Розовый шторм

Прошёл месяц. Даниэль чувствовал, как его жизнь превратилась в череду однообразных дней. Ричард почти не уделял ему внимания – они жили в одном доме, но словно в разных мирах. Разговоры стали короткими, а прикосновения исчезли вовсе. Единственное, что напоминало о том, что они женаты, – это кольца на пальцах.

Даниэль почти не видел Ричарда. Он рано уходил, поздно возвращался и, казалось, не замечал, как его омега угасал. Единственной компанией оставался Марсель, который относился к нему с теплотой. Но что с того? Это не компенсировало пустоту внутри.

За ужином собралась вся семья. Виктор, как обычно, сидел в центре, рядом с ним – Марсель, тихий и покорный. Ричард ел молча, а Даниэль просто играл вилкой с едой, не чувствуя голода.

Тишину нарушил Виктор:

— Думаю, пора задуматься о ребёнке.

Даниэль замер. Его пальцы сжали столовый прибор. Он поднял глаза на Ричарда, но тот даже не моргнул. Ни удивления, ни возражений – просто безразличие.

— Вы уже месяц женаты, а наследник — это основа семьи, — продолжил Виктор, отложив вилку. — Или ты не считаешь себя частью этой семьи?

Даниэль чувствовал, как внутри него всё закипает…

Даниэль сжал пальцы в кулак под столом, стараясь сохранять самообладание. Он чувствовал на себе тяжёлый взгляд Виктора, но отвечать сразу не спешил. Он перевёл взгляд на Ричарда, ожидая, что тот скажет хоть что-то, но его альфа просто продолжал есть, словно этот разговор его не касался.

— Мы ведь женаты всего месяц, — наконец заговорил Даниэль, голос его был твёрдым. — Неужели нельзя просто пожить для себя? Наслаждаться браком?

Виктор приподнял бровь, а затем откинулся на спинку стула, скрестив руки.

— Наслаждаться? Омега в браке должен выполнять свои обязанности. Или ты думаешь, что можешь жить, как тебе вздумается?

Марсель нервно сглотнул, взглянув на сына, но ничего не сказал. Даниэль сжал губы, пытаясь подавить злость.

— А может, мне стоит самому решать, когда я готов к такому шагу? — он посмотрел прямо на Виктора. — Или теперь мне даже думать нельзя?

— Ты слишком много говоришь, — холодно ответил Виктор. — И слишком мало приносишь пользы.

Даниэль ожидал, что Ричард вступится, но тот молчал. Это злило ещё больше. Как же так? Муж, который клялся в любви, теперь просто сидел и наблюдал?

В груди стало тяжело, будто кто-то сдавил сердце. Он встал из-за стола, едва касаясь еды.

— Я не голоден, — бросил он, развернулся и ушёл, чувствуя, как его буквально трясёт от ярости.

Даниэль уже собирался выйти из столовой, когда услышал твёрдый, непреклонный голос Ричарда:

— Сядь.

Он замер, крепко сжав пальцы в кулаки. В груди всё сжалось от возмущения. С какой стати он должен подчиняться? Разве он не заслуживает уважения?

— Даниэль, — голос Ричарда был уже ниже, холоднее. — Я сказал, сядь.

Марсель напрягся, нервно переводя взгляд с мужа на сына. Виктор же, напротив, удовлетворённо усмехнулся.

Даниэль сжал губы, но, понимая, что спорить сейчас бесполезно, вернулся к своему месту и сел, откидываясь на спинку стула, скрестив руки.

Ричард посмотрел на Виктора и ровным голосом, в котором не было ни тени сомнения, произнёс:

— Он родит мне наследника.

Даниэль почувствовал, как его сердце сжалось. Он резко повернулся к мужу, его глаза вспыхнули яростью.

— Что?!

Ричард даже не взглянул на него.

— Так будет правильно, — продолжил он, обращаясь к Виктору. — Семья должна продолжаться.

Виктор одобрительно кивнул, довольный таким ответом.

— Вот это другое дело, — сказал он. — Я надеялся, что ты поймёшь, что в браке у каждого есть своя роль. Омега создан для того, чтобы продолжать род.

Даниэль хотел сказать что-то резкое, что-то, что могло бы выразить всю ту ярость, что бушевала внутри, но слова застряли в горле. Он чувствовал себя преданным, раздавленным.

Ричард даже не посмотрел ему в глаза.

Даниэль почувствовал, как внутри всё рушится. Слова Ричарда, сказанные так спокойно, без единой эмоции, задели его глубже, чем любые упрёки Виктора.

Он не был против детей. Он любил Ричарда, мечтал быть с ним. Но не так. Не по приказу. Не потому, что это "правильно".

Грудь сдавило, в горле встал ком. Он не смог больше держать в себе все чувства, что накопились за этот месяц. Игнор, холодность, отчуждение, боль. Всё это давило на него, не давая дышать.

Слёзы предательски навернулись на глаза, он сжал губы, пытаясь их сдержать, но не смог. Они потекли по щекам горячими дорожками.

— Ты… — его голос сорвался, дрожал. — Ты даже не спросил, хочу ли я этого…

Ричард наконец посмотрел на него. Его взгляд был непроницаемым, холодным.

— Ты мой муж , — сказал он тихо, но твёрдо. — Это твоя обязанность.

Даниэль зажал рот ладонью, чувствуя, как всё внутри него ломается. Он был не человеком, не любимым супругом. Он был кем-то, кто должен подчиняться, соответствовать, рожать.

Марсель обеспокоенно посмотрел на него, но не вмешался. Виктор лишь усмехнулся.

— Ты плачешь, как ребёнок, — сказал он с насмешкой. — Омегам не пристало устраивать сцены.

Даниэль вскочил, опрокидывая стул.

— Я не ваш проклятый инкубатор! — выкрикнул он, глядя прямо на Виктора, а затем перевёл взгляд на Ричарда. — И не твоя собственность.

Виктор нахмурился, но прежде чем он успел что-то сказать, Даниэль выбежал из столовой, едва сдерживая рвущиеся рыдания.

Марсель не смог остаться на месте. Его сердце сжалось от жалости, от боли, что читалась в глазах Даниэля. Он видел в нём себя – того, кем был много лет назад. Одинокий, загнанный в рамки, непонятый.

Он встал, не обращая внимания на предупреждающий взгляд Виктора, и быстро направился вслед за Даниэлем.

Даниэль сидел в их комнате, свернувшись на кровати, крепко сжимая колени. Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий.

Марсель подошёл медленно, осторожно. Он сел рядом, не касаясь, давая пространство.

— Всё хорошо, — тихо произнёс он. — Плачь, если нужно.

Даниэль сжал пальцы в кулаки, пытаясь унять дрожь.

— Почему… почему это так больно? — его голос был сорванным, полным отчаяния. — Я люблю его. Я правда люблю… но мне так страшно, так одиноко.

Марсель мягко вздохнул.

— Потому что ты хочешь быть любимым, а не просто нужным, — его голос был тёплым, наполненным пониманием.

Даниэль вскинул на него покрасневшие глаза.

— Я думал, что мы будем счастливы, — выдохнул он. — Но теперь мне кажется, что я ему безразличен.

Марсель протянул руку, неуверенно коснулся его плеча.

— Ты не безразличен, — он улыбнулся грустно. — Просто Ричард… вырос в этом доме, среди этих правил. Он не знает, как иначе.

Даниэль всхлипнул, уткнувшись в ладони.

— Тогда почему он не старается?

Марсель сжал губы, не зная, что ответить. Он знал одно – Даниэлю было больно, и он не мог оставить его в этом состоянии
.

Он осторожно обнял его, прижимая к себе, как когда-то ему самому так хотелось, чтобы кто-то его обнял.

— Ты не один, — шепнул он. — Пока я рядом, ты не один.
Даниэль рыдал, как ребёнок, заглушая всхлипы в подушке. Его плечи содрогались, а пальцы впивались в мягкую ткань. Он чувствовал себя раздавленным, сломанным, никому не нужным.

Сколько времени прошло, он не знал. Время будто застыло, превратив его мир в глухую темноту одиночества.

Его взгляд скользнул по прикроватной тумбе, где лежал телефон. Дрожащими руками он потянулся к нему, даже не думая, просто рефлекторно. Ему нужен был голос, теплота, понимание. Он хотел услышать отца.

Но, едва пальцы коснулись холодного экрана, его пронзил страх.

Что он скажет? Что его сын несчастен? Что он ошибся? Что его супруг больше похож на тирана, чем на любящего мужа?

Нет.

Он не мог.

Его отец всегда баловал его, защищал, оберегал. Если он узнает, что его малыш страдает, он приедет. Он разрушит этот дом, заберёт его обратно, как бы сильно Даниэль ни любил Ричарда.

Но разве это любовь?

Он всхлипнул, сжимая телефон в ладонях. Его грудь сдавило тяжёлое осознание – он больше не чувствовал себя любимым. Он чувствовал себя узником.

Экран телефона мигнул. Пальцы дрогнули.

Он так хотел нажать вызов. Услышать голос папы. Рассказать всё.

Но вместо этого он просто закрыл глаза и прижал телефон к груди, тихо повторяя одни и те же слова, будто молитву:

— Я сильный… Я справлюсь… Я справлюсь…

Даниэль пролистывал фотографии на телефоне, его пальцы машинально касались экрана, а сердце сжималось всё сильнее. Там были они — счастливые, ещё до свадьбы. Ричард обнимал его за плечи, тянулся к его губам, смотрел с нежностью и желанием. Они смеялись, гуляли по вечернему Парижу, сидели в кафе, держась за руки…

Куда всё это исчезло?

Даниэль провёл ладонью по лицу, отгоняя накатившие слёзы. Он не был слабаком. Он просто… устал. Устал ждать, надеяться, верить.

Он хотел поговорить с Ричардом. Ещё раз. Дать ему шанс объясниться. Может, он поймёт?

Он сел на кровать, прислонился спиной к подушке и уставился в потолок. За окном темнело, в особняке наступала тишина. Где-то внизу Виктор, наверное, снова читает газету, а Марсель готовит чай. А Ричард?..

Даниэль ждал.

Но усталость взяла своё.

Глаза закрылись сами собой, тело затекло, и он провалился в сон, даже не заметив, как телефон выпал из его рук.

Ричард тихо закрыл дверь, бросил быстрый взгляд на Даниэля, который спал, свернувшись калачиком, его дыхание было тяжёлым, словно даже во сне он не мог найти покой.

Ричард сел на край кровати и провёл ладонью по лицу. Он прекрасно понимал, что всё идёт не так. Их отношения рушились, превращались в пустую форму без содержания. Даниэль страдал. Он это видел. Но что он мог сделать?

Идти против отца?

Ричард сжал челюсти. Виктор был непреклонен. Его слово в семье — закон.

Но Даниэль…

Он повернулся к супругу, аккуратно коснулся его руки. Тот дёрнулся во сне, что-то пробормотал и ещё сильнее вжался в подушку.

Ричард медленно лёг рядом, не решаясь обнять, но пододвинулся ближе, чтобы почувствовать его тепло. Он не знал, с чего начать. Как исправить то, что сам же разрушил.

Мысль о ребёнке вызывала у него тревогу. Они были женаты всего месяц. Всё, что было до свадьбы — их любовь, свобода, страсть — уже почти исчезло. Теперь осталась только обязанность.

Но Ричард не хотел, чтобы всё так закончилось.

Он закрыл глаза, позволяя себе впервые за долгое время почувствовать сожаление. Завтра он поговорит с Даниэлем. Завтра попробует что-то изменить.