Тело на прокат

День начался с коллективного ворчания, «день уборки» не вызывал энтузиазма. Новое правило, введённое руководством для поддержания порядка, совсем не вдохновляло сотрудников. Лаборатория, хоть и всегда казалась чистой, нуждалась в регулярной дезинфекции и проверке оборудования.

— Ненавижу день уборки, — пробормотал Гинкго, с нехотя водя тряпкой по поверхности стола.

Марк, стоявший неподалёку и расставляющий на место химические реактивы, только молча кивнул. Ему нравился чистота помещение, особым желанием возился с уборкой. Для Гинкго весь этот процесс казался ему лишним, отвлекающим от основной работы. Ведь это тормозил его новую разработку.

— Всё ради чистоты, — добавил Марк, поднимая руки с тряпкой. — Здесь у тебя плесень растет, не твое?

Тем временем, в углу, заваленный бумагами и расчётами, сидел Тревор. Он не только занимался физической уборкой, но его задача была не менее утомительной. Тревору нужно было сверить отчёты о производстве с фактическими данными. Порой его руки замирали на калькуляторе, когда он снова и снова проверял одну и ту же строку, пытаясь понять, где именно произошёл сбой. Не все показатели совпадали с планами, и это раздражало его. Эта работа требовала концентрации и терпения, чего ему, в отличие от коллег, было не занимать. Гинкго, отдавал отчеты по фактическом значение, его отчеты не волновало. Марк, немного неуклюж в цифрах, у него часто меняется настроение. Марк, только когда его настроение настроен серьезно отчеты выходили точно. И его быстро утомляет монотонные работы.

— Машина на производстве снова дала процент брака выше нормы, — пробормотал он, не отрывая взгляда от таблиц. — Если это не решить, будут проблемы с заказчиками.

Гинкго, явно страдая от скуки, кинул тряпку в ведро и махнул рукой.

— Сколько можно мучиться с этими машинами? Может, пора обновить оборудование? — предложил он, оглядывая лабораторию.

— Дело не в машинах, — спокойно ответил Марк. — Проблема в сырье. Оно иногда приходит не того качества, что заявлено. Это и создаёт перерасход.

Марк, который пытался сосредоточиться на своей части работы, вдруг остановился и с ухмылкой посмотрел на Гинкго.

— Ты же помнишь, как мы закрывали квартал в прошлом году? — спросил Марк. — Немного магии, несколько хитростей и переименование продуктов. Фальсификация полной красе.

Гинкго засмеялся.

— Это было чудесно, — сказал Гинкго. — Но, увы, этот трюк больше не пройдёт. После того случая с переименованием нас заметили, и теперь придираются к каждой мелочи.

Уборка в лаборатории требовала особого внимания. Там, среди множества мелких приборов, тонких стеклянных колб и реактивов, каждый уголок должен был быть тщательно очищен. Здесь было полно труднодоступных мест, под столами, за шкафами с химическими веществами и вокруг громоздких аппаратов для синтеза. Марк и Гинкго аккуратно протирали всё, стараясь не нарушить хрупкую систему приборов, где одно неверное движение могло бы привести к серьёзной поломке.

— Честно говоря, ненавижу эту мелочёвку, — проворчал Гинкго, осторожно обтирая одну из колб. — Это как собирать пазл, только без картинки на коробке.

— Но зато чистота лаборатории, это залог точности наших исследований, — спокойно ответил Марк, промывая стеклянные колбы. — Если мы что-то упустим, результат эксперимента может исказиться. Да и кто хочет, чтобы прошлогодняя пыль попала в новые пробы?

Для отдела разработки и производства было выделено два помещения средних размеров, одно служило офисом, другое лабораторией. Большая комната для производства занимала весь первый этаж и четверть второго. На втором этаже, отделённом от производственной зоны, работали упаковщики. Их задачей было точное разделение капсул, упаковка, стикеровка и хранение продукции. Рабочий процесс был налажен, и каждый знал своё место.

Тревор, сидя за своим столом в офисе, был полностью погружён в цифры. Его внимание должно было быть полностью сосредоточено на расчётах, но события вчерашнего дня давали о себе знать. Ссора с Мэри, которая работала в финансовом отделе, мешала сосредоточиться. Она не отвечала на его сообщения уже второй час, хотя обычно оперативно реагировала на любые вопросы, даже когда чувствовала себя плохо. Такое её поведение было необычным и выбивало Тревора из колеи.

Мэри всегда отличалась профессионализмом, и в их общении подобных неловких моментов не было. Никаких сообщений. Обычно Мэри действовала чётко и сдержанно, всегда держала эмоции в стороне. Но сегодня её тишина казалась непривычной, почти пугающей.

— Тревор, ты закончил? Мы переходим на первый этаж, лабораторию закончили, — откинувшись в кресле, объявил Гинкго, выглядывая в офисе.

— Да, почти... Вот только Мэри не отвечает на мои сообщения. Мне нужен бухгалтерский отчёт, а её всё нет, — Тревор нахмурился, не отрывая взгляда от экрана монитора.

— Наверное, это из-за вчерашнего разговора, — проговорил Гинкго, осознав свою оплошность, когда увидел грозный взгляд Тревора.

— Вчерашнего разговора? — с интересом спросил Марк, готовя себе кофе. Он уже сложил один и один в голове, но уточнил для уверенности, — Что-то случилось?

— Ничего, — коротко парировал Тревор, резко закрыв ноутбук.

— Уверен? — Марк, обладая почти интуитивным чувством к деталям, внимательно посмотрел на него. Вчерашний вечер, когда он встретился с Мэри, возник в его памяти, её слёзы и вопросы про его детство. Он смотрел на Тревора взглядом, который тот знал слишком хорошо, и понимал, что лгать не имеет смысла.

Тревор отвёл глаза, а Гинкго попытался сгладить ситуацию.

— Про детство... Это уже моя вина, — виновато поднял руку Гинкго. — Вчера между Мэри и Тревором было недопонимание, я пытался объяснить ей некоторые вещи. Похоже, это её сильно задело.

Марк тяжело вздохнул, потирая переносицу.

— Дай угадаю, она пыталась спасти меня? — с утомлением спросил он.

Оба друга синхронно кивнули, понимая, что вопрос был риторическим.

— Вчера я думал об этом, — продолжил Марк, — Если раньше я хотел, чтобы Мэри ответила мне взаимностью, то теперь понимаю, это не то, что нужно. Вы знаете мою истории. Травмы детства, отсутствие отца... С меня выйдет плохой муж и отец. Она заслуживает кого-то лучше, а не меня. А я... должен отпустить её. Чем больше времени мы проводим вместе, тем сильнее мне кажется, что я её только тяну вниз.

— Марк, ты ошибаешься, — твёрдо сказал Тревор, сделав шаг вперёд. — Ты не станешь плохим отцом или мужем. Ты видел худшее, ты знаешь, каково это, и именно поэтому не повторишь тех же ошибок. Ты можешь дать ей то, чего у тебя не было, любовь и защиту.

Марк благодарно кивнул, но его взгляд оставался напряжённым.

— Спасибо, Тревор. Но, честно говоря, сейчас не время об этом говорить. — Он налил себе кофе и сделал глоток. — Давайте просто выпьем кофе и пойдём убираться в цеху.

Цех был полной противоположностью лаборатории. Здесь всё было гораздо проще. Просторное помещение, высокие потолки, большие производственные линии и громоздкие машины, чьи поверхности требовали более грубой и быстрой очистки. Если в лаборатории приходилось осторожно вытирать каждую деталь, то в цеху они могли использовать шланги с водой и обрабатывать машины специальными растворами. Это место было продумано до мелочей, с удобным расположением оборудования и встроенными дренажными системами, которые позволяли легко справляться с загрязнениями.

Марк включил шланг и начал промывать стены и полы, вода шумно стекала по наклонным поверхностям, собираясь в сливных каналах.

— Вот это я понимаю, нормальная уборка, — усмехнулся Гинкго, стоя с тряпкой в руках возле большого оборудования. Он провёл рукой по поверхности одной из машин, оставляя влажный след. — Ни тебе мелких приборов, ни тонких стекляшек. Один раз прошёлся и всё чисто.

— Не расслабляйся, — предупредил его Тревор, обтирая механизмы. — Если оборудование загрязнится или плохо высохнет, это может повлиять на качество продукции. Если забор сырья пройдёт через грязные валы или фильтры, у нас будет брак.

— Да понял я, понял, — отмахнулся Гинкго, проводя тряпкой по металлической поверхности. Марк продолжал промывать полы, задумчиво наблюдая за тем, как вода стекает в каналы. Но что-то в этом упорядоченном процессе уборки, в котором всё происходило по чётким правилам, действовало на него успокаивающе. В цеху не было места эмоциональным метаниям или драмам. Здесь всё было ясно, машина либо чистая, либо нет. Всё можно исправить, если действовать последовательно.

— Если бы всё было так же просто и с людьми, — тихо пробормотал Марк, выключая шланг.

— Что сказал? — не услышал его Гинкго, вытирая пот со лба.

— Ничего. Просто думаю, что всё это напоминает мне наши отношения с людьми. В лаборатории – сложная структура, где один неверный шаг может всё испортить. А в цеху – чёткая, простая система. Здесь либо всё работает, либо нет, — ответил Марк.

— Люди всегда сложнее, Марк, — откликнулся Тревор, проверяя валы. — Мы не машины, нас нельзя просто почистить и настроить, чтобы всё снова заработало. Иногда всё ломается, и ты ничего не можешь с этим сделать.

— А иногда, — добавил Гинкго, — Всё, что нужно, это хорошая уборка. Немного усилий, и всё снова в порядке.

— Что ж, цех чист, — сказал Марк, бросив шланг на пол. — Я пойду помогать Мэри, чем вы будете заниматься?

— Я пойду присмотрю за грибком, чувствую, конец близок, — ответил Гинкго, протирая руки тряпкой с преувеличенным старанием. — Эти чёртовы эксперименты с культурами сводят меня с ума.

— А я займусь макулатурой, — сказал Тревор, с тяжёлым вздохом возвращаясь к своему рабочему месту. — Главбух снова параноит, будто мы крадём материалы. Честное слово, эта женщина – как ком в горле. Похоже, ей снова нужно пить свои таблетки.

— Точно, — подхватил Гинкго, присаживаясь на стул. — Представь, я объясняю ей, что директор сам попросил нас сделать препарат без лишней бумажной волокиты для группы людей, участвующих в эксперименте. А она всё равно поднимает шум, мол, мы украли экстракты! Не понимаю её вообще!

— Ну ещё бы, — усмехнулся Тревор. — Она умудрилась найти себе точную копию — свою мелкую помощницу. Та девчонка меня тоже выводит из себя.

Все рассмеялись, представив, как работает эта "копия", которая могла следовать за своим начальником, копируя даже её манеры.

— Да, с ней иметь дело не хотел бы, — добавил Марк, почесывая затылок. — Каждый раз, когда она заходит в лабораторию, у меня портится настроение. Её присутствие раздражает.

Когда Марк подошёл к лифту, чтобы отправиться на встречу с Мэри, рядом с ним встал мужчина с чёрным пакетом в руках. Пакет странной формы сразу привлёк внимание Марка, он был похож на бутылку, но форма была явно непривычной.

Первый этаж был самым шумным местом во всём здании. Это была зона производства и складов, где гудели машины, резонировал звук металла, и по полу катились тележки с готовой продукцией. Полы были выложены плиткой, устойчивой к ударам и химическим веществам, используемым в процессе. Огромные промышленные холодильники и стеллажи занимали значительную часть пространства, рядом стояли ряды с упаковочными материалами и сырьём. Работники в униформе сновали туда-сюда, подгоняли машины и следили за конвейерами. Здесь не было места для бюрократии всё вращалось вокруг работы.

Второй этаж был чуть спокойнее, но всё ещё кипел жизнью. Здесь располагался отдел упаковки: продукцию раскладывали по коробкам, считали капсулы, проверяли соответствие упаковок стандартам. Повсюду стояли длинные столы и герметичные упаковочные аппараты. Отсюда часто доносился щелчок крышек и ритмичное шуршание стикеровочных лент. Рабочие были сосредоточены, атмосфера деловая, но уже без производственного грохота. Просторные окна наполняли комнату светом, открывая вид на сад компании.

Третий этаж был вотчиной маркетинга и рекламы. Здесь царила совершенно иная атмосфера "open space" с перегородками из стекла, высоким потолком и запахом кофе. Стены украшали брендовые постеры и концепт-доски с креативами. Мониторы светились графиками, макетами и чатами. Сотрудники работали в наушниках, переговаривались с коллегами в переговорных или переписывались в корпоративных чатах. Тут всё бурлило, идеи, обсуждения, дедлайны.

Четвёртый этаж, куда направлялся Марк, был штабом руководства и финансов. В отличие от суетных нижних этажей, здесь царила тишина. Ковровые дорожки приглушали шаги, кабинеты отделялись стеклянными стенами, на которых отражались награды и аккуратно развешенные сертификаты. Всё было строго, чинно и отстранённо. Здесь считали, рассчитывали, анализировали. Здесь принимали решения, от которых зависело всё, что происходило на этажах ниже.

А вот пятый этаж был отдельным миром. Зона отдыха с диванами, книгами, настольными играми, кофемашинами и даже открытой террасой, откуда открывался вид на весь город. В тёплое время года сотрудники часто обедали именно там на солнце и в тишине. Здесь исчезал шум офисов, и каждый мог ненадолго почувствовать себя вне рутины.

В компании ходил устойчивый слух: чем выше этаж тем выше ранг. Этот миф, пущенный однажды кем-то из отдела маркетинга, оброс полубредовыми подробностями и стал почти корпоративным фольклором. Никто не говорил об этом всерьёз, но все подсознательно чувствовали. Особенно раздражало это Гинкго. Работая на первых этажах, он с язвительной иронией повторял.

— Чёртова лестница важности, — бормотал он, поднимаясь по ступеням. — Чем выше поднимаешься, тем меньше у тебя вес. Зато костюм дороже.

— Привет, Мэри, как ты? — спросил Марк, заметив, как она протирает полки у шкафа. Он тут же поспешил на помощь, аккуратно перевернув стопку бумаг, чтобы освободить ей место. Ему всегда не нравилось, когда она поднимает тяжёлое, хотя Мэри никогда не жаловалась.

Она улыбнулась, и в этом мгновении её лицо будто озарилось изнутри.

— Наверное, ты будешь меня потом ненавидеть, — сказала она, глядя, как он поднимает внушительную кипу папок. — Ты всегда выручаешь меня и дома, и на работе. Я уже привыкла, что ты как-то... просто берёшь и делаешь. Сегодня, когда возилась здесь одна, думала, вот бы ты был рядом. А потом сама же на себя и злилась, что без тебя всё раздражает.

Марк мягко улыбнулся.

— Помогать тебе — это не в тягость. Наоборот.

Она снова улыбнулась, но в её взгляде что-то замерло будто внутри промелькнула мысль, которую она не решилась озвучить.

— Почему ты не отвечаешь Тревору? — осторожно спросил Марк.

— Он что, написал? — Мэри с лёгкой растерянностью посмотрела на него. — Не заметила. Потом гляну.

Марк уловил в её тоне нечто уклончивое, но не стал настаивать. Они продолжили уборку в молчании. Марк собирал мусор, когда снова посмотрел в сторону Мэри. Она перебирала бумаги у полки, и её движения вдруг показались ему почти завораживающими. Тонкие запястья, лёгкие шаги, как будто она не касалась пола. Оверсайз рубашка не скрывала изгибов тела, а волосы, слегка упавшие на лицо, подчёркивали её уязвимую мягкость.

Не думая, он подошёл к ней сзади и обнял, прижавшись носом к её шее. Её запах всегда сводил его с ума он был почти болезненно притягательным, как будто где-то в глубине его души была струна, которая отзывалась только на неё.

— Ты что, отпусти, — шепнула Мэри, — вдруг кто-то зайдёт?

В её голосе сквозила тревога, но в уголках губ уже появилась та самая неуверенная улыбка — она не могла не улыбнуться, когда он был рядом.

— Никто не войдёт, — тихо прошептал он. — Все заняты уборкой.

Мэри сделала слабую попытку отстраниться, но не настояла. Его руки лежали на её талии мягко, как будто он держал что-то очень хрупкое. Несколько секунд они стояли молча, просто рядом, в этой маленькой и почти нелепой передышке среди пыли, бумажных отчётов и запаха чистящих средств.

— Если тебе нечем заняться, помоги мне, — сказала Мэри, ловко направляя разговор в более рабочее русло. — Тут не хватает папки с отчётами за ноябрь.

Марк тут же отпустил её, мгновенно переключившись на задание. Просьбы Мэри всегда были вне очереди сколько раз он бросал свои дела, чтобы помочь ей? И этот случай не стал исключением.

— Кто её брал в последний раз? — спросил он, уже мысленно прикидывая, куда идти и с кем говорить.

— Лея. Нужно у неё забрать, но сначала я уточню, — отозвалась Мэри и, выскользнув из его рук, села за стол, пробежалась пальцем по экрану телефона, листая контакты. Она морщила лоб и тихо шептала что-то себе под нос, привычка, которую Марк находил особенно милой.

Он молча смотрел, как она сосредоточенно работает с телефоном. Даже такие простые движения, как щёлчок ногтем по экрану или движение плеч, когда она поправляла волосы, были для него полны смысла.

— Уточнила, — сказала она, поднимая взгляд. — Папка в металлическом сейфе в офисе Лея. Но Леи сейчас нет.

Закрыв за собой дверь, они вместе направились на третий этаж. Мэри шла уверенно, почти с деловитой грацией. Некоторые сотрудники приветствовали её кивком или короткой фразой — девушки пытались заговорить, кто-то улыбался. Марк шёл рядом, немногословный, сдержанный. Его серьёзный взгляд и сосредоточенность не располагали к болтовне к нему обращались только по делу, и то неохотно. Он воспринимался как человек, у которого всегда что-то важное в голове.

Лишь Мэри могла нарушать это его молчаливое поле, и при этом чувствовать себя в нём естественно.

Коридоры третьего этажа были просторными и освещёнными яркими лампами. Везде мелькали сотрудники отдела маркетинга, рекламы и колл-центра, занятые своими делами. Шум телефонных разговоров и обсуждений проектов слегка заглушал их шаги, но для Марка и Мэри это был привычный рабочий фон.

Наконец, они подошли к двери офиса с номером 315. Это был один из тех кабинетов, что находился в глубине этажа, вдали от основной суеты. Люди редко заходили сюда без особой надобности, и это место казалось почти забытым в лабиринте офисных помещений.

Когда Мэри попыталась открыть дверь, та не поддавалась. Изнутри доносились глухие, неровные звуки, словно кто-то в спешке перемещал предметы. Она постучала, сначала вежливо, затем настойчиво.

— Сейчас, сейчас! — послышался голос изнутри, с нотками раздражения и суеты.

Они стояли в ожидании, слыша какие-то неясные звуки с другой стороны двери. Наконец, дверь резко распахнулась, и перед нами появился взволнованный тот самый мужчина который Марк видел в лифте. Он был высокого роста, примерно около 185 сантиметром. Его темные волосы были коротко стрижены и аккуратно уложены. Был одет в светло-синюю рубашку с геометрическим узором, которая хорошо сидела на нем. На ногах были удобные кроссовки черного цвета.

Когда Мэри попыталась войти внутрь, мужчина внезапно перекрыл ей проход. Марку это определенно не понравилось. Рука у него была прижата к бедру, пальцы всё ещё будто вытирали что-то о штаны.

— Нам нужно забрать папку с отчётами за ноябрь, — начала Мэри, пытаясь объяснить цель их визита.

Мужчина выразил разочарование тем фактом, что здесь нет нужных папки. Он производил впечатление немного странного. Мэри настаивала на том, чтобы мы все же вошли внутрь и проверили это сами. Он не сдвинулся. Но тут в разговор вмешался Марк. Он встал рядом с мужчиной и спокойно, но твёрдо сказал.

— Мы просто посмотрим и уйдём. Это займёт две минуты.

Он смотрел мужчине прямо в глаза, без тени колебания. Давление не было агрессивным, но ощутимым. Мужчина замер. Несколько секунд и отступил в сторону, пропуская их внутрь.

Кабинет встретил их лёгким беспорядком. Окна были распахнуты настежь, прямо напротив них гудел вентилятор — поток воздуха бил в стол, где, судя по следам, только что кто-то работал. Бумаги с него сдувало на пол, некоторые были придавлены степлерами и ластиками. В центре комнаты стояли сдвинутые стулья, а воздух был наполнен странным, тяжёлым ароматом не духи, не освежитель, а резкий запах дезодоранта, будто кто-то пытался срочно перебить другой запах.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Марк, пытаясь держать тон нейтральным.

— Я здесь заведующий складом, помагаю Лея с уборкой, — ответил мужчина с кривой улыбкой.

Мэри сразу начала осматриваться. Под одним из стульев, рядом с местом, где только что сидел мужчина, она заметила металлический ящик, прикрытый ворохом бумаг. Она наклонилась ближе но в этот момент мужчина шагнул к ней и резко схватил её за запястье.

— Это моё. Не надо трогать мои вещи, — произнёс он резким, хрипловатым голосом. Он тут же отпустил её, но жест уже прозвучал громко.

— Но нам срочно нужен эти отчеты, ты случайно не видел красную папку с надписью ноябрь? — просил Марк, пытаясь держать тон нейтральным.

— Нет не видел, — мужчина ответил. Марк не сводил с него глаз, его взгляд был холодным и пронизывающим, как у охотника, нашедшего добычу.

— Мельком не знаете ничего отсюда никто не забирал? — спросил Марк, его голос был спокоен, но в нём чувствовалось скрытое напряжение.

— Нет, ключи были у меня, никто не мог, — быстро ответил мужчина, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Но мы получили информацию, что папка находится в металлическом сейфе, — Марк сделал паузу, пристально глядя на мужчину. — Может, нам всё-таки стоит осмотреть здесь всё более тщательно? — уточнил Марк, продолжая давить.

— Я против, — мужчина повысил голос. — Мне некогда. Я работаю, и мне не нужны тут ваши беспорядки. Марк посмотрел на него с холодной улыбкой.

— Но тут уже беспорядок — заметила Мэри.

— Это рабочий процесс и беспорядок тоже рабочий, — с вызовом ответил мужчина, но было видно, что его нервы на пределе.

— Мы положим всё, как было, так что, — начал Марк, но мужчина резко перебил его.

— Я против, сказал же тебе, у меня нет времени, работаю, меня не волнует ваши отчеты. Так что уходите, — его голос дрожал, по щеке стекала капля пота

— Хорошо, мы пойдем, — Мэри направился к выходу.

— Кстати. Я слышал, что эти документы нужны главному бухгалтеру. Если мы скажем, что папки нет, она, скорее всего, придёт и будет искать сама. А она не любит, когда документы теряются. Мэри, можешь позванить?

Мужчина заметно напрягся. Его руки сжались в кулаки, он сделал полшага вперёд, будто хотел что-то сказать, но вовремя остановился. По его щеке медленно скатилась капля пота.

— Звонит не надо, ты.. меня? — крикнул мужчина.

— Мы вас чего? — у мужчина мускулы напряжены, кулак сжать, сделав половинки шагов он остановился и расслабился. И выдохнув он согласился.

— Мы рассчитываем на вас, вот ключи оставлю их здесь — Марк вышел с комнаты, непонимающе Мэри следовала за ним.

Марк сказал что посидит в террасе наблюдая за облаками.

— Долго будем сидеть? Нам нужно отчеты надо искать.

— Бережем силы, — Мэри не поняла смысл его слов. Спустя пятнадцать минут Марк встал, глянув на телефон, и с привычной спокойной уверенностью произнёс.

— Можем идти. Твой офис.

Он убрал телефон во внутренний карман бомбера, и они спустились вниз.

На столе, аккуратно, как будто ничто никогда не происходило, лежала та самая красная папка с надписью «Ноябрь».

Мэри широко раскрыла глаза. Она посмотрела на Марка, потом на папку, потом снова на него между удивлением, непониманием и лёгким раздражением.

— Подожди... Как ты это сделал? — вырвалось у неё.

— Немного шантажа.

— Какой еще шантаж, — продолжала ошарашено.

— Умеете хранить секреты? — Марк выдохнул кряхтением.

— Мой рот на замке, — Мэри имитацию замка, в районе рта.

— Хорошо тогда слушай. Начнем сначала когда ты постучал он не отвечал, потом будто спешке что то делал, когда открыл он закрыл проход собой, и держа ручку. В это время можно что либо сделать. И он постоянно потерял правую руку об штаны, особенно пальцы. Теперь самой комнате, окно было открыта нараспашку, и был включён вентилятор, не сказал бы что так жарко, на улице весна. Можно спокойно обойтись без вентилятора. Ну это косвенные улики, допустим в комнате жарко, ну стоял так что он легко может вдуть бумаги в окно, в такой условии работать сложно.

— Наверное он хотел выветрить комнаты разве нет? — Мэри.

— Верно, но зачем? Главное зачем было закрывать дверь на замок? Еще вопрос зачем проветривать комнату перед тем как кого сюда впускать?

— Чтобы избавится от запаха.

— Прямо точку. Еще когда я зашёл, почувствовал резкий запах дезодоранта, и от него тоже. И как думаешь какой запах он хотел скрыть по твоему?

— Сигаретный дым или запах перегара.

— Если его поймает здесь ему не сдобровать, еще когда я шел к тебе видел его черным пакетом. Подозреваю что там был алкоголь или в этом духе. Какие последствия будет за такое?

— Выговор и штраф, — Мэри была одна из тех кто следовала за правилами точностью.

— Главбух еще так его не оставить, она славится неприятностью алкоголю.

— Постой где был папка?

— Это не понято? Той коробочке который заметила ты. Там он хранил сигареты и алкоголь. Если ты позвонила главбуху, она поймала его поличным.

— Но эти документы, Главному бухгалтеру не нужны, — Мэри.

— Но откуда ему это знать, — улыбнулся Марк.

— Ну вот ты хитрый и умный когда тебе это нужно, — усмехнулся Мэри.

— Всё для тебя, — подмигнул Марк, и они вернулись к своим делам.

— Я забыл, ты обещала, что мы пойдем куда-то, — продолжила Мэри, — Что ты будешь делать с гостьей? Я не помешаю?

Марк поднял взгляд и ответил с лёгкой улыбкой:

— Всё под контролем. Мне ясно, кто сегодня будет гостьей.

— Кто? — заинтересованно спросила Мэри.

— Такая же нетерпеливая, как ты, — с усмешкой начал Марк, — Написала мне, вместо того чтобы устроить сюрприз. Это моя любимая сестренка.

— Родная? — удивилась Мэри.

— Нет, но стала как родная, — Марк слегка замялся, будто пытался найти правильные слова. — Помнишь бабушку, которая приходила ко мне в гости? — Мэри кивнула, вспоминая пожилую женщину, — Можно сказать она была импровизированного воспитательницей в детском саду, где я рос. В нашем детдоме нередки были брошенные дети. Матери, которые не могли обеспечить ребёнка или просто не хотели этого... Эта бабушка растила нас как своих. У меня есть два старших брата, одна сестра и ровесница Мария и младшая сестренка.

Мэри удивлённо посмотрела на него, не ожидая услышать такую историю.

— Но ты говорил, что ты рос с мамой, — её голос стал мягче, в нём сквозило лёгкое беспокойство.

Марк кивнул, его взгляд стал серьёзным.

— До пятого класса я был в приюте. Потом мама забрала меня. Всё как-то резко поменялось.

Он улыбнулся, но в улыбке проскользнула усталость, будто он не хотел углубляться в подробности. Он продолжал раскладывать бумаги на столе, словно пытаясь удержать лёгкость момента.

Мэри подошла ближе и без слов обняла его. Её руки мягко легли на его плечи, а Марк в ответ лишь вздохнул и на секунду замер, прежде чем неуверенно обнять её в ответ.

— Прости, — прошептала она.

— Ничего, — тихо сказал он, — Я не горжусь своим прошлым, но если его скрывать, раны никогда не затянутся.

Уборка подошла к концу, и суетливый ритм дня сменился лёгкой, почти курортной атмосферой. Сотрудники, усталые, но довольные, постепенно стекались на пятый этаж — в уютную зону отдыха, которую в компании полушутя называли «оазисом». Руководство решило поощрить коллектив за санитарный день небольшой вечеринкой под открытым небом.

Марк стоял в стороне, покачивая головой в такт музыке и наблюдая за Мэри. Она танцевала не вызывающе, но с такой естественностью, что казалась частью самой музыки. Волосы легко развевались при каждом её повороте, лицо светилось улыбкой. Свет фонарей мягко ложился на её фигуру, подчёркивая каждый изгиб. Она не старалась быть в центре — но была. Её присутствие вытягивало взгляд, и Марк, затаившись в тени, не мог отвести глаз. Всё казалось простым и недосягаемо красивым.

На другом конце крыши сгруппировались те, кто предпочитал танцам эпические битвы, у длинного стола развернулась жаркая настольная схватка. Кости, карты, фигурки, заклинания всё, как положено. Гинкго сидел с видом средневекового полководца, бросал кубики с театральной серьёзностью и что-то ворчал себе под нос. Игроки вокруг азартно спорили, предлагали стратегии, а Гинкго, нахмурившись, поднимал палец, призывая к тишине.

— Тише, господа. Сейчас решится судьба всей экспедиции, — произнёс он с пафосом, словно отыгрывая персонажа. — Или мы унесём ноги с золотом, или отдадим их гоблинам на закуску.

Смех за столом заглушил бросок кубика. Кто-то хлопнул Гинкго по плечу, кто-то отпил из пластикового стаканчика, атмосфера была как в старом студенческом клубе, лёгкая и шумная.

Чуть поодаль за столиками с напитками собрались те, кому ближе был латте, чем фэнтези. Здесь обсуждали рабочие неурядицы, отпуск, фильмы, жизнь. Казалось, будто на этот вечер все обязанности были временно отменены.

А вот в противоположном углу террасы, за стеклянным ограждением, одиноко сидел Тревор. Его взгляд был устремлён вдаль, за пределы праздника, туда, где мерцал ночной город. Его чашка кофе остывала, а мысли, казалось, всё глубже погружали его в себя. В этот вечер он был не участником, а наблюдателем, почти призраком, сидящим на краю живого праздника.

Марк почувствовал вибрацию в кармане короткий, но настойчивый звонок. Он поднёс телефон к уху, коротко выслушал, и его лицо изменилось, лёгкость ушла, уступив место собранности.

Он направился к Мэри, танцующей в кругу коллег. Положив руку ей на плечо, тихо сказал.

— Нам пора.

Мэри, чуть запыхавшаяся, посмотрела на него с лёгкой тоской, но кивнула. Она быстро попрощалась с коллегами, и они вместе покинули террасу, будто этот вечер для них закончился раньше, чем для всех остальных.

На парковке перед зданием их ждала девушка с рыжими волосами, резко контрастирующими с её бледной кожей. Она стояла рядом с элегантной Toyota Corolla серо-голубого цвета, чистой и ухоженной, словно только что с мойки. Машина выглядела строго, но современно аккуратные линии кузова, блестящие диски и ни единого пятна на стёклах. Девушка была в коричневом худи, синих джинсах и массивных наушниках, при этом в её чертах было что-то знакомое отголоски Марка.

— Ая, — негромко позвал Марк, подходя ближе.

Девушка тут же расплылась в улыбке и обняла брата. В её движениях чувствовалась лёгкость и естественность, как будто подобное приветствие между ними было чем-то обыденным, почти ритуалом.

Мэри невольно замерла, наблюдая за их встречей.

— Познакомьтесь, это моя младшая сестрёнка, Ая. А это Мэри, моя коллега, — представил Марк.

— Очень приятно, — кивнула Мэри, протягивая руку.

— Мне тоже, — ответила Ая, в её голосе звучала вежливость, но взгляд был пристальный.

— Красивое у тебя имя. Это что-то означает?

— "Созидание", — с лёгкой улыбкой кивнула Ая. — Или "строительство", если быть точнее.

— Красивое значение. Его тебе родители дали? — Мэри спросила почти машинально, и тут же пожалела слишком поздно осознав неловкость вопроса.

— Я своих родителей не помню, — спокойно ответила Ая. — Ба говорила, что отец оставил меня, написав только имя. Так и живу с ним.

Марк мягко взял у неё ключи и сел за руль. Ая устроилась на переднем сиденье, не теряя бодрого настроя. Мэри сзади, стараясь держаться скромно. В салоне было чисто и аккуратно, и ощущалось, что эта машина не просто транспорт, а почти семейная территория.

Пока Марк запускал двигатель, Ая уже перешла к навигации и переключению музыки, подбирая плейлист с той лёгкостью, с которой, казалось, читала мысли брата. Мэри наблюдала за ними, поражаясь тому, насколько слаженно они действуют, как будто каждое движение было частью одной отрепетированной сцены. Их взаимопонимание ощущалось физически лёгкое, незаметное, но плотное, как ткань.

Дорога быстро сменилась вместо шумного города за окнами проплывали деревья и ухоженные склоны окраины. Пространство будто растянулось, наполнившись спокойствием.

— Ба рассказывала, что Марк всегда был за старшего? Он присматривал за вами? — нарушила тишину Мэри.

— Ага, — кивнула Ая, обернувшись через плечо. — Старшие были вечно заняты учёба, работа. А мы с Марией оставались дома. Марк взял всё на себя. Готовил, следил за нами, помогал Ба. Даже когда начал работать, всегда приносил нам сладости хоть она его и ругала за это. Себе он никогда ничего не покупал. Настоящий старший брат. Я из-за него выросла разбалованной. Прямо маленькая принцесса.

Мэри молча наблюдала за его руками на руле. Слова Ая многое объясняли. Почему он всегда помогает. Почему отдаёт последнее. Почему... её он тоже балует.

Но вдруг, словно резко изменив настроение, Ая повернулась к зеркалу и произнесла с натянутой улыбкой.

— Ты ведь помнишь, что он мой брат, да?

Мэри подняла взгляд.

— Не думаешь, что ты немного... берёшь на себя больше, чем нужно?

В салоне повисла тишина. Марк повернулся к сестре.

— Ая, ты о чём?

— Ничего. Просто мысли вслух, — отрезала она, и взгляд её, брошенный в зеркало, стал острым, почти колючим.

Мэри сжала губы, но промолчала. Марк был напряжён, но не стал развивать тему. Машина мчалась дальше по прямой, но атмосфера внутри будто немного сдвинулась с ровного курса.

Дом, к которому они подъехали, выглядел как уголок уюта среди деревьев. Белые стены, тёмная крыша, аккуратный сад. Вдоль дорожки цвели герань и петуньи, в прудике у входа покачивались водяные лилии. На фасаде ставни тёмно-зелёного цвета, под окнами, цветочные ящики, а к двери вела мощёная каменная тропинка.

Среди клумб виднелась чья-то голова, пожилая женщина в лёгкой летней шляпе, с серебристыми волосами, собранными в аккуратный пучок, вырывала сорняки. На руках старые, но чистые садовые перчатки. Она медленно поднялась, заметив приближающихся, и улыбнулась тепло, чуть иронично.

Она подняла голову, услышав шаги, и приветливо улыбнулась. В её глазах блестела тёплая доброта и мудрость прожитых лет.

— Ба, не трудно ли тебе такими заниматься, — крича, приобнял Марк.

— Это единственное что мне разрешает, Мария и Ая взяли хлопоты с домом, — расхохотался Ба, такой старечким, таким добрым смехом, — Как я полагаю, наша гостья, это вы? — она посмотрела на Мэри протягивая руку.

— Это Мэри, моя коллега, на ужине познакомлю вас ближе, давайте, зайдем внутрь, — торопил Марк, толкая её по талии.

— Приятно познакомиться, — успела сказать Мэри, до того как зайти внутрь.

— Я сейчас закончу здесь, потом присоединюсь к вам, — Ба осталась в лужайке.

Внутри дома царила уютная и домашняя атмосфера, отражающая тепло и заботу его обитателей. Стены были украшены семейными фотографиями и картинами с пейзажами, выполненными в мягких, приглушённых тонах. Повсюду стояли полки с книгами, на которых можно было увидеть старые тома и современные издания, что придавало дому особый шарм. Пол был застелен старинным ковром с восточным узором, который приглушал шаги и создавал ощущение тепла.

На кухне кипела активная подготовка, Мария и женщина, быстро расставляли последние блюда, добавляя завершающие штрихи к ужину. Мужчина в соседней комнате, сидел у телевизора, но при появлении Марка и Мэри сразу встал, радушно улыбаясь. Дети, бегали по дому, воровато хватая сладости со стола, но при виде гостей остановились, с любопытством разглядывая Мэри.

— Мэри, это моя семья, — начал Марк, вводя её в круг своих близких. — Марию ты уже знаешь. Этот седовласый мужчина, мой брат Тимоти, а рядом с ним его жена Зендая. Эти маленькие леденцегрызы, их дети, Ирулана и Чани. Это дом, где я провел своё детство.

— Эй, я не седой! — с улыбкой отозвался Тимоти, потирая свою голову.

— Приятно познакомиться со всеми вами, — смущённо пробормотала Мэри, чувствуя на себе взгляды всей семьи.

— О, не нужно так официально, — засмеялся Тимоти, широко улыбаясь. — Подруга Марка, это наша подруга, да? — обратился он к детям, и те радостно закричали: «Да!»

— Все, руки мыть и за стол! Чани, позови бабушку! — громко скомандовала Мария, быстро убирая со стола последние полотенца.

— Пойдем, Мэри, я покажу тебе, где можно помыть руки, — предложила Ая, уведя её за собой в ванную.

— Как дела, Марк? Давно не виделись, — Тимоти подошёл к брату и похлопал его по спине.

Стол был уже почти готов. На нём стояли большие тарелки с мясными блюдами жареной курицей, тушёной говядиной и ароматной бараниной. Рядом салаты из свежих и маринованных овощей, запечённый картофель с зеленью и разнообразные соусы. Всё было украшено зеленью, на столе блестела нарезка из фруктов и выпечка. В центре горела маленькая свеча, создавая мягкий, приглушённый свет. Каждый уголок комнаты был пропитан теплом домашнего уюта и заботы.

— Надеюсь, Марк уже предупредил, что мы не кровные братья и сестры, — начал Тимоти с доброй улыбкой, обращаясь к Мэри. — Это наша любимая Бабушка. Без неё мы бы не смогли сидеть здесь сегодня, она укрыла нас от всех невзгод и поддерживала, как могла. Для нас она лучшая мама и женщина на свете.

Все присутствующие в знак уважения кивнули, и Тимоти продолжил.

— Я самый старший из братьев, — он слегка наклонил голову, будто шутя, что все шутки про возраст направлены на него. — Работаю директором филиала производства шоколада. Наверняка видела наши продукты в магазинах: «Сникерс», «Баунти» и прочие. А это моя любимая жена, Зендая. Сейчас она в декрете и присматривает за нашими маленькими, — он бросил шутливый взгляд на детей, которые продолжали возиться за столом. — После меня у нас была ещё одна сестра, но она отреклась от семьи. Мы это понимаем и не осуждаем. Далее по списку Марк и Мария, они ровесники. Мария у нас молодец, работает в банке и ухаживает за Бабушкой. Ей помогает наша маленькая принцесса Ая, которая идёт по стопам Марка. Если всё пойдёт по плану, она будет вашей коллегой в будущем.

Мария фыркнула и прокашлялась, явно указывая на лишние слова Тимоти. Мэри не понимала, знает ли брат Марка о том, что тому оставалось меньше месяца.

— Ой, это я случайно! — смущённо усмехнулся Тимоти. — В общем, это наш дом. Марк, как я понял, предупреждал, что ты хотела узнать о его детстве? Не стесняйся, мы тебе всё расскажем, — добавил он с улыбкой, вызывая дружный смех за столом.

Мэри почувствовала, как напряжение внутри неё слегка спало. Атмосфера была дружелюбной и тёплой, но внутри всё ещё оставалась скованность. Она сдвинула ноги под столом, потом быстро поменяла положение, будто что-то мешало сидеть ровно. Один из ногтей на большом пальце начала теребить о край салфетки, не замечая этого сама.

— Спасибо вам, — сказала она с улыбкой, хотя голос прозвучал чуть тише обычного. — Мне немного неловко, что вы так стараетесь ради меня. Марк говорил, что у него было два брата. Второй брат тоже должен подойти?

Комната на секунду застыла. Воздух стал гуще, как будто плотнее. Лицо Марка исказилось едва заметно, но Мэри это заметила. Он не успел ничего сказать.

— Он погиб давно, — тихо ответила Мария, бросив печальный взгляд на брата.

Тимоти, уловив момент, сразу вмешался.

— Ничего страшного, — с улыбкой сказал он. — Помните, как Марк учил Марию в первом классе? А сам-то тоже был первоклассником!

Мэри благодарно кивнула Тимоти за этот плавный поворот разговора.

— Ох, это было ужасно! — смеясь, подхватила Мария. — Он сам тогда толком ничего не знал, а меня пытался учить! На следующий день мне было стыдно перед всем классом. Но потом, конечно, Марк здорово помогал мне с математикой, физикой и химией. В технических предметах у него был настоящий талант.

— Это точно, — поддержала Бабушка, присаживаясь к столу. — Но вот в гуманитарных науках он был настоящий «ноль». Помню, в четвёртом классе, когда первый раз забирала его из школы, классный руководитель хвалила его за математику — прямо на небеса возносила. А на следующий день она была в шоке, когда он получил тройку за диктант по родному языку! — сказала она с добродушным смехом.

Марк покраснел от этого воспоминания, но тоже засмеялся.

— Если бы не уговор с Марией, я бы остался на второй год!

— Эх, не честно! — обиженно воскликнула Мария. — Он учился без особых усилий, а я весь день зубрила. И при этом нам ставили одинаковые оценки! Классно быть гением, ничего не скажешь.

— Но ты же закончила школу с красным дипломом, — заметил Марк.

— Только потому, что я вкалывала как проклятая. Если бы ты относился к учёбе посерьёзнее, тоже мог бы закончить с красным дипломом! — Мария всплеснула руками, наполовину шутливо, наполовину всё ещё обиженно.

Марк положил еду в тарелку Мэри, аккуратно колбасных изделий и добавляя немного зелени, как она любила. Мэри слегка улыбнулась, но тут вмешалась Ая.

— Мэри, ты, наверное, уже привыкла, что Марк всё за тебя делает? — её голос прозвучал с подчеркнутой вежливостью, но с ядовитым привкусом.

Мэри опустила глаза в тарелку. Пальцы на ногах под столом сжались. Она сделала вид, что не услышала.

— Ну, он помогает мне, как и всем...

— Не всем, — тихо бросила Ая, глядя в бок. Марк этого не заметил.

Каждый за столом продолжал делиться своими историями, и с каждой новой шуткой смех становился громче. В тёплой и уютной атмосфере все постепенно расслаблялись. Свет от ламп плавно рассеивался по комнате, создавая ощущение защищённости, а звук детского смеха и взрослых голосов наполнял дом.

К концу ужина Зендая, сидя в углу, нежно укачивала маленькую Ирулану, которая уже дремала у неё на руках. Тимоти, поглядывая на часы, поднялся, пора было прогреть машину.

— Марк был просто очаровательным мальчиком, — вспоминала Ба с ностальгией, поглаживая уголок скатерти. — С ним почти не было хлопот, не то что с этими маленькими сорванцами. Он почти не плакал, не капризничал, мог часами играть сам с собой, — её старческие глаза блестели от воспоминаний. — До сих пор жалею, что отдала тебя матери.

Марк улыбнулся. Его взгляд остановился на Ба, в нём читалась благодарность.

— Хорошо посидели, — заметила Мария, поднимаясь из-за стола и начиная собирать тарелки. — Мы здесь сами уберём. Марк, покажи Мэри свою старую комнату. Уверена, там есть что-то интересное.

— Я помогу вам с уборкой, — сказала она спокойно, стараясь не смотреть в глаза.

— Не нужно, ты наш гость. Где это видано, чтобы гость убирал за собой? — мягко, но уверенно ответила Мария, складывая тарелки в стопку.

Тимоти с женой попрощались с гостьей и ушли.

Марк, встав с места, жестом пригласил Мэри следовать за ним. Они вышли из гостиной и направились по старым деревянным ступеням наверх, в его старую комнату. Скрип ступеней под ногами напоминал о прошедших годах, а слабый свет ночника создавал атмосферу спокойствия.

— Кстати, забыл предупредить, мы переночуем здесь, — сказал Марк, на удивление спокойно.

Мэри остановилась. Её рука легла на перила, пальцы сжались. Она провела ладонью по плечу, не отрывая взгляда от ковра на лестнице.

Марк сделал вид, что не заметил её растерянности.

— Не переживай, Мария и Ая тебе помогут, — сказал он и открыл дверь.

Комната была простой и уютной, с тремя кроватями вдоль стен. У каждой стояла деревянная тумбочка с лампой, книгами и разными мелочами. В углу общий шкаф, из которого торчали рукава старой детской одежды.

— Это не совсем моя комната, — пояснил Марк. — Это «мальчиковая». Мы жили здесь втроём с братьями. Девушки в соседней. А бабушка внизу.

На одной из стен висели старые постеры футбольных команд. В другом углу письменный стол, заваленный старыми учебниками и блокнотами.

— Видишь тут отличия от комнаты, где я жил в школьные годы? — Марк посмотрел на Мэри с лёгкой улыбкой.

— Разве что здесь нет алкоголя.

Сквозь приоткрытое окно в комнату проникал прохладный вечерний воздух. Он лениво колыхал занавески, наполняя комнату ощущением тишины и спокойствия. Марк рухнул на кровать, подложив руки за голову, и жестом пригласил Мэри сесть рядом.

— Как тебе моя семья? — спросил он, поглаживая ладонью покрывало.

— Я туда не лягу. Вдруг кто-нибудь решит зайти, — Мэри села на другую кровать, положив перед собой подушку и слегка обняв её локтями. — Но мне понравилось. Я не могла перестать смеяться, щёки до сих пор болят. Твой брат находка, шутки у него потрясающие. Мария... как строгая тётя, ответственная и заботливая. Мне она тоже понравилась. Ая... — Мэри запнулась, — она мало говорила, я не смогла её по-настоящему узнать.

Марк тяжело вздохнул, глядя в сторону окна.

— Она немного похожа на меня. Я её разбаловал. Наверное, надо с ней поговорить... Ты тут отдыхай, чувствуй себя как дома, — сказал он и направился на террасу.

Мэри, оставшись одна, осмотрелась. В комнате не было ничего необычного — старая мебель, немного потёртые стены, остатки детства на полках. Было видно, что здесь давно никто не жил.

Спустя несколько минут ей стало скучно, и она решила спуститься на первый этаж, где Мария мыла посуду.

— Могу помочь? Хочу хоть как-то отблагодарить за гостеприимство, — предложила Мэри.

— Можешь вытереть тряпкой, — кивнула Мария на окно, за которым виднелись силуэты Марка и Аи, сидящих на террасе. Ая уютно устроилась в его объятиях.

— Они всегда были очень близки. С малых лет Ая доверяла только ему. Если Марк брал её на руки — она сразу успокаивалась, — задумчиво произнесла Мария, продолжая мыть посуду.

— Да, как брат и сестра, — заметила Мэри, глядя в окно.

— Они и есть брат и сестра, — спокойно поправила Мария, передавая ей тарелку для вытирания.

Мэри на мгновение замерла, будто собираясь с мыслями, прежде чем задать следующий вопрос.

— Мы можем поговорить? О Марке... и его покойном брате? Я заметила, что когда я упомянула его, Марк сильно загрустил.

Мария вздохнула и отставила в сторону вымытый бокал.

— Да, Джасей был для Марка особенным. Ба всегда говорила, что рядом с ним Марк оставался ребёнком. Он родился двадцать третьего января, а Марк двадцать четвёртого. Возможно, это сходство делало их особенно близкими. Джасей заботился о нём, был чем-то вроде второго отца. А Марк восхищался им, старался быть на него похожим. Когда Джасея не стало, Марк словно потерял часть себя. Он тяжело переживал утрату, неделями не вставал с кровати. Ба сильно волновалась, и когда слухи о его состоянии дошли до матери, та настояла на том, чтобы забрать его к себе. Ба была против, но не смогла ничего изменить.

— Я не знала, что он пережил такое... Как умер ваш брат? — тихо спросила Мэри.

— Это секрет. Но тогда жизнь Марка изменилась. Новая обстановка, новые люди... — Мария ненадолго замолчала, потом тихо добавила. — Больше я не могу рассказать. Марк попросил, чтобы сегодня говорили только о хорошем. Если он узнает, что я говорила о прошлом — мне не поздоровится. Ты видела его в гневе?

— Пару раз. Он говорит, что при мне быстро успокаивается, — Мэри пожала плечами, чуть улыбнувшись.

— Пойми, его странности это не капризы, — сказала Мария, передавая последнюю тарелку. — Если он иногда по-детски обижается или требует внимания, значит, чувствует себя рядом с тобой в безопасности. Он слишком рано повзрослел. Не успел побыть ребёнком.

Мэри молча вытерла тарелку. Мысли кружились вокруг Марка. Она вновь посмотрела в окно. На скамейке сидели Марк и Ая. Их беседа выглядела естественной, тёплой, и со стороны казалось, будто в этом моменте всё было на своих местах. Воздух за окном был наполнен спокойствием.

— Кто эта девушка? — с лёгкой обидой в голосе спросила Ая. Тон был настороженным.

— Моя коллега, — ответил Марк без особого выражения. Но именно это спокойствие, казалось, только усилило её раздражение.

— Встречаетесь? — Ая сузила глаза, превращая разговор в допрос.

— Нет. Ревнуешь? — Марк хитро взглянул на сестру.

— Не ревную, — быстро отрезала Ая, но её глаза говорили обратное. — Она тебе нравится?

— Да. Люблю её, — сказал Марк тихо, но твёрдо.

Для Аи это прозвучало как гром среди ясного неба. Он так редко говорил о чувствах вслух, что эти простые слова поразили её в самое сердце. Она даже не сразу поверила.

— Не могу поверить... — Ая округлила глаза, её удивление сменилось лёгким шоком. — Ты ей это говорил?

— Не раз, — кивнул Марк, опуская взгляд. — Она меня не любит.

Эти слова ударили по Ае, будто в неё бросили камень. Она резко вскочила. В её глазах вспыхнула злость, и, шагнув вперёд, она было направилась к дому. Но Марк молниеносно схватил её за руку и мягко, но настойчиво остановил.

— Ая, не надо шума, — его голос был тихим и ровным. — Она всё объяснила, и я это понял. Это мой выбор — проводить с ней время. Она меня не использует. Всё по-другому.

Он на мгновение замолчал.

— Понимаешь, я оказался тем человеком, которому важнее любить, чем быть любимым. Мне осталось немного времени. Прошу тебя без скандала, без негатива. Это моя последняя просьба к тебе.

Слёзы подступили к глазам Аи, но она изо всех сил старалась их сдержать.

— За это... я прошу у тебя ещё один день, — сказала она, и голос её чуть дрогнул.

Марк кивнул. Он обещал, и это немного успокоило её.

— Нам пора возвращаться домой. Спасибо, что ты такая нетерпеливая, — с лёгкой усмешкой сказал он, погладив Аю по голове. — Если бы не твоё сообщение, у нас бы не получилось устроить такой вечер. Тимоти тоже очень благодарен. Он быстро собрал всех. Отличный брат.

Марк взял сестру за руку, и они вместе направились к дому.

Зайдя в "мальчиковую комнату", Марк тяжело рухнул на кровать. Он почувствовал неожиданное облегчение как будто стены этой комнаты хранили ту самую безопасность, которую он давно утратил. Всё вокруг было знакомо до мелочей, будто время здесь остановилось. Его взгляд невольно скользнул к кровати, где когда-то спал Джасей.

В памяти всплыли их разговоры, о футболе, о музыке, которую Джасей приносил со школы, о мечтах, которым не суждено было сбыться.

Марк потянулся к тумбочке у своей кровати и достал блокнот с надписью «Джасей». Он был полон воспоминаний, мыслей, боли всего, что когда-то связывало их в юности.

На первой странице было написано.

«Семнадцать – моя коллекция ночных кошмаров, мыслей и ситуаций из жизни, которые я переживал. Семнадцать – это не просто число, это моё личное число. Скоро ты поймёшь, почему. В этом блокноте мои слова, мои эмоции, которые я облекаю в текст. Каждый раз я старался сказать меньше, но передать больше. Это было моей задачей найти идеальные слова, которые говорят больше, чем кажется на первый взгляд. Здесь моя боль и мои мысли. Если ты не готов принять мои эмоции полностью, не читай дальше. Здесь я делюсь самым сокровенным в надежде, что это поможет тебе в трудную минуту. Может, это вылечит. А может, хотя бы обезболит твою депрессию. Я люблю тебя. Спасибо за то, что ты здесь. Наслаждайся.»

Эти слова отдавались эхом в груди Марка. Он пролистывал страницы строки, мысли, иногда целые фразы, оставленные Джасеем в тишине ночей. Он сделал пару снимков и отправил их Марлоу, знал, что те пригодятся.

Каждая страница была пропитана ощущением необходимости, Джасей писал как будто против одиночества. Часто он вскакивал среди ночи, чтобы записать мысль, и ему было всё равно на школу, на расписание, только на вдохновение, которое не давало спать.

Марк сел на край кровати, медленно читая, не пропуская ни слова. Боль, которую он носил в себе, начала выходить наружу слезами. Это было тяжело, но в этих слезах была странная легкость.

— «Работай усердно над сохранением хорошей энергии, и она будет сохранена», — прочитал он вслух, голос дрожал. Некоторые строки обрели новый смысл только сейчас. Этот блокнот оживал в его руках, открываясь каждый раз по-новому.

Марк закрыл глаза. Это был не просто текст это был голос брата. Он всё ещё говорил с ним.

— «Одиночество действительно заставляет тебя понять, что всё, что у тебя есть это ты сам», — прочитал он.

— Брат... а что, если я не хочу этого понимать? — прошептал Марк. — Что, если я не хочу оставаться один? Я хочу больше. Хочу близких людей рядом.

Он глубоко вдохнул. Его взгляд упал на следующую цитату.

— «Некоторые люди просто не заслуживают тебя. Они не готовы к твоему уровню преданности или любви. Ты должен помнить, что не все были воспитаны так, как ты. Не у всех такое чистое сердце и добрые намерения, как у тебя. И не все заинтересованы в твоих интересах или хотят, чтобы ты добился успеха.»

Он перечитал эти строки несколько раз. Они отзывались в нём как будто Джасей наконец дал ответ на мучивший его вопрос. Почему люди предают. Почему уходят.

— Ты чертовски прав, — тихо сказал Марк. И почувствовал, как тяжесть этих слов ложится на плечи.

Последняя строка на странице будто прорезала его изнутри.

— «Мы все сражаемся в битвах, о которых никто не знает».

Марк замер. Слёзы подкатывали к глазам. Он знал, что Джасей тоже вёл свою войну. Ту, которую никто не замечал, пока не стало поздно. А теперь Марк чувствовал, что его собственная битва подходит к концу.

— Моя битва скоро закончится... и я обрету место рядом с тобой, — прошептал он. Душа казалась разбитой. Он представлял, каким могло быть их будущее, если бы брат остался жив, песни, сцены, спасённые души... Но всё это исчезло вместе с ним. И всё, что осталось строчки, сияющие в темноте.

В другой комнате девушки устроились поудобнее. Мария дала Мэри свою пижаму и застелила для неё кровать. «Девичья комната» не сильно отличалась от «мальчиковой», но в ней ощущалось присутствие живущих здесь девушек, шкафы были забиты одеждой, на столике перед зеркалом лежала косметика, как попало. Простая атмосфера уюта и домашнего тепла.

— Марк хорошо себя ведёт на работе? — с лёгкой улыбкой спросила Мария, присаживаясь на пол.

— Сложно сказать. Он прекрасно ладит с парнями из своего отдела, у них там своя атмосфера шумно, весело. Но с остальными... он становится другим. Закрывается. Смеётся только между своими. Когда кто-то из других подходит, в нём как будто выключается свет. Люди чувствуют это. Многие его сторонятся, боятся лишний раз заговорить. Мне бы хотелось, чтобы он не был таким... одиноким.

— Правильно делает! — вставила Ая, сев рядом. — Не нужно быть хорошим для всех. Иначе сядут на шею и ноги свесят.

Мария рассмеялась, но в её смехе сквозило понимание. Мэри нахмурилась. Мысль ей была неприятна.

— Вас это не беспокоит? — спросила она, теряя уверенность.

Мария пожала плечами.

— Почему это должно нас беспокоить? Он добр с нами, с теми, кто нам дорог. Мы не требуем от него большего. И если он не хочет открываться всем, это его выбор. Он никому не обязан быть добрым.

— Есть те, кто пользуются его добротой, ничего не давая взамен, — заметила Ая. Её голос звучал спокойно, но взгляд неуловимо скользнул мимо Мэри.

Мария перевела разговор на другую тему.

— А ты, Мэри? Расскажи что-нибудь о себе. Мы ведь почти ничего не знаем.

Мэри немного замялась, потом села удобнее, прижимая к груди подушку.

— Я родом из Фоксхида. Маленькая деревушка, зелёная, тихая. Мы там жили с родителями, братом и двумя сёстрами. Младшая, до сих пор мне звонит каждый вечер. Мы дружны. Особенно с мамой близки. Она нас всегда держала в тонусе, в хорошем смысле. Знаешь, в детстве она собирала шампиньоны в лесу. У нас они росли прямо за огородом, огромные. Она готовила из них что-то невероятное. Когда я увидела сегодня шампиньоны за ужином, сразу подумала о ней. Очень вкусно получилось. Я как то приготовила пасту, но не могла найти шампиньоны как в моей деревне. Мария, это ты готовила?

— Да, — улыбнулась Мария. — Спасибо, приятно. Но, может, теперь понятно, почему Марк больше не любит мою пасту? После твоей...

— Что? — засмеялась Мэри.

— Сказал, что у тебя получилось «по-другому». Я теперь подозреваю, почему, — прищурилась она в шутку.

— Да, я как-то раз приготовила ему пасту. Случайно. Не думала, что он запомнит, — сказала Мэри и чуть смущённо улыбнулась.

— А дальше? — спросила Ая, хмуро, но с интересом.

— Потом училась в президентской школе. Попала туда не потому, что сама хотела, мама настояла. Ей казалось, что я должна «вырваться». Впрочем, адаптировалась быстро. Там многие были из деревень, так что я не чувствовала себя чужой. После, университет, общежитие, как у всех. Мы с девочками спали на старых кроватях, вместе готовили вонючую лапшу на общей кухне, спорили, кто чьё масло взял из холодильника...

Мария кивнула с улыбкой, узнав себя в этом.

— Город сначала пугал. Он такой огромный, и в нём все одинаковые. Люди спешат, разговаривают шаблонно. Но со временем я в этом ритме нашла что-то своё.

Мэри чуть наклонилась вперёд.

— Я люблю театр. Не как модное развлечение, а... как будто ты там другой человек. Проживаешь чужую жизнь. Иногда думаю, что это и есть настоящая эмпатия. Когда ты чувствуешь, по-настоящему, через чужую боль.

— Глубоко, — заметила Мария.

— А ещё... мне просто нравится вкусно поесть, — добавила Мэри и снова засмеялась. — Не гурман, просто люблю, когда еда с душой. И одеваться стараюсь опрятно. Не ради кого-то. Просто одежда... она как вторая кожа. Украшает человека, если выбрать её с умом.

Мария сдержанно кивнула.

— Тебе идёт.

Мэри улыбнулась.

— Спасибо. Кстати, меня интересовало, ваша семья не особо религиозна, как Марк?

Мария ненадолго задумалась, потом ответила.

— Мы особо не говорим на эту тему в семье. Не скажу, что я глубоко верующая, но и не могу назвать себя атеисткой. Скорее, я где-то посередине, нейтральна к этому.

Ая поджала губы.

— А я, как Марк, — она всегда стремилась подражать брату, за что они иногда спорили. Марк хотел, чтобы Ая нашла свой путь и строила свои убеждения.

— Понятно, — кивнула Мэри, погружаясь в свои мысли.

Ая резко заговорила, как только Мария вышла из комнаты, чтобы помочь Ба.

— Зачем ты это делаешь? — выпалила она, пристально глядя на Мэри.

Мэри удивлённо посмотрела на неё, почувствовав нарастающее напряжение.

— О чём ты говоришь?

— Ты прекрасно знаешь, — голос Аи стал холодным, почти колким. — Марк. Он признался тебе в любви, а ты его оттолкнула. Почему ты всё ещё рядом с ним? Ты не любишь его. Ты просто используешь его.

Мэри помрачнела, но старалась говорить ровно.

— Я не использую его, — твёрдо сказала она. — Мы друзья, и я ценю его. Но я не могу ответить ему теми же чувствами. Это честно с моей стороны.

— Честно? — язвительно усмехнулась Ая. — Честно это уйти, если ты не можешь дать ему то, чего он хочет. Ты просто оставляешь его в надежде на что-то, чего не будет. Ты играешь с его чувствами.

Мэри, потрясённая этим выпадом, попыталась объясниться.

— Ты не понимаешь... Я не хочу причинять ему боль. Я здесь, чтобы поддержать его.

Ая шагнула ближе, её глаза сверкали от сдерживаемой ревности.

— Ты не хочешь причинять ему боль? — с горечью продолжала она. — Оставаясь рядом, ты делаешь это. Если не можешь его любить, тебе не место рядом с ним. Ты недостойна его.

Мэри почувствовала, как всё внутри сжимается. Грудь стянуло, в горле встал комок. Но она всё ещё старалась сдержаться.

— Я никогда не хотела его обидеть, — прошептала она. — Думаешь, я не хотела чтобы он нашел себе другую? Я не раз ему говорила, что у нас ничего не получится. Сколько раз, я отвергла его. Он сам не перестает.

— Если ты хотела чтобы он отстал, ты бы это сделала бы. Тебе нравиться его забота, внимание, чувства комфорта рядом с ним. Дай мне спасти брата, уйди чтобы другая девушка могла дать любовь которую ты отказываешься дать из за эгоизма. Не буду стоять в стороне, пока ты убиваешь моего брата.

Мэри молча схватила свои вещи и, не раздумывая, хлопнула дверью так громко, что это эхо разнеслось по всему дому. С её лица не сходила паника и смятение, когда она покинула дом, не зная, куда идти.

В коридоре Мария и Марк пересеклись взглядами. Им не нужно было слов, всё уже было ясно. Мария направилась обратно к Ае, а Марк, не медля ни секунды, поспешил за Мэри.

Он догнал её на дороге, где вечер сгустился в почти полную темноту. Мэри шла быстро, машинально, сжав кулаки в рукавах пижамы, словно старалась сдержать дрожь. Плечи были подняты, шаги резкие. Она не знала, куда идёт просто уходила прочь, от слов, от обиды, от дома, в котором ей только что дали понять, что она чужая.

— Мэри! — позвал Марк, но она не остановилась.

Он догнал её в два шага, схватил за запястье и резко развернул к себе.

— Куда ты шла в такой час? — мягко спросил он, когда её плечи перестали дрожать.

Мэри резко отпрянула, оттолкнула его. Глаза налиты слезами, лицо перекошено от боли и злости.

— Не смей меня спрашивать, куда я шла! — выкрикнула она. — Я не знаю! Я просто хотела убежать. УБЕЖАТЬ, понимаешь?! От всех этих взглядов, слов, ожиданий! От тебя!

Марк замер.

— Ты думаешь, легко быть рядом с тобой? — продолжала она, почти захлёбываясь. — Ты молчишь, ты смотришь так, будто уже прощаешься, каждый раз. Все вокруг говорят шёпотом, как будто уже заказали тебе место на кладбище, а я должна... должна оставаться! Сильной! Спокойной! Терпеливой! Поддержкой! — она яростно стучала кулаками по своему плечу. — А знаешь что? Я УСТАЛА!

Она отступила на шаг, и голос её стал ломким, почти детским:

— Я устала спасать тебя, когда ты сам тонешь и тянешь меня за собой. Устала бояться, что каждое наше утро — последнее. Устала просыпаться и вспоминать, что тебя скоро не будет. Мне тоже больно. Ты слышишь? БОЛЬНО!

— Мэри... — тихо сказал Марк.

— НЕТ! — оборвала она. — Ты виноват! Это ты! Это ты заставил меня всё это чувствовать! Я жила своей жизнью, пока ты не влез в неё и не сказал эти свои «я тебя люблю». А теперь я — виновата. Виновата, что не могу ответить, виновата, что осталась, виновата, что не ушла. ВСЁ ВРЕМЯ ВИНОВАТА!

Слёзы снова хлынули из глаз. Она прижала руки к лицу и пошатнулась. Голос её стал глухим, как будто выходил из самой глубины.

— Я не герой, Марк. Я не та, кто всех спасает. Я обычный человек. И я не хочу больше быть сильной ради тебя. Мне страшно, мне больно, и я больше не знаю, кто я, когда я с тобой...

Она замолкла, тяжело дыша. Несколько секунд тишина висела в воздухе, как ком в горле. Мэри попыталась вырваться, но он уже обнял её крепко, прижав к груди. Она сначала оттолкнула его, толкнула кулаком в грудь один раз, второй, но силы кончились быстро. Её ладони бессильно опустились, и она уткнулась лицом в его плечо. Слёзы, копившиеся с ужина, вырвались наружу, тихо, судорожно. Марк ничего не говорил, только гладил её по голове. Он чувствовал, слова не помогут, они только разрушат хрупкую тишину, в которой она, наконец, позволила себе сломаться.

Они стояли так долго, минут десять, может, больше, пока дыхание Мэри не стало ровнее.

— Давай вернёмся. Ба будет волноваться, — сказал он.

— Нет. Я не хочу, — ответила Мэри резко, вскинув взгляд. В нём блеснула обида. И за себя, и за него.

— Что она тебе сказала? — спокойно спросил Марк.

— Ничего, — бросила Мэри, слишком быстро.

Он медленно выдохнул.

— Она говорила о моих чувствах к тебе, да?

Мэри кивнула. Слова Аи звенели у неё в голове, как колокольчики боли: "Ты его убьёшь. Ты недостойна его."

— Прости за неё, — сказал Марк. — Уверен, она уже сожалеет. А Мария... я почти уверен, уже её «воспитывает». Ба будет волноваться, пожалуйста...

— Я вернусь. Но только ради Ба. Не ради тебя, — тихо сказала Мэри, и пошла первой.

Когда они вернулись, дверь была приоткрыта. Внутри царила напряжённая тишина, нарушаемая только приглушёнными голосами. Ая сидела, сгорбившись, на диване, лицо закрыто руками. Ба рядом, гладит её по спине, успокаивая. Из кухни доносился строгий, усталый голос Марии.

— Не защищай её, Ба. Она перешла границы. Так обращаться с гостьей? Ты подумала, как это отразится на Марке?

Сердце Мэри билось часто, словно сигнал тревоги. Она почувствовала на себе взгляды, но не опустила глаз.

— Ты понимаешь, что зашла слишком далеко? — сказала Мария, не скрывая разочарования. — Это было неприемлемо. Особенно сейчас, когда все старались создать для него... для нас... вечер, где тепло, а не холод. Мэри здесь как гостья, как часть нашей семьи на этот вечер. Ты не имела права срываться так.

— Я... я не хотела... — тихо всхлипнула Ая, не поднимая головы. Её плечи дрожали. Но Мэри видела, в этих слезах не только раскаяние, но и внутреннее сопротивление, злость, которую та всё ещё не отпустила.

Марк шагнул вперёд. Его голос прозвучал спокойно, твёрдо.

— Довольно. Я сам поговорю с ней.

Он опустился рядом с Аей на колено, обнял её за плечи.

— Ая... Я знаю, ты хочешь меня защитить. Ты всегда стараешься. Но ты перешла черту. Мэри здесь, потому что я её пригласил. Я взрослый человек. Я сам делаю выбор.

Ая подняла глаза. Красные, опухшие, в них плыло страх, боль, жалость, непонимание.

— Я просто... я не хочу, чтобы ты страдал, Марк. Я не могу смотреть, как ты растворяешься в этом.

— Это не твоя вина. И не её. Это моя вина, что не отпускаю её, что заставил переживать. Я знал, на что иду. Мне с этим спокойно. Не всё в жизни складывается, как хочется. Но мы не можем винить людей за то, что они честны.

Он обнял её крепче, поцеловал в макушку. Ая прижалась к нему, не сказав ни слова. Мэри стояла чуть в стороне, сжатая. Мария подошла к ней и аккуратно взяла за руку. В этом касании было всё в порядке, ты не одна.

— Мне жаль, что всё так вышло, — тихо сказала Мэри. — Я не хотела ранить никого. Ни тебя, Ая, ни его. Я просто... стараюсь делать, как могу. Я осталась рядом не из жалости. Просто потому, что понимаю, насколько сейчас важно быть рядом.

Ая не сразу ответила. Она посмотрела на Марка, потом на Ба, которая всё ещё держала её руку. Ба заговорила. Её голос был слабым, но спокойным, с той глубиной, которая бывает только у стариков, многое переживших.

— Сердце штука упрямая. И у каждой любви свой характер. Не всегда он тихий и послушный. Иногда режет и рвёт. Но если рядом человек, который остался значит, не просто так.

Все молчали.

— Прости меня, — прошептала Ая, но в её голосе было больше усталости, чем раскаяния. — Я... просто не знаю, как с этим смириться.

— И не надо сейчас, — мягко сказал Марк. — Просто будь. Остальное придёт потом.

Тишина в доме больше не казалась враждебной. Но в воздухе всё ещё витала тень боли, словно остаток грозы, ушедшей за горизонт, но оставившей мокрую землю.

Марк открыл дверь в свою старую комнату и жестом пригласил Мэри войти первой. Она прошла внутрь, не поднимая головы. В комнате стояла полутьма, ночник у стены отбрасывал мягкий, тёплый свет. Мэри остановилась посередине комнаты. Плечи опущены, пальцы судорожно сжимают ткань пижамы. Её дыхание сбивалось не от усталости, а от глухой, накопленной тревоги. Она словно не знала, где остановиться, куда себя деть.

— Поспишь в моей комнате, — спокойно сказал Марк. — А я лягу в гостиной.

Мэри подняла на него взгляд. Внутри всё металось, обида, изнеможение, желание спрятаться, прижаться, исчезнуть. Сердце стучало в горле. Она кивнула, словно по инерции.

— Спасибо.

Марк уже повернулся к двери, когда она, не выдержав, прошептала.

— Марк...

Он остановился и посмотрел на неё. Мэри стояла на месте, словно вкопанная. Она сжала кулаки и на секунду зажмурилась.

— Я... — голос дрожал. — Я не хочу, чтобы ты уходил.

Эти слова дались ей тяжело. Она будто разрезала ими воздух между ними. Потом, опомнившись, шагнула назад, махнула рукой.

— Прости. Это... это неправильно. Забудь.

Марк не ответил. Он просто подошёл к ней ближе и аккуратно, без спешки, положил руку ей на плечо. Погладил один раз, почти невесомо.

— Всё будет хорошо, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Если что, я рядом.

Мария, оставив бабушку на первом этаже, вернулась в комнату и принялась аккуратно готовить постель для Мэри. Простыни были свежие, мягкие, с запахом выстиранного льна. В комнате стоял едва уловимый аромат старины и уюта, как будто здесь замерло время. Мария убедилась, что Мэри устроилась, пожелала ей спокойной ночи и тихо вышла, прикрыв за собой дверь.

Она остановилась в коридоре, сжала губы, как будто сдерживала что-то, и затем решительно повернула к комнате Аи. Закрыв дверь, она опёрлась спиной о стену, выдохнула и только потом заговорила.

— Ая, я разочарована.

Голос был ровным, но за спокойствием пряталась усталость. Та, что накапливается месяцами. Ая подняла на неё взгляд с кровати и пожала плечами.

— Я же извинилась, — бросила она, будто проблема исчерпана. В её голосе звучала защита, не раскаяние.

— Ты не понимаешь, — медленно сказала Мария, глядя прямо. — Ты могла всё испортить.

— Что я могла испортить?! — Ая резко вскочила. — Я защищаю своего брата! Я хочу его спасти!

Мария замерла на секунду, потом шагнула ближе. Её лицо потемнело. В голосе прорезалась сдерживаемая боль.

— Ты думаешь, я не хочу этого? Думаешь, мне легко смотреть, как он уходит? — её голос задрожал. — Я тоже люблю его. Я тоже каждую ночь думаю, что однажды его просто не станет. И ничего нельзя будет сделать.

Она сжала кулаки. Её голос срывался, но она продолжала.

— Но это не повод разрушать то немногое, что даёт ему надежду. Ты не понимаешь, как он устроен, Ая. Если ты вытолкнешь из его жизни Мэри, он не станет счастливее. Он просто замкнётся. И тогда мы потеряем его не физически, а раньше. Он исчезнет изнутри.

Ая медленно села обратно. Гнев ушёл, оставив вместо себя только растерянность. Впервые она увидела в Марии не только силу, но и страх. Такой же, как у неё.

— Мы должны... — Мария вытерла слёзы с глаз. — Мы должны помочь им. Осторожно. Нежно. Понемногу. Заставить её полюбить его... — она остановилась, испугавшись собственных слов. — Нет. Я не знаю, как. Я просто... я не могу смотреть, как он угасает.

Ая сидела молча. Теперь ей стало по-настоящему страшно.

— Почему ты раньше не сказала? — прошептала она. — Я бы...

— Ты бы всё выдала, — устало ответила Мария. — Ты не умеешь скрывать чувства. Марк сразу бы понял. И тогда всё. Он ненавидит давление. Он ушёл бы.

Ая опустила глаза. Каждое слово Марии било точно в сердце. Теперь она чувствовала, как всё, что она сделала из лучших побуждений, стало причиной новой боли. Не для неё для него.

Мария подошла, присела рядом, но не обняла просто сидела.

— Ты хотела спасти его. Я это понимаю. Но сегодня ты сделала ему только хуже.

Эти слова добили Аю. Она встала, почти беззвучно, и вышла. Лицо её было белым, губы дрожали. Она не выдержала.

В комнате Марка было тихо. Лунный свет ложился пятнами на пол. Мэри уже лежала под одеялом, но не спала. Мысли метались, как листья на ветру. Её глаза упали на тумбочку на одну из фотографий. Чёрно-белый снимок, юный Марк, немного растрёпанный, в обнимку с парнем постарше. Оба смеются. Джасей. Это был он тот, о ком все говорят с таким трепетом.

Мэри провела пальцем по стеклу, словно касаясь прошлого.

— Прости меня, — подумала она. — Я сказала тебе столько злых слов. Слов, которые не заслужены. Мне было больно, да... Но ведь и тебе, больно не меньше.

Она прижалась лицом к подушке. Внутри что-то сжималось. Чувство вины, непрошеной боли, и странное, тёплое желание снова поговорить. Услышать его. Снова.

— Ты не такой, как Джасей. Но, может, ты тоже кто-то, без кого мне будет пусто.

Тонкая тень сближения проскользнула в ней не как любовь, а как начало чего-то возможного.

— Я здесь, если что, — повторил Марк. Его голос был почти шёпотом, мягким, словно шёлковый плед на плечи в холодную ночь.

Мэри лежала, уставившись в потолок. Комната казалась чужой, как и всё в этом доме, кроме него. Марк был единственным, кто напоминал о знакомом. Её тело всё ещё дрожало изнутри, как после бури. Она медлила, но внутри что-то сорвалось.

— Обними меня, — прошептала она. И, не дожидаясь ответа, потянулась к нему.

Он поймал её в объятия, прижал к себе крепко. Она уткнулась лицом в его грудь, глубоко вдохнула. Её плечи, напряжённые весь день, наконец начали расслабляться.

— Спасибо, что ты рядом, — сказала она глухо, будто боялась, что если скажет громко — момент исчезнет.

Марк, не отвечая, поднял её на руки и лёг рядом на кровать, аккуратно, словно боялся что-то нарушить. Они устроились рядом, без намёков, без подоплёки. Просто как два уставших человека, которым сейчас не нужны слова.

Мэри повернулась боком, положив голову на согнутое плечо Марка. Он тихо выдохнул, уткнувшись носом в её волосы.

— Расскажи мне о Джасее. Как вы познакомились? — прошептала она.

Марк замер. Он не ожидал этого вопроса. Раньше он почти не говорил о брате. Не мог. Но сейчас... Сейчас что-то внутри позволило.

— Подожди, — сказал он, потянувшись к тумбочке. Достал знакомый блокнот, медленно пролистал. — Вот. Здесь всё написано.

Он отдал ей блокнот.

"Я увидел его впервые в холодный вечер. Он сидел на скамейке, сжав плечи, словно хотел спрятаться в своём собственном теле. Его взгляд был устремлён в окна чужих домов, где люди ужинали, смеялись, жили своей жизнью. Он смотрел на них так, будто стоял перед дверью, в которую его никогда не пустят. Я знал этот взгляд. Я сам когда-то так смотрел.

Я подошёл, сел рядом, но он не обернулся. Его тело напряглось, как у зверя, почуявшего опасность. Я молчал. Потом протянул ему бутерброд.

— Хочешь поесть? — спросил я.

Он скосил взгляд, но ничего не сказал. Просто встал и ушёл. Я смотрел ему вслед, понимая, что он не первый день так живёт. На следующую ночь я снова пришёл. Он был там же. В руках у меня была сладость. Он посмотрел, на секунду замер, но отвернулся. Не взял. Я не стал настаивать. Он снова ушёл. И снова. И снова.

Прошли недели. Я не знал, сколько раз это повторится, но я не сдавался. Он не отталкивал меня, не кричал, не прогонял, но и не приближал. Я знал, что на самом деле он ждал. И в одну из ночей он протянул руку. Взял конфету, но не съел. Просто сунул в карман. Тогда я понял, он принял меня.

Я знал, кто он.

Его имя я слышал задолго до нашей первой встречи. В школе я случайно подслушал разговор нескольких парней. Они рассказывали, как накануне "здорово развлеклись" с каким-то мелким пацаном. Смеялись, хвастались, описывали, как он плакал, как пытался убежать.

Я не выдержал.

Я нашёл этих уродов в школьном туалете и избил так, что они неделями не решались смотреть мне в глаза. Они не ожидали, что один парень сможет противостоять пятерым, но я был быстрее, сильнее, яростнее.

Я вышел, вытирая кровь с костяшек. Внутри не было удовлетворения, только чёткое понимание, этот ребёнок больше не останется один.

Я нашёл его в тот же день. Он сидел в стороне от других детей, перебирая камни. Его лицо было спокойным, но в глазах... В глазах было слишком много боли для шестилетнего ребёнка. Я знал, что он боится меня, что думает, будто я такой же, как все остальные. Но я решил изменить это.

С того дня я начал заботиться о нём. Покупал сладости на последние деньги, сидел рядом, даже когда он не хотел разговаривать. Я не давил. Я просто был рядом. Марк не доверял мне, но однажды всё изменилось.

Я помню тот день, когда пришёл к его матери. Я попросил разрешения забрать его в приют. Она не возражала. Даже не спросила, зачем. Тогда я понял, что он был ей безразличен.

Но мне нет.

Я показал ему место, где, возможно, впервые в жизни он почувствовал, что значит быть частью чего-то большего. Так у него появилась семья. Не такая, как в тех домах, куда он смотрел по ночам. Но настоящая. В том смысле, который действительно важен."

— Вот так мой брат нашёл меня, — сказал Марк. Его голос был чуть глуше, спокойнее, как будто он говорил это не ей, а себе. Он смотрел не на потолок и не в блокнот. Он смотрел сквозь время.

— Расскажи ещё что-нибудь про него, — попросила Мэри, сев чуть ближе.

Марк кивнул. Пальцы теребили уголок страницы.

— Он учил меня драться. Не ради силы, ради выживания. Говорил: «Если падаешь вставай. Боль уйдёт, а умение останется». Я ненавидел его тогда. Он был строгий, бескомпромиссный. Но благодаря ему... я умею стоять.

Мэри улыбнулась. Это был другой Марк. Более открытый, не защищённый. Настоящий.

— А у вас было что-то особенное?

— У нас день рождения с разницей в день. Я решил купить ему подарок фоторамку. Сам не знаю почему. Просто захотел. А на следующий день он затащил меня в фотосалон, — Марк усмехнулся. — Мы сделали несколько снимков, и он вставил одно из них в ту рамку.

— Мило, — сказала Мэри.

— А потом перепродал мне мой же подарок! — рассмеялся Марк, и в этом смехе было столько живого тепла, что Мэри тоже невольно засмеялась.

— Он говорил: «Теперь в ней есть смысл. Это не просто рамка, а память».

Мэри кивнула.

— Хитрый он был.

— Да, — Марк тихо улыбнулся. — И талантливый. Он делился со мной музыкой, помогал с домашкой. Если тебе не нравится мой музыкальный вкус вини его.

— Теперь многое стало понятно, — хихикнула она.

Он говорил, и в его голосе звучала жизнь. Он вспоминал не смерть, а свет. И Мэри это почувствовала. Она наблюдала за ним, ловила каждое слово, каждую тень в его голосе. И когда он на секунду замолчал, она почти боялась, что он закончит. Она смотрела в его глаза и задала вопрос, от которого не могла удержаться.

— А как он умер?

Вопрос прозвучал тихо, почти неслышно. Но его хватило, чтобы тишина в комнате загустела. Марк замер. Его улыбка, только что такая тёплая, угасла будто кто-то задувал свечу. Плечи напряглись. Взгляд потускнел.

Он молчал так долго, что Мэри почти пожалела, что спросила. Но он всё же заговорил. Тихо, медленно, будто каждое слово нужно было вынимать изнутри.

— Это... долгая история.

Он опустил взгляд. Руки сжались. Голос стал низким, с хрипотцой голос человека, который слишком долго нес на себе груз молчания.

— Джасей был... всем. Он стал мне отцом, братом, домом. Я всегда чувствовал себя под его крылом. И, знаешь, я привык к этому. Привык, что кто-то всегда рядом. Спасёт. Защитит. Я начал вести себя дерзко, грубить тем, кто меня обижал, потому что знал, он придёт. Всегда.

Он глубоко вдохнул. Мэри не перебивала. Она знала: такие слова нельзя торопить.

— В тот день я задержался в школе. По пути домой встретил их, тех ребят. Они снова нашли кого-то слабого. Я не выдержал. Влез. Начал кричать, швыряться словами. И вдруг издалека... я увидел Джасея. Он шёл мне навстречу. Он всегда чувствовал, когда что-то не так.

Марк глотнул воздух. Говорить становилось труднее.

— Он увидел, как они бьют меня. Подбежал. Втянулся. Мы отбивались вдвоём, как могли. Их было четверо. Один достал нож... и начал размахивать передо мной. А Джасей... — голос Марка сорвался, стал глухим. — Он закрыл меня собой. Просто встал передо мной. Я даже не понял, как быстро всё случилось. Нож вошёл ему в бок. Он отшатнулся, но остался стоять.

Марк сжал одеяло, как будто хотел скомкать в кулаке воспоминание.

— Они убежали. А я остался с ним. Он упал. Кровь... я пытался что-то сделать, давил на рану, звал, злился, умолял. Я кричал, плакал, но не знал, что делать. А он... он сам достал телефон, дрожащими пальцами. Сам вызвал скорую. Он пытался успокоить меня, говорил: «Дыши, Марк, дыши. Всё нормально. Всё будет хорошо.»

Губы Марка дрожали. Слёзы стекали по щекам.

— Он держал меня за руку, пока скорая не приехала. Старался не отключаться. Даже улыбался. А потом... — Марк сглотнул. — Его рука ослабла. Он отпустил. Они увезли нас. Но в машине врач просто молча записал... время смерти.

Он закрыл глаза.

— Это я должен был умереть, Мэри. Не он. Он был лучше. Светлее. Он заслуживал жить.

Мэри, не сказав ни слова, обняла его крепко. Он дрожал в её руках. Его лицо было мокрым, и она не знала, сколько боли ещё скрыто за этими слезами. Но знала: нужно быть рядом. Просто быть.

— Это не твоя вина, — прошептала она. — Он знал, что делал. И он выбрал тебя. Из любви.

Марк всхлипнул. Его голос срывался.

— Но как жить с этим? Как жить, когда всё во мне кричит, что я ошибка? Что я только всё порчу? Я не достоин ни тебя, ни этой семьи. Я просто хочу... чтобы это всё прекратилось.

Мэри взяла его за лицо, прижалась лбом к его лбу.

— Ты достоин. Ты достоин любви. Жизни. Он защищал тебя не ради того, чтобы ты разрушился. А чтобы ты жил.

Она говорила твёрдо. Её голос дрожал, но в нём не было сомнения.

— Я здесь. Я не дам тебе упасть. Не позволю тебе исчезнуть.

Он обмяк в её руках. Слёзы утихали. Боль — нет, но рядом с ней она казалась... не такой пугающей.

— Спасибо, — выдохнул он. — За то, что ты здесь.

Она поцеловала его в щёку, а потом еле заметно в губы. Это не был поцелуй любви. Это был поцелуй спасения. Жизни.

Он улыбнулся. Нежно. Усталой, но настоящей улыбкой. И в эту тихую секунду стук в дверь. Резкий, будто кто-то вскинул занавес в театре.

Марк вздрогнул. Запутался рукой в её волосах, отстранился. Мэри растерянно поправляла одеяло.

— Ты спишь? — раздался приглушённый голос Аи из-за двери, и почти сразу она распахнулась.

Ая застыла в проёме. Перед ней Марк и Мэри, стоящие рядом. Оба словно застигнуты врасплох, испуганные, смущённые, растерянные, будто кто-то сорвал занавес раньше времени.

— Ой... я помешала. Простите, — пробормотала Ая и уже собиралась выйти, как Марк резким движением придержал дверь.

— Не уходи, будто ничего не было, — сказал он с жаром. — Это не то, что ты подумала.

Он резко развернулся к Мэри.

— Я... ухожу, — выдохнул и быстро вышел, не оглядываясь.

Они остались вдвоём. Ая стояла неловко, теребя край рукава. Её лицо было серьёзным, но в глазах плескалось что-то хрупкое, стыд, усталость, почти детская уязвимость.

— Мэри, я... — начала она, опустив глаза. — Я хочу извиниться.

Голос был тихий, чуть надломленный.

— Я поступила неправильно. Сказала тебе ужасные вещи. Я думала, что защищаю брата, но... это затуманило мне разум. Я правда верила, что ты... используешь его. Но я ошибалась. Ты не заслужила этого.

Мэри смотрела молча. В ней не было злости, только спокойное внимание. Ая сглотнула.

— Я боюсь его потерять. Это меня сжирает изнутри. Я не знаю, как быть. Мне казалось, что если я тебя оттолкну, я его сохраню.

Глаза Аи блестели. Слёзы скатились по щекам, и она не сдерживалась. Только говорила, как будто больше не могла держать в себе.

— Прости. Я больше не буду. Я просто хочу, чтобы он жил. Чтобы был счастлив.

Мэри подошла ближе. Мягко коснулась руки Аи.

— Я понимаю, — тихо сказала она. — И мне тоже страшно. Я не хотела причинить ему боль. Никогда.

Ая посмотрела ей в глаза. В этих глазах было понимание. И от этого отпустило.

— Прости, что была такой резкой, — прошептала она.

— Мы все хотим, чтобы ему стало легче, — сказала Мэри с лёгкой, уставшей улыбкой. — Я не держу на тебя зла.

Ая кивнула. Как будто ей стало чуть-чуть легче дышать. Потом она коротко обняла Мэри быстро, по-сестрински и вышла, закрыв за собой дверь.

Мэри осталась одна. Несколько секунд она стояла в тишине, обдумывая всё, что произошло. Она легла в постель, натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза. На прикроватном столике вспыхнул экран телефона.

«Всё хорошо?» — сообщение от Марка.

Она улыбнулась и, не раздумывая, набрала.

«Да. Я сильно устала. Спокойной ночи.»

Её палец коснулся кнопки отправки, и уже через несколько секунд она уснула.

В доме царила тишина. Свет в кухне был приглушённым, тусклым, как будто боялся разбудить сон. Марк лежал на диване, уставившись в потолок. Сон, казавшийся близким, рассеялся осталась только тревога. Он медленно поднялся, нашёл в сумке таблетки и направился на кухню.

Открыв дверь, он вздрогнул: у стола, склонившись над чашкой, сидела Ба. Её фигура будто растворялась в полумраке, спокойная, неподвижная, как часть этого дома.

— Ба, вы меня напугали, — сказал он, проглотив таблетку и запив водой.

Ба тихо улыбнулась. Её глаза блестели, как капли росы, в которых отражалась прожитая жизнь.

— Старость, сынок, — прошептала она, сделав глоток. — У пожилых людей сон уходит вместе с молодостью. Остаётся только память.

Марк опёрся на косяк. Несколько секунд тишина. Потом он выдохнул.

— Вы всё ещё обижаетесь на неё?

Ба не сразу ответила. Её взгляд скользнул в темноту, куда-то туда, где прячутся сожаления.

— Нет, сынок, — медленно произнесла она. — На мёртвых обижаться неправильно. Обида это ноша живых. А я обижена не на неё. На себя. За то, что отдала тебя ей тогда.

Она поставила чашку, словно это была граница между прошлым и настоящим.

— Я подумала, что смена обстановки поможет. Что ты забудешь боль. Но твоя утрата Джасея... она не лечилась расстоянием. Я должна была это понять. А я... я просто хотела сделать «как лучше».

Марк молчал. Ба говорила не с ним с собой, с теми годами, что не вернуть.

— Я не могла отказать твоей матери. Она просила. Она была родной и верила, что сможет всё исправить. Но я знаю, ты тогда ушёл в себя. А она... она страдала. Больше, чем мы думали. Она работала, суетилась, заботилась, но внутри всё время просила прощения. И у тебя. И у Бога.

Ба вздохнула. Лицо её потемнело не от гнева, от старости.

— Она хорошо о тебе заботилась, Марк. По-своему. Но ей всё время казалось, что она опоздала. Что когда вернулась ты уже был не тот. И теперь, когда её нет, эта тень живёт в тебе. И гложет. Я это вижу.

Она поднялась. Руки её дрожали, но в этом дрожании было не бессилие, а нежность.

— Врачи сказали что из-за усталости и стресса, у нее развилась рак. Что если бы я тебя ей не отдала бы... Ладно, сынок. Пойду. Ты отдохни.

Она вышла из кухни, оставив за собой только лёгкий запах чая и ощущение незавершённого разговора. Марк остался стоять у окна. За стеклом дрожал свет от уличного фонаря. Он прижался лбом к холодному стеклу.

Обида это ноша живых. Он не знал, простил ли.