Глава 15: Ярость защитника
И её худшие опасения оправдались.
На следующий день, когда Давид уехал в город по каким-то своим делам, оставив Одри одну в доме, она услышала шум снаружи. Сначала тихий, едва различимый, но потом всё громче и настойчивее. Одри похолодела. Она подошла к окну и выглянула наружу.
У ворот стоял Джексон.
Его лицо было искажено яростью, глаза горели ненавистью. Он пытался открыть ворота, дёргал ручку, бил по ним кулаками. Одри отшатнулась от окна, её сердце бешено колотилось в груди. Он нашёл её.
Она схватила телефон и быстро набрала номер Давида.
«Давид! Он здесь! Джексон здесь! Он пытается войти!» — кричала она в трубку, её голос дрожал от страха.
«Что?! Где?!» — голос Давида был полон тревоги и ярости.
«У твоего дома! Он пытается сломать ворота!»
«Держись! Я выезжаю! Не открывай дверь! Ни в коем случае!» — Давид бросил трубку.
Одри заперла все двери и окна, но чувствовала себя беспомощной. Ворота долго не выдержат. Она слышала, как Джексон ломится в дверь, как он кричит её имя, угрожает. Она забилась в угол, закрыв уши руками, пытаясь заглушить этот кошмар.
Вскоре дверь не выдержала. Джексон ворвался в дом, его глаза горели безумием. Он нашёл её.
«Ну, здравствуй, сучка!» — прорычал он, приближаясь к ней. — «Думала, спрячешься от меня?!»
Одри попыталась убежать, но он схватил её за волосы, повалил на пол и начал избивать. Она кричала, звала на помощь, но никто не мог её услышать. Она чувствовала, как боль пронзает её тело, как кровь течёт по лицу. Она думала, что это конец.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался Давид. Его лицо было искажено гневом, его глаза метали молнии. Он увидел Джексона, склонившегося над Одри, и в этот момент что-то сломалось в нём.
Он бросился на Джексона, как разъярённый зверь. Он бил его безжалостно, яростно, каждым ударом вымещая свою ярость и страх за Одри. Он не давал Джексону шанса подняться, он крушил его, пока тот не потерял сознание.
Одри лежала на полу, задыхаясь от боли и страха. Она видела Давида, его лицо, искажённое яростью, его движения, полные силы и жестокости. В этот момент она увидела его другим. Не просто защитником, а кем-то гораздо большим.
Когда всё закончилось, Давид опустился на колени рядом с Одри, его дыхание было прерывистым. Он осторожно поднял её на руки.
«Всё кончено», — прошептал он, его голос дрожал. — «Он больше не причинит тебе вреда».
Он уложил её на диван, и начал обрабатывать её раны. Его руки были нежными, но взгляд оставался жёстким.
«Я... я не знала, что ты такой...» — прошептала Одри, глядя на него.
Давид на мгновение замер, его лицо стало тёмным. «Есть вещи, которые тебе лучше не знать, принцесса», — ответил он тихо, но в его голосе звучала сталь. — «Но знай одно: я никогда не позволю, чтобы кто-то причинил тебе боль. Никогда».
Он замолчал, словно борясь с собой, а затем, словно приняв какое-то решение, посмотрел на Одри прямо ей в глаза.
«Мой отец...», — начал он, и в его голосе звучала горечь, — «...был главой мафии. Он погиб, когда я был ещё ребёнком. И я... я вырос в этом мире. Я знаю, как решать проблемы. И я решу эту проблему с Джексоном. Раз и навсегда».
Одри смотрела на него, потрясённая. Она чувствовала в нём что-то опасное, что-то скрытое. Но она и представить себе не могла, что он... сын мафиози.
Одри лежала, потрясённая откровением Давида. Сын мафиози. Это объясняло его уверенность, его внезапные исчезновения, его способность появляться в нужный момент, его связи, о которых говорила Элиза. Это объясняло его сложную натуру – ту двойственность, что так её интриговала и пугала: напористый обольститель и молчаливый защитник, хам и чуткий слушатель. И теперь это объясняло его ярость, с которой он обрушился на Джексона. Это был не просто гнев, это была профессиональная, хладнокровная жестокость, которую она раньше видела лишь в кино.
«Как... как это?» — прошептала Одри, с трудом сглатывая. Её голова гудела от ударов, но слова Давида оглушали сильнее любой боли.
Давид закончил обрабатывать её раны, бережно закрепив пластырь на её щеке. Он откинулся на спинку стула, его голубые глаза были глубокими, как океан в шторм. «Это просто... моя жизнь, Одри. Я не хотел тебе рассказывать. Не хотел, чтобы ты узнала о той стороне меня, которая... опасна». Он говорил медленно, каждое слово словно давалось ему с трудом. «Мой отец был... влиятельным человеком. Он учил меня всему, пока не умер, потом меня обучали его близкие люди тому, что нужно знать, чтобы выжить в этом мире. А выжить здесь можно только одним способом – быть сильнее тех, кто хочет тебя сломать».
Одри смотрела на него, пытаясь осознать масштаб того, что он ей рассказал. Это не просто «сложный» парень, это человек с глубокой, тёмной историей, которая, возможно, определяла каждый его шаг.
«И поэтому ты... такой?» — она не знала, как сформулировать.
Давид усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья. «И поэтому. Я умею быть разным, Одри. Хамом, когда мне это выгодно. Защитником, когда это необходимо. А иногда... просто человеком». Он протянул руку и осторожно коснулся её щеки. «Я не хотел, чтобы ты видела меня таким. Особенно не хотел, чтобы ты видела это». Его взгляд скользнул к Джексону, который всё ещё лежал без сознания в гостиной.
Одри вздрогнула. «Что... что с ним будет?» — она почувствовала, как страх снова подкатывает к горлу.
Давид поднялся. Его лицо снова стало непроницаемым. «Он больше не причинит тебе вреда, Одри. Это обещание». В его голосе прозвучали нотки, от которых у Одри по коже пробежали мурашки. Это было не просто обещание, это была угроза. Угроза, которую он, без сомнения, приведет в исполнение.
Он вышел из комнаты, оставив Одри одну, погруженную в новый, ещё более глубокий слой страха и непонимания. Она была в безопасности, это правда. Но какой ценой? И что теперь будет?