Глава 16
Вэнс
Оказывается, этот кирпичный дом принадлежит двоюродной бабушке Люка, слепой и глухой женщине, которая два года назад перенесла инсульт и с тех пор находится под надзором сиделок. Когда кто-то в окно увидел чужой «Приус», они вызвали полицию.
Люк объясняет женщине-офицеру, что мы старые друзья, а «Приус» - моя машина на время пребывания в городе. Что мы якобы ездили порыбачить.
Она даже не удостаивает меня взглядом, пребывая в полном восторге от того, что стоит лицом к лицу с самим пастором Люком. Она запинается, подбирая слова, смеётся, заметив его «милые» ямочки, восхищается его ростом и цветом глаз. Долго рассказывает о своих любимых проповедях. А в завершение робко достаёт из кармана какую-то квитанцию и просит автограф. Люк приглашает её на экскурсию «за кулисы» церковной кафедры и дает номер Перл, который блюстительница порядка тут же вбивает в свой телефон.
- О, боже мой. Вы даже не представляете, как это круто! Я так рада, что вы припарковались именно здесь!
Я не могу не задумываться, о чём же он думал? Та фраза на лодке – о том, что я рано или поздно устану от всего этого - прозвучала так, будто он хочет, чтобы это между нами длилось дольше. И чем больше я об этом размышляю, тем сильнее подозрение: а вдруг, паркуясь тут, он даже хотел, чтобы нас заметили? А, может, он потихоньку перестаёт панически бояться того, что нас раскроют? Хотя, скорее всего, это просто мои мечты.
На обратном пути он молчит и даже не смотрит в мою сторону, пока везёт нас обратно к моему дому. Удивляюсь, когда он сворачивает в переулок за несколько кварталов до него и говорит:
- Поменяйся со мной, пожалуйста.
Мы устраиваем маленькую «китайскую рокировку» , и он показывает мне, где его высадить - у книжного магазина примерно в трех кварталах отсюда.
- Скоро увидимся, — говорит он, вылезая из машины.
А я всё никак не могу перестать думать.
«Китайская рокировка», «китайские пожарные учения» (Chinese fire drill) - американское выражение, означающее ситуацию, когда пассажиры быстро выскакивают из машины, бегают вокруг и меняются местами. Используется шутливо. – прим. переводчика.
Минут через десять, когда я добираюсь домой, меня ждут три сообщения.
Л: Извини, что почти не разговаривал.
Следом:
Л: Вроде бы всё хорошо закончилось.
И последнее:
Л: Напиши, когда доберешься.
Я прислоняюсь к входной двери, испытывая облегчение, и пишу:
В: Да. Я здесь.
Л: Это хорошо.
В: Ты в порядке?
Л: 👍
Он присылает мне лишь поднятый вверх большой палец.
*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.*.
Я приезжаю в церковь в 9, и Перл уже ждёт в атриуме, поглядывая на меня с нетерпением. Почему-то, увидев ее на фоне фрески, я чувствую, как в желудке перекатывается что-то тяжёлое.
- Привет.
- Я купила другую марку краски для среднего тона зеленого, - говорит она, указывая рукой в сторону банок, улыбаясь так, словно только что сообщила мне, что я выиграл в лотерею.
- Круто. Спасибо большое.
- Не за что. Я уже ухожу, тороплюсь, надеюсь, у тебя будет хороший день. В полдень в атриуме H состоится вечеринка – проводы на пенсию Мауры из отдела кадров. Загляни туда. У дочки Мауры, Синтии, своя пекарня, так что Маура всегда приносит восхитительные пирожные.
Перл улыбается, пятясь назад, а потом взмахивает рукой, разворачивается и уходит.
Оказывается, Люк со всей своей свитой отправляются в Даллас. Я подслушиваю это случайно, когда мимо моего атриума проходит толпа громко разговаривающих людей. За весь день он присылает мне всего одно сообщение:
Л: Даллас на две ночи. Кажется, я забыл сказать.
В 17-00 я выхожу из своего атриума и иду в атриум А, где меня терпеливо ждёт мой кентавр. У меня там есть всё необходимое для работы, и мне стыдно, что я не уделяю ему достаточно времени с тех пор, как его доставили в Эвермор.
Работаю над кентавром, пока тело не начинает дрожать от усталости и напряжения. Мне так больно, что впервые за день я, наконец-то, чувствую себя живым. В 21:30 я откладываю рифель и достаю телефон из кармана.
Ничего.
Рифель (Riffler) - инструмент скульптора, маленький, изогнутый двухсторонний напильник с мелкой насечкой. Используется для очень тонкой обработки труднодоступных мест на скульптуре: углублений, изгибов, деталей вроде черт лица или складок ткани – прим. переводчика
Неспеша еду домой. Но когда заезжаю в гараж, выхожу из машины… сажусь обратно и снова выезжаю на улицу. Еду к заливу, к месту с видом на мост. Паркуюсь, откидываю сиденье, растираю ноющие руки и сведенные судорогой плечи. Глубоко дышу. Пожалуйста.
Я скрещиваю руки на груди, нервно тереблю волосы. Чувствую вибрацию в кармане и лишь спустя несколько секунд до меня доходит, что это же долгожданный сигнал телефона.
Сердце ускоряется, как будто перезапускается и оживает.
Я отвечаю на звонок.
- Привет.
- Ви.
В трубке слышен треск статики, словно что-то трётся о микрофон его телефона.
- Привет.
Слышу, как хлопает дверь.
- Вэнс, - хрипло говорит Люк. – Я только что зашёл в свой номер и бросил сумки. Мы в «Омни» , тут пасторская конференция. Завтра мне надо будет выступить с докладом о сохранении и удержании прихожан. Такие дела.
Речь, видимо, об Omni Dallas Hotel – дорогом престижном отеле в центре Далласа – прим. переводчика
Кажется, я слышу, как он тяжело выдыхает, будто устал, но я не уверен. Между нами повисает пауза - я закрываю глаза, стараясь забыть обо всём, кроме его голоса.
- Как ты? — спрашивает он. - Как прошел день?
- Да нормально.
Он снова выдыхает, на этот раз я слышу это отчетливо.
- Я, видимо, опять облажался.
- Люк, всё хорошо.
- Перестань так говорить.
- Мне нравится, когда ты мне пишешь, но это тебя ни к чему не обязывает.
- В жизни всё стоящее не бывает без обязательств.
Я вдыхаю через нос.
- У нас - бывает.
- А я не хочу, чтобы так было.
- Почему нет?
Клянусь, я слышу, как его чертовы туфли цокают по плитке или граниту.
- Ты что, круги наматываешь туда-сюда, мой Скайуокер?
- Это не смешно.
- Ты что-то забыл мне сказать? Да я не злюсь. Просто мне страшно, когда от тебя нет новостей, и это очень глупо. Через несколько недель я вернусь в Челси и снова буду жить своей обычной жизнью.
Он долго молчит. Так долго, что я думаю, что связь оборвалась. Я смотрю на экран.
- Скай?
Слышу лишь сверчков с улицы.
Я включаю свет в салоне и нажимаю кнопку видеозвонка FaceTime. Раздается звонок, и Люк сразу же отвечает. Чёрт, он выглядит мрачным и до невозможности красивым.
- Твою ж мать, Люк, ты выглядишь как воплощение тоски, братан.
- Я тебе не братан, чувак, - отвечает он, и слова звучат так, будто он вырывает их из груди.
- Ничего страшного, - улыбаюсь я в телефон, поднятый над моим лицом. - Можешь быть моим парнем.
Его брови хмурятся.
- А где ты вообще?
- А как ты думаешь? - я ухмыляюсь, и он щурится, всматриваясь в свой телефон.
- Ты в машине? Лежишь на опущенном сиденье?
Я смеюсь, поднимая спинку кресла.
- Уже нет.
Чтобы отвлечь его, я разворачиваю телефон в сторону Золотых ворот.
- Значит, ты где-то около залива, — говорит он.
- Эй, мужчина тоже имеет право полюбоваться мостом.
- Тебе бы поспать, — говорит он после паузы.
- И тебе бы, путешественник.
Он закрывает глаза. Кажется, сидит в кресле.
- Я выжат, Вэнс.
- Это на языке пасторов означает «устал»? – поддразниваю я.
Он откидывает голову на спинку кресла.
- Это значит, что я не хочу засыпать без тебя.
- Я могу просто повисеть на линии.
Его губы сжимаются в тонкую линию, и наши взгляды встречаются через экраны.
- Знаешь, я помню тот звонок, как будто это было вчера.
- Кстати, а кто тогда первый отключился? Ты повесил трубку? Или я?
Люк качает головой.
- Я уснул с телефоном в руках. А когда проснулся – звонок был завершён.
- У меня так же. Это свело меня с ума.
- Правда? – он смотрит в экран и обеспокоенно хмурится.
- А когда я получил то сообщение с геолокацией отеля… - качаю головой.
- Я облажался, всё испортил.
Я выдыхаю и закрываю глаза.
- Вовсе нет.. Это я просто... был слишком очарован тогда… - и добавляю, - тобой.
- Ты совершенно не защищаешь себя, - говорит он категорично, будто эта мысль должна что-то значить для меня.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты выставляешь своё сердце напоказ... для меня, - его голос становится тише на последних словах, - и не прячешь его.
- Хочешь, чтобы спрятал?
- Я хочу, чтобы оно было там, где я могу обхватить его руками, - его голос смягчается. - Но это плохо для тебя. И я ненавижу это.
- Давай я сам буду разбираться со своими частями тела, ладно?
Кажется, он встает. Я мельком замечаю арочный дверной проём за его спиной, а затем он переходит из мягкого золотого света в темноту. Слышу, как он укладывается на кровать.
- Расскажи мне что-нибудь, Эмерсон Вэнс Рейн.
В полутьме я различаю только его глаза. Я выключаю свет в машине и выезжаю с парковки у залива.
- Что именно тебе рассказать, Люк Габриель Макдауэлл?
- Расскажи мне секрет.
Он переворачивается на спину, и свет озаряет контуры его красивого лица.
- Я вижу твои ямочки на щеках.
- Лучше бы нет. Ты что – рассматриваешь меня за рулем?
- Как ты понял?
- За тобой всё движется. Давай, я лучше перезвоню позже.
- Не надо, всё хоро…
- Нет. Я перезвоню.
Звонок завершается...
Когда я выезжаю на широкий проспект, телефон снова звонит.
Я отвечаю.
- Ты в порядке? – его голос какой-то сбивчивый.
- Да, - я прижимаю телефон к уху, тормозя на светофоре. - А почему должно быть нет?
- Подумал, вдруг ты какой-нибудь невнимательный маньяк-гонщик. – Опять что-то не так. Его голос звучит глухо.
Я лихорадочно копаюсь в памяти, и озарение врезается в меня, как грузовой состав. Его отец ... Артур Макдауэлл. В некрологе говорилось, что он поехал за молочным коктейлем - это была маленькая тайная земная слабость богатого чувака. И когда он выезжал со стоянки фастфуда его машину протаранили сбоку. Вот как он погиб. Неудивительно, что Люк забеспокоился обо мне, когда понял, что я веду машину и общаюсь с ним по FaceTimе.
- Чёрт, Скай, извини.
- Мне вообще не следовало тебе перезванивать.
- Хочешь, мы поговорим, когда я доеду домой? Всё нормально.
Он замолкает, и я уверен, что сейчас он глубоко дышит, как делает всегда, когда пытается держать себя в руках. Но я не уверен. Через минуту он говорит:
- Ладно, всё в порядке.
- Значит так: офицер останавливает пастора, чувствует от него запах алкоголя и замечает бутылку вина на пассажирском сиденье. Спрашивает: «Что вы пили, святой отец?» Пастор отвечает: «Пил простую воду». Тогда офицер говорит: «А почему тогда от вас вином пахнет?» Пастор смотрит на бутылку широко раскрытыми глазами и восклицает: «Господи! Ты снова сотворил это чудо!»
Его низкий, теплый смех оглушает меня похлеще любой клубной запретной дряни. От него внутри становится легко, хорошо и тепло.
- Что делает собака-агностик, страдающая дислексией и бессонницей, по ночам?
Я слышу, как он улыбается, даже прежде, чем отвечает:
- Мне точно стоит это знать?
- Бессонными ночами ломает голову над тем, существует ли Дог.
Шутка основана на игре слов в английском языке, поэтому нуждается в пояснении 😊 агностик - тот, кто сомневается в существовании бога, дислексия – нарушение способности читать. Собака во время бессоницы мучается вопросом «существует ли бог», но из-за дислексии у нее путаются буквы и вместо бога (God) получается Dog (у меня «Дог» как порода собаки) – прим. переводчика.
Я поворачиваю направо, в сторону Хейта, и рассказываю ему следующий анекдот.
- Один парень почувствовал себя плохо, решил сходить к врачу. И вот он заходит в клинику, а мимо на выход проносится монахиня. Вид у нее просто ужасный: белая как простыня, глаза на мокром месте и всякое такое. Короче, в полном ауте. Чувак подходит к регистрации и спрашивает: «Ё-маё, что вы тут сделали с этой монахиней?»
Люк стонет, а я ухмыляюсь.
- Из кабинета выходит врач и говорит: «Ну, я ей только что сказал, что она беременна». Чувак: «Ого, серьёзно?» Врач отвечает: «Нет, конечно, зато икоту у нее как рукой сняло».
Я слышу приглушенное всхрюкивание, похожее на смешок.
- Ви, для агностика у тебя подозрительно много религиозных шуток.
- Разучил их специально для тебя.
- Серьёзно?
- Не скажу.
Правда в том, что я действительно выучил их… давным-давно. На тот случай, если он вдруг снова позвонит. На случай, если я захочу что-то сказать в молчащую трубку, просто чтобы немного разбавить тишину между нами… вдруг бы ему это помогло.
- Ну вот, я уже почти у дома.
- Где ты был той ночью? - вдруг шепчет он.
На секунду я не понимаю, о чём речь, а потом до меня доходит.
- Когда ты мне звонил и молчал?
- Да.
Я сворачиваю на свою улицу.
- Слушал в клубе концерт моих друзей. Телефон застрял в кармане – пришлось его разорвать. Когда увидел, что это ты, сразу же рванул к черному выходу и выбежал из шума на улицу. Чёрт возьми, той ночью было очень холодно. Ты слышал ветер в трубке?
- Слышал.
- Потом я пошёл домой пешком.
- Я слышал, как ты открывал дверь.
Я колеблюсь, прежде чем задать вопрос, но любопытство побеждает.
- А ты где был, Скай?
- В Токио, — шепчет он.
Что случилось в Токио? Это твоя печаль заполняла нашу линию связи или моя?
Я хочу спросить, но не решаюсь. Заезжаю в гараж, и он спрашивает:
- Ты доехал до дома?
- Да. Уже здесь.
И снова между нами такая знакомая старая тишина, заполняющая телефонную линию и давящая на мою грудь, пока я выхожу из машины в гараже и иду к лестнице в дом.
- Я не могу спать без тебя, — тихо говорит он.
- Когда ты вернешься?
Я прижимаю телефон к уху и медленно поднимаюсь по лестнице в прихожую.
- Завтра, — говорит он.
- Значит, увидимся уже завтра вечером.
- Расскажи мне что-нибудь ещё, Ви.