7
Лучи солнца упали мне на лицо. Я попыталась потянуться, но через талию была перекинута чужая рука, а твердая грудь прижималась к спине. Хватило мгновения, чтобы вспомнить, где нахожусь, что произошло вчера, и я снова замерла.
- Отлично, ты проснулась, - сказал Чонгук хриплым ото сна голосом.
Меня поразило осознание: Чонгук - мой муж. Я стала замужней женщиной, но Чонгук сдержал обещание. Он не консумировал заключенный брак. Я открыла глаза. Чонгук сжал мое бедро и перевернул меня на спину. Он оперся на локоть, а его взгляд остановился на моем лице. Хотелось бы мне знать, о чем он думает. Было странно находиться в кровати с мужчиной. Хотя наши тела не соприкасались, я чувствовала исходящий от него жар. При свете дня шрамы на коже были менее заметны, чем прошлой ночью, но мышцы оставались все такими же впечатляющими. Интересно, какими они будут на ощупь.
Он потянулся и взял мою прядь волос двумя пальцами. Я затаила дыхание, но мгновение спустя Чонгук отпустил ее, а выражение его лица стало задумчивым.
- Скоро в дверь постучится моя мачеха с тетками и остальными замужними женщинами нашей семьи, чтобы собрать простыни и перенести их в столовую, где, несомненно, все остальные уже ждут начала гребаного представления.
На моих щеках проступил румянец, и что-то в глазах Чонгука поменялось, кроме холода, появилось что-то еще. Я посмотрела на маленький порез на его руке. Он был не глубокий и почти затянулся.
Чонгук кивнул.
- Моя кровь даст им то, чего они хотят. Но от нас ждут подробностей. Я искусный лжец. Но сможешь ли ты лгать всем подряд, глядя в глаза, даже своей матери, когда будешь рассказывать о нашей брачной ночи? Никто не должен догадаться о том, что произошло. Это будет выглядеть как слабость с моей стороны.
Его губы сжались от сожаления. Сожаление о том, что пощадил меня и попал в зависимость от моего умения врать.
- Слабый, потому что не захотел насиловать свою жену? - прошептала я.
Чонгук чуть сильнее сжал пальцы на моем бедре. Я даже не заметила, что они все еще были там. «Заставь его захотеть быть нежным с тобой», - слова Бибианы пронеслись в голове. В том, что Чонгук монстр, не было сомнений. Он не мог быть другим, иначе бы не выжил как лидер в нашем мире, но, возможно, я смогла бы заставить его держать внутреннего монстра в узде, когда он рядом со мной?
Чонгук холодно улыбнулся.
- Слабый, потому что не взял то, что принадлежит мне. Традиция кровавых простыней у сицилийской мафии это в равной степени и доказательство чистоты невесты, и безжалостности мужа. И как ты думаешь, что это обо мне говорит? Ты полуголая лежишь в моей постели, беззащитная, в моей власти. Ты принадлежишь мне и все еще остаешься девственницей, как и до нашей свадьбы.
- Никто не узнает. Я никому не скажу.
- Почему я должен тебе верить? У меня нет привычки доверять людям, особенно тем, которые меня ненавидят.
Я положила ладонь поверх пореза на его руке, чувствуя, как его мышцы каменеют под моим прикосновением. Заставь его быть нежным с тобой, заставь его полюбить тебя.
- Я тебя не ненавижу.
Он прищурился, но по большей части это была правда. Возненавидела, если бы он взял меня силой. Безусловно, я ненавидела то, что значил для меня брак с ним, но для настоящей ненависти я знала его недостаточно хорошо. Возможно, она придет со временем.
- И ты можешь доверять мне, потому что я твоя жена. Я не выбирала этот брак, но в моих же интересах извлечь из этого союза максимум. Предав твое доверие, я ничего не получу, но, продемонстрировав свою преданность, выиграю многое.
Что-то мелькнуло в выражении его лица, возможно, уважение.
- Мужчины, ожидающие в гостиной, - хищники. Они охотятся на слабых и больше десяти лет ждали признаков слабости от меня. Как только заметят, тут же набросятся.
- Но твой отец...
- Если отец подумает, что я слишком слаб, чтобы контролировать Семью, он с удовольствием позволит им меня разорвать.
Что это была за жизнь, когда тебе приходилось быть сильным все время, даже в кругу самых близких людей? У меня хотя бы были сестры и брат, даже в какой-то степени мать и люди вроде Валентины. В нашем мире женщинам прощалась слабость.
Взгляд Чонгука был напряженным. Может, это тот самый момент, когда он решает, что не стоило рисковать и возьмет меня? Но когда его взгляд наконец остановился на моем лице, тьма отступила.
- А что насчет Тэхена?
- Я доверяю ему. Но он импульсивен. Он может погибнуть, пытаясь защитить меня.
Было странно говорить с Чонгуком, с моим мужем, вот так, почти как если бы мы сто лет друг друга знали.
- Никто во мне не усомнится, - сказала я. - Я дам им то, что они хотят.
Чонгук сел, и мой взгляд притянула его татуировка над сердцем, затем мышцы на груди и животе. Наши глаза встретились. Мои щеки горели!
- Когда придут гарпии, тебе следует надеть нечто посущественнее, чем это жалкое подобие ночнушки. Не хочу, чтобы они видели твое тело, особенно бедра. Пускай гадают, оставил ли я на тебе отметины, - произнес он и усмехнулся. - Но мы не можем скрыть от них твое лицо.
Он наклонился ко мне, протягивая руку к лицу. Я зажмурилась и вздрогнула.
- Ты уже во второй раз думаешь, что я собираюсь тебя ударить, - выдавил он тихо.
Я распахнула глаза.
- Я подумала, ты сказал... - Я запнулась.
- Что? Что все ожидают увидеть на твоем лице синяки после ночи со мной? Я не бью женщин.
Я вспомнила, как он остановил моего отца, когда тот пытался меня ударить. Он никогда не поднимал на меня руку. Для меня не секрет, что многие мужчины чикагского синдиката следовали странному своду правил. Ты не мог ударить человека в спину, но мог таким образом перерезать ему горло, например. Непонятно, чем одно лучше другого. У Чонгука, похоже, были собственные правила. Раздавить чье-то горло голыми руками было приемлемо, ударить свою жену - нет.
- Разве смогу я поверить, что ты способна всех убедить, будто мы консумировали брак, если продолжаешь шарахаться от каждого моего прикосновения?
- Поверь, дерганье убедит всех еще больше. Если бы ты взял свое, шарахаться от прикосновений я бы не перестала. Чем сильнее я вздрагиваю, тем больше они убеждаются в том, какой ты монстр.
Чонгук усмехнулся.
- Думаю, ты можешь знать об игре во власть больше, чем я ожидал.
Я пожала плечами.
- Мой отец - консильери.
Он наклонил голову в знак признания, поднял руку и обхватил мое лицо.
- Я хотел сказать, что твое лицо не выглядит так, будто тебя целовали.
Я выпучила глаза.
- Я никогда...
Но, конечно, он это уже знал.
Наши губы столкнулись, я ладонями уперлась в его грудь, но не оттолкнула. Его язык дразнил мой рот, требуя, чтобы я разомкнула губы. Я сдалась и нерешительно коснулась его языка своим. Не зная, что делать, я посмотрела на Чонгука широко открытыми глазами, но он взял на себя инициативу, пока языком и губами исследовал мой рот. Казалось странным позволять себе такого рода близость, но это не было неприятно. Я потеряла счет времени, он целовал требовательно и властно, держа теплую руку на моей щеке. Его щека, которая терлась о мою кожу, и губы вызывала не беспокойство, а дрожь. Когда он прижался ко мне, я почувствовала его сдерживаемое напряжение. Наконец Чонгук отстранился, его глаза потемнели от возбуждения, а меня затрясло не только от страха.
Послышался настойчивый стук, Чонгук спустил ноги с кровати и встал. Я шумно вдохнула при виде выпуклости в его трусах. Он ухмыльнулся.
- У мужика должен быть стояк, когда он просыпается утром рядом со своей женой, тебе так не кажется? Они хотят шоу, они его получат. - Он кивнул в сторону ванной. - Иди и возьми халат.
Быстро выскочив из кровати с испачканной простыней, я поспешила в ванную, где подобрала с пола остатки брошенного там вчера ночью корсета и поверх ночнушки надела длинный белый атласный халат.
Выйдя из ванной, я проследила за тем, как Чонгук надевает на голую грудь кобуру с пистолетом и ножом, еще один ремешок с более длинным охотничьим ножом на предплечье, прикрывая маленький порез, и поправляет свой стояк, чтобы тот стал еще очевиднее.
Щеки пылали, я прошла в комнату и кинула корсет рядом с разрезанным свадебным платьем. Чонгук - с его высоким ростом, мышцами и кобурой - представлял собой великолепное зрелище, не говоря уже о выпуклости в трусах. Меня одолело любопытство. Как он выглядит без них?
Я оперлась о стену у окна и, обхватив себя руками, внезапно забеспокоилась: вдруг кто-то догадается, что Чонгук со мной не спал? Все они замужние женщины. Смогут они заметить, что что-то не так?
Когда он широко распахнул дверь, представ перед собравшимися женщинами во всей своей полуобнаженной красе, я поежилась. Послышались вздохи, хихиканье и даже несколько еле слышных слов на итальянском. Это могли быть молитвы или проклятья, но произнесено все это было слишком быстро и тихо, чтобы я могла разобрать. Я едва не фыркнула.
- Мы пришли собрать простыни, - произнесла мачеха Чонгука, плохо скрывая ликование.
Он отступил, открывая дверь шире. Вошли сразу несколько женщин. Сначала их взгляды обратились в сторону кровати и пятна, затем на меня. Я знала, что покраснела, несмотря на то, что кровь на простынях не моя. Как эти женщины могли радоваться возможности взглянуть на доказательство потери моей невинности? Неужели у них нет ни капли сострадания? Может, им казалось справедливым, что я прошла через то же, что и они? Не выдержав пристального внимания, я отвернулась. Пусть делают с ними то, что хотели. Большинство гостей уехало, особенно политики и люди, не имевшие отношения к мафии. Предполагалось, что лишь ближайшим членам семьи продемонстрируют простыни, но в спальне и коридоре отчего-то собралось слишком большое число женщин.
Когда снимали простыни, позволялось присутствовать женщинам только брачного возраста, чтобы не пугать чистые девственные глаза молодых девушек. Среди наблюдателей я видела теток, свою мать, Валентину и Бибиану, но женщины из семьи Чонгука стояли впереди, потому что это была их традиция - не наша. «Теперь она и твоя тоже», - с болью напомнила я себе. С другого конца комнаты Чонгук ненадолго поймал мой взгляд. Теперь у нас был общий секрет. Я не могла не испытывать чувство благодарности к своему мужу, хотя и не хотелось быть благодарной за нечто подобное. Но в нашем мире тебе приходится быть признательным за малейшее проявление доброты, особенно от человека вроде Чонгука.
Мачеха Чонгука Нина и его двоюродная сестра Косима начали разбирать кровать.
- Чонгук, - деланно возмутилась Нина, - никто не учил тебя быть нежным со своей девственной невестой?
Она опустила голову и пару раз смущенно похихикала, а я отвела глаза, хоть и хотелось бросить на нее сердитый взгляд. Он справился с этим вместо меня и одарил ее волчьей улыбкой.
- Ты замужем за моим отцом. Неужели он производит впечатление человека, который учит своих сыновей быть с кем-то нежными?
Ее губы вытянулись, но она не перестала улыбаться. Я почувствовала, что все взгляды обращены на меня, и напряглась от напора внимания. Рискнув поднять глаза на членов своей семьи, на многих лицах я увидела шок и жалость.
- Пропустите меня! - донесся полный паники голос Джианны.
Я резко вскинула голову. Джианна пробивалась через толпу собравшихся женщин и уворачивалась от матери, пытающейся ее остановить. Джианны здесь даже не должно было быть. Но когда она делала то, что ей положено? Оттолкнув с дороги какую-то слишком тощую женщину, она вошла в спальню. На ее лице мелькнуло отвращение, когда она заметила те простыни, которые мачеха Чонгука расправляла на вытянутых руках Косимы.
Она внимательно изучала мое лицо, задерживаясь на опухших губах, растрепанных волосах и руках, которыми я все еще обнимала себя за талию. Как мне хотелось, чтобы был способ дать ей знать - я в порядке, все не так, как выглядит, но это невозможно, пока нас окружают все эти женщины. Она повернулась к Чонгуку, у которого, по крайней мере, больше не было стояка. Ее взгляд обратил бы большинство людей в бегство. Чонгук с ухмылкой приподнял брови.
Она сделала шаг в его сторону.
- Джианна, - произнесла я тихо. - Ты не поможешь мне одеться?
Опустив руки, я направилась к ванной комнате, стараясь то и дело морщиться, будто мне больно, и надеялась, что не перебарщиваю. Мне никогда не приходилось видеть невесту или кого-то еще после предположительной потери девственности. Как только дверь ванной за нами закрылась, Джианна бросилась меня обнимать.
- Я ненавижу его. Я их всех ненавижу. Я хочу его убить.
- Он ничего не сделал, - пробормотала я.
Джианна отступила, и я приложила палец к губам. Выражение ее лица говорило о полном замешательстве.
- Что ты имеешь в виду?
- Он не изнасиловал меня.
- Только потому, что ты с ним не дралась, не значит, что это было не изнасилование.
Я прикрыла ее рот рукой.
- Я все еще девственница.
Джианна отступила, и я убрала руку с ее губ.
- Но кровь, - прошептала она.
- Он порезал себя.
Она с недоверием уставилась на меня.
- У тебя стокгольмский синдром?
Я закатила глаза.
- Ш-ш-ш-ш. Я говорю правду.
- Тогда к чему шоу?
- Потому что никто не должен знать. Никто. Даже мать или Лили. Никому не говори, Джианна.
Девушка нахмурилась.
- Зачем ему это?
- Я не знаю. Может, ему не нравится причинять мне боль.
- Этот человек убьет олененка, если тот посмотрит на него не так.
- Ты его не знаешь.
- Как и ты.
Она покачала головой.
- Не говори, что доверяешь ему. То, что он не трахнул тебя прошлой ночью, не значит, что он не сделает этого в ближайшее время. Может, он предпочитает делать это в своем пентхаусе с видом на Нью-Йорк. Ты его жена, и любой мужик с рабочим членом захотел бы залезть в твои трусики.
- Отец и правда впустую потратил на тебя замечания о том, как должна вести себя леди, - сказала я с улыбкой.
Джианна продолжала сверлить меня взглядом.
- Выходя замуж за Чонгука, я знала, что, в конце концов, мне придется с ним переспать, и приняла это. Но рада, что есть хотя бы шанс узнать его получше.
Конечно, мне вряд ли понравится много из того, что я о нем узнаю. Но его поцелуи точно не были неприятными. Когда я о них думала, моя кожа начинала гореть. И, несомненно, на Чонгука было приятно смотреть. Не то чтобы привлекательная внешность могла свести на нет жестокость, но ведь по отношению ко мне он пока еще не был жесток, и почему-то думалось, что не будет.
Джианна вздохнула.
- Да, наверное, ты права.
Она опустилась на крышку унитаза.
- От беспокойства о тебе я не спала всю ночь. Ты что, не могла послать мне сообщение и написать, что Чонгук не сорвал твою вишенку?
Я начала раздеваться.
- Конечно. А потом отец или Умберто проверили бы твой телефон, увидели его, и мне конец.
Когда я шагнула под душ, взглядом Джианна просканировала меня с ног до головы, вероятно, все еще искала признаки того, что Чонгук грубо со мной обошелся.
- Ты все еще должна, когда увидишь Чонгука, делать вид, что ненавидишь его, а то люди начнут подозревать, - попросила я ее.
- Не волнуйся. С этим не будет проблем, я все еще ненавижу его за то, что он забрал тебя у меня, и за то, что он это он. Ни на секунду не поверю, что он способен на доброту.
- Чонгук тоже не должен узнать, что я тебе сказала.
Я включила душ и позволила горячей воде смыть последние намеки на усталость. Мне нужно быть в полной боевой готовности к шоу, которое развернется в гостиной. Мышцы начали расслабляться под потоком воды.
- Ты не можешь войти, - испугал меня гневный голос Джианны. - Мне плевать, что ты ее муж.
Открыв глаза, я увидела, как Чонгук протискивается в ванную. Джианна преграждала ему путь. Я быстро повернулась к ним спиной.
- Мне нужно собраться, - прорычал Чонгук. - И здесь нет того, чего бы я еще не видел.
«Лжец».
- Ну а теперь выйди или увидишь свой первый член, девчонка, потому что я собираюсь раздеться. - Он снял нагрудную кобуру и наручный ремешок.
- Ты высокомерный мудак, я...
- Выйди! - крикнула я.
Джианна ушла, сказав перед этим в адрес Чонгука несколько нелицеприятных ругательств. Дверь с грохотом захлопнулась, и мы остались одни. Я не была уверена, чем там занят Чонгук, и не стала поворачиваться проверять. Я его не слышала из-за шума воды. Понятно, что мне нельзя стоять под душем вечность, так что пришлось выключить воду и повернуться к двери.
Чонгук кистью распределял по подбородку крем для бритья, но глаза его были устремлены в зеркало: он следил за мной. Я сдержала желание поскорее прикрыться, хотя чувствовала, что заливаюсь краской. Он поставил кисть и потянулся за махровым полотенцем, висевшим на вешалке, а потом подошел ко мне, все еще в трусах. Открыв дверцу душа, я торопливо поблагодарила и взяла полотенце. Не двигаясь, он непроницаемым взглядом осматривал мое тело. Я обернулась полотенцем и вышла. Без каблуков моя макушка доставала лишь до груди Чонгука.
- Держу пари, ты уже сожалеешь о своем решении, - произнесла я тихо.
Объяснять не было необходимости. Он понимал, о чем я.
Не говоря ни слова, он вернулся к своему занятию. На пути в спальню его голос заставил меня вздрогнуть.
- Нет.
Я оглянулась и посмотрела на него.
- Когда я возьму тебя, то хочу, чтобы ты извивалась подо мной от удовольствия, а не от страха.