Розовый шторм

Даниэль вышел из спальни, пройдя мимо зеркал в длинном коридоре. В отражении он видел себя – яркого, дерзкого, и упрямо поднял подбородок. Сегодня никто не заставит его чувствовать себя лишним или загнанным в рамки.

На кухне, как всегда, сидел Виктор, держа в руках газету. Рядом с ним Марсель неспешно пил кофе, а Ричард только что вошёл, поправляя манжеты рубашки.

Даниэль громко прошёлся по комнате, специально привлекая к себе внимание. Он не стал молчаливо опускать глаза, как делал последние дни, а сел за стол и лениво закинул ногу на ногу, постукивая пальцами по столешнице.

— Ты собираешься куда-то? — наконец подал голос Виктор, смерив его взглядом.

— Нет, а что? — Даниэль невинно улыбнулся.

— Одевайся подобающе. Ты теперь женат, в этом доме не носят такую одежду.

— Правда? — он притворно удивился. — Я вот смотрю на Ричарда, и что-то не вижу, чтобы его кто-то упрекал за выбор одежды.

Марсель чуть заметно улыбнулся в чашку, а Ричард, нахмурившись, посмотрел на него.

— Даниэль…

— Что, Ричард? — Омега повернулся к нему, сложив руки на груди. — Ты что-то хочешь мне сказать? Может, что я должен слушаться твоего отца? Или что мне надо забыть, кто я есть?

Тишина повисла в воздухе. Виктор сжал губы, Марсель перевёл взгляд на сына, а Ричард молчал, будто раздумывая над чем-то.

— Я устал, — продолжил Даниэль, вставая из-за стола. — Устал от этих навязанных правил. Я не прислуга. И я не кукла, которую можно одеть по своему вкусу. Я твой супруг, Ричард, или только красивый аксессуар, который удобно поставить в углу?

Ричард прищурился, его пальцы чуть сжались в кулак, но он всё ещё молчал.

— Если ты не можешь меня защитить, я защищу себя сам, — добавил Даниэль и, развернувшись, вышел из кухни, оставив после себя напряжённую тишину.

Виктор медленно сложил газету и поднял взгляд на Ричарда. В его тёмных глазах читалась непоколебимая уверенность, с оттенком раздражения.

— Ты позволишь ему так себя вести? — его голос был ровным, но в нём слышалась скрытая угроза. — Омега в этом доме не должен перечить супругу, тем более устраивать сцены перед завтраком.

Ричард не ответил сразу, лишь посмотрел в сторону, словно обдумывая сказанное.

— Ты его слишком балуешь, — продолжил Виктор. — Разрешаешь говорить, что хочет, носить, что вздумается… А он этим пользуется. Супруг должен быть послушным. Если он не понимает слов, его нужно перевоспитать.

Марсель, сидевший рядом, слегка напрягся. Он опустил взгляд, но его пальцы крепче сжали чашку с кофе. Он прекрасно знал, что значит «перевоспитать» в понимании Виктора.

— Омега должен следовать традициям, уважать мужа. И если он забывает своё место — ты, как альфа, обязан ему напомнить.

Марсель едва заметно вздрогнул. Он хотел сказать что-то в защиту Даниэля, но страх перед Виктором сковал его. Он не мог перечить супругу.

Ричард вздохнул, потирая висок. Он знал, что Виктор не примет никаких возражений.

— Я разберусь с этим, — наконец сказал он, поднимаясь со стула.

— Надеюсь, — Виктор вновь раскрыл газету, будто разговор был закончен.

Марсель опустил взгляд, чувствуя, как сердце сжимается от тревоги.

Ричард вышел из столовой, чувствуя странное давление в груди. Он знал, что Виктор не отступится. И если он не поставит Даниэля на место, отец сам примет меры.

Поднявшись наверх, он открыл дверь в их комнату. Даниэль стоял у окна, скрестив руки на груди. Его розовые волосы отражали солнечный свет, делая его похожим на картину, написанную акварелью.

— Ты доволен? — резко спросил он, не оборачиваясь. — Позволил им превратить меня в прислугу? Может, мне ещё ноги твоему отцу целовать?

Ричард закрыл за собой дверь и медленно подошёл.

— Ты слишком громкий, — сказал он тихо, но в голосе звучала твёрдость.

Даниэль резко развернулся.

— А ты слишком бесчувственный! Я не кусок мебели, который можно переставить, как угодно твоему отцу!

Ричард смотрел на него спокойно, не выказывая ни злости, ни раздражения. Он просто изучал его — как будто пытался понять, что у него в голове.

— Ты думаешь, что сможешь изменить их? — наконец спросил он. — Они не привыкли к другому порядку.

— Мне плевать! — Даниэль сжал кулаки. — Я не позволю никому решать, каким мне быть! Ни тебе, ни Виктору, ни кому бы то ни было!

Ричард резко схватил его за запястье и потянул ближе. Их взгляды встретились — его тёмные глаза были бездонными, опасными.

— Ты мой, — прошептал он, приблизив губы к уху Даниэля. — И ты будешь делать то, что я скажу.

Даниэль дёрнул рукой, но хватка Ричарда была железной.

— Смешно, — усмехнулся он, прищурив голубые глаза. — Ты и правда думаешь, что можешь меня сломать?

Ричард чуть приподнял уголки губ, но в этой улыбке было больше угрозы, чем тепла.

— Нет, я просто знаю, как приручить тебя.

Даниэль вырвал руку из хватки Ричарда и отступил на шаг. Его грудь тяжело вздымалась, губы дрожали от негодования.

— Мы женаты всего неделю, Ричард, — его голос звучал твёрдо, но в нём сквозило разочарование. — Неделю! И за это время я уже успел почувствовать себя не твоим мужем, а каким-то слугой в этом доме!

Ричард молча смотрел на него, его лицо оставалось непроницаемым.

— Они обращаются со мной, как с куском мебели! — Даниэль резко провёл рукой по волосам, пытаясь хоть как-то справиться с нахлынувшими эмоциями. — Они говорят, что я должен носить только скромную одежду, стоять на кухне, встречать гостей, словно я здесь не человек, а просто дополнение к тебе!

Он сжал кулаки, в его голубых глазах полыхал гнев.

— А ты… — Даниэль перевёл взгляд на мужа. — Ты просто стоишь и молчишь! Даже не пытался за меня заступиться! Это и есть твоя великая любовь?

Ричард сжал губы.

— Я не молчал, — ответил он наконец. — Я просто… не спорил.

Даниэль рассмеялся — коротко, горько.

— Это одно и то же, Ричард. Если ты не против — значит, ты согласен.

Ричард шагнул ближе, его тёмные глаза внимательно изучали выражение лица Даниэля.

— Я не хочу ссориться, — сказал он ровно. — Но и не могу изменить то, что в этом доме есть правила.

— Я не просил тебя менять дом, — Даниэль скрестил руки на груди. — Я хотел, чтобы ты просто был рядом. Чтобы сказал хоть слово. Чтобы не давал им обращаться со мной, как с игрушкой.

Ричард нахмурился.

— Ты правда думаешь, что я не забочусь о тебе?

— Я думаю, что ты боишься Виктора, — ответил Даниэль резко. — И боишься ему перечить.

В комнате повисла тишина. Они смотрели друг на друга — два человека, которые должны были стать семьёй, но сейчас казались такими далёкими.

Ричард нахмурился ещё сильнее, его челюсть напряглась. Взгляд стал холоднее, но не от злости, а от чего-то глубже — чего-то, что он сам не хотел признавать.

— Я не боюсь Виктора, — его голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь.

— Тогда почему ты ведёшь себя так, будто он решает всё за тебя? — Даниэль с вызовом скрестил руки. — Почему ты позволил ему унижать меня?

Ричард сжал кулаки, но ничего не сказал.

— Вот видишь, — Даниэль усмехнулся, но его улыбка была печальной. — Ты даже не пытаешься отрицать.

Он сделал шаг назад, отвернулся.

— Я не хочу жить так, Ричард, — его голос дрогнул. — Я не хочу превращаться в безмолвную тень в этом доме. Если я тебе нужен только как красивая картинка на фоне твоей идеальной семьи, то скажи мне об этом прямо.

Ричард выдохнул, провёл рукой по лицу. Он ненавидел ссоры, ненавидел моменты, когда терял контроль над ситуацией. А сейчас он чувствовал, как его идеальный порядок рушится.

— Даниэль…

— Нет, не говори ничего, — Даниэль резко развернулся, его синие глаза сверкнули. — Я сказал всё, что хотел. Теперь слово за тобой. Если ты собираешься дальше смотреть, как Виктор превращает меня в нечто послушное, то знай — я не выдержу.

В его голосе не было угрозы, только усталость.

Ричард молча смотрел на него. В груди что-то неприятно сжалось — впервые за долгое время он почувствовал, что теряет нечто важное.

— Я разберусь с этим, — наконец выдавил он.

— Надеюсь, — Даниэль вздёрнул подбородок. — Потому что я больше не собираюсь терпеть.

Даниэль наблюдал, как Марсель аккуратно наливал чай в тонкие фарфоровые чашки. Движения его были плавными, отточенными, словно он делал это сотни раз. Однако сегодня было одно отличие – Даниэль не должен был это делать сам.

Марсель поставил перед ним чашку, и в его глазах мелькнуло что-то тёплое, почти сочувственное.

— Ты можешь расслабиться, — произнёс он, чуть склонив голову. — Мне жаль, что тебе приходится через это проходить.

Даниэль удивлённо вскинул брови.

— Вы понимаете, что происходит?

Марсель усмехнулся, но улыбка его была печальной.

— Конечно. Это дом Виктора. Здесь всё устроено так, как ему угодно.

Даниэль сжал пальцы вокруг тёплой чашки.

— Но ведь это несправедливо. Я вышел замуж за Ричарда, а не за его семью.

Марсель посмотрел на него долго, будто взвешивая, стоит ли продолжать разговор. Затем мягко вздохнул.

— Когда-то и я думал так же.

Даниэль напрягся.

— Но?

Марсель медленно провёл пальцами по краю своей чашки.

— Но со временем понял, что борьба с этим домом — как борьба с морем. Оно поглотит тебя, если ты не научишься плыть в его волнах.

Даниэль внимательно смотрел на него, чувствуя странное, болезненное сочувствие.

— Вы хотели другой жизни, да?

Марсель не ответил сразу. Его взгляд был рассеянным, устремлённым куда-то в прошлое.

— Я хотел свободы, — наконец произнёс он.

И Даниэль понял: Виктор сделал его марионеткой. Муж, который должен был быть опорой, превратил Марселя в человека, подчинённого традициям, сделавшего их смыслом своей жизни.

Даниэль опустил взгляд.

Он больше не просто злился.

Теперь он жалел его

Даниэль смотрел на Марселя, и внутри него рос тревожный холод. Он понял: если останется здесь, если смирится, то вскоре станет таким же. Подчинённым, сломленным, живущим по чужим правилам.

Он сжал пальцы, ощущая, как дрожь пробегает по телу. Он ещё не был таким. Пока.

Но что, если Ричард никогда не собирался улаживать ситуацию? Что, если тот просто принял правила своего отца, даже не пытаясь изменить их ради него?

«Он ведь обещал…»

Но Ричард не сдержал обещания. Он просто оставил его здесь, словно вещь, и ушёл заниматься делами, которые, как оказалось, были важнее их отношений.

Даниэль чувствовал, как что-то в нём сжимается от разочарования.

Ричард был эгоистом.

Ему было удобно оставить всё, как есть. Удобно жить так, как хочет его семья. Удобно не вмешиваться.

Даниэль опустил взгляд в чашку, чувствуя, как горечь растекается по телу.

Но сердцу не прикажешь.

Он всё ещё любил его.

И, чёрт возьми, от этого становилось только больнее.