Эпилог
— Представляешь, что я узнала? — запыхавшаяся Лиса влетела в дом.
Каждый месяц они всей семьей приезжали на материк, чтобы пополнить запас зелий и проконтролировать дела в лавке, которую Лиса открыла в Нортеме.
Аптека под названием «Чудесные средства госпожи Манобан-Чон» пользовалась бешеным успехом, как у женщин, так и у мужчин. Незамужние девицы покупали там «Выбор» — зелье для настроения с очень интересным побочным эффектом: выпив его, можно было предаваться безудержной страсти, не боясь ни забеременеть, ни утратить колдовские способности. Дамы на сносях ходили в «Чудесные средства» за снадобьем, облегчающим роды. Дамы в браке — за «Разжигателем любви»: подлила супругу в чай — и благоверный всю ночь, как жеребец. Прознав об этом зелье, в лавку толпой повалили и мужчины, как женатые, так и холостые.
Словом, дело Лалисы процветало. После ее успеха отношение к женщинам-зельеварам в Имании изменилось. Теперь их охотнее брали на работу и жалование платили почти такое же, как мужчинам. Почти. Все еще почти.
— И что же такого интересного ты выяснила? Делись. — Чонгук устроился сзади, чтобы помочь жене расшнуровать корсет. Дома и на острове это орудие пыток она больше не носила, а вот выходить на улицы Нортема без него стеснялась.
— Русалочье зелье.
Больше всех от последствий волшебного ливня пострадали люди, обернувшиеся тритонами и русалками. Они не могли и дальше вести привычную жизнь. Им пришлось променять свои комфортабельные дома на реки и озера. Те, кто этого сделать не захотели, были вынуждены круглыми сутками торчать в бассейнах и ваннах, наполненных водой.
Из-за рыбьих хвостов рушились семьи, люди теряли работу, а некоторые — даже рассудок.
Полгода ушло у Лалисы на то, чтобы сварить зелье, способное вернуть ненастоящим водяным ноги, с этого момента популярность «Чудесных средств» достигла небывалых высот. Лавка госпожи Манобан стала аптекой номер один в Нортеме, затмив даже успех «Счастливой колдуньи».
Кстати, дела у бывшей напарницы с каждым месяцем шли все хуже, а от самой Руби не было ни слуху, ни духу.
До сегодняшнего утра.
— Знаешь, кто та женщина, заказавшая у меня русалочье зелье?
Несколько секунд Чонгук смотрел на Лалису и озадаченно хмурился, затем в изумлении вскинул брови.
— Неужто она?
— Как считаешь, что бы такого мне попросить за свою услугу? Может, пару рецептиков? — Хитро сверкнув глазами, Лалиса сделала задумчивый вид.
— Предложи ей поселиться в болоте, — фыркнул Чонгук. — Но сначала, — и тут он злорадно ухмыльнулся. — Сначала я хочу посмотреть, как она будет просить о помощи. Ведь никто другой, кроме тебе, это зелье сварить не сможет.
С самого утра и до позднего вечера шел снег, за окном медленно и величаво кружились ажурные снежинки. Улицы замело. Витрины магазинов светились магическими гирляндами. Два часа Лиса со своими любимыми девчонками украшала к празднику камин. В три с половиной года белокурая Розэ Чон могла разве что подавать мамочке сверкающие заколдованные шары, которые с восторгом и трепетом доставала из большой картонной коробки. Зато восьмилетняя брюнеточка Джису старалась за двоих. И свечи расставила, и конфеты на полке разложила, и черные дрова заменила на свежие, приятно пахнущие хвоей.
В который раз Лиса поразилась, какие разные у них с Чонгуком получились дочки: Розэ — светленькая, с белой до прозрачности кожей, вылитая мать, Джису — смуглая, черноглазая, точная копия отца. Крылья есть у обеих, а вот чешуи на лице нет ни у одной.
— Ма, а па скоро придет? — спросила трехлетняя малышка, завороженно разглядывая содержимое стеклянного шара. Новогодние игрушки у них были особенные, дорогие, из лавки господина Элдена. Внутри одного шарика за тонким прозрачным стеклом танцевала метель, внутри другого — скакали по снегу северные олени, а третий — Лалиса берегла больше прочих: там сквозь стекло на нее смотрел рыжий лис с хитрой мордочкой и черными глазами-бусинками.
А ведь она видела его, Тэхёна. Сегодня. Встретила в магазинчике господина Элдена, когда выбирала, чем украсить арендованный на праздники дом. В это время их семья всегда приезжала в Нортем, потому что на Драконьем острове отмечать Новый год было не принято, а Лалиса уж очень любила снег, подарки и гирлянды, сверкающие на окнах.
В статном господине возле прилавка Тэхёна она признала не сразу. Равнодушно мазнула взглядом по дорогому — очень дорогому! — черному пальто, по длинным, собранным в рыжий хвост волосам, а затем заметила до боли знакомую ухмылку.
Тэхён ничего не сказал. Молча вложил в ее руки этот стеклянный шарик и направился к выходу. За локоть его держала молодая особа в шляпке от Северины Каррингтон.
— Папа везет к нам бабушку, — вместо матери ответила сестре Джису.
Долгое время Лиса не поддерживала связи с родителями, а потом к ней в «Чудесные средства» заявилась Шарлотта Манобан и, смущаясь, попросила прощения.
Позже, когда они вместе обедали на углу Северной и Девяносто пятой, ее мать внезапно расплакалась над своей тарелкой. Ее подбородок задрожал, уголки губ поползли вниз, из глаз неудержимым потоком хлынули слезы.
Опешив, Лиса в полном молчании смотрела на рыдающую Шарлотту Манобан, на женщину, подарившую ей жизнь, затем потянулась к матери через стол, чтобы сжать ее ладонь в жесте утешения.
— Когда я увидела тебя в той аптеке, — вдруг заговорила родительница, всхлипывая и путаясь в словах. — В той, старой, которая «Счастливая колдунья»... Когда узнала, что ты добилась успеха... А ведь Артур выгнал тебя. Без денег, под дождь, даже чемодан не дал, — она достала из ридикюля платок и промокнула глаза, смущенно покосившись в сторону других посетителей ресторана. — Я не верила, что так может быть. Всю жизнь считала, что женщина без мужчины сгинет. Терпела этого... этого старого козла, его свинское ко мне отношение, потому что боялась уйти. Думала, без мужа пропаду. А тут ты. Не стала терпеть, сбежала в неизвестность, с одним только чемоданом в руках, и за несколько недель смогла открыть свое дело, подняться на ноги. — Шарлотта глубоко вздохнула. — Когда мы встретились там, в аптеке, я оглянулась на свою жизнь и подумала: «А ведь я тоже могла так». Не терпеть. Рискнуть. Но побоялась. И ни дня не была счастлива. Ни дня, с тех пор как вышла замуж за твоего отца.
— Ты поэтому в тот день так быстро ушла? — мягко спросила Лиса. — Позавидовала мне?
Шарлотта помотала головой.
— Знаешь, как больно осознать, что погубила свою жизнь? Я смотрела на тебя, такую успешную, такую свободную, и чувствовала, как моя картина мира рушится. Это было невыносимо — понимать, что ошибалась, что могла жить по-другому, что упустила возможность стать счастливой. У меня словно открылись глаза. И я захотела снова их закрыть, потому что ничего уже не исправить. Столько времени упущено.
— Ничего не упущено, — Лиса крепче сжала ладонь матери. — Никогда не поздно начать все с чистого листа.
— Бабуля! Бабуля!
Дверь распахнулась, впустив в дом порыв морозного воздуха, и на пороге возникли две темные фигуры.
Джису тут же рванула вперед и повисла на шее любимой бабушки. Поцеловав мать, Лалиса утащила мужа в соседнюю комнату, чтобы наедине, пока все не сели за праздничный стол, вручить ему особенный подарок.
Она так и сказала:
— У меня для тебя особенный подарок.
Чонгук заулыбался, посмотрев на ее живот, совершенно плоский.
— Ты снова беременна?
— С чего ты взял? — возмутилась Лалиса, сердито уперев руки в бока. — Намекаешь, что я поправилась?
— Нет-нет, — поспешил заверить испуганный супруг. Шутка ли, обидеть стальную лилию. Так и скалкой по голове получить недолго. — Просто ты говорила о каком-то особенном подарке.
С довольной улыбкой Лалиса протянула мужу стеклянный флакончик, перевязанный ленточкой. Чонгук растерянно покрутил его в руках. — Зелье? — спросил он, нахмурившись.
— Помнишь давно, восемь лет назад, я взяла пробу воды из лужи?
Благоверный по-прежнему смотрел на нее озадаченно, и Лиса пояснила:
— Ну, после того странного ливня. Я изучила эту воду. Кто-то создал зелье, обращающее людей в Иных.
Чонгук в удивлении вскинул брови.
— Да, это была не воля богов. Но сейчас о другом. На основе этого зелья я восемь лет пыталась сварить свое, немного другое, с нужными мне свойствами.
— Ты хочешь, чтобы я это выпил? — догадался Чонгук и с сомнением посмотрел на флакон с бесцветной жидкостью.
— Не хочу — требую.
— И что там? — он нерешительно покрутил восковую пробку, закрывающую узкое горлышко сосуда.
— Вот и проверь, — с лукавым видом ответила Лалиса.
От возбуждения она даже начала пританцовывать на месте, настолько ей не терпелось, чтобы муж открыл, вернее, попробовал ее подарок.
Чонгук колебался.
— Ставишь на мне эксперименты? — спросил он, затем медленно, словно нехотя откупорил маленькую бутылочку и осушил ее одним махом.
Лалиса смотрела на него блестящими от волнения глазами и не дышала. Ждала? Чего? Что она заставила его выпить?
— Ничего не происходит, — осторожно, боясь расстроить жену, сказал Чонгук.
И тут резкая боль прошила спину, словно лезвия ножей полоснули по лопаткам, по ненавистным старым рубцам.
Не может быть. Не может...
Он сразу понял, что произошло. Нет, он не смел, боялся в это поверить. Но тяжесть, давившая на спину, тянувшая его назад — тяжесть, от которой Чонгук успел отвыкнуть... это могли быть только...
Крылья!
Это были крылья!
Горло сдавило спазмом. Дыхание перехватило. Слезы, горячие слезы благодарности хлынули из глаз и потекли по щекам.
Крылья! Любимая вернула ему небо. Как сильно Чонгук по нему скучал! Будто жил вполсилы, будто каждую минуту мучился жаждой. После плена в сердце осталось маленькое пустое пространство — черная дыра, пульсирующая болью. Ее не получалось заполнить ничем, даже любовью к семье.
А теперь получилось. Наконец-то он почувствовал себя цельным.
Счастливый, Чонгук плакал, переполненный эмоциями, не мог ничего сказать, а потому просто прижал к себе свою стальную лилию, лучшую женщину на свете, и спрятал мокрое лицо в ее волосах.