Хроники выживания во дворце

Свечи горели, издавая едва слышный шипящий звук. Женщина обняла мальчика, положив подбородок ему на макушку, и, в позе крайней близости, тихо сказала: 

— Жаль, что стена преградила путь к концу моря, и мы никогда не сможем вернуться. Я видела много цветов Линвэй, но никогда больше не видела этого моря.

Ее тонкие ноготки нежно провели по лицу мальчика, и, опускаясь, они были подобны мечу, мгновенно исчезнувшему в ножнах. Женщина опустила голову, в её серебристо-голубых глазах светилась такая нежность, что, казалось, в них можно было утонуть, и они тихо пробормотала:

— Люди называют нас чудовищными и злыми, но кто первым принес несчастье?

Мальчик держал голову опущенной, его тело было напряженным и неподвижным. Дочитав стихотворение, женщина была в хорошем настроении. Она выпрямилась и с улыбкой сказала:

— Ладно, сказка окончена, пора спать.

Мальчик молча спрыгнул с ее колен. Спрятавшийся под кроватью Ся Цин наконец смог разглядеть его лицо, и, конечно же, это был пятилетний Лу Гуаньсюэ. В детстве черты лица у него ещё полностью не сформировались, невозможно было сказать, мальчик он или девочка, но с такой красивой внешностью он больше походил на маленькую девочку. С холодным выражением, поджатыми губами, мальчик выглядел бледным и худым. Его растрёпанные волосы были небрежно перевязаны беловато-голубой лентой, и он босиком подошел к своей кровати. И так совпало, что Ся Цин прятался под кроватью Лу Гуаньсюэ.

"!" Ся Цин невольно затаил дыхание.

Женщина, сидевшая за столом, тоже встала. На ней было светло-голубое платье с белой каймой по краям, напоминавшей морские волны. Она обернулась, молча наблюдая, как ребенок забирается в кроватку и укрывается одеялом. В оранжевом свете свечи на ее лице появилось выражение безразличного изучения, но мягкое сияние смягчило её взгляд, превратив его в спокойное созерцание. Через некоторое время она осторожно задула свечу, постояла немного в темноте, затем повернулась и вышла из спальни. 

Ся Цин мысленно пробормотал: «Неужели она — родная мать Лу Гуаньсюэ? Она казалась немного сумасшедшей».

Но прежде чем он успел разобраться в ситуации, он почувствовал легкое движение наверху, и с глухим стуком что-то спрыгнуло вниз. Затем чья-то рука протянулась под кровать, схватила его за волосы и резко потянула наружу, словно пытаясь сорвать с него скальп. Ся Цин ещё не успел почувствовать боль, как в следующую секунду к его шее прижалось что-то холодное. Он поднял глаза и увидел Лу Гуаньсюэ. Тот в какой-то момент встал с кровати и теперь, присев на корточки, приставил нож к его горлу, его глаза в ночи были острыми и холодными, как у дикого зверя.

— Кто ты?

Ся Цин: «…»

Прямо сейчас, не заботясь о ситуации, он неожиданно подумал, что у него теперь есть тело, он уже не призрак? И присев, он оказался на одном уровне с пятилетним Лу Гуаньсюэ? Так как же он выглядел сейчас?!

Лу Гуаньсюэ был не из тех, кто ходит вокруг да около. Видя, что тот не отвечает, он поднял руку и занес нож.

Ся Цин быстро вернулся к реальности, схватил его запястье и бросился вперед. Он с самого детства был одарен в драках, поэтому остановить такого истощенного ребенка оказалось проще простого. Прижав Лу Гуаньсюэ к земле, Ся Цин выхватил нож и закрыл ему рот.

— Не шуми, я не злой человек.. шшшш!

Не колеблясь, Лу Гуаньсюэ вцепился в его руку зубами и прокусил до крови.

Чёрт возьми! Он не должен был соглашаться с этой дурацкой флейтой!

— Ты что, собака? — спросил Ся Цин со злостью в светло-карих глазах.

Лу Гуаньсюэ лежал на полу, но даже в таком положении он не выглядел жалким, упрямо и злобно глядя на него. Ся Цин не нашелся что сказать такому свирепому волчонку, поэтому он сразу перешел к делу:

— Успокойся. Я здесь, чтобы спасти тебя.

Лу Гуаньсюэ хранил молчание. Ся Цин продолжил:

— Это твое препятствие, понимаешь.

Лу Гуаньсюэ молча усмехнулся.

Ся Цин подобрал нож, который только что у него выхватил.

— Теперь нож у меня в руке. Если бы я хотел тебя убить, то уже убил бы. Ты всего лишь пятилетний мальчишка. Если мне не нужна твоя жизнь, чего еще я могу хотеть?

Эти слова, казалось, немного ослабили его бдительность. Лу Гуаньсюэ опустил ресницы и с отсутствующим выражением лица вытер кровь с уголка рта. 

Это моя кровь! — Ся Цин злился до скрежета зубов, — Лу Гуаньсюэ, ты у меня в долгу.

Лу Гуаньсюэ хрипло, с отвращением и холодом в голосе, сказал:

— Проваливай, мне не нужно, чтобы кто-то меня спасал.

Уже имея дело с его взрослой сумасшедшей версией, Ся Цин не собирался злиться из-за его слов, и просто неискренне улыбнулся:

— Ну уж извини, но я уже здесь, и если не спасу тебя, то сам тоже выбраться не смогу, — в своих саркастических предложениях, он всегда любил добавлять "ну*"

[*呢 (ne) конечная модальная частица эмоционально-окрашенного предложения, Она не имеет конкретного перевода, а её значение зависит от контекста и интонации, но может переводится: же, ведь; ну, а; бы.]

А Лу Гуаньсюэ, даже будучи ребенком, никогда не стеснялся показывать свои негативные эмоции, глядя на него как на идиота. У мальчика в уголке глаза находилась родинка, которая в детстве была красной — зловеще яркой и пугающей. Больше не обращая внимания на Ся Цина, он на своих коротких ножках подошёл к кровати и забрался в постель.

Ся Цин: “...” Ты действительно Лу Гуаньсюэ! Даже в детстве с тобой трудно иметь дело! 

Ся Цин усмехнулся и последовал за ним, нахально втискиваясь в кровать. Раз взрослого сумасшедшего ему не запугать, то над пятилетним Лу Гуаньсюэ точно поиздеваться сможет!

— Что с тобой не так? — холодно спросил Лу Гуаньсюэ.

Ся Цин торопился, быстро говоря:

— Дело не во мне, а в тебе! Давай, расскажи мне, какой у тебя внутренний демон, чтобы я мог все исправить и уйти.

Лу Гуаньсюэ смотрел на него несколько секунд, действительно считая его идиотом, после чего накрылся одеялом, отказываясь говорить. 

Ся Цин: «?»

Ся Цин, продолжая лезть, спросил

— Твой внутренний демон – твоя мать?

— Исчезни.

— Ты даже в пять лет был таким высокомерным? — с изумлением спросил Ся Цин, затем продолжил, — Когда ты меня заметил?

— Я не слепой, — язвительно ответил Лу Гуаньсюэ.

Ся Цин: «...»

Он ведет себя так высокомерно, что и не скажешь, что у него демон в сердце. Больше похоже на то, что это Лу Гуаньсюэ чей-то внутренний демон! 

Хотя мышление Ся Цина временами может быть упрощенным, он все же вырос в сиротском приюте. Даже если он сам беззаботный и не обращающий внимания на окружающий мир, не значит, что он неспособен чувствовать чужие эмоции. В конце концов, первой группой людей, за которыми он спокойно наблюдал, были его товарищи, живущие вместе.

Сироты без родителей, скитальцы без корней, чувствительность, неполноценность и паранойя, казалось, стали неотъемлемой частью их характеров. Детский дом был похож на большую семью, но в большой семье невозможно позаботиться о чувствах каждого. Ся Цин видел слишком много борьбы и слез, одиночества и растерянности.

Когда флейта сказала, что это «препятствие», он подумал, что то, что поймало Лу Гуаньсюэ в ловушку, могло быть очень трагичным событием из его детства, и он пришел спасти бедного мальчика. Но вместо бедного мальчика он увидел озлобленного волчонка. В его глазах не было ни боли, ни унижения, только холодная враждебность, переросшая в устрашающий дух непокорности в глубинах бездны.

Ся Цин приподнялся, ткнул Лу Гуаньсюэ через одеяло и, на мгновение задумавшись, сказал:

— Как насчет того, чтобы я забрал тебя отсюда? Подальше от этой женщины, подальше от этого холодного дворца.

В конце концов, именно это место являлось источником всех страданий.

Лу Гуаньсюэ закрыл глаза и уснул, не обращая на него внимания.

Ся Цин посмотрел на усталое и хрупкое личико ребенка, проглотил слова, которые уже подступили к горлу, и угрюмо лег рядом.

Ладно, будь что будет.

На следующий день Ся Цин, наконец, узнал, как он выглядит. Он также стал пятилетним ребенком. Его одежда уменьшилась на несколько размеров, а волосы были растрепаны и покрыты пылью, что делало его похожим на маленького нищего.

Он увидел свое отражение у колодца.

Их окружали сломанные стены и заросшие сорняки холодного дворца. Колодец был единственным источником воды в здесь. Каждое утро Лу Гуаньсюэ вставал, приносил три ведра воды для дальнейшего использования, а также поливал овощи и перекапывал землю. Его руки, в отличие от рук его взрослой версии, не были изнеженными и ухоженными; напротив, они были покрыты различными старыми шрамами, некоторые из которых доходили до кости и выглядели очень устрашающе.

Стараясь угодить, Ся Цин вызвался помочь ему поливать овощи. Он был приветлив и дружелюбен, но его "стремление к быстрому успеху и сиюминутной выгоде" было написано у него на лице. С притворной заботой он сказал:

— Здесь так пустынно, почти никого нет. Твой внутренний демон это одиночество? Что ж, ты больше не одинок. Я твой хороший друг.

Лу Гуаньсюэ вытер пот рукой, его бледное лицо выражало безразличие, он уже воспринимал его слова как обычный фоновый шум.

Ся Цин огляделся по сторонам, и, как настоящий «друг», решил начать с заботы:

— О, я сейчас пойду украду мазь, чтобы обработать твои раны.

Лу Гуаньсюэ холодно взглянул на него.

— Не ходи.

— Почему?

Лу Гуаньсюэ склонил голову набок и равнодушно произнес.

— Если мои раны заживут, у меня будет больше работы.

Ся Цин: «…»

Какая хитрая фея, неужели ты даже в свои пять лет был таким непредсказуемым?

Он думал, что не может понять только взрослого Лу Гуаньсюэ, но он не ожидал, что не сможет понять даже его детскую версию!