8.
В темной комнате, обремененный наручниками и всеми прелестями задержания, сидит Савельев Анатолий Сергеевич, метается глазами и больше не шутит. Потому что он наконец-то попался, потому что учел не всё, потому что он теперь действительно может сесть в тюрьму.
— Мы же с тобой не первый год знакомы, неужели ничего сделать нельзя? — смотрит с сожалением, ведь теперь не чувствует той власти, что было раньше.
— А ты сам как думаешь?
Мужчина в форме и с седыми висками отвлекается от бумажек и пристально на оппонента своего глядит. Злится, негодует и понимает, что он действительно нажил себе неприятности.
— Тебя обскакала кучка каких-то подростков, осознаешь? — злится и кричит, пусть и сидит смирно.
Ведь, вообще-то, всё, чем он занимается на своей работе — незаконно.
— Узнать бы, кто эти малолетки, — трёт руки, перебирая цепь от наручников. — Наказал бы.
— Как бы ты их наказал? Лёжа на нарах? — усмехается. — Толик, тебя вообще ничему жизнь не учит? Я же говорил, подчищай за собой! А что сделал ты? Ресторан новый открыл, на украденные нами деньги!
— Ты уладишь? Как обычно, по старой дружбе, — всё еще надеется, пусть и назад ничего не вернуть.
В этот ситуации даже продажный полицейский не может.
— Толик, Толик, — вздыхает и закрывает папку. — Попал ты на несколько лет.
И больше не до шуток. Бизнесмен Савельев пускает скупую мужскую слезу, тут же отворачивается. Потому что он, к слову, содержит дом с проститутками, имеет двух любовниц и верную жену. А ещё четыре ребёнка от предыдущих браков. Ему нельзя в тюрьму.
Мужчина в форме начинает смеяться и хлопает старого друга по плечу.
— Успокойся, не ной как баба. Решим мы всё, я тоже из-за твоей выходки на большие деньги попал.
И Савельев Анатолий Сергеевич радостно улыбается, тянет руку, чтобы закрепить договор, но в помещение двое полицейских заходят, забирают его обратно в камеру, где должен он сидеть до постановления суда.
А тем временем в центре для трудных подростков Ксенофонтов Илья Владимирович наслаждается концертом маленьких детей, смотрит на мужчину из Роспотребнадзора и надеется, что они смогут пройти проверку.
— А этой Людочка наша, — пальцем показывает на маленькую девочку, поющую песню про семью и цветы. — Наше золото, голос ангельский.
— Да, действительно, — поправляет плохо затянутый галстук, прижимает портфель ближе. — Вы как будто готовились к нашему приходу.
— Что вы! У нас всегда всё чисто, убрано, дети занимаются творчеством и учатся! — говорит Ксен, а сам надеется, что проверка не выйдет на задний двор, и не увидят творение Мишель Гаджиевой.
Та, получив новый баллончик с краской, решила его опробовать, нарисовав огромный член с цветочками внутри. К сожалению, денег на покраску стен не хватило, потому теперь на них красуется творение искусства.
— Это хорошо, а то знаете, вот так придешь с проверкой, а там настоящий беспредел! Особенно в вашей сфере деятельности. Как вам удается держать детей-маргиналов в ежовых рукавицах?
— Контроль и дисциплина. Мы выращиваем только хороших детей, учим их не наступать на одни и те же грабли, — смотрит на сцену и видит, как маленькая Людочка перестает под фонограмму попадать из-за волнения. А также махающую руками художественную руководительницу, в знак того, что мужчину пора спровадить. — А хотите мы вас нашими плюшками накормим?
— Плюшками? — тут же смотрит строго, ведь знает, где находится.
— Из муки, — тут же оправдывается, зная, что в бочке туалета можно найти и другие. — Сладкие, с пудрой белой, — за голову хватается. — Давайте я вам лучше покажу!
А после встают со своих мест, идут в столовую, где в коем-то веке повара одеты в фартуки и шапочки, каша без комочков, а дети за столом не едой бросаются, а просто едят. Мужчина же из Роспотребнадзора вдоволь наслаждается различными булочками, купленными несколько часов назад в соседнем магазине, хвалит кухню, ещё не зная, что после такого лакомства ему придется выпить пару пачек активированного угля.
— Хорошо у вас, конечно. Может быть, пройдем к вам в кабинет, документы подпишем? Думаю, придраться больше не к чему.
И Ксенофонтов радостно кивает, помогает мужчине встать и ведет к себе в кабинет. Видит перед собой швабру, подпирающую дверную ручку и матерится под нос, потому что ему это не нравится.
— Уборщица, наверное, забыла, — лестно улыбается, придумывая наказание тем, кто это сделал.
А открыв дверь, видит перед собой голого и грустного Мирона, и также смеющихся Виолетту и Киру рядом дверью, след которых простыл уже за пару секунд.
***
В этот самый день, ранним утром, до приезда проверки, команда уже в зале собралась, дабы репетировать новый номер, а также подготавливать план к разоблачению детского дома Высоцкого. Руслана как обычно печатала что-то в своём ноутбуке, сидя как можно дальше от остальных, Мирон подтягивался на перекладине, Мишель рисовала план здания, Чикина играла в игру на телефоне, а Кира и Виолетта как обычно спорили при придумывание самого важного — движений для танца. И только один Саша действительно был занят важным делом, а именно собирал как можно больше информации о детском доме.
— Это блять не танец, а ебанный флешмоб! — возмущается в сотый раз Вилка. — Моя бухая мать лучше придумает!
— Да? Тогда попроси её об этом, — выпаливает блондинка и заново включает музыку. — Че стоишь? Делом займись, в классики поиграй, с крыши прыгни.
— Я лучше здесь останусь, чтобы тебя побесит, — язык показывает. — Че стоишь? Делом займись, — передразнивает как обычно.
И Мирон, услышав перепалку двух врагов, решается вмешаться, потому что ему всё дозволено, а ещё он красивый, накаченный и любит внимание девушек.
— Виолетта, если тебе будет нужна помощь, то можешь попросить меня, я её усмирю, — подмигивает и подходит ближе.
— Друга своего в штанах по ночам усмирять будешь, — выдает Кира и музыку включает громче, начинает комбинацию повторять.
А Малышенко плюет на это дело, достаёт сладкую одноразку, садится на стул и наблюдается за всеми вокруг. Так и могла идиллия продолжается, если бы Мирон не решил к девушке вновь подойти.
— С каким вкусом?
— Мирон, отвали от меня, а? — нехотя и с непребрижением.
— Может быть, сходим куда-нибудь?
— А это у вас такое хобби меня на свидание звать? — тут же попытку Мишель вспоминает.
Виолетту задумывается, а после приторно лыбится, уже придумав план мести. Потому что ей скучно и она давно не творила хуйню. А ещё, потому что Виолетта Малышенко любит, чтобы о той говорили, обсуждали, и быть может, даже хвалили.
— А зачем ждать? Может быть, прямо здесь и сейчас? Ты, я и уютный кабинет Ксена? — правой рукой проводит по кубикам парня, останавливаясь на резинке спортивных штанов.
И Мирон Миронов сглатывает ком в горле, не зная, что ответить, ведь раньше его тупые подкаты к девушкам заканчивались тем, что те били его и посылали нахуй.
— У Ксена? Может лучше ко мне?
Виолетта отводит взгляд в сторону и наигранно вздыхает, а после рукой проводит по волосам, убирая их назад.
— Нет, так не интересно. Я то думала ты веселый, а ты так... Боишься чего-то.
— Я не боюсь! — тут же выкрикивает. — Можем прямо сейчас.
Вилка кивает и уходит, виляя бедрами, а парень радостно со всеми прощается, ведь наконец-то лишиться девственности. Надев футболку, идёт за брюнеткой по пятам, пока не останавливается у кабинета Ильи Владимировича. Малышенко дверь бедром толкает и радуется тому, что она не заперта. А после садится за стол Ксена, закидывает ноги на стол, смотрит с вызовом, в то время как Мирон краснеет и не знает, куда себя деть.
— Давай поиграем? — парень быстро кивает, снимая с себя футболку. — Так не интересно, как насчёт того, чтобы снять с себя всю одежду? Меня это так заводит, — закусывает губу, дабы не засмеяться, пусть и в глазах Мирона это выглядит как призыв к действию.
— А если кто-то зайдет?
— Не зайдёт, я прослежу, — встает рядом с дверью. — Ну же, чего ты ждешь?
А Мирону много повторять и не надо, он тут же раздевается, радуется и ждёт.
— Давай на подоконнике? Подойди к окну, — парень соглашается и отворачивается от девушки.
Вилка же хватает вещи Мирона, кричит что-то по типу «чтоб жизнь малиной не казалась» и выбегает из кабинета, после чего подпирает дверь шваброй, слушая смешные матерные слова из другого помещения.
— Он, типа, скорострел? — спрашивает Кира, идущая мимо.
— Он, типа, идиот, — всё также смеется, а после кидает вещи парня в руки блондинки. — Теперь это твоя проблема.
— С каких пор?
— С тех, что он твой друг и пытался со мной переспать, а я самоуверенных не люблю.
— И каких же любишь? — играет бровями Кира.
— А кто сказал, что мне нравятся парни? — подмигивает. — Расслабься, ты не в моём вкусе.
— Как жаль, что мне похуй.
Блондинка ближе подходит, все ещё держа в руках вещи парня. Прижимает Вилку к стене и к уху наклоняется.
— Бесишь меня пиздец как, — снова передразнивает, снова почему-то помнит слова, сказанные девушкой несколько дней назад.
Виолеттой же подушечками пальцев проводит по плечам девушки, слегка сдавливает и массажирует.
— Знаю, — также шепотом. — Здорово, не правда ли?
Услышав шаги и голос Ильи Владимировича Ксенофонтова, девушка с места подрываются, смеются и забегают за угол.
***
— Идиоты, дегенераты, дебилы! — кричит Ксен, ходя из стороны в сторону и держась за сердце. — Вам смешно? Нет, скажите, вам смешно?! — смотрит на Киру и Виолетту.
Те красные как помидор стараются сдерживаться, молчать, опустив голову в пол.
В подвале работа приостановлена. «Скандалисты», разумеется, как обычно стоят в линии, смотрят в пол и раскаиваются. А Ксенофонтов как обычно кричит, возмущается и учит жизнь. Только вот в этот раз всё намного серьезнее.
— Один день, только один день вы должны были вести себя тихо! Мне вас на ключ здесь запирать? — подходит к Мирону. — Ты мне скажи, у тебя голова своя на плечах есть?
— Ему просто очень жарко было, — шепчет Кира, а комната тут же наполняется ее смехом, и, конечно же, смехом Вилки.
— А ты? — подходит к Виолетте. — Ты в центре сколько? Две недели? Можно хотя бы раз вести себя нормально. Кира, — поворачивает голову. — С тобой вообще отдельный разговор. Чикина где?! — кричит, а после слышит слабое «я здесь» в конце строя. — Чикина, скажи, я похож на идиота?
— Нет, — тихо говорит.
— Может быть, кто-то другой считает меня идиотом?
Молчание.
— Тогда скажите мне, почему проверка нашла твои игрушки? Я что сто раз тебе говорил? Все огнеопасные вещи должны быть в подвале! Теперь ты, — подходит к Мишель. — Ты у нас карлосон теперь? Почему тетя Зина говорит, что ты опять была на крыше?
— Я гуляла, — также тихо, как и все остальные.
— Головой вниз? Думаешь, кровь к мозгу польётся, и умнее станешь? — Илья Владимирович дальше отходит. — Вы вообще понимаете, что центр из-за вас закрыть могут? Что хотите, делайте, но центр должны спасти, — молчание. — Я пошутил! Только попробуйте что-то предпринять!
Но было уже поздно, потому что в голове каждого подростка уже возник план по возращению центра.