Глава 24.
Портреты, нарисованные им, были прекрасны, кстати. Мама - гордая царица, решительно смотревшая куда-то вдаль, очаровала меня с первого взгляда. У неё были точь-в-точь такие же глаза, как у брата... Как и у меня сейчас. Она была поразительно красивой, и главное, что она была столь же красива душой. Добряк-отец получился у Йостена таким солнечным, что от портрета шло какое-то непонятное тепло. Отец смотрел на меня так по-доброму, что мне даже становилось легче отчасти. Андреа, оказывается, тоже была достаточно привлекательна внешне. Йостен изобразил её сидящей в каком-то кабаке (ковбойская тематика, что ли), на ней было красное платье, правая лямка которого сползла почти до локтя. На её приоткрытых глазах
всё это, я очень любил рисовать, как и Йостен. Я долго осваивал азы рисования, потом запоминал, какие цвета нужно смешать, чтобы получить, допустим, оранжевый. Мне казалось, что я смогу понять, какой из цветов - цвет жизни. Но пока что как-то всё не сходилось, не получилось. Ни один из цветов с жизнью у меня не ассоциировался.
Когда я учился на втором курсе, Габриэль, уже к тому времени вышедшая замуж за одного неплохого молодого человека, забеременела и родила ребёнка. Милейшую девочку, названную Анной. Габриэль показала мне фотографии с того дня, когда она родила Анну, и для меня стало открытием что, оказывается, когда человек рождается, он весь... В крови. Не знаю, мне казалось, что это не так. Я чудо-биолог, конечно. Потому, кстати, мне и было местами очень сложно учиться.
В двадцать пять лет я познакомился с удивительной девушкой - Даниэлой. Она сразу как-то по-доброму стала ко мне относиться. Правда, признаться, меня ужасно напрягало, когда эта девушка называла меня Йостеном. Я тогда ещё не настолько привык к этому имени. И потому каждый раз, когда она меня так называла, в моей голове всплывали воспоминания о фотографиях Йостена и Андреа. Хотя я и обзавёлся девушкой аж на десять лет позже, чем мой брат. Даниэла и знать не знала, что я восемнадцать лет отроду был слепым. Я не рассказывал ей этого (а зачем?). Где-то полтора года спустя я позвал её замуж. Я действительно почувствовал, что влюбился, и что готов к чему-то более серьёзному.
Буквально через пару месяцев Даниэла заговорила со мной о детях. О наших потенциальных детях, скажем так. Я был не против, даже "за". Очень "за". И, вроде бы, всё хорошо, но как-то раз ночью меня осенило: а что, если мой ребёнок родится слепым? Я в ту же секунду вскочил с кровати, побежал к своему рабочему столу, поднял все биологические архивы, перечитал всю генетику, вспомнил "теорию вероятности" и начал высчитывать. Проблема была в том, что я очень мало знал о своей собственной семье, о своих предках, так сказать. Но я прекрасно осознавал, что мой ген зрения с изъяном. Очень большим изъяном. Получив данные, что мои потомки во втором поколении могут родиться слепыми с вероятностью более пятидесяти процентов, я начал думать, что в такой ситуации делать. Я не хотел, чтобы кто-нибудь из моих внуков оказался слепым и мучился полжизни, как я. А главное: как сказать Даниэле о том, почему я теперь задумываюсь, стоит ли нам заводить детей? Она явно этому не обрадуется.
В итоге я начал просто тянуть время. Даниэле всё это очень не нравилось. Мы ссорились всё чаще, и я чувствовал себя и только себя виноватым в этом. Так оно и было, в принципе. В очередной раз я не выдержал и ушёл из дома. Я поехал к Габриэль за советом. "Ни в коем случае не рассказывай ей ничего! Тем более, что ты ничем не докажешь, что там, в могиле, лежит не Мартин, а Йостен! Да и Даниэла не знает, что у тебя есть брат! Ты с ума сошёл? Нет, ни в коем случае. Она не поверит тебе!" Я сначала послушал Габриэль, но...
Как-то раз Даниэла во время очередной ссоры начала плакать, говоря, что я не люблю её, что я не хочу от неё детей по каким-то своим странным причинам, что я, не пойми, почему, взял её в жёны и просто ищу повод, чтобы с ней порвать. Но это же было совсем не так! Я любил Даниэлу всем сердцем и был рад прожить с ней до конца своих дней, я искренне хотел сделать её самой счастливой на планете, но я не мог, не мог позволить ей забеременеть от меня по понятным причинам. Я не хотел из-за своего личного эгоизма после испортить жизнь и своим детям, и своим внукам. И тогда я, не выдержав, рассказал Даниэле всё. И о брате-близнеце, и о своей врождённой слепоте, и о том, что я сейчас живу под именем своего брата - обо всём. Она смотрела на меня, как на чокнутого, невзирая на то, что я даже объяснил, откуда небольшие шрамы возле глаз (а она спрашивала как-то раз у меня). Я излил ей всю душу, не утаил ничего, ни единой детали. Я потратил часов пять, чтобы пересказать ей всю свою жизнь до её появления в ней.
И неоднократно повторял: "Нам нельзя иметь детей, иначе у них может родиться ребёнок с такими же отклонениями, как и у меня! То есть слепой! Гены мои после пересадки глаз никуда не делись, понимаешь?" - и всё в этом духе.
Так продолжалось аж до четырёх утра. Даниэла выслушала меня, а потом, не сказав ни слова, ушла спать в гостиную, одна. Я же так и не смог уснуть. Я вышел на балкон и выкурил целую пачку сигарет от волнения и переполнявших эмоций. Так-то я уже почти не курил... Почти... По крайней мере, при Даниэле. А сейчас меня переполняли мысли о том, поймёт ли меня девушка.
Где-то часов в десять утра я позвонил Габриэль и спросил, сохранились ли какие-нибудь документы, доказывающие, что Йостен Нильсен мёртв, а я на самом деле Мартин Нильсен. Габриэль ответила, что всё уничтожила. Я официально был Йостеном. А также было свидетельство о смерти Мартина.
Как раз в момент звонка проснулась Даниэла. Я подбежал к ней, но не смог найти ни слова почему-то. Она зашла в ванную, умылась, привела себя в порядок и ушла на кухню. Я пошёл за ней и сел напротив неё за столом.
- Даниэла, скажи хотя бы что-нибудь.
- Я не хочу разговаривать с человеком, от которого пахнет сигаретами.
Я спокойно встал и пошёл в ванную. Умылся, почистил зубы, даже голову помыл, чтобы от волос не пахло, переоделся. Когда я вышел, Даниэла стояла на пороге.
- Что случилось? Куда ты? - испуганно произнёс я, увидев, что в руках её какая-то большая сумка.
- Ты... Ты, Йостен, мог бы мне всё прямо сказать, а не... Вот так, - вдохнув, сказала она.
- Даниэла, но я не лгу тебе! Давай съездим к могиле моего брата! Даниэла, но я же не врал тебе никогда, почему ты не случаешь меня?
- Йостен, понимаешь ли... На это нет никаких доказательств. А Габриэль, с которой ты так давно общаешься, я верить не намерена. Ничего не имею против неё. Но всё же. Она может сказать всё, что угодно.
- Господи, Даниэла, будь у меня хотя бы какие-то документы!.. - я подошёл к ней ближе, но боялся даже коснуться девушки. Она... Была так холодна теперь ко мне. - Даниэла, я люблю тебя, ты понимаешь? Я бы сам с радостью, я осознаю, что ты хочешь детей, и я их хочу! Но, поверь, не надо, не надо, умоляю тебя! Наши дети, внуки и, возможно, их потомки будут ещё долго мучиться из-за моей болезни! Я не хочу плодить себе подобных!
Она отвела взгляд и тяжко вдохнула.
- Йостен, извини, но я не могу поверить ни единому твоему слову. Прости. Ты же дашь мне развод?..