Часть 4
Уже как два дня Шин Рюджин не выходила из комнаты и не совершала самую большую ошибку в своей жизни. Она валялась на кровати, раскинув руки в разные стороны, не отвечала на сообщения Йеджи, а ещё практически ничего не ела.
Она не хотела видеть Пака Чимина в ближайшую бесконечность. К сожалению, он класть хотел на её личные хотелки.
В день прибытия Рюджин захлопнула перед носом кондитера дверь, а он позвонил вновь. Девушка открыла — и Чимин смотрел на неё уже без лукавой усмешки, грозно, хмуро и будто бы даже с лёгким презрением, но потом все подобные эмоции испарились. Наступило спокойствие на душе Пака, а Рюджин подавила в себе неприязнь и всё же вежливо спросила:
— А кого вам надо? Родители уехали.
— А я к вам, — Чимин осторожно посторонил девушку и вкатил в холл чемодан — там было несколько сменных вещей и кое-что из личного, а если ему понадобится что-то для изготовления шоколада, то ему всё привезут прямиком из нужного магазина.
— В смысле — «к вам»? — Рюджин захлопнула дверь, оторопев, и уставилась на Чимина.
— Ваши родители попросили меня проследить за вами, потому что они хотят, чтобы я вас перевоспитал. Научил спокойствию и всему тому, что должны знать обычные люди, — у девушки закружилась голова. — Ну и если захотите, могу обучить чему-нибудь из раздела кулинарии, потому что мне не составит это никакого труда.
— Так это вас моя мама назвала «моим новым учителем», — у Рюджин в голове пусто, как в чёрной дыре, и тихо, как в сонный час перед рассветом.
— Видимо, меня.
С того самого момента, как Шин показала мужчине дом и его личные апартаменты, они и не виделись. Девушка-то ни о чём не волновалась, разве что о том, что он всё расскажет родителям, но, с другой стороны, а не плевать ли? Всё равно Рюджин апатично лежала на кровати и даже не хамила, всё равно ей ничего не хотелось, прямо как в моменты дикой тоски, всё равно ей не хотелось двигаться и даже идти готовить. Клубничный пирог она, кстати, не съела, попросила дать кондитеру на пробу, и тот, по словам горничной, которая выполняла хорошо свою работу только тогда, когда её не отвлекали, «давился, но съел всё, что ему причиталось». Рюджин не знала, но Чимину дали чисто один кусочек, а остатки отдали собаке — уж как бы кондитер ни пытался, ему не понравилось. Видимо, слишком уж был искушён во всякого рода лакомствах, даже если они были домашними.
— А может, хватит тухнуть, лёжа на кровати?
— Надоедливых сиделок не спрашивали, — резко огрызнулась Рюджин и посмотрела в сторону открывшейся двери — там стоял Чимин, скрестив руки на груди. Он приподнял бровь, и девушка, застонав, отвернула голову. — Я именно про тебя! Иди, занимайся там своим шоколадом, надоел мне уже.
Рюджин не интересовалась, что там на самом деле делал Чимин: лишь пару раз домработница, убирающаяся в её комнате, сказала, что «господин Пак занят на кухне». Еда, подаваемая девушке четыре раза на дню, резко стала вкуснее и разнообразнее, и благодаря нехитрым мыслям девушка поняла, что за готовку взялся Чимин. Основательно. И при этом всё выходило настолько вкусно, что Шин задумалась: а если родители взяли его как повара, а не как «учителя» для неё?
А вообще, хотелось этим самым родителям позвонить, узнать, почему именно Чимина ей подбросили, и выяснить, что же с ним самим не так. В какой же момент он переступил дорогу семье Шин, что его оставили наедине с девушкой, которая из-за него готова была выпрыгнуть из окна или бесконечно менять браслет, перемещая его с одного запястья на другое.
— Родители попросили вас провести мне экскурсию, ведь я, кроме дороги до своей комнаты, туалета и кухни, не знаю ничего, — Рюджин почувствовала отчаяние — ну почему именно сейчас, почему не в обозримом будущем этот молодой человек подошёл к ней? — Я всё это время ждал. Теперь говорю вам: пойдём.
— Ты не можешь попросить горничную это сделать? — бровь взлетела вверх, но Чимин был уже у кровати и протягивал руку — не хотел предаваться насилию и грубо поднимать девушку, предлагал компромисс. — Нет, серьёзно. В чём прикол меня тревожить?
— В том, что вам пора поднять задницу, потому что через три часа у вас сессия у психолога, — и резко в голове прозвучал колокол — действительно! Я сегодня должна поехать к Нам Джуну! — Так что, пожалуйста, Шин Рюджин, проведите мне экскурсию, чтобы я всё знал о вашем доме.
— Будто планируешь здесь обосноваться.
— Всенепременно, — и Чимин улыбнулся.
Рюджин пришлось встать и делать вид, что с ней всё хорошо и она действительно в состоянии провести экскурсию. В голове боролись разного рода мысли, хотелось одновременно и послать всю затею к чёрту, и продолжить эту странную так называемую экскурсию, где они останавливались у каждого окна.
— В крыле прислуги нет ничего интересного, в основном там технические комнаты и места для отдыха, — произнесла Рюджин, махнув рукой. — Здесь делать особо нечего, если, конечно, тебе не надо сливать техническую воду. Но, если что, они сделают всё за тебя.
Мимо пролетела зала, в которой они друг друга испачкали тортом и шампанским (причём оба вспомнили — оба слегка устыдились, потому что ни один из них не сумел сдержать свой гнев). Остановились у лестницы, где висел огромный нарисованный портрет семьи Шин, и Чимин задержался у него. Он разбирался в искусстве достаточно, учёба в Париже и особая любовь ко Франции и Италии сказывались, и мог точно сказать, что портрет выполнен шедеврально, его хоть в Лувр вешай. Показан характер Рюджин, характер отца и мягкие черты доброй матери, что хотелось любоваться, наблюдать за каждой мелочью, а потом... Просто окунуться в краски, которые окружали семью, и вымазаться ими, чтобы самому стать портретом.
— Это сделали на заказ, — повернула голову Рюджин. — Папа заплатил очень дорого, потому что это, с его точки зрения, шедевр.
— Но это действительно шедевр.
— Мазня на холсте.
У Чимина от экскурсии остались смешанные впечатления. У Рюджин же — полная уверенность, что из этого пекла пора валить. Именно из-за этого она набрала сообщение Тэхёну «готовься к побегу», пока ехала к психологу. Ни один Ким Нам Джун её не переубедит, что это плохое решение.