, — Света подругу старается за руку взять, но то кисть вырывает и злобно на блондинку смотрит.
— Иди нахуй, Токарова. Все что могла сделать, ты уже сделала, — противный взгляд в сторону Дарьи Поцелуевой кидает. — Определись уже на чьей ты стороне, — к уху подруги наклоняется, шепчет.
И Света дар речи на секунду теряет.
— Я на стороне здравого смысла, — так же шепотом. — В отличии от тебя, — ядом брызжет.
Маша Романова легко, почти незаметно, подругу в плечо толкает и ближе к левым подходит. Снова смотрит на противную Поцелуеву.Снова улавливает запах знакомых духов от врага. Снова с девчонкой из левого корпуса зацепляется.
— Что ты там пыталась мне сказать, я не расслышала, — скалится, пока девчонка из левых в руку горшок с цветком не берет и театрально его не роняет. — Убирай.
— Какая я неуклюжая, — приторно лыбится. — Посыл ясен? Не лезьте к нам и не пострадаешь как этот уродский цветок.
Романова рукой на ученицу левых начинает замахиваться, пока кто-то чужой ее за локоть не хватает и на себя не тянет.
Света Токарова. Чужой среди своих.
— Романова, хватит. Она того не стоит, — также шепотом продолжает здравую мысль блондинка говорить.
Но Маша не реагирует, хватает со стола тряпку грязную, в толпу врагов кидает. А те в свою очередь тетрадки на пол сваливают, ногами в разные стороны пинают. Правые в сторону левых толпой направляются, в то время как другие в боевые позы встают.
— Довольна? Жертва кабинета химии, — на крик брюнетка срывается, к подруге обращается.
Упрекает днем, когда Токарова и Поцелуева общаться начали.
— Ведешь себя как животное! — Токарова в стороне не остается, честь свою защищает.
— Как ты меня сейчас назвала?!
Всё как в тумане. Глаза наполняются туманом яростным. И война эта теперь не между корпусами вовсе, а между подругами закадычными. Пока ученики между собой ругаются, Маша Романова и Света Токарова начинают свои отношения выяснять. А дело было вовсе не в грёбанной дискотеке для обоих корпусов.
Тем временем, наблюдая за криками, Дарья Поцелуева единственное правильное решение принимает, за которое ей, возможно, стыдно будет. Она в жерло конфликта двух лучший подруг встревает, молча за руку блондинку хватает, за собой тянет, в сторону выхода из кабинета. А Токарова и не сопротивляется, лишь прерывисто дышит и сильно руку новоиспеченной подруги сжимает по дороге.
— Убегай от проблем и дальше. Всё равно все рано или поздно обо всём узнают! — кричит в след Романова, но девушки ее умозаключения уже не слышат.
А остальные слишком своей войной заняты, чтобы в чужие диалоги вникать.
Оказавшись в коридоре, первое, что делает Света — кулаком в стену зеленую бьет и матерится себе под нос, отчего светловолосая лишь вздрагивает, но с места не двигается.
— Извини за... — начинает Поцелуева, но Света тут же останавливает ее на полу слове.
— Потом. Давай как можно скорее свалим отсюда.
И Дарья положительно кивает, пока удивленного и злого Александра Николаевича не замечает. Подростки мимо учителя проскальзывают и на улице оказываются.
Там дождь, слякоть и холодно до кончиков волос. Света Токарова тут же сигарету закуривает, а блондинка за той повторяет. Садятся на первую попавшуюся лавочку за пределами школы и молчат, наверное, минут пять.
— Не извиняйся за своих придурков, мои такие же придурки. Возможно, даже хуже, — выдает Токарова, кинув окурок на землю и притоптав ногой.
Капли дождя по лицу скатываются, падают на светлые джинсы и оставляют следы мокрые. Ветер заставляет девушек дрожать и ближе друг к другу сесть. Но дистанцию держат. Лишнего не позволяют.
— У нас будут проблемы.
— Это у них будут проблемы, — закатывает глаза Света. — Мы вовремя свалили оттуда.
— Я не про это...
— Я знаю, — вздыхает. — Это будет завтра. Давай не будем? Холодно?
Смотрит на то как Дарья Поцелуева дрожит, но отрицательно головой мотает. Врет. Наверное, потому что хочет побыть наедине с девушкой. А быть может ей просто нравится сидеть на грязной лавочке под дождем, курить сигареты и понимать, что завтрашний день будет новым кругом ада.
— Давай прогуляем завтра? — из под ресниц смотрит на Свету Токарову, тут же жалеет о сказанном.
Потому что, наверное, не согласится она на авантюру эту.
— Давай, — улыбается, пока не замечает, что Поцелуева пытается ее кофту с себя снять. — Оставь себе, потом отдашь.
Дарья губы поджимает, взгляд отводит в сторону и за секунду с мыслями собратья пытается. Плохо получается.
Остаток вечера они так и сидели под каплями дождя, разговаривали на темы отстраненные, дабы отвлечься, курили сигареты и наслаждались обществом друг друга.
Потому что это был последний спокойный день. Теперь все изменится.