7 Глава. Последняя надежда умерла.
Утром я проснулась от того, что кто-то яростно колотил в мою дверь и дёргал ручку, не переставая.
— Нурай! Открой! Почему закрылась?! — кричал Самир. — Я сейчас дверь выбью!
Я невольно застонала, протёрла сонные глаза. Голова была тяжёлой, в горле першило от недосыпа. Я медленно поднялась, босыми ступнями ощутила холод пола и, нащупав щеколду, открыла дверь. Самир практически влетел в комнату так, что чуть не ударил меня дверью.
— Ты почему ещё не одета? Зачем вообще закрылась? — возмутился он.
Я оглядела его: он был уже одет в ослепительно белую кандуру; от ткани пахло свежестью, от него — резким холодным парфюмом. Ничего не ответив, я прошла к кровати, легла и натянула одеяло до ушей. Не хочу ни видеть, ни слышать его.
— Нурай, — прошипел он, — характер потом показывать будешь. Сейчас — одевайся. Через два часа все приедут. Не смей позорить меня, ясно? — Он резко стянул с меня одеяло и бросил его на пол.
Подойдя к шкафу, Самир распахнул дверцы и принялся рыться, шурша вешалками, рассматривая каждое платье, как будто выбирал товар, а не мою одежду.
— Мне самому тебя одевать? Без проблем, — с усмешкой проговорил он, перебирая вещи.
Я резко поднялась и села на кровать, стиснув пальцы.
— Зачем ты припёрся? Иди одевай свою девушку и женись на ней! А меня оставь в покое, — выпалила я, чувствуя, как внутри всё кипит.
— Перестань. Она просто подруга, — сухо отрезал он и наконец швырнул на кровать платье.
— Подруга? Пупсик, я не глупая, — сказала я с кривой ухмылкой.
Его взгляд потемнел, стал тяжёлым, жёстким.
— Ещё хоть слово — и ты получишь, — процедил он и бросил мне в лицо это платье. — У тебя пятнадцать минут. — Он развернулся и вышел, громко хлопнув дверью, от чего по стенам прошла дрожь.
Я сжала в руках это проклятое платье — тонкая ткань резала пальцы, как бумага. Ненавижу его. Просто ненавижу. Грудь сдавило, к горлу подкатил ком. Я поднялась, накинула халат и направилась в душ.
В ванной воздух был прохладным и влажным; зеркало запотело от одного только дыхания. Я открыла воду — тонкая струя зашипела, будто повторяя его тон. Холодная плитка под босыми ногами отрезвляла. Я стала чистить зубы и, глядя на своё смятое отражение, думала о главном.
Рассказать отцу. Он терпеть не может измены, двойных отношений, многожёнства. Для него, как для мужчины, это низко и унизительно для любимой женщины. В этом плане мама всегда была спокойна: она ему доверяла и никогда не боялась ни измен, ни того, что он приведёт кого-то ещё. Отец этому со всех сил учил Карима — быть честным, держать слово, не играть сердцами. Карим, наверное, сейчас, пока молод, любит погулять, но я верю: когда женится, станет таким же преданным одной женщине.
И если мой отец узнает, что у Самира на стороне есть девушка — та самая, что вчера вломилась в наш дом, — и, я почти уверена, они провели вместе ночь… Может, хоть тогда он заберёт меня. Ведь такими поступками Самир показывает явное неуважение ко мне — к своей будущей жене. Мысль об этом обожгла и одновременно дала слабую опору, как перила на скользкой лестнице.
Я сполоснула лицо ледяной водой, с трудом перевела дыхание и выпрямилась. Возможно, сегодня весь этот кошмар закончится.
От лица Самира.
Я стоял на кухне, возился с завтраком — решил быстро что-то перекусить, пока эта «принцесса» возится и приводит себя в порядок. Если она будет тянуть и дальше, наши родители приедут, а она так и не выйдет.
— Самирчик! — вдруг пропела Лейла своим противным, приторным голоском.
— Да что тебе? Ты почему ещё здесь? — раздражённо бросил я, даже не обернувшись.
Она стояла, заламывая руки и строя из себя невинную девочку. Эта девчонка когда-то и правда очаровала меня своей наигранной наивностью: с ней легко управляться — всё, что ей надо, это деньги. Уже полгода бегает ко мне: я даю ей деньги — она мне тело. Всё просто. Никаких обещаний, никаких «навсегда», никаких золотых гор. Но я уже наелся этим. Надеюсь, это наша последняя встреча. Сегодня я стану «примерным семьянином»: у меня будет красавица-жена, и эта пустая кукла мне больше не нужна. Честно говоря, с ней стало откровенно скучно.
— Я хочу сегодня на маникюр, — промурлыкала Лейла и положила свои ухоженные руки мне на грудь, словно хотела снова обвить меня паутиной.
Я медленно поднял взгляд и, сдерживая раздражение, процедил:
— Лейла, я тебе всё вчера объяснил. Всё. Забудь меня и уходи, если не хочешь проблем. — Я плавно схватил её за шею, сжимая достаточно, чтобы она почувствовала мою власть.
Она закусила губу, но даже это выглядело наигранно.
— Ты из-за этой? — с ухмылкой спросила она. — Она ведь ничего не знает… Она не сможет тебя… благотворить.
Я хмыкнул, убрал её руки и оттолкнулся от неё, делая шаг назад.
— Это уже наше с ней дело. Уходи, Лейла. Пока я сам тебя не выставил. Или, может, лучше — продал, — сказал я с холодной усмешкой.
Её улыбка мгновенно исчезла. Она прекрасно знала, что я вместе с Фарисом работаю с борделями и мы поставляем туда девушек.
— Ладно, уйду, — пробормотала она. — Только дай деньги за моральный ущерб и за мои нервы, которые я на тебя потратила.
Я усмехнулся. Всё, что её интересует — это деньги. Даже прощаясь, она думает о кошельке.
— Я скину на карту. Теперь — проваливай.
Она кивнула, резко развернулась и, цокая каблуками по плитке, удалилась.
Я вернулся к готовке. В доме воцарилась тишина, но ненадолго — я знал, что моя невыносимая «жена» будет спускаться, только когда настанет время никаха.
Я глянул на часы. Всего десять утра. Два часа, чтобы всё успеть. И всё равно — не думал я, что с ней окажется так сложно. Наблюдая издалека, видел в ней тихую, спокойную, красивую девушку… А вблизи — капризная, упрямая, с характером. Тяжело вздохнув, я откинулся на столешницу.
Сладкая жизнь у меня впереди. Пока я не обанкрочу её отца. А потом разведусь. Любви нет, я в неё не верю. Мне просто нужно расширить бизнес. Джамаль Аль-Мансури слишком умен, слишком быстро развивает своё дело, ему почти невозможно допустить ошибку. Но и мне непросто. Поэтому сначала эта женитьба: мы будем партнёрами, а потом я сделаю так, чтобы всё его дело перешло в мои руки, а он остался ни с чем. Пусть знатный Джамаль станет нищим.
Об этом знаю только я и Фарис — он активно помогает мне. Мы поделим всё пополам.
А ребёнок? Да, он мне нужен. Наследник. После развода он в любом случае останется со мной.
— Вай, вай, — сладкий голос вывел меня из мыслей. — Пупсик готовить умеет?
Я закрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь не сорваться. Хотелось подойти и заставить её замолчать за вчерашнюю выходку. Эта девчонка будет напоминать мне о ней до конца брака, я это уже чувствую. Только пусть попробует ещё раз назвать меня так. Пожалеет, что вообще говорить умеет.
Я повернулся к ней, собираясь вылить своё раздражение, но замер.
Она появилась в красном закрытом платье, усыпанном стразами. Ткань подчёркивала каждую линию её фигуры. Каблуки делали её выше и грациознее, и она уверенно стояла на них, словно носила их всю жизнь. Руки — сцеплены в замок перед собой. А взгляд… большие карие глаза уставились прямо на меня. В её лице не дрогнуло ни одной мышцы. Кудри ещё слегка вились, макияж был лёгким — ровно настолько, чтобы подчеркнуть всё лучшее.
Я поймал себя на том, что напрягся и слишком долго смотрю. Наши взгляды встретились — и ничего. Абсолютная пустота. Она была спокойна, как гладь озера. Это насторожило. Может, что-то задумала?
Я рывком взял себя в руки.
— Что стоишь? — рявкнул я, пытаясь вернуть себе привычную власть.
Но внутри же я кипел: почему я веду себя с ней как идиот? Что мной движет? Я не могу и не хочу относиться к этой девчонке по-нормальному. И точно не хочу, чтобы она влюбилась в меня. Я не для этого затевал женитьбу.
— Могу и лечь, — язвительно бросила она.
Кровь в висках стукнула сильнее. Это хамство бесило меня. Никому не позволено так разговаривать со мной. Никому.
Я сделаю её такой, как нужно мне. Сломаю, подомну, выжму до конца.
— Рано ты нарядилась. Сейчас ещё испачкаешь, — процедил я, садясь за стол.
Она едва заметно пожала плечами:
— А кто сказал, что я что-то делать буду? Где твоя девушка? Пусть она за тобой ухаживает. Я-то тут при чём?
Она уже собиралась выйти, но я резко вскочил, схватил её за локоть и прижал к стене. Мгновенно перехватил её за шею. И вот — в глазах, где только что была пустота, вспыхнул страх и непонимание.
— Не смей так со мной разговаривать и вести себя, как будто ты выше меня! — прошипел я, сжимая сильнее.
Её маленькая ладонь отчаянно ухватила мою руку, но что она может против моей силы? Её пальцы словно детские, беззащитные.
— Сегодня ты будешь вести себя как следует. Поняла меня? — приблизился я вплотную, чувствуя её дыхание.
Её запах ударил в голову. Эти глаза, полные ужаса, словно пробили во мне что-то изнутри. Я почувствовал странное, чуждое себе ощущение… и резко отпустил её, сам не понимая, что меня остановило.
Она откашлялась, выпрямилась и посмотрела на меня сурово.
— Я тебя предупредил, — холодно бросил я, стараясь держать себя в руках. — А теперь иди и приготовь нам что-то перекусить.
Я развернулся и ушёл к себе, потому что иначе… я бы просто убил её на месте.
От лица Нурай.
Когда он ушёл, я долго не могла прийти в себя. В груди всё ещё стояла его хватка, будто пальцы до сих пор сжимали мою шею. Это не человек. Это зверь. Настоящий зверь. Он чуть не придушил меня… и я прекрасно знала, что мог бы, если бы захотел.
Я подошла к раковине, налила стакан воды и жадно выпила, но дрожь в руках не проходила. На столе увидела нарезанные овощи — он пытался приготовить что-то вроде салата. Почему-то у меня не было сил снова идти против его слов. Ради собственной безопасности я молча начала доводить его «кулинарные попытки» до конца. Резала, мешала, следила, чтобы ни капли не упало на платье.
***
Мы позавтракали молча. Словно два незнакомца. Я не проронила ни слова и даже старалась не смотреть на него — только слышала его дыхание и чувствовала тяжёлую атмосферу, которая давила на меня всё сильнее.
Теперь я стояла в гостиной у окна. На улице солнце уже палило, и я увидела, как на территорию заезжает кортеж: кадий, родители. Сердце болезненно сжалось. Я поспешно поправила на голове шейлу, глубоко вздохнула, будто пытаясь спрятать за этой тканью своё отчаяние.
Самир ещё утром коротко и холодно объяснил: его отец уверен, что мы всего лишь «присмотрелись друг к другу и я согласилась». Согласилась! Он сказал это так, будто я была счастлива отдать ему свою жизнь. Я знала: стоит мне сказать хоть лишнее слово — он убьёт меня. И проверять это я не собиралась.
Вскоре в дом вошли мои родители. С ними — Хашим и… Зайд. Увидеть Зайда было больнее всего. Я знала о его чувствах, и мне казалось, что он тоже всё понимает. Но я не теряла надежды: если отец узнает о вчерашнем унижении, всё может измениться.
И вдруг я услышала родные голоса. Сердце дрогнуло.
Первым в гостиную вошёл мужчина средних лет — кадий. Сдержанный, с лёгкой улыбкой, он кивнул мне.
— Добро пожаловать, — ответила я, постаравшись изобразить спокойствие, хотя внутри всё горело.
За ним шла мама. Я не выдержала — бросилась к ней и крепко обняла, вдыхая её родной запах. Она прижала меня так, будто понимала, как мне тяжело.
— Где Ясмин и Карим? — спросила я тихо, отстранившись.
— Отец запретил им ехать, — шепнула мама, — боится, что они могут испортить всё.
Я только кивнула, хотя сердце кольнуло: значит, он до конца уверен, что всё должно пройти по плану.
Следом появился отец. Его взгляд был тёплым, и он улыбался, словно гордился мной. Когда он раскинул руки, чтобы обнять, я не сразу поверила — но шагнула к нему и прижалась крепко. Он был моей единственной защитой, даже если сам и затеял этот кошмар.
— Можно поговорить с тобой? — спросила я тихо, с надеждой.
— Потом, — мягко сказал он и прошёл дальше, даже не остановившись.
Я осталась стоять с пустотой внутри. «Потом» могло и не наступить.
И вот зашли Хашим и Зайд. Я поприветствовала их улыбкой и кивком.
— Рад снова видеть тебя, дорогая, — с улыбкой сказал Хашим.
— Взаимно, — выдавила я улыбку и он прошёл внутрь.
Зайд посмотрел на меня так же с улыбкой; мы просто обменялись кивком. Наверное, ему было так же неприятно находиться здесь, как и мне.
Затем вошли Фарис и Халиме. Фарис и Самир пожали друг другу руки, а я крепко обняла Халиме. Не сказав больше ни слова, мы с Самиром сели на мягкие подушки напротив кадия — он уже приготовил всё необходимое. Рядом с нами разместились Фарис и Халиме, отец сидел по мою сторону, на диване расположились остальные.
И началось.
— Ты согласен взять эту женщину в жёны? — обратился кадий к Самиру.
— Да, согласен, — сразу ответил он.
— Ты согласна выйти за этого мужчину? — обратился кадий ко мне.
Я опустила взгляд. Всё внутри будто отступило: это конец — конец моей прежней жизни. Последняя надежда умерла, ведь отец даже не стал меня слушать. Ощущение, что ему стало наплевать на меня… Я почувствовала, как сползает лёд по спине.
— Да, согласна, — едва выговорила я эти слова.
Кадий кивнул.
— Теперь нужно обсудить махр, — сказал он.
— В махр моя жена получает: яхту, золотые украшения, абонемент в спа-салон, золотой кабриолет и частный самолёт, — спокойно перечислил Самир.
Отец улыбнулся ещё шире и кивнул, явно довольный такими подарками.
Кадий подал нам документы и ручку — нужно было подписать и указать дополнительные пожелания.
— Если есть какие-нибудь пожелания, мы можем обсудить их сейчас, — сказал он.
— Моя жена будет учиться дистанционно, а дальше она пойдёт учиться, если захочет, после того как родит мне ребёнка, — спокойно сказал Самир.
Я тяжело вздохнула и закрыла глаза. Руки сами сжали платье — словно тело оцепенело, и слёзы, едва сдерживаемые, жгли глаза. Кадий посмотрел на меня, ожидая моих требований.
Я помнила наш разговор: я должна была разрешить многожёнство. Мне было наплевать — пускай он женится ещё, пускай отстанет от меня. Я уже знала, что счастья от этого не будет, но выбора у меня не было.
— Я разрешаю своему мужу иметь ещё одну жену, — спокойно сказала я.
По комнате пронёсся шорох удивления. Особенно удивлён был отец — он всегда учил меня, что женщина должна быть единственной и любимой для своего мужчины, как мама для него. И я очень хотела этого. Но сейчас всё иначе. Самир улыбнулся, явно доволен.
Кадий протянул документы; первым подписал Самир, затем — я, отец, Фарис и Халиме. Самир достал кольцо — то самое, которое мы купили, взял мою руку и надел его на палец.
Вот и всё. Ничего уже не изменить. Но я всё равно буду стоять на своём. Я буду следовать своему плану, каким бы он ни был, и притворяться, будто смирилась. А ночь… эта ночь будет просто ужасной. Главное — у меня не будет выбора для близости с ним.