Больница
Всё было чёрным. Никаких цветов, без каких-либо звуков, вспышек, даже мыслей собственных не слышно. Здесь ни тепло, ни холодно. Вообще ничего. Словно провалился под землю — в прямом смысле слова.
Потом всё стало ослепительно белым, шумным и давящим на голову, словно на ней лежат кирпичи. Глаза долго привыкали к свету, пытаясь разглядеть белый потолок и предметы в такой же белой комнате. В ушах постоянно стоял какой-то шум, хотя поблизости не было того, что могло бы его издавать. Он просто был. Будто бы рядом с барабанными перепонками настраивают радио. Но и он исчез, как та безмолвная тьма, без следа и остатка, заменив собой незнакомые голоса за дверью и шум проезжих машин из открытых окон.
Точно, больница...
Комната, где я лежала, была практически пустая и полностью белая, как если бы я попала в рай и была окружена сплошным белым светом. Но это не рай. И здесь не только белые цвета.
Инстинктивно дёргаюсь, замечая красное пятно, торчащее с края кровати возле моих ног. Оно придавало резкий контраст с ослепительно белым, что невольно хочется вскочить и встать настороже, но моё тело способно лишь медленно и тяжело принять сидячее положение. Позвоночник скрипит, как кровать со старыми и, возможно, поломанными досками. Видимо, я пролежала неподвижно очень долго, потому что спина жутко затекла и только силой воли удерживает меня в таком положении.
Моё зрение подводит, не давая полноценно сфокусироваться на красном цвете на краю кровати. Приходится часто моргать, чтобы понять, что это чьи-то волосы. Значит, кто-то ещё есть в этой комнате.
Я с трудом узнаю короля. Приходится близко наклониться к его лицу и уставиться сощуренными глазами, будто бы после пьянки пытаюсь разглядеть время и дату на своём телефоне. Микото сидел на полу, прислонившись спиной к кровати и откинув голову назад. Не представляю, как так можно спать. Его шея захрустит также, как моя спина.
— Микото...
Его имя выходит из моего горла хриплым и скрипучим, и я прокашливаюсь.
— Микото.
Уже лучше. Теперь я узнаю свой голос. Но я совершенно не помню, что бы недавно простывала. И как очутилась в больничной палате, равно как произошедшее прошлым днём. Размытые отрывки появляются и медленно тают, как картинки от недавно прерванного сна. Кажется, вчера произошёл взрыв. А может я упала и ударилась головой. Или меня ударили. Возможно и всё сразу.
Король спит, как хорошо накормленный медведь перед спячкой, что ни звуки, ни прикосновения его не могут разбудить. Мои пальцы перебирают его алые пряди, на ощупь напоминающие шерсть пушистой кошки. Суо кажется настолько безмятежным и спокойным, что мне хочется заглянуть в его голову и посмотреть, что ему снится. Проверить, видит ли он во сне меня. Или это будет очередной бред, который перерастает в хаос, а после и в хаос наяву.
Он пахнет сигаретами и чем-то ещё, но я неспособна определить этот запах. Похож на чистые хрустящие простыни его постели. На тот, что ежедневно стоит в воздухе бара «Хомра». И на сырость после дождя.
У меня в голове нет мыслей. Она пуста, как вычищенный до блеска бокал на барной стойке. Я просто вижу что-то и невольно вспоминаю знакомое, то, что меня постоянно окружает. Это происходит машинально, просто есть, как привычная мелодия будильника по утрам и чашка кофе во время рабочего перерыва. Это есть и одновременно ничего нет.
Суо вопросительно мычит и запускает пальцы в мои волосы, словно ощупывает неопределённый предмет рядом. Открывает один глаз и долго пялится на меня им, спросонья пытаясь узнать человека перед собой. После открывает второй, тянет мою голову вниз, к себе, и мягко целует. Будто бы мы должны так выполнять утреннюю традицию после сна, однако никогда так не делаем.
— Наконец-то ты проснулась, — говорит он, когда отрывается от моих губ.
— Значит, я очень долго спала?
— Два дня, — отвечает и переводит ладонь на мою щеку, большим пальцем поглаживая горячую кожу. Кажется, у меня температура. — Ты помнишь, что случилось?
Отрицательно качаю головой, стараясь этим жестом и ответить на вопрос, и молча задать новый. Король лениво мычит и отстраняется от кровати, разминая хрустящую шею. Он выпрямляется и откидывает голову набок.
— Стычка с кланом Зелёного короля. На этот раз вышло совершенно не так, как мы думали...
— Мы проиграли? — резко перебиваю я его, и король несколько секунд смиряет меня взглядом.
— Нет. Просто в этот раз их было больше.
— Тогда почему я в больнице?
— Мы переборщили с огнём и взорвали здание... Ты в этот момент была недалеко. Тебя задело.
Несколько секунд мы молчим. Он оттого, что ждёт от меня вопросов. Я оттого, что хочу услышать продолжение.
— Прости, — говорит он. — В следующий раз я постараюсь себя контролировать... А с зелёным кланом мы уже побеседовали...
Глухо, почти тихо, что я не сразу улавливаю смысл его слов. По сути, если из-за очередной стычки «ради удовольствия» меня серьёзно чем-то задело и навредило не только моему телу, но и итак потрёпанным мозгам, то это пора заводить уголовное дело... Я бы сделала это, если бы не та интонация голоса моего Короля, с которой он произнёс эти слова. Больше походило на: «В следующий раз я сделаю абсолютно всё, чтобы они больше тут не появлялись». Что-то мне подсказывает, что именно это и было под словом «побеседовали».
Меня передёргивает, но скорее от озноба, чем от слов Микото, и я устало ложусь обратно. Спину заломило пополам, а в голове словно дрелью засверлили, что ничего не хотелось ни слышать, ни видеть, ни делать. Лишь бы отпустило. Височная часть головы отдавалась такой болью, что я с трудом сдерживала всхлип.
Суо успокаивающе проводит ладонью от плеча к лопаткам, от них вниз по спине. Тепло его руки отвлекает от болезненных ощущений, но не избавляет от них. Сильный озноб пробивает всё моё тело, вынуждая свернутся калачиком и посильнее укутаться в одеяло. Тепло успокаивало меня, однако дрожь от этого не уходила. Тяжёлое дыхание с резким выдохом покидало лёгкие, больше походя на быстрые вздохи задыхающегося человека, что я сама себя пугаюсь, хотя ничего поделать не могу. Щёки горят, всё тело горит, а мне по-прежнему холодно, как нагому человека при ветреной погоде. Кажется, у меня лихорадка.
Я болела долго. И отходила тяжело. Я не думала про то, как проводила в абсолютном одиночестве ночи, как отвратительно здесь кормят и что в палате было жутко холодно (а может это мне так казалось). Просто состояние не позволяло о чём-либо думать, отзываясь ответной болью в тяжёлой голове.
Однако это было терпимо, когда сухие губы легонько касались моего уха и шептали тихое приветствие, вечно горячие руки запускались под больничную пижаму и гладили спину или живот, а тёплое и надёжное тело забиралось под одеяло, прижавшись сзади, что односпальная кровать мигом становилась тесной. Это было терпимо, когда король целыми днями проводил время со мной и дремал рядом. Когда Анна приходила меня навестить и приносила один из моих любимым бестселлеров, прося Микото почитать нам двоим. Когда вся Хомра заваливалась ко мне в палату и весело галдела, получая постоянные упрёки от медсестёр, а Суо в это время придерживал моё плечо, не давая свалиться обратно. Также терпимо, как их извинения по поводу моего состояния и обещания, что они обязательно надерут задницу «этим зелёным ублюдкам».
Это было долго и тяжело. Но Он и Они сумели скрасить скучные будни.