Вечер в полутоне
Я выдохнул. Впервые взятый зонт оказался напрасным — день, обещавший проливной дождь под свинцовым небом, так и остался без него. Мой деловой облик, не имея особых отличий от повседневного, гармонично перекликался с тематикой предстоящего мероприятия. Я радовался возможности, впервые за долгое время, вновь оказаться в череде действий, ведь тягостная реальность последних дней тянула мое состояние в мрак, а мне хотелось быть вовлечённым в атмосферу торжества и оказаться среди людей, чьё присутствие дышало творчеством.
В обыденной рутинной жизни я, как правило, устаю от подобных мероприятий и уже был готов примерить на себя маску довольного участника, когда вдруг представился неожиданный шанс переключиться. У входа в отель меня задержали — это оказались мои давние товарищи по сцене, с которыми нас связывали годы учёбы в балетной академии.
Их довольные лица, пускай и слегка тронутые весельем «под шафе», придали мне уверенности в достойном завершении вечера.
— А кто это тут у нас? — на меня смотрели глаза, полные живой искры, той, что свойственна лишь по-настоящему счастливым людям.
— Аха, ты так реагируешь, будто я бесследно исчез, — я подхватил их волну веселья.
— Да нет, из театра ты не пропадал, но вот в поле зрения давно не появлялся. Как дела? — заговорил второй товарищ, выше первого, и от него ощутимо тянуло табачным дымом, словно он только что затянулся.
— В последнее время стараюсь снова встать в строй, — выпрямился я, собирая в себе уверенность, — а у вас что нового?
— Я развёлся, — этот самый товарищ переминался с ноги на ногу, будто пытаясь потушить невидимый огонь, потом расправил плечи и, к моему удивлению, улыбнулся.
— А что? Развод давно витал в воздухе, неудивительно, наши взгляды давно разошлись. А ты что, когда вступишь в отношения, или уже?
— Не думаю об этом, пока могу себе позволить, хочу углубляться в творчество.
— Да ладно тебе, творчеством ты всегда успеешь заняться, это уже похоже на оправдание.
В воздухе повисла короткая тишина. Все словно чуть напряглись, на миг каждый ушёл в собственные мысли, и первым взялся разрядить атмосферу тот, кто заговорил вначале:
— Ха, давно не виделись, зачем же копаться друг в друге? Пойдём лучше прогуляемся.
Мы вошли в просторный холл, где нас встретила изысканная выставка картин, каждая из которых по-своему притягивала взгляд. Полотно за полотном поражали тщательной проработкой деталей: многие были написаны в технике наложения мазков, создававшей мягкое переплетение оттенков, другие же — построены на контрасте света и тени, на том самом приёме, который в русском звучании носит название чиаскуро. Этот метод, играя на грани света и мрака, создавал иллюзию рельефа и глубины, будто каждая фигура могла выйти за рамки холста. Люди, изображённые в этой манере, казались утончёнными и почти живыми, а обрамляли их рамы, подобранные так, чтобы подчеркнуть индивидуальность каждой работы, придавая ей особое благородство.
Вечер имел свою атмосферу: мероприятие было закрытым, но масштабным, и в зале незаметно для большинства велась съёмка — кадры, что вскоре разлетятся по сети с подписью о том, как известный политик поддержал молодых талантов.
К нашей компании подошли знакомые девушки, встреча с которыми казалась мне особенно желанной: слишком долго я был отрезан от живого общения, и сейчас ощущал острую потребность снова погрузиться в энергию других людей. Среди них оказалась и одна незнакомка — я позволил лёгкому недоумению промелькнуть на своём лице, чтобы без слов дать понять, что не узнаю её, и избежать лишних расспросов.
— Вы так на меня смотрите… ха-ха… я кажусь вам знакомой? — в её голосе звучала лёгкая насмешка, смешанная с любопытством.
— Ох, нет, что вы, — я чуть наклонил голову, позволяя улыбке коснуться уголков губ. — Простите, если прозвучало грубо, но как раз наоборот — ваше лицо показалось мне совершенно незнакомым. — Я не скрывал взгляда и, едва заметно прищурившись, позволил себе рассмотреть её внимательнее, как рассматривают интересную деталь на картине.
— А-а-а… понятно, — она тихо рассмеялась, прикрывая нижнюю часть лица ладонью. Пальцы у неё были удивительно изящные — длинные, тонкие, с тем спокойным благородством, какое бывает у людей, привыкших к искусству.
— Я Дарья, режиссёр, — представилась она, чуть опустив руку. — А вы, если не ошибаюсь, танцуете балет? Кажется, не так давно я была на одной из постановок…
— Вы правы, — ответил я, чуть развёл руками, словно признаваясь в преступлении. — Если захотите, зовите меня в какой-нибудь ваш проект… обещаю, буду падать красиво, даже если по сценарию нужно умирать.
Она засмеялась, а я, будто невзначай, поправил воротник рубашки, стараясь скрыть, что уже начал прикидывать, каким бы мог быть этот её проект.
— Прошу прощения, мне нужно отойти… иначе рискую превратиться в статую в центре зала, — бросил я с лёгкой улыбкой и, ускорив шаг, направился в нужное направление, звук пианино, наполняющее весь зал, ускользал с каждый шагом.
Дорога привела меня в уборную — общую, для женщин и мужчин, как это часто бывает на подобных вечерах. Я подошёл к зеркалу и, словно в фильме, стал пристально вглядываться в своё отражение, пытаясь понять, удаётся ли мне играть роль, которую я выбрал для этого вечера. Странная, почти неосязаемая тоска коснулась меня, как лёгкая тень. В памяти всплыла Виктория — я невольно задумался, стало ли ей легче, чем она сейчас занимается. Эти мысли неожиданно приземлили меня, оставив внутри тяжесть, жгучую и давящую всю грудь — похожую на боль в сердце.
Я стоял, упершись ладонями в столешницу умывальника, который выглядел так, будто сошёл со страницы винтажного интерьерного журнала: позолоченные краны, благородный блеск мрамора, богатая отделка стен — всё казалось естественным и привычным для этого места.
В отражении появился мужчина. Высокий — учитывая значительную высоту потолков, его рост, казалось, приближался к ста девяноста пяти сантиметрам, и всё же он органично вписывался в эту картину, словно был частью интерьера.
— Добрый вечер, какие у вас замечательные руки, — произнёс он низким, насыщенным басом, каким могут похвастаться далеко не все мужчины.
— Спасибо, — ответил я, чуть приподняв бровь, — какой у вас необычный голос… как хорошо, что мы встретились не где-то в тёмном переулке. Я бы туда не пошёл.
Он улыбнулся — искренне, но сдержанно.
— Не переживайте, я не опасен. Точно не для вас.
Он задержал на мне взгляд ещё на несколько секунд, будто выискивая в моём лице что-то только ему понятное, и, развернувшись, вышел.
Я уже был слегка пьян, и потому на миг подумал, что мне могло показаться, но в его взгляде всё же сквозило заигрывание. Не желая задерживаться в уборной, я направился искать свою компанию, но, как ни странно, нигде её не нашёл. Бросив взгляд на экран телефона, обнаружил, что время приблизилось к десяти вечера. Гости начинали постепенно расходиться, и, возможно, мои спутники уже покинули зал.
Решив, что вечер для меня подошёл к концу, я обратился к интернету в поисках ближайшего отеля. Хотелось прогуляться, но идти домой не тянуло. Я вышел на улицу и медленно двинулся по Петербургу, вдыхая холодный ночной воздух; в этой уединённой прогулке была своя странная радость. Даже фонарные столбы казались достойными объятий — настолько всё вокруг выглядело красивым в этот момент.
Я шёл слегка покачиваясь — от пары бокалов шампанского, которые позволил себе в нарушение собственных привычек. Вечер оказался достаточной причиной, чтобы отбросить предрассудки и расслабиться.
Дойдя до отеля, я остановился там на ночь, решив, что домой вернусь уже утром.