Глава 17: Начало новой главы
Дни в доме Давида текли в необычайной тишине. Одри медленно восстанавливалась, раны на теле заживали, но шрамы в душе оставались. Присутствие Давида, его молчаливая забота и твердая уверенность в том, что она в безопасности, помогали ей справляться с кошмарами и чувством вины. Она начала осознавать, что этот сложный, опасный человек стал для неё не просто убежищем, а опорой. Он не пытался её понять до конца, он просто принимал её такой, какая она есть, и защищал.
Однажды вечером, когда Одри сидела на кухне, пытаясь сосредоточиться на книге, зазвонил её телефон. Номер был незнакомый, но сердце Одри сжалось от нехорошего предчувствия. Она взяла трубку.
«Алло?»
На другом конце провода раздался голос, который Одри не слышала с момента своего отъезда, — голос её матери, Самары. Но он был полон такой ненависти и ярости, какой Одри никогда не слышала.
«Ты, дрянь!» — прошипела Самара, и от её слов по телу Одри пробежали мурашки. — «Как ты посмела?! Что ты сделала с Джексоном?!»
Одри почувствовала, как кровь отливает от лица. «Мама, я...»
«Не смей меня так называть!» — голос Самары прервал её, полный истерики. — «Ты лишила меня всего! Ты забрала у меня мою любовь! Моего Джексона! Ты разрушила мою жизнь, как когда-то разрушил её твой отец! Ты такая же, как он — Глупая!»
Одри молчала. В её голове кружились слова Давида: «Он не появится в твоей жизни. Никогда». Но, казалось, для её матери Джексон был важнее, чем все страдания, что он причинил Одри.
«Мама, он меня бил! Он издевался надо мной!» — в голосе Одри звучали слёзы, но Самара не слушала.
«Врёшь! Он воспитывал тебя! Учил уму-разуму! А ты... ты его убила! Я знаю, это твоих рук дело! Ты погубила его! Я тебя ненавижу, Одри! Ненавижу! И я никогда тебе этого не прощу! Я приеду. Я приеду и заставлю тебя ответить за всё, что ты сделала!»
Самара резко бросила трубку. Одри стояла, оцепенев, с телефоном в руке. Злость, унижение и боль от нового предательства матери нахлынули на неё с новой силой. Она думала, что её прошлое осталось позади, но оно настигло её вновь, теперь уже в лице самого родного человека.
В этот момент в кухню вошёл Давид. Его взгляд сразу же остановился на бледном, искажённом болью лице Одри.
«Что случилось?» — спросил он, его голос был напряжённым. Он подошёл к ней, осторожно взял её за руку.
«Моя мама...» — Одри едва смогла выговорить. — «Она звонила. Она знает... о Джексоне. Она... она ненавидит меня. Сказала, что приедет».
Лицо Давида потемнело. Он сжал её руку, его челюсть напряглась. «Она приедет? Мы это решим».