Это моя жизнь?
К двум часам дня я заметил, как за окном, медленно кружась, опустился первый лист. Он упал почти беззвучно, скользнул по воздуху и лег на мокрую плитку у входа. Тогда я впервые за всё время подумал: осень. Значит, уже осень.
Я сидел на жёсткой металлической лавке в холле, чуть ближе к окну. Воздух был насыщен странной смесью запахов — немного хлорки, немного еды из столовой, немного бумаги, архивной, на какой печатаются важные справки в больницах. Всё казалось притушенным — краски, звуки, я сам.
Рядом стояли мои сумки — простые, мягкие, в них что-то, что передавали мне всё это время. Я не знал, кому принадлежали эти вещи раньше — мне ли самому, или кому-то, кого я забыл.
Поначалу я просто смотрел в окно. Потом мой взгляд переключился — и я увидел своё отражение в стекле. Волосы — светлые, почти блондинистые, спутанные, лохматые, будто никто ими давно не занимался. Немного торчали по бокам, небрежно, по-детски. Глаза... глаза были карие, но в них проскальзывала зелень. Смотрели осторожно, как будто искали у окна подтверждение: ты — это ты?
Я стал изучать себя дальше. Телосложение — среднее, чуть вытянутое. Пальцы — длинные, тонкие, почти изящные, кажется, ими кто-то занимался, возможно, даже играл на пианино — настолько они мне понравились. Мне вдруг стало неловко от собственного тела, как будто я смотрел на него впервые.
Вдруг за дверью что-то громко хлопнуло. И уже через пару секунд в холл вошёл высокий, уверенный шаг — а за ним мужчина.
— А кто это тут у нас выписывается? — спросил он с такой бодростью, будто пришёл на праздник. Голос — открытый, звучный, немного слишком громкий для этого тихого места.
Я замер. Реакция была детской, непроизвольной. Я повернулся к деду из палаты и выдал:
— Дедушка, за вами пришли.
Дед мрачно на меня покосился и что-то недовольно буркнул себе под нос.
Мужчина рассмеялся:
— Нет-нет. Я пришёл за тобой. Пошли. Нас там ждут.
— Нас?.. Кто ждёт?
— Моя жена, — сказал он просто, как будто мы с ним давно всё обсудили.
Он взял мои сумки — легко, одной рукой, и двинулся к выходу. Я пошёл следом и краем глаза начал рассматривать его. Очень высокий — точно больше двух метров. Волосы — такие же, как у меня. Глаза — зелёные. Одет просто: серый спортивный костюм, чёрная футболка, кроссовки, точно какого-нибудь знаменитого бренда, было в нем что-то со вкусом. Всё чистое, аккуратное, без лишнего. Лицо — мужественное, чуть усталое, но красивое. В нём было что-то очень знакомое.
— Кто ты? — спросил я, стараясь не задеть тишину.
— Я твоя семья, — ответил он. Быстро, без паузы.
Мы вышли через стеклянные двери, и я сразу увидел чёрный Гелик у крыльца. Внутри, на переднем сиденье, сидела девушка — тёплая улыбка, длинные черные волосы, спокойный взгляд. Она казалась... доброй. Настоящей.
Я сел на заднее сиденье, всё ещё молча.
— Привет! — обернулась она. — Как ты?
Я не знал, что ответить. Всё это было похоже на сюжет, который я не успел прочитать. Я даже подумал: а вдруг я — их ребёнок? А вдруг мне что-то не говорят? Не решаясь, я пробормотал:
— Мы… шведская семья?
Машина взорвалась смехом. Они смеялись искренне, легко, и это смятение внутри меня почему-то не усилилось, а наоборот — чуть отступило.
Я смотрел на них. Их смех был чистым, без фальши. Я не знал, кто они. Но в этот момент мне почему-то захотелось знать.
— Нет, не переживай, — сказал мужчина, успокаиваясь.
— У нас были отношения в прошлом, когда тебе было пятнадцать. Потом мы расстались. Но мы общаемся с тобой каждый день. Ты стал частью нашей семьи.
— Ого... — пробормотал я. — Мне даже нечего на это сказать.
Они продолжали болтать, перекидываться фразами. То и дело пытались втянуть меня в разговор. А я молчал, прислушивался. К себе. К ним. К тому, как шуршит дорога под колёсами. Я ещё не был готов говорить. Я только учился снова быть, чувствовать, вникать.
Так мы доехали до штата, где, по-видимому, находилась моя квартира. Дорога привела нас к высокому жилому комплексу с фасадом из бледного камня, отливавшего жемчужно-серым под влажным августовским небом. У подъезда росли клёны, их листья уже начинали бронзоветь — осень подходила вплотную, но ещё не касалась по-настоящему. Воздух был тяжёлым от сырости, пахло асфальтом, листвой и чьим-то только что сваренным кофе.
— Так, я принесу вещи, жена тоже возьмёт что-нибудь, а ты пока поднимайся, — сказал мужчина, открывая багажник.
Я не мог сдвинуться с места. Остался в машине, уставившись в лобовое стекло, за которым клубились первые признаки тумана. Неужели ты не знаешь, что я совсем ничего не помню, — подумал я.
Снова улица наполнилась смехом. Мужчина, держа в руках лоток с абрикосами, засмеялся так заразительно, что невольно согнулся пополам. Казалось, радость шла у него откуда-то из живота, как у человека, которому по-настоящему легко. Девушка подхватила настроение — её смех был тонким, почти музыкальным, как звон ветра в узком переулке.
— Так, хорошо, всё по порядку. Иди за нами, — сказала она, и мы вошли в подъезд.
Мы поднялись на девятый этаж какого-то многоэтажного дома. Стены здесь были отделаны древесными панелями, перила блестели, и даже воздух в подъезде был сухой и тёплый, как в тех местах, где давно никто не ссорился. Дом был очень красив, и, видимо, достаток у нас был неплохой, подумал я, когда мужчина снова повернулся ко мне:
— Это твоя квартира. Сто двадцать третья. Тебе повезло, что номер запоминающийся — иначе всё было бы совсем сложным.
Я последовал за ним. Он вставил ключ, дверь мягко открылась — и я ошалел.
Это была очень красивая квартира. Просторная, с чистым воздухом, наполненным запахами дерева, чайных пакетиков, земли, из-за большого количества растений на углах, и чего-то лёгкого, ванильного или цитрусового, я не разобрал сразу. Интерьер был минималистичным, где-то с элементами винтажа: музыкальные пластинки, стоящие в ряд на винтажном комоде с медными ручками, светильники, будто привезённые из Азии. Несмотря на нейтральные молочные стены, мебель была неожиданно яркой. Нас встретил оранжевый диван, стоящий в центре гостиной, напротив — тумба с телевизором и большая, аккуратно уложенная коллекция книг.
Стиль квартиры напоминал джапанди — только с живыми пятнами цвета и характера. Окна — от пола до потолка, открывали вид на город, уже подсвеченный приближающимся вечером. Это была двухкомнатная квартира с отличным ремонтом — и, судя по всему, в центре Нью-Йорка. Я ошалел.
И вдруг понял: это моя квартира.
Меня пронзило ощущение нереальности. Как я смог заработать на такую красоту?
— Давай будем по порядку тебя знакомить со всем, — сказал мужчина, уже знакомо добродушной, почти заботливой интонацией.
— Меня зовут Кирилл. Я — твой бывший возлюбленный. Ты живёшь в Нью-Йорке уже пять лет, занимаешься гостиничным бизнесом. Работал, до случившегося, в агентстве GidLife. Но в данный момент — уволен. За отработанные часы тебе отправят деньги, я договорился.
Он говорил чётко, без лишнего нажима, будто сдерживал волнение.
— Девушка, что была с нами, — Канита. Моя жена.
— Подожди… Очень много информации, — сказал я в растерянности. Всё это время ты возился со мной?
— Да. Я и Канита. Ты всегда помогал нам. И я даже рад, что наконец-то наступила моя очередь.
— Вау... — только и смог выдохнуть я. — То есть, я безработный сейчас?
— Не совсем. У тебя назначена встреча в России. Но об этом — попозже.
Он подошёл к проигрывателю и поставил пластинку. Заиграла джазовая композиция — ритмичная, но сдержанная, как чьи-то шаги по деревянному полу.
Я начал вникать в окружающий мир. За окном слегка пасмурно, сумерки уже натянулись над городом, небо потемнело. Улицы блестели от недавнего дождя, в окне отражались огни соседнего небоскрёба. Воздух был наполнен свежестью, тонкими запахами еды, ароматом тех, кто рядом. Мне было очень спокойно в их компании.
Я присел на диван и принялся рассматривать дальше, пока мои новоиспечённые друзья раскладывали мои вещи по местам — уверенно, будто знали, что и где должно лежать. Что-то обсуждали на кухне, переговаривались и осторожно наблюдали за мной, пока готовили ужин.
Это было очень необычное состояние благодарности — когда ты не помнишь о себе ничего, но гордишься тем, что сейчас происходит. Ведь не каждый сумел бы выстроить такие отношения, чтобы о нём потом так заботились.
Дом наполнился запахами еды и чистоты. Канита занималась влажной уборкой — тряпка легко скользила по полу, отражая свет из окон. Кирилл на кухне чистил овощи. Всё происходило без суеты. Просто, по-домашнему.
На стенах висели фотографии с подписями. Подписи, выполненные неаккуратным почерком, указывали страну и точное место, где был сделан снимок.
Я снова огляделся. Везде, где можно и нельзя, были расставлены какие-то статуэтки. Деревянные, керамические, металлические — с разным выражением лиц, разного возраста, разной культуры.
— Что это? Я буддист? — спросил я, остановившись возле одной из фигурок.
— М? Аа, ты об этом. Нет, ты — коллекционер, — ответил мужчина, даже не обернувшись, он был сосредоточен на приготовлении ужина.
— Ну, знаешь… когда ты отправляешься в туры, люди, в знак признательности, дарят какие-нибудь сувениры. Статуэтки там… Это очень мило, не правда ли?
— Ох... Это всё? Или есть ещё что-нибудь, что я должен знать?
— Хах… ну… на самом деле есть. Но это… весьма специфично.
После этой фразы комната наполнилась тишиной. Кажется, всем здесь стало неловко.