Глава 3
Бонмал Спенсер лежала в постели на боку, пока её мать искала лекарство и готовила тёплый чай. Её одеяло безжалостно скомкано на краю постели, конструктор норовил оставить на ноге девочки ссадину, а пёс Харос разгрызть её белые туфли. Бонмал ни на что не смотрела. Ей всё равно, какой беспорядок в спальне и чем занимается собака, — ей никогда не было так плохо. В последний раз она болела гриппом месяц назад и не так переживала, в отличие от сегодняшнего случая. Дагона вошла в спальню, Харос выбежал из неё с косточкой в пасти, а Бонмал подняла голову. Дагона села на край кровати, придержала одной рукой голову дочери, а второй положила в рот лекарство и напоила водой.
— Придёт твой дедушка сегодня, — ответила Дагона, чем обрадовала дочь.
Бонмал тяжело говорить.
На утверждение матери она лишь кивнула, и уголки губ заметно поднялись вверх. Дагона подозревала, что внезапная лихорадка — признак скорейшего приступа, о котором говорил Велиал. Из-за болезни Бонмал спала как младенец, Дагона даже не просыпалась среди ночи и не ходила искать дочь по дому, потому что знала, что в этот раз она не будет лунатить. Уже пять дней Бонмал не блуждала по дому среди ночи.
— Печенье принести? — предложила Дагона, оценивая беспорядок в спальне.
Бонмал снова кивнула. Дагона взяла грязные вещи в охапку, двинула ногой туфли к шкафу и оставила дверь открытой. На входе она столкнулась с Паулом, отдала вещи ему и убежала на кухню за печеньями, и вернулась она с кокосовым. В доме суетились все: Дагона в декрете и во всю занималась детьми, Паулин писал тексты, нянчился с сыновьями и особо не выходил в свет. Его поклонники гадали, что могло случится с любимым певцом и слали письма, подарки и фотографии его жены на почту. Паулин выходил на связь исключительно с напарниками и семьёй Мендерс. Даже его мать с отцом, прознавшие о рождении «внучки» прислали письмо с извинениями, но Паул, получив его, разорвал на мелкие кусочки и сжёг в камине.
Как оказалось, Астарот явился не через камин, а через входную дверь. Вряд ли бы Дагона обрадовалась, увидев Бартоломео в огне. Паул заметил гостей, выглядывая из-за двери, подошёл к ним и поздоровался с Бартоломео. На громкие голоса прибежал Харос, отчего Астарот удивлённо посмотрел на собаку, держащую в пасти резиновую кость. По сравнению с его Цербером этот пёс — щенок.
— Ты что, был у нас? — спросила Дагона у Бартоломео, одновременно обнимая отца.
— До него не доходят мои письма.
— Что случилось дома? — спросила Дагона у отца, пока Бартоломео вешал коричневую куртку.
— Война случилась. Твои мама, брат и сестра спрятаны в нейтральной зоне. Однако Ахерону на всё плевать, и он продолжает бегать, — отмахнулся Астарот и сел перед Харосом на корточки. — Славный у вас пёс. Только худой слишком.
— Породистый. — Паул погладил пса. —У вас тоже пёс?
— Трёхголовый Цербер, — шепнул Астарот ему на ухо, видя, что в коридоре стояла Бонмал. — Ему, такому крупному, и резина не нужна.
Астарот наконец увидел свою внучку. Однако внутри неё находится существо, которое ему необходимо убить. Астароту печально — если он упустит этого демона, Бонмал погибнет.
— Почему ты встала? Иди в постель! — Дагона хотела уже взять дочь за руку, но Астарот остановил её.
Бонмал смотрела на чёрные одеяния деда, красное кольцо и татуировку с собственной мордой в ипостаси. Астарот снова сел перед на ней корточки, надел перчатки, и Бонмал решилась подойти к нему. Бартоломео, решив никого не ждать, плюхнулся на диван и достал электронную сигарету. Дагона недовольно мотнула головой, хотела что-то крикнуть, но Паул отмахнулся и попросил не обращать на него внимание.
— Зачем ты надел перчатки? — поинтересовалась Бонмал у деда, чем вызывает его интерес.
— Руки влажные, — не найдя ничего поумнее, соврал Астарот. Когда его рука способна довести человека до конвульсий — уже не важно: сухая она или нет.
Бартоломео не решался подходить к Бонмал из-за болезни, но внутренне желал обнять, пощекотать по щеке и чмокнуть в макушку. Бонмал любила его больше, чем Свеу, и иногда эта любовь выходила за рамки.
— Близнецы... балуются. Я пытаюсь уложить их спать. — Астарот, улыбаясь, отодвинул дочь в сторону и закатил рукава — в воспитании и укачивании детей Астарот лучше, чем в решении большинства вопросов.
Паул не препятствовал. Астарот определённо знает, как найти подход к детям. Поэтому он сел к другу, вынул из кармана ручку и взял текст со стола. Бонмал ушла в спальню, схватившись за голову, которой ударилась об дверной косяк.
Близнецы для Астарота — малыши Паулины. В них нет ни крупинки дьявольского: ни винных волос, ни красных глаз. Их спина и лицо покрыты веснушками, которых у дьяволов априори не существовало. Малыши при виде деда подняли головы из кроватей и вынули соски изо рта. Астарот мотнул головой, вставил «кляпы» и положил правую руку на живот Ниссе, а левую — на покрасневший нос Ноака. Астарот различал близнецов также умело, как сестёр-суккуб из царства похоти.
Минут тридцать Астарот гладил близнецов до тех пор, пока те крепко не уснули, держа в руках свои заглушки. Он уже не помнил, когда в последний раз нянчился с детьми. Дагона, подождав отца, прикрыла дверь в спальне сыновей, попросила отца обосноваться в гостиной и ушла к дочери заставлять её поспать хотя бы полтора часа. Астарота не удивляло поведение Бартоломео. Его мало волновало происходящее вокруг. Даже если его заставят делать что-то под дулом пистолета, он предпочтёт оказаться в гробу, чем делать что-то за рамки выходящее. В последний раз Бартоломео снова попал в полицию из-за драки с Бальтазаром, который пытался доказать, что Мендерс — последний дебил, приёмыш королевской семьи и ему следует крепко надрать задницу.
— Золотко, а где твое чудо техники? — поинтересовался Астарот, увидев вышедшую без телефона дочь.
Она оставила его Бонмал. Спасательные вещи пригодились во время её лихорадки. Астарот заметил не столе миску с влажной тряпкой, упаковки жаропонижающих и бутылку с водой. Паулин не обращал внимание на пришедшую жену, ибо был глубоко погружён в тексты. Дагона села рядом с ним, сложила руки в домик и поглядела на отца, курившего так, будто он — действующий вулкан.
— Кто войну начал, пап? — поинтересовалась Дагона.
— Уриил. Из-за смерти своей шавки он разбил камеру Барбело и ворвался в Ад в ипостаси и сказал: «Это край, Астарот. Простит меня сестра за это, но я объявляю тебе войну!»
— Логичнее всего будет сказать о Барбело, который сидит в Бонмал, нет? — напомнил Бартоломео, чем напряг Астарота.
— Что с твоим настроением? — со злостью спросил Астарот.
— У меня всё нормально, не лезьте. — Бартоломео вжался пальцами в серебряную цепь на брюках.
Астарот, взглянув на неё, содрогнулся и мотнул головой, будто вспомнив что-то отвратительное.
— Если всё нормально, тогда и веди себя соответствующе.
Бартоломео от «грубости» встал с дивана, поправил кофту, подошёл к вешалке и снял пальто.
— Я ухожу, — сказал он. — Я всё равно больше ничем не помогу. Если что я буду в баре. — Махнув другу на прощание, Бартоломео не забывает окинуть Астарота грустным взглядом и опустить уголки губ.
Малышка Бонмал в своей спальне не слышала разговор. Однако её накрывало странное ощущение, будто она знала, кем является дедушка на самом деле. Слишком уж не по-человечески выглядят его винные волосы и красные, как кровь глаза. Она приподнялась и на цыпочках подошла к двери, не открывая её.
— Это единственный сбежавший демон? Почему Уриил выпустил именно его? Никого опаснее Кагунала нет, Барбело лишь часть зла, Кагунал — зло абсолютное. Странный выбор.
— Барбело для Уриила— ангел, для меня — проклятый бесёнок. Он был совсем юным, когда назначили суд. Для Уриила запереть подопечного равносильно государственной измене. Однако он совсем забыл, что преступление было совершено на территории ада и против Сатаны, значит я имел полное право дать соответствующее наказание. Война со мной сыграла Уриилу на руку, но он жёстко облажался — дитятко вообще спряталось подальше ото всех. Видимо, общество Мон-Герретов ему предпочтительнее. Милая, надеюсь ты сможешь простить меня.
— Ты хочешь убить нашу дочь? — переживала Дагона.
— Нет, ни в коем случае. Ей жить и жить. Я постараюсь вернуть Барбело в ад другим способом... — успокоил дочь Астарот. — Всё дело в жуткой связи двух братьев: один хочет совершить зло, испортить что-то, игрушку сломать какую-нибудь, а второй его отговаривает, потому что находятся они не на своей территории. Они до сих пор не поняли, что постоянными ссорами и желанием вырваться наружу, чтобы пакостничать, они заставляют Адену бродить по квартире ночью. Даже моя дьявольская мудрость не может понять, как утихомирить маленького преступника.
— Откуда он сбежал? — Паул отложил в сторону тексты и присоединился к разговору.
— Из Бостфорза — тюрьмы для особо опасных демонов, которых по каким-то причинам не казнили или не изгнали. Я могу сравнить Бостфорз с нашим чистилищем.
— Ты озлобился на Сатану, когда чуть не утонул в святочных водах. Теперь чистилище является твоей собственностью. Тебе принадлежит и тюрьма и чистилище? Для тебя это слишком большая ответственность, папа, — утверждала Дагона и на секунду затихла, прислушиваясь к звукам.
Ей показалось, что Бонмал что-то уронила. На деле, она задела ногой стаканчик и отпихнула его в сторону, сосредотачиваясь на разговоре. Астарот догадался, что девочка подслушивала.
— Выйди и не пугайся, Бо.
Девочка вышла, поджимая губы. Стоило ей подойти поближе, она набросилась на мать с объятиями и горькими слезами. Дагона гладила дочь по голове и просила успокоиться. Астарот предупреждал, что девочка вряд ли успокоится. У неё поднимется давление и упадут силы, ей станет хуже не только от ужасной новости, но и от лихорадки. Астарот решил воздержаться от прикосновений к девочке: после услышанного она ещё долго будет бояться.
— Бо, я ведь не злой. Я помогу тебе, даю слово, — объяснился Астарот.
Бонмал повернула к нему голову. Она всё ещё горько плакала, отчего платье Дагоны намокло.
— Прошу, скажи мне, когда это началось? С рождения? Тебе дают витамины? — Астарот напрягся.
— После моего дня рождения. На утро мама сказала, что я бормотала во сне, а глаза у меня как будто стеклянные. Она настаивала, чтобы следующей ночью я уснула пораньше. В четыре часа утра она пришла ко мне и разбудила со словами: «ты что забыла в спальне братьев?». Я сказала, что меня там не было.
— Я бы не спутала дочь с кем-то другим, — утверждала Дагона.
— Доктор поставил мне диагноз «лунатизм» после шести дней беспрерывных хождений. Даже если я лягу в восемь вечера, я всё равно буду блуждать. Почему эти... бесята ругаются только ночью?
— Ночь — самое притягательное время суток для демонов. Особенно когда здесь живёт одна из них.
— Мама? — не поверила Бонмал.
— Да. А я, малышка, повелитель, король Ада по вашему. Представляешь?
Слёзы пропадали с лица Бонмал. На место им пришёл восторг. Астарот не на шутку удивился невероятной стойкости малышки. У другой бы уже началась истерика.
— Позволь рассказать тебе, Дагона, кое-что про Бартоломео.
Дагона усадила дочь на себя. Для Астарота это, кажется, не самая излюбленная тема для разговоров с детьми, особенно когда они узнают о родителях чуть больше.
— Паул? — глянул Астарот на мужа дочери.
— Что? — недоумевал он. — Мне уйти?
— Нет, останься, — отмахнулся Астарот. — Только пообещай, что он об этом не узнает.
— Клянусь, даже под дулом пистолета не скажу Бартоломео о нашем разговоре, — улыбнулся Паул и пододвинулся ближе.
— Бартоломео оказался в аду, я отличил его энергию от вражеской, однако назрел вопрос: почему он не пострадал при перемещении? Позже до меня дошло, что не пострадал он по той причине, что в нём перемешанная кровь. Отчасти, он может пострадать, если коснётся чего-то в аду, но умереть нет. Смерть для Бартоломео как для нас крест. Она тянется к нему, но не забирает. Согласно договору, Бартоломео разделён. Я не вмешивался в воспитание, увидел его лишь спустя пятнадцать лет и был глубоко удивлён тому, что этот ребёнок видел вещи в их истинном свете. Большинство бы не догадались, да и сам бы он тоже, но на него смотрел я, король ада и понимал, что он на куда более высоком уровне. Это означает, что я не сжёг его душу изнутри, а присвоил его себе. Я долго наблюдал за Бартоломео. Этот мальчишка держался молодцом, но слишком переиграл с нигилизмом. Леон подписал договор кровью, предварительно прочитав его, но спустя двадцать лет спросил, почему я не сообщил ему, что Бартоломео фактически не его ребёнок? Мне хотелось его ударить. А после того, как он продал Бартоломео мне, я окончательно убедился в том этот человек недостоин быть отцом.
— Чтоб мне пусто было! — аккуратно выругалась Бонмал.
— Ага... он приёмный, значит, — догадался Паул и засмеялся.
— Что смешного? — недоумевал Астарот.
— Я вспомнил шутку, но не буду озвучивать её. Боюсь, для вас это слишком жестоко.
— Видимо, — согласился Астарот. — Тебе нужна помощь, милая?
— С детьми? Конечно! А если Паул придёт пьяным, тебе придётся малышей уложить, пока я буду с ним.
— Это было один раз, милая... – напомнил Паул. — Клятвенно обещаю проследить за тем, чтобы Бартоломео не подрался с Бальтазаром.
— С Бальтазаром? — уточнил Астарот.
— Да, с ним. Они постоянно дерутся. Стоит Бальту только появится, как Бартоломео уже готов оплевать его. Меня это, если честно, раздражает.
Астарот странно улыбнулся, будто вспомнил что-то связанное с Богами похоти. Никто не придавал этому значения. Даже Бонмал вернулась в спальню и легла отдохнуть.
Бартоломео подозревал что-то неладное в поведении Астарота. Найдя почву для размышлений － свою внезапную агрессию, он достал мобильный телефон и нашёл в контактах номер терапевта. После длительных «прогулов» он решил обратиться к Рику Чарлею за необходимой в этот раз помощью.