Хроники выживания во дворце

[*Башня Чжайсин (摘星楼– пер. башня для сбора звёзд) — сооружение в мифологическом китайском романе XVI века эпохи династии Мин «Возвышение в ранг духов» (封神演义), действие происходит в эпоху падения династии Шан (1600–1046 до н. э.) и возвышения династии Чжоу (1046–256 до н. э.). 
Башня была построена императором Чжоу из династии Шан по просьбе его наложницы Дацзи, где позже погиб в результате самосожжения.]

Дворец царства Чу, башня Чжай Син.

Под небом, украшенным одинокой мерцающей луной, медные колокольчики, свисающие с карнизов, издавали нежную ритмичную мелодию. Ночная жемчужина, возвышающаяся на вершине дворца, своим блеском соперничающая с небесным светилом, отбрасывала неземное сияние на богато украшенные залы, освещая их несравненное великолепие.

Мелодии наполняли воздух, словно их чарующие звуки сплетались в гобелен.

Танцовщица, чьи нефритовые ноги скользили по зеркальному полу, двигалась с неземной грацией, её движения складывались в симфонию. Украшенная алыми лентами, изящно обвивавшими её лодыжки, она была полна очарования, которое, казалось, проникало в самую душу. При каждом взмахе руки и повороте головы она источала пьянящую чувственность, словно была полна решимости заманить фигуру, сидящую на мягком возвышении, в царство земных наслаждений.

Не только она.

Даже старый евнух, стоявший во дворце с метелкой в ​​руке, вспотел, украдкой поглядывая на человека на возвышении, и, заикаясь, произнёс:

— В-ваше... Ваше Величество, эта танцовщица, присланная из Дунчжоу*, не только бесподобно танцует, но и, как говорят, замечательна в постели.

[*东 (dōng) – восток; 洲 (zhōu) – часть света; материк, континент.]

Однако нынешний император царства Чу был воплощением снисходительности: он лениво развалился на троне и неохотно ответил:

— Мм, — в его намеренно приглушённом голосе слышались нотки легкомыслия и праздности.

Одетый в роскошное белоснежное одеяние, рукава и воротник которого были расшиты замысловатыми узорами в виде чёрных облаков, он предстал перед ними во всём своём пленительном великолепии. Несмотря на свой нежный возраст пятнадцати лет, его еще не достигшее зрелости лицо, часто восхваляемое как «сияющий жемчуг и изысканный нефрит», источало притягательное очарование, одновременно завораживающее и нежное. Его губы, алые, как заходящее солнце, и высокий, скульптурно вылепленный нос подчёркивали его неземную красоту, создавая ауру загадочного очарования.

Глядя на соблазнительную танцовщицу внизу, Лу Гуаньсюэ небрежно заметил:

— Дунчжоу?

Евнух задрожал от страха, и произнес дрожащим голосом:

— Д-да.

Лу Гуаньсюэ наклонил голову, его чёрные как смоль волосы коснулись щеки, а глаза широко распахнулись от невинного любопытства.

— Гу* слышал, что у женщин Дунчжоу тонкая талия, они любят сидеть на диетах и легки, как ласточки. Это правда?

[*孤 (gū) – устойчивое выражение, используемое в древнем Китае правителями или высокопоставленными особами для самоназвания. Первое значение слова «гу» также относится к потере отца в молодом возрасте или смерти обоих родителей, а также одиночество.]

Евнух застыл, побледнев.

— Кажется, да.

Музыка стихла, и танцовщица изящно поклонилась, прежде чем опуститься на колени.

Лу Гуаньсюэ тихо усмехнулся и спустился босиком. Он был худым, кожа болезненно бледной, а на запястьях и лодыжках едва виднелись тонкие синие вены.

Когда он приблизился, тело танцовщицы напряглось, застыв на месте. Слухи об этом тиране заполонили её разум, страх лишил её способности мыслить. Но, вспомнив наставления вдовствующей императрицы, она быстро взяла себя в руки. Она была подарком вдовствующей императрицы... всё будет хорошо, всё будет хорошо...

Затем девушка услышала, как мужчина над ней заговорил ясным, холодным голосом.

— Если ты действительно легка, как ласточка, а этот зал высотой в сто чи*, станцуй для меня небесный танец.

[*Чи – традиционная китайская мера длины, около 30 см.]

Лицо евнуха побледнело, он резко вскинул голову. Танцовщица тоже испугалась, её взгляд лихорадочно метался, а на изысканно красивом лице читался ужас.

— Ваше Величество.

Лу Гуаньсюэ улыбнулся, но промолчал.

Внезапно подул сильный ветер, и стайка маленьких желтохвостых птиц с голубыми перьями влетела в башню Чжай Син. Они кружили вокруг танцовщицы, создавая впечатляющее зрелище, напоминающее сотню птиц, воздающих почести фениксу. Однако в безмолвном, холодном дворце это выглядело странно и жутко.

Танцовщица всё ещё пребывала в оцепенении, когда внезапно почувствовала, как птицы клюют её волосы, а красную повязку на запястье цепляют когти. Она внезапно потеряла голос, выкрикивая:

— Ваше Величество! Ваше Величество! Нет, Ваше Величество!

В ужасе она подняла голову, желая схватить мужчину за белоснежную мантию, но как только она сделала шаг вперёд, почувствовала острую боль в глазах, и её зрение заволокло кровью. Птица выклевала ей глаза.

— Ах! — танцовщица закрыла окровавленное лицо руками, и её крики эхом отдавались от колоколов на карнизах дворца. Она прорвалась сквозь стаю птиц и, спотыкаясь, направилась к выходу, но все двери и окна были плотно закрыты. Только терраса снаружи была залита лунным светом.

Лу Гуаньсюэ посмотрел в сторону и с улыбкой сказал:

— Музыку.

Испуганные музыканты быстро пришли в себя и дрожащими пальцами принялись перебирать струны своих инструментов. Флейты и цитры играли чистые и мелодичные мелодии.

Танцовщица уже сошла с ума и выбежала наружу. Она добралась до террасы, здания высотой сто чи, с которого можно было сорвать звёзды, но там не было перил. Девушка резко обернулась, её лицо побледнело, как бумага. Кружившие над головой синие птицы превратились в клыкастые пасти. Она сделала шаг назад и упала прямо вниз.

— Aaaaaaa... — ее отчаянные крики пронзили тишину ночи.

Но щебетание птиц и музыка струнных инструментов продолжались. Её падение, с развивающимися чёрными волосами и красным, как кровь, платьем, было похоже на небесный танец.

Лу Гуаньсюэ неторопливо улыбнулся и сказал евнуху:

— Передай вдовствующей императрице, что Гу очень доволен.

Старый евнух был в ужасе, его губы дрожали, он не мог вымолвить ни слова.

Не обращая внимания на толпу, молодой император опустил свои похожие на вороньи крылья ресницы, притворяясь сонным. Зевнув, он сказал:

— Согласно древнему закону, Гу должен оставаться здесь ещё полмесяца, верно? Надеюсь, завтрашние гости будут такими же забавными. Все, расходитесь.

Старый евнух, потерявший дар речи и жаждущий поскорее покинуть это место, дрожащим голосом ответил:

— Да, Ваше Величество. Этот слуга уходит.

Некогда живая и мелодичная башня Чжай Син мгновенно погрузилась в тишину. Улыбка Лу Гуаньсюэ погасла, его глаза и брови стали холодными, как иней, и он босиком вошел во дворец.

——

— Мертва? Умерла? — теперь остался только расстеряный Ся Цин, или, скорее, призрак, парящий в зале.

Система послушно ответила: «Да, она мертва».

Ся Цину потребовалось некоторое время, чтобы вновь обрести сухой голос:

— Он просто убил кого-то без причины?

Система ответила: «Да, персонаж Лу Гуаньсюэ – тиран, поэтому он убивает людей в соответствии со своим настроением».

— ....

Система заметила, что его лицо стало мрачным, и поспешила его успокоить: «Хозяин, не расстраивайся. Эта упавшая танцовщица тоже была злой женщиной, которой нравилось уродовать и сдирать кожу с людей. Она была красивой женщиной-скорпионом, посланной вдовствующей императрицей, и можно считать, что злодейка понесла заслуженное наказание».

Ся Цин по-прежнему молчал. Как только он прибыл, то увидел, как из здания вылетела красная вспышка, которая мгновенно привела его в чувство. Подавив внутреннюю раздражительность, он сказал:

— Значит, ты хочешь, что я накопил заслуги, воскреснув в теле тирана?!

«Э-э» — Система, похоже, тоже поняла, что что-то не так, и замолчала.

Ся Цин рассмеялся:

— Это всё ещё накопление заслуг? Будет неплохо, если вы не отправите меня на восемнадцатый уровень ада.

Система неловко ответила: «Нет, нет».

— Помоги мне проверить, какие пакеты доступны на восемнадцатом уровне ада, чтобы я мог сначала подготовиться, — язвительно произнёс Ся Цин.

Система успокоила его: «Хозяин, не расстраивайся. Давай не будем торопиться. Ты должен знать, что в этом мире всё можно оправдать».

Ся Цин промолчал.

Система настаивала: «В любом случае, Лу Гуаньсюэ умрёт через три месяца. К тому времени ты завладеешь его телом, завершишь сюжет книги, и накопленные тобой заслуги наверняка компенсируют грехи, совершённые изначальным телом».

Ся Цин холодно усмехнулся:

— Я прочитал много романов о переселении душ, но впервые сталкиваюсь с переселением в тело изначального носителя за три месяца до его смерти.

Это действительно её вина.

Система смутилась и замолчала.

После минутного молчания Ся Цин тихо усмехнулся:

— А тебе не кажется, что это всё равно, что быть вором – использовать чужое тело, чтобы накапливать заслуги для воскрешения?

Система на мгновение замешкалась, а затем попыталась оправдаться: «Ну, ты не можешь так говорить. Лу Гуаньсюэ – безжалостный убийца, непредсказуемый. Ты завладеешь его телом, чтобы устранить угрозу для людей».

Ся Цин, который и так не слишком стремился к жизни, теперь почувствовал себя ещё более безразличным. Он лениво махнул рукой, не желая спорить с системой. Раздражение в его сердце улеглось, и он безразлично сказал:

— Забудь об этом, я не хочу ни заслуг, ни воскрешения. Просто поторопись и отправь меня обратно.

Система, всего лишь годовалый ребёнок, уже была измотана тем, что перенесла Ся Цина, а теперь она была ещё в большей панике. Она сухо сказала: «Но, хозяин, теперь, когда ты здесь, ты действительно собираешься сдаться?»

Ся Цин безразлично посмотрел на неё:

— Ты насильно привела меня сюда.

Система выглядела ещё более расстроенной: «Ты правда не хочешь воскреснуть?»

Ся Цин взглянул на неё и улыбнулся системе, его ясные зрачки были чистыми и светлыми.

— Нет, не хочу. У меня нет ни родителей, ни жены, ни детей. Моё завещание давно составлено, всё будет передано в приют. Ты с самого начала выбрала не того человека. Может, перестанем тратить время впустую? Поторопись и найди кого-нибудь другого, чтобы следить за сюжетом, мне нужно скорее отправиться на перерождение.

Система вышла из строя: «Но я уже потратила все свои силы, чтобы привести тебя сюда».

Ся Цин помолчал и спросил:

— ... Тогда когда ты восстановишься?

Система была на грани срыва: «Это может занять полгода».

Ся Цин сплюнул кровь.

— Значит, я должен полгода быть здесь одиноким призраком?

Система захныкала.

Ся Цин оцепенел от всего этого.

Система молча проливала слезы, чувствуя себя глубоко обиженной. Она всего лишь годовалый ребёнок, почему мир так жесток к ней?

После того, как она наконец выбрала носителя и потратила на его призыв всю свою энергию, время было выбрано неправильно, и носитель даже не захотел следить за сюжетом. У-у-у почему все так печально?

На полу в безмолвном зале всё ещё была кровь танцовщицы и разбросанные птичьи перья. Рыдания системы звучали ещё более жалобно.

«Прости, у-у-у, это все моя вина, у-у-у».

Ся Цин: «...»

Ся Цин изначально был мягкосердечным человеком. Он слабо махнул рукой, чувствуя себя несколько подавленным.

— Забудь об этом, я не виню тебя. В любом случае, все в моём прежнем мире мертвы, так что давай считать эти полгода в другом мире отпуском.

Система появилась в виде прозрачного призрачного пламени. Когда она заплакала, посыпались золотые слёзы. Она сжалась, но всё равно неохотно продолжила: «Хозяин, ты действительно не собираешься следовать сюжету?»

— Нет, я не рассматриваю такой вариант, — сурово ответил Ся Цин.

Система звучала обескураженно: «Ох»

Но как бы она ни думала об этом, она не могла смириться. Система пыталась убедить себя, что до смерти Лу Гуаньсюэ ещё три месяца, и, может быть, однажды Ся Цин передумает.

Система снова с надеждой сказала: «У меня осталось не так много времени. Ты хочешь узнать об устройстве этого мира? Раз уж ты здесь...»

Её голос звучал так жалобно.

Ся Цин чувствовал себя так, будто издевался над ребёнком. Думая, что ему стоит послушать историю о следующих полгода, он пожал плечами и небрежно произнёс:

— Хорошо, продолжай.

Ночной ветер, дувший на высокое здание, был холодным и заставлял её дрожать. Хотя система является виртуальным отображением, у нее были чувства. Она пошевелила маленькое пламя и сказала детским голосом: «Здесь так холодно. Давай... давай пойдём внутрь и поговорим».

Ся Цин выдавил из себя улыбку, затем взглянул на то место, где упала танцовщица, теперь пустое и заброшенное, только ветер дул. Он закрыл глаза, слегка покачал головой и, подхватив призрачное пламя, вошёл во дворец.

Внутри была тускло освещённая спальня, не такая роскошная, как сияющий зал снаружи. Там было тепло и уютно, горели благовония, из кадильницы бошань* поднимался вверх белый дым. Восемь панелей ширмы были расписаны чернильными изображениями цветков сливы, изящными и неповторимыми.

[*богато оформленная кадильница, используемая для возжигания благовоний.

https://m.vk.com/wall-197124973_8818 ]

Тиран, только что убивший кого-то, сидел за столом, его чёрные волосы ниспадали водопадом на плечи, белая мантия волочилась по полу, он лениво подпирал подбородок рукой и листал какую-то книгу.

Свет свечи слегка мерцал, освещая его прекрасные черты лица и глаза. По его внешности и поведению можно было принять его за отпрыска благородного рода, известного своей утончённостью и изяществом.

Войдя в комнату, Ся Цин огляделся и не нашёл свободного места. Поколебавшись мгновение, он решил сесть напротив Лу Гуаньсюэ.

Хотя Лу Гуаньсюэ был капризным и кровожадным, Ся Цин не был человеком и не чувствовал себя частью этого мира. Увидев мёртвого человека, как только появился, он почувствовал, что над ним нависло невезение.

Система инстинктивно боялась этого тирана, страх был похож на естественный инстинкт, побуждающий избегать опасности. Она дрожала и дрожащим голосом спросила: «Хозяин, м-мы можем пойти куда-нибудь ещё?»

Ся Цин положил её на стол.

— Ты хочешь, чтобы я нашёл другое место? И почему ты такая робкая? Он всё равно нас не видит, просто сядь.

Пламя системы замигало, чувствуя себя оскорблённым: «Ох».

Система молча развернулась, отвернувшись от Лу Гуаньсюэ, и почувствовала себя намного лучше, не глядя на это лицо.

У Ся Цина не было таких опасений. После того, как он попал в этот мир, его внешний вид изменился: он стал носить старинную одежду, а его волосы отросли и ниспадали на стол. Из-за того, что он не привёл их в порядок, несколько прядей торчали у него на голове. Его изящные запястья небрежно лежали на столе, а рука служила подушкой, словно он спал на уроке во время учёбы. Он был в плохом настроении и решил поспать, мечтая проснуться в подземном мире, а не в этой феодальной династии. Он небрежно сказал:

— Ладно, начинай говорить.

Система ответила: «О, тогда я начну. На самом деле, обстановка мира и всё такое не имеют особого значения, я и сама не совсем ее знаю. Тебе просто нужно знать, что это мелодраматический роман в жанре Данмэй».

Ся Цин закрыл глаза и усмехнулся:

— О, в конце концов, это всё ещё Данмэй.

Не обращая на него внимания, система продолжила: «Царство Чу, в котором ты сейчас находишься, самая большая страна в мире. Год назад покойный император завоевал королевство Лян, убив всю королевскую семью Лян, кроме молодого принца, который и является нашим главным героем Шу, Вэнь Цзяо. Покойный император пощадил его, намереваясь сделать из него слугу для утех, но умер, не успев насладиться им. Затем на трон взошёл новый император, и этот новый император сидит напротив тебя».

Услышав это, Ся Цин украдкой взглянул на человека, сидевшего напротив.

Лу Гуаньсюэ, естественно, не видел их. Он читал книгу, подперев подбородок рукой, и его чернильно-чёрные волосы разметались по плечам. Свет лампы озарил его нефритовое лицо, и Ся Цин заметил едва заметную родинку в уголке его глаза. Когда Лу Гуаньсюэ не улыбался, его поведение было холодным, как лёд. Он опустил глаза и лениво и небрежно переворачивал страницы книги.

Новый император.

Тиран.

Убийца.

Ся Цин холодно перечислил в уме несколько слов, которые он хотел бы сказать Лу Гуаньсюэ, затем успокоился и заговорил с системой:

— Значит, главный герой становится тёмным? Терпит трудности, выжидает, сносит унижения, несёт тяжёлое бремя, «Тридцать лет на восточном берегу реки, тридцать лет на западном берегу реки»*, и наконец одним махом захватывает власть, захватывает дворец, восстанавливает страну и мстит, чтобы успокоить души своих родителей на небесах.

[*Процветание и упадок никогда не длятся вечно; всё в жизни циклично; в жизни есть взлёты и падения — перемены единственное постоянство.]

Система поперхнулась: «Э-э, не совсем так. Ты следуешь типичному сюжету с главным героем-мужчиной, но разве я уже не подчеркнула ключевые моменты? Это мелодраматический роман в жанре «Данмэй». Так что персонаж главного героя... он больше похож на легкомысленного, бестолкового милашку».

После объяснения система сухо добавила: «Если бы он не был таким, он вообще не был бы шу».

Ся Цин просто подыгрывал ей. У него не было мнения о характере главного героя, поэтому он закрыл глаза и безразлично сказал:

— О.

Система продолжила: «Главный герой с детства избалован и испорчен, он нежный и беспомощный. Он больше не хочет страдать, но после смерти прежнего императора новый император полностью забывает о нём, оставляя его во дворце, где над ним издеваются. Поэтому однажды, после того как он поплакал и получил обморожение во время стирки, главный герой решает... забраться в постель к новому императору».

Ся Цин чуть не подавился слюной.

Лу Гуаньсюэ перевернул страницу, и звук переворачиваемой страницы эхом разнёсся по комнате. Ся Цин снова взглянул на него и увидел, что Лу Гуаньсюэ улыбается, слегка приподняв уголки губ, но было непонятно, что он читает.

Ся Цин хотел все оставить.

Эта история и так была достаточно раздражающей, но самым неприятным было то, что она не подходила для детей?!

Но система не могла остановиться: «Главный герой, пережив бесчисленные трудности, наконец добился успеха, но в первую же ночь пожалел об этом. Потому что Лу Гуаньсюэ не только обладает извращённым характером, но и склонен к садизму в постели. В первый раз, когда главный герой переспал с ним, он был полумёртв, с ранами на шее, ногах и руках. Согласно оригинальному тексту, на следующий день главный герой был покрыт странными отметинами, чувствовал боль во всём теле, был покрыт шрамами и не мог встать с постели».

Какого чёрта?! Ся Цин сдержал ругательства:

— Заткнись, я не хочу это слышать.

Система жалобно взмолилась: «Я просто уточняю, чтобы ты почувствовал себя немного вовлечённым».

Ся Цин потерял дар речи:

— Чувствовать себя вовлечённым? На месте кого? Лу Гуаньсюэ? Забудь об этом, у меня нет таких извращённых предпочтений.

Немного подумав, система предложила: «Возможно, ты мог бы взять на себя роль главного героя».

— .....

твою мать...

Шлёп! Ся Цин больше не мог спать, поэтому хлопнул ладонью по столу и выпрямился. С растрёпанными волосами, с горящими гневом светло-карими глазами, он выглядел так, будто хотел задушить систему.

Увидев его в таком свирепом состоянии, система испугалась и отпрянула, слабо сказав: «Прости, пожалуйста, не сердись. Может, я больше не буду говорить о главном герое, а расскажу тебе о ком-нибудь другом?»

— Проваливай, — нетерпеливо ответил Ся Цин.

Система начала вести себя мило: «О боже, ты не слышал кульминацию этой истории, ты не представляешь, насколько она мелодраматична! В ней есть всевозможные клише, вроде двойников с ошибочной идентификацией, ну и так далее».

— Скажи мне, как заставить тебя замолчать, — холодно произнёс Ся Цин.

Не обращая внимания на его слова, система с энтузиазмом продолжила рекламную презентацию: «И эта книга полна популярного тропа «преследование жены»! Здесь есть верный и решительный генерал погибшей страны с долгой историей, загадочный и отстранённый верховный жрец из царства Чу, беззаботный плейбой из столицы, а также тиран, напротив тебя, который изначально презирает и мучает главного героя, но позже влюбляется в него и сходит с ума, пытаясь добиться прощения. Это действительно захватывающе».

Ся Цин схватил её, пытаясь найти ее рот:

— Где твоя пасть? Я собираюсь её закрыть.

Система извивалась влево и вправо, пытаясь вырваться из его хватки: «Что ты делаешь, вдруг стал распускать руки! Я просто немного рассказала тебе о будущем».

— Неужели ты не можешь просто оставить меня в покое и позволить быть одиноким призраком? — возразил Ся Цин.

Система в форме пламени высунула крошечный росток из-под его пальцев: «Это история об инвестициях в акции, знание концовки заранее поможет тебе выбрать правильного персонажа. Хочешь узнать, чем закончится история с тираном, который сидит напротив тебя?»

Закатив глаза, Ся Цин ответил:

— Не хочу.

Система начала с ним перетягивание каната: «Позволь мне сказать тебе по секрету, что Лу Гуаньсюэ тот, кто любит сильнее всех и страдает больше всех. Но он заслужил это за то, что так сильно издевался над главным героем в начале. Он был таким жестоким и извращённым, всячески унижал главного героя, это просто бесит. Разве ты не хочешь увидеть, как он гоняется за своей женой?»

Ся Цин усмехнулся:

— Нет. Кроме того, разве не твой главный герой добровольно забрался к нему в постель? Забудь насчёт всей этой злодейский интриги, это оскорбление моего интеллекта. Эй, это твой рот?

Ся Цин наконец нашёл дрожащую крошечную кнопку в извивающейся массе пламени. Система полностью замерзла. Ся Цин вытянул указательный палец и надавил на это место. Система какое-то время бормотала «Ууу», не в силах говорить, дрожа от гнева.

— Зачем терпеть эти страдания, если можно просто заткнуться? — Ся Цин усмехнулся, небрежно развалившись на диване и постукивая по верхней части огненной головы системы, — Тебя бы это не беспокоило, если бы ты не интегрировалась в этот мир. Мне совершенно неинтересно знать, чем всё закончится для Лу Гуаньсюэ.

— Но мне интересно.

С другого конца стола донесся легкий смешок.

— А? — Ся Цин приподнял бровь, — Система, ты ещё можешь говорить?

Система: "Уууууу".

Ся Цин приподнял бровь:

— Если это не ты, то тогда...

Подождите минутку.

Если это не система, то это...

Внезапно все звуки стихли.

Тело Ся Цина напряглось, и система, которую он держал в руке, тоже застыла. Ся Цин сохранял позу, в которой держал пламя, тупо глядя вверх.

Молодой император, который сидел напротив него, листая страницы и опустив глаза, наконец отложил книгу и посмотрел в его сторону.

Лу Гуаньсюэ с распущенными чёрными волосами и в белоснежном одеянии положил руку на стол и слегка постучал по нему, нежно улыбаясь Ся Цину. Его тон стал мягким и ласковым, словно он шептал возлюбленной:

— Продолжай, пусть говорит. Я тоже хочу услышать о своём конце, — голос был холодным, но тихим, словно мог расколоть лунный свет на осколки.