Игра в кальмара. Intro

- С днём рождения, госпожа!

Я вздрагиваю и поворачиваюсь к официанту - молодому парню лет двадцати на вид, который чуть склоняется передо мной, протягивая маленькое пирожное со свечкой. От десерта исходит сильный шоколадный аромат, и мой желудок недовольно урчит - я не ела с самого утра. Денег хватило только на то, чтобы забежать в это кафе и купить себе небольшую бутылку пива. Я даже не заметила, что здесь продают пирожные.

Мои губы растягиваются в улыбке, и я хриплым голосом произношу:

-Спасибо...

Парень лучезарно улыбается мне в ответ. Я делаю глубокий вдох, задуваю свечку и ставлю пирожное перед собой. Рядом тут же возникает вилка.

- Постойте, - я поднимаю глаза. - Как вы узнали?

- Ваш бейджик, госпожа, - он тычет пальцем мне на грудь. - Там всё написано.

Пальцы сами тянутся к куску картона на моей шее, который мне пришлось нацепить для собеседования, успешно мною проваленного. «Хан Линэ. 17.06.1999». Бейджик помялся, пока я стояла в очереди среди других кандидатов, желающих устроиться продавцом в один из самых крупных торговых центров Сеула. Знакомый с прошлой работы сказал, что я просто обязана устроиться на эту работу. Ведь «туда берут всех, даже бомжей из деревни Гурён». Не получилось.

С прошлой работы, где я носила кофе начальнику стройки, меня выперли за частые опоздания. Чон Бэ, мой лучший друг с раннего детства, как-то рассказал мне о скачках, а точнее - о ставках на них. В тот день я пошла с ним за компанию, написав начальнику, что плохо чувствую себя. Когда Чон Бэ выиграл двести тысяч вон, просто поставив на одну из лошадей, я почувствовала прилив адреналина - что, если и мне попробовать? Я решилась и поставила совсем чуть-чуть, самую малую часть того, что у меня было. И, о чудо! Через двадцать минут улыбающаяся девушка протягивала мне выигрыш - сто тысяч вон. Моему счастью не было предела! Ведь теперь я могла купить вкуснейшую курочку нам с мамой на ужин... И даже отдать четверть долга одному банку! Я прыгнула в объятия Чон Бэ, который еле успел подхватить меня, радостно визжа и заставляя всех кругом оборачиваться. Мне было всё равно. Деньги делали меня по-настоящему счастливой. А осознание того, что эти деньги можно так легко добыть, уносило меня на седьмое небо.

Скачки и ставки постепенно затягивали меня, я пропускала работу всё чаще. Я не всегда выигрывала, а точнее - проигрышей было больше, чем выигрышей. Но мне нужен был этот всплеск адреналина в крови на фоне серых и бессмысленных будней, в которых чувствуешь себя тухлым куском мяса, не способным даже подняться с кровати. Но ставки заставляли. Почти каждое утро я уверяла маму, что ухожу горбатиться на работе, а сама бежала за Чон Бэ, и мы уже вместе бежали в клуб, по пути обсуждая, на кого поставим в этот раз. Чаще всего лучший друг выигрывал. Это придавало ещё большего азарта, я была буквально обезумевшей своим стремлением выиграть больше денег, чем в прошлый раз.

В один момент я не заметила, как перестала ходить на работу вот уже неделю. Когда я наконец заявилась, начальник тут же позвал меня к себе в кабинет. Трясущимися руками я сделала его любимый чёрный кофе и отправилась к нему в офис.

- Оставь кофе и проваливай, - услышала я, как только переступила порог.

- Но вы даже не выплатили мне остаток.

Он поднялся с кресла и оказался на добрые три головы выше меня, хотя низкой я отнюдь не была.

- Ты не слышала, что я сказал? Проваливай! Я неделю - неделю! - не мог с тобой связаться! Знаешь, Линэ, - он поправил рукава рубашки. - Мне было жалко тебя, когда ты устраивалась сюда. Я был уверен, что тебе нужна помощь, и хотел быть твоим помощником. И что я слышал? Твои постоянные, вечные отмазки, чтобы в очередной раз пропустить рабочий день! Сколько раз я закрывал на это глаза, Линэ? Ты пользовалась моей добротой и моим терпением, а я тебе ещё и платил за это. Но терпению приходит конец. Считай, что остаток я тебе выплатил тогда, когда ты бессовестно пропускала рабочие дни.

И я ушла. Я не стала уговаривать начальника оставить меня. Да, это была единственная моя работа, к своим двадцати пяти я по уши погрязла в долгах, а на моей совести была хотя бы мизерная забота о племяннице. Но я была уверена, что, поставив в следующий раз на скачках более точно, смогу выиграть приличную сумму, став в глазах матери более правильной и подходящей дочерью.

Проигрыши шли за проигрышами, я тратила всё больше денег с нашей общей с мамой кредитки, возвращаясь домой ни с чем. Глубоко в душе я подозревала, что мама знает обо всём - и что я играю, и что уже месяц как нигде не работаю. Но мама молчала. Либо же ей было уж совсем неинтересно, что со мной происходит. Единственное, что её выдавало - постоянная смена паролей на кредитной карте. Она бы не меняла их просто так.

В последний раз, когда я вернулась домой со скачек, снова проиграв все деньги, мама накричала на меня:

- Сколько это будет продолжаться, Линэ?! Ты думаешь, я ничего не знаю? Я всё надеюсь, что ты одумаешься и... Посмотри, во что ты превратилась!

Я повернулась к зеркалу. Оттуда на меня смотрела девушка с растрёпанными каштановыми волосами и огромными синяками под карими глазами - пытаясь выяснить, на какую лошадь лучше ставить, я могла не спать ночами. Одета девушка была в помятую грязную футболку цвета индиго и потёртые джинсы.

Я повернулась к матери:

- Прости. Но ведь не всё же может быть так просто, как этого хотелось бы.

- Ох, Линэ...

Мать подняла с пола плетёную корзину, доверху наполненную овощами. Она работала в местном продуктовом магазинчике, каждый день таская продукты, которые скупала у одного из поставщиков. Сумма, которую мама получала в магазине, была ничтожна мала. Нас выручала только кредитка.

- Линэ, - она остановилась в дверях. - Тебе двадцать пять лет. Прошу, возьмись за голову. Устройся на работу. И не забудь про день рождения Ка Ён.

Из её горла вырвалось кряхтение, когда она ставила корзину себе на плечи.

Злость вскипела во мне.

- Да прекрати же ты кряхтеть, в самом деле! Сама же пашешь на этой работе, где даже зарплаты нормальной не дают! Ты даже...

Однако мать уже не слушала меня и захлопнула дверь.

Я вздрагиваю от звука падающей вилки со стола. Воспоминания унесли меня далеко из этого кафе. Я поняла, что уже давно пытаюсь найти выход из той задницы, в которую сама же и залезла. Я знала, что во всех последствиях моих действий не виноват никто, кроме меня самой. Вот почему я здесь. Ещё утром, уходя на собеседование, я была уверена, что всё будет в порядке, я смогу всё наладить. Однако что-то снова пошло не так.

Допив последние капли пива, я встаю и подхожу к кассе. Официант поднимает на меня глаза и снова широко улыбается.

- Вам чем-нибудь помочь?

- Да. Было бы здорово, если бы у вас нашлась коробка для пирожного.

Официант недолго думает и, бросив шаблонное «секунду», склоняется под прилавком. Через небольшой промежуток времени он протягивает мне маленькую коробочку из крафтового картона, перевязанную розовой ленточкой в виде бантика.

Теперь пришла моя очередь улыбаться в тридцать два зуба.

- Спасибо!

Я аккуратно перекладываю пирожное в коробку, завязываю бант и направляюсь к выходу.

- Хорошего вам вечера!

У двери я оборачиваюсь. Резко возникает желание рассказать этому простому, но такому хорошему парню все свои проблемы, с полной уверенностью, что меня выслушают и пожалеют в придачу. Но я вяло прощаюсь, толкаю дверь и выхожу на прохладный ночной воздух.

***

Открывая дверь нашего ветхого домишки, я уже предвкушала, что мне придётся услышать в свой адрес. Но я не понимала, что мне перед этим сказать матери.

«Привет, мам! Сегодня твою безнадёжную дочь опять не взяли на работу!»

Сердце отбивает бешеный ритм, когда я вхожу на кухню. Мама уже сидит на полу, сложив ноги по-турецки, и дует на только что сваренный рис. Она слышит меня, поднимает глаза и вяло мне улыбается.

- Привет, Линэ.

Я тихонько вздыхаю и снимаю свою кожаную куртку. На улице моросит мелкий дождик, и мне приходится повесить куртку на батарею.

Мама накладывает рис в тарелку и пододвигает на моё место, кладя рядом ложку. Голод снова даёт о себе знать. Я сажусь на пол и кладу себе в рот огромную порцию.

- Мама, где кимчи?

Она вяло протягивает мне ведёрко с закуской.

Что-то в ней меня настораживает. Обычно ворчливая и недовольная чем-то мать сегодня сидела спокойно, я бы даже сказала, благоговейно. Я понимаю, что сегодня день рождения дочери и всё такое. В прошлом году это обстоятельство её ничуть не смущало, упрекая меня в безалаберности.

- Линэ, - подаёт она голос, пока я пережёвываю капусту. - Сегодня твой день, дочка.

Я поднимаю на неё глаза. Она смотрит на меня так, будто боится произнести следующие слова, но всё же делает это:

- С днём рождения. И... Прости меня. За всё.

От удивления я перестаю есть. Моя рука замирает над ведёрком с кимчи.

- Мне не за что прощать тебя, мама. - Я стараюсь улыбнуться как можно шире. - И спасибо за поздравление.

Мы снова едим в тишине. Она лениво помешивает рис в тарелке. Нет, с ней явно что-то не так.

- Мама? В чём дело? Ты сама не своя.

- Линэ... - Она поправляет морщинистой рукой свои седые волосы. - Скажи честно - ты ведь нигде не работаешь, так? И ты снова играешь?

Я опускаю глаза в пол. Так и думала. Она всё знает. Просто ждала подходящего момента, чтобы застать меня врасплох. Что же, у неё отлично получилось.

Однако в этот раз уступать я не собиралась.

- Ну что ты, мама. Я работаю. Каждый день. И ты знаешь где. - Я вытираю рот рукавом кофты. - Я же секретарь начальника стройки, забыла?

- Ты уже месяц ни копейки в дом не приносишь.

- У начальника трудно с деньгами. Он обещал выплатить нам зарплату через неделю.

- Если ты меня обманываешь, Линэ...

Я дергаюсь от её слов, хоть они и означают правду. Злость снова поднимается во мне, как лава, которой хочется поскорее выплеснуться из жерла вулкана. Ну почему ей надо было спрашивать об этом в мой день рождения?

- Если начальник не платит вам, - медленно проговаривает она, - как же ты поздравишь Ка Ён, свою племянницу? Она хочет курочку. Говорила с ней по телефону. И надо же подарок ей купить...

Ка Ён - моя племянница десяти лет. Мой старший брат погиб три года назад в автомобильной аварии, оставив после себя дочку с женой и огромные долги частным лицам, которые перешли нам с мамой. К угрозам коллекторов я уже привыкла и даже научилась быстро убегать от них, мастерски петляя по дворам Ссанмундона. В своём завещании брат просил меня, свою сестру, заботиться о его дочери, но в силу финансовых трудностей, да и учитывая то, что у Ка Ён осталась мать, мне опекунство над ней не дали. Тогда я мысленно пообещала могиле брата, что постараюсь делать всё от меня зависящее, чтобы Ка Ён осталась в Ссанмундоне и не теряла связь со мной и с бабушкой. Жена брата, его любимая Кан Ын Джи, ненавидела меня просто за то, что её муж не забывал про свою сестру и даже выделял мне некоторую часть своего дохода, когда я в очередной раз скиталась по Сеулу в поисках работы.

- Она же нас рано или поздно обчистит, - возмущалась Ын Джи, думая, что я их не слышу. - Своих денег твоя драгоценная сестрица зарабатывать не научилась, зато у своей племянницы всегда готова последнюю копейку отобрать.

Брат пытался ей отвечать, но чаще всего молча соглашался с ней. Мне было обидно. Я не понимала, как можно позволять говорить такие вещи о своей родной и единственной сестре, к тому же младшей. Не сказать, что мы с братом были тесно связаны, но и чужими друг другу мы точно не выглядели.

После похорон Ын Джи полностью оборвала контакты со мной и с мамой. Она старалась как можно быстрее вычеркнуть нас из своей жизни и из жизни Ка Ён. Моя настойчивость рушила все её планы - я буквально крутилась возле её дома, чтобы хоть немного поговорить с племяшкой. Она ласково называла меня «тётя Ли». Но однажды, когда я в очередной раз пришла, чтобы забрать Ка Ён и погулять с ней по местному парку и покатать её на аттракционах, то застала дома молодого мужчину лет тридцати в дорогом костюме. Они с Ка Ён смотрели телевизор. Мужчина сухо представился как Ким До Юн и попросил больше не дёргать их семью. Тогда я поняла, что теперь у племянницы наконец появилась полная семья - До Юн собирался стать её отчимом.

Я стала всё реже навещать Ка Ён, из-за чего мне нередко попадало от мамы. Они переехали в более престижный район Сеула, и ездить к ним каждый день стало затруднительно. А появившаяся позже моя зависимость от скачек и других азартных игр свела моё общение с Ка Ён почти к минимуму. В основном мы общались с ней по телефону. С каждым новым разговором голос племяшки становился тусклее, она уже не испытывала прежней радости, видя на экране мой номер телефона. Разговоры стали короче. Я понимала, что совершаю огромную ошибку, раз перестаю стараться сдержать обещание, данное брату, но ничего поделать с собой не могла. Про себя я решила, что уж лучше у Ка Ён совсем не будет тёти, чем такая, как я - разгильдяйка и должница.

Но завтра у Ка Ён должен быть день рождения. Ещё неделю назад я пообещала, что приеду к ней и подарю такой подарок, о котором даже и мечтать не могла. Я пыталась сделать хотя бы что-то, чтобы вызвать у племяшки эмоции. Ка Ён сухо обрадовалась и лишь уточнила, во сколько встреча.

- Ближе к вечеру, милая, - пообещала я. - Вот увидишь, это будет твой лучший день рождения!

Стоит ли говорить, что я произношу эту фразу каждый год?

Я поднимаю глаза на маму. Она по-прежнему ждёт моего ответа.

- Тогда дай мне денег. Что? - с вызовом бросаю я в её удивлённое лицо. - Почему только я должна об этом задумываться? Ка Ён, между прочим, твоя внучка. Неплохо было бы и бабушке подарить ей что-нибудь, а?

Мама расстроено вскидывает руки.

- Я же тебе давала денег, Линэ. Восемьдесят тысяч вон!

- Два дня назад! Этого хватит только на курочку. Значит, дай больше.

Мама встаёт и упирает руки в бока.

- Куда уж больше, Линэ? Мой кошелёк, знаешь ли, не резиновый!

Я тоже встаю, оставив рис недоеденным.

- Тогда внучка останется без подарка. Думала об этом?

- Ну уж нет, Линэ, не пытайся давить на меня. Я давала тебе деньги, а если ты их все потратила - это не мои проблемы. Ка Ён на бабушку не обидится, не переживай.

- А я и не переживаю!

Секунду мы с мамой стоим и сверлим друг друга взглядом. Ни одна из нас никогда не хотела уступать. Видимо, её упрямство передалось мне по крови. В воздухе повисает огромное количество невысказанных нами слов. Я первая не выдерживаю - разворачиваюсь и иду в свою комнату. Она, кряхтя, начинает собирать посуду в раковину.

- Хоть бы раз помогла... - доносится до меня её ворчание.

Я останавливаюсь, намереваясь наконец высказать ей хотя бы часть всего, о чём думаю, но лишь вхожу и хлопаю дверью как можно громче.

***

Утром следующего дня я со всех ног мчусь к Чон Бэ. Его дом находится не очень далеко от нашего, однако я уже опаздываю - принимать ставки на скачки начнут через тридцать минут, а мне ещё нужно успеть снять деньги с кредитки. Я улыбаюсь. Рука сама нащупывает прохладный пластик в кармане куртки.

Стащить кредитку пришлось, пока мама умывалась в ванной. Сегодня она не хотела мне её давать ни под каким предлогом. Я уговаривала её четверть часа, но она была непреклонной.

Я перебегаю дорогу на красный свет, стараясь не обращать внимания на ор водителя. У меня просто нет времени, это слушать! Погода на улице чудесная, солнце светит ярко, но жары нет - лишь прохлада после вчерашнего вечернего дождя и немного облаков на небе. Не будь я такой любительницей азарта, то с удовольствием прогулялась бы в нашем уютном парке, там как раз цвела магнолия. Начало июня выдалось просто замечательным.

Мысль о дне рождения Ка Ён подстёгивала как никогда в жизни. Если я сегодня ещё и проиграю... Боюсь представить, что мне выскажет матушка, услышав, что её внучка осталась без подарка от любимой тёти Ли.

- Линэ! - Мы с Чон Бэ сталкиваемся на повороте в один из дворов.

Я вскрикиваю от радости и тут же заключаю друга в крепкие объятия.

- Скорее, прошу! У нас катастрофически мало времени...

- Почему так долго сегодня?

- Мама никак не хотела давать кредитку.

- И что ты будешь ставить?

Я улыбаюсь одним уголком губ и выуживаю карту из кармана куртки. Чон Бэ хмыкает, мол, хитро сработано. Затем вдруг дёргает меня за локоть.

- Погоди, так ты что... Украла её? У своей матери?

Я закатываю глаза.

- Это ради её же блага. У Ка Ён сегодня день рождения, и мама очень расстроится, если я не подарю племяшке ничего.

Чон Бэ молчит, однако я чувствую его осуждение. Я и сама не горжусь своим поступком. Но другого выхода сейчас у меня точно не было.

Мы подбегаем к автомату, и я мысленно благодарю небеса, что очереди нет. Я быстро вставляю карту и вбиваю пинкод - свой день рождения.

«Пароль неверный» - звучит механический голос.

В ступоре я замираю.

Что?...

Я ввожу пароль ещё раз. Может, я нажала случайно не на ту цифру. Однако машина выдает всё ту же фразу: «Пароль неверный».

Я нервно облизываю губы и начинаю лихорадочно думать. Она опять сменила пин! Но все важные для неё даты уже были паролями до этого, так что же ещё она могла поставить?

В голове мелькает мысль, и я уже завожу руку над клавишами, как Чон Бэ останавливает меня:

- Погоди. Подумай хорошенько. Если сейчас опять ошибёшься - карту заблокируют. Соображай, что это может быть?

- Ты сбил меня, Чон Бэ! - Я поднимаю глаза на настенные часы. - Чёрт!

Друг мельтешит рядом:

- Может, день рождения твоей матери?

- Да нет же! - Я разворачиваюсь к нему и одариваю рассерженным взглядом. - Она празднует по лунному календарю. У неё каждый год новый день!

Осталось десять минут до начала скачек. В отчаянии, я быстро вбиваю цифры, только что пришедшие на ум.

«1806».

«Введите сумму, которую хотите снять».

- Да! Получилось! Получилось!

Мы с Чон Бэ одновременно подпрыгиваем от радости и набрасываемся друг на друга, обнимая и тряся изо всех сил.

- Что ты ввела? - громко спрашивает лучший друг, крепко стискивая мои плечи.

- День рождения Ка Ён! Сегодня же!

Мы замираем, смотрим каждый в глаза другому, а затем оба смеёмся как умалишённые.

- Как я могла забыть, дружище?

Он снова крепко обнимает меня. Освободившись, я дрожащими руками ввожу ряд цифр, и мы, наконец, бежим в сторону клуба.