Глава 15. Финиш?
Они добрались до спальни, словно всю дорогу тащили за собой невидимый ток — лёгко покалывающий, нетерпеливый. Полутьма приглушала краски, но каждое касание казалось ярким. Тимур включил на тумбочке маленькую лампу: мягкий янтарный круг света, ровно столько, чтобы видеть выражение глаз.
Он остановился напротив Николь и просто смотрел, пока она не сдала позиции и не шагнула сама. Их губы встретились, будто продолжая вчерашний разговор телами: нет спешки, но внутри — голод. Он притянул её за талию, большим пальцем очерчивая поясницу выше линии джинсов. Её футболка вздрогнула от его ладони, скользнувшей к обнажённой коже.
— Скажешь «стоп» — я услышу, — прошептал он.
Николь ответила тихим «да» и прильнула ближе. Дыхание сбилось у обоих. Она расстегнула пуговицы его рубашки неторопливо, чувствуя, как под пальцами напрягаются мышцы. Головой кружило не от темноты, а от власти: каждый сантиметр открывала она, и он позволял.
Когда остались только бельё и кожа, поцелуи стали жаднее. Пальцы Тимура прошли по внутренней стороне её бедра — не резко, а чуть замирая, чтобы уловить реакцию. Николь вскрикнула полувздохом, сама толкнувшись тазом навстречу этому прикосновению. Она боялась громких слов, но тело отвечало честно: дрожью в коленях, лёгким выгибом спины.
Он опустил ладонь выше, где тонкая ткань белья уже не скрывала влажного жара. Кончиками пальцев очерчивал контур, будто рисовал невидимую форму её желания, пока она не задышала отрывисто. Зрачки Николь расплавились в чёрный мед, когда он нашёл точку, от которой тело дернулось само. Он ловил каждый стон губами: сначала бок шеи, потом раздразнённый уголок рта.
— Давай так... сначала медленно, — предложил он, почти не отрываясь. — Я слушаю тебя.
Она кивнула и впилась пальцами ему в плечи, словно просила не останавливаться. Первое глубокое движение его пальцев заставило Николь выдохнуть вслух — не крик, а удивление: можно так мягко и так ярко сразу. Второе движение он сделал осторожнее, выжидая. Она только бессознательно утянула его ближе бёдрами, и это было лучше любого слова.
Темп стал волнообразным: медленный вход, чуть более настойчивый выход. Поверху его большой палец скользнул теплее, мягко нажимая там, где хотелось усилить ток. У Николь перехватило горло, уткнулась лбом ему в шею, смущённо пытаясь приглушить стоны. Он не дал: поднял подбородок, заставил смотреть прямо. В глазах — не спрос, а восхищение тем, как она раскрывается.
Когда её дыхание сорвалось окончательно, она обвила ногами его талию, не замечая, как бельё становится лишним. Он снял тонкую ткань почти без паузы, словно освобождая то, что уже давно просилось наружу. Прижался всем телом, дав почувствовать твёрдую готовность. Она дрожала, но не от страха — от осязаемой полноты момента.
— Можем остановиться, — напомнил он, поднимая руку, чтобы погладить щеку.
— Не надо, — выдохнула Николь. — Я хочу... дальше. Но медленно, пожалуйста.
Тимур достал из ящика прикроватной тумбочки защиту, на секунду коснулся лбом её лба, улыбаясь едва заметно, как перед прыжком в воду — и позволил событиям идти за ритмом их тел.
Первый реальный шаг был осторожным: он входил так, будто читал по изгибу её спины, как далеко позволено. Николь стиснула простыню, лёд смущения таял под огнём близости; острая грань ощущений сменялась внезапной, волной мягкого тепла. Он замер, ловя каждый спазм, каждый дрожащий кивок. Она не говорила «продолжай», но её бедра подвигались навстречу сами; этого оказалось достаточно.
Дальнейшее шло само: движение медленное, глубина чуть растущая, их дыхания сплетались, будто поднимали в такт одну волну. Где-то посреди этого ритма Николь поняла, что больше не мысленно контролирует боль — тело само меняет порог, превращая остроту в сладкое напряжение. Выдохи превратились в тихие «да», а сердце било в грудь Тимуру через их спаянные груди.
Когда внутренний жар собрался в плотный ком и развернулся оглушительным светом, её голос сорвался громче, чем она когда-либо себе позволяла. Тимур прижал её крепче, ощущая, как пульсация уносит последние сомнения, и сам отпустил контроль, растворяясь в ритме их общего разбега.
Они долго лежали неподвижно, словно оба привыкали к новой реальности, где границ стало меньше, а тишина — громче. Николь первой нашла слова:
— Я не думала, что «медленно» может быть таким сильным.
— Сила — не в скорости, — прошептал он, — а в том, сколько чувства внутри движения.
Она улыбнулась, уткнувшись лбом в его ключицу. В груди — ни капли страха, только тепло и лёгкая дрожь послевкусия.
А за окном ночь — тёплая, как их кожа, — едва заметно переводила дыхание вместе с ними.
.........