Пролог.
— Мисс Митчелл, — детектив, - статный, седовласый мужчина с проницательными медового цвета глазами, - прикасается холодной ладонью к моей руке. — Расскажите еще раз, что произошло прошлым вечером?
Пытаюсь заговорить, но слова теряются в вое полицейских сирен, которые заполняют собой весь дом и улицу. Гостиную заливают красно-синие огоньки, мерцание которых напоминает сломанную гирлянду. Перевожу взгляд с лица детектива на сидящих рядом Энди и Эмили. В их глазах читается страх - животный страх, точно они видят перед собой не меня, а дикое животное, готовое разорвать их в любую секунду. Даже всегда спокойная Эмили, славящаяся прекрасной службой на посту специального агента ФБР, нервно теребит край пиджака. Энди переводит взгляд с окна на меня и обратно; его побелевшее лицо не выражает никаких эмоций, губы сжаты в плотную линию, а брови сведены к переносице. Он явно обдумывает все то, с чем мы столкнулись.
Я понимаю их страх - они уже пережили это один раз и второй раз, увы, для них сродни смерти. Тогда, одиннадцать лет назад, я и представить не могла, что творилось в головах каждого из них, когда Эмили проводила спасательную операцию, но сейчас... Сейчас я четко ощущаю боль и панику перед неизвестностью. Никто, даже ФБР, не может дать гарантий, что она жива, что не находится там, где когда-то была я.
— Эстер? — голос Эмили дрожит также, как и ее руки. — Расскажи детективу Батлеру, как все было на самом деле. Это очень важно, пойми.
— Я не могу, Эмили, не могу, — чувствую, как по щеке катятся горячие слезы, прожигая дорожки. — Каждый раз, когда я думаю о ней, вспоминаю то, что произошло, мое сердце сжимается и пропускает удар, будто прямо сейчас оно перестанет биться и я упаду. Мне тяжело поверить в то, что произошло, — обращаюсь к детективу Батлеру: — Простите, дайте мне пару минут.
Медленно встаю из объятий уютного кресла и направляюсь на второй этаж, чтобы выйти на небольшой балкон и вдохнуть свежего воздуха, которого отчаянно не хватало в просторной, но одновременно с этим, тесной гостиной.
Половицы негромко скрипят под моими ногами, но я обращаю на это внимание лишь потому, что вой сирен стих. Находясь у подножия лестницы оглядываюсь на беседующих и всматриваюсь в окно, отмечая, что полицейская машина отъезжает, а от ее колес отскакивает гравий. Вздыхаю, точно делаю шаги навстречу гильотине, и медленно поднимаюсь по лестнице, опустив руку на прохладные перила.
Миновав коридор, я вхожу в спальню и громко хлопаю дверью, не боясь побеспокоить домочадцев. Отворяю стеклянные двери и в лицо бьют порывы холодного ветра, несвойственного для ранней осени, полностью отдаюсь этому моменту и позволяю потокам играть с волосами, переплетая и путая их между собой.
Останавливаюсь у небольшого ограждения и всматриваюсь в даль: солнце постепенно спешит занять свой пьедестал и заливает теплым светом пустынную долину. В отдалении находится автомагистраль, по которой движутся нескончаемые потоки автомобилей.
"Вдруг, в одном из них она?" - отметаю эту назойливую мысль, чтобы не поддаваться еще большей панике.
Пытаюсь расставить в голове события вчерашнего вечера, но выходит скверно - все как в тумане, и кажется, что какая-то важная деталь ускользает, словно песчинки из сжатой ладони.
Нужно вернуться в гостиную и помочь найти ее, пока еще есть шанс.
Быстро спускаюсь в гостиную и застаю их за беседой: Эмили, размахивая руками, что-то объясняет Батлеру, Энди с отсутствующим видом наблюдает за развернувшейся перед ним сценой. Все, что происходит сейчас, напоминает театр абсурда, этакий спектакль без сюжета, построенный на одной импровизации. И, признаться честно, с плохо подобранными актерами.
— Я готова, — приостанавливаю их жаркую дискуссию, и усаживаюсь на свое место, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. — Ничего не предвещало беды...
Весь прошлый день я провела за готовкой: выпекала коржи для торта, взбивала крем, запекала картофель и индейку, даже сделала несколько салатов, которые так и остались нетронутыми. Собирая торт и вырисовывая на нем незамысловатые узоры, я невольно сравнивала себя с Бри из сериала "Отчаянные домохозяйки", когда та готовила праздничный торт для своей дочери: героиня со всей присущей ей тщательностью готовилась к торжеству, будто это самое главное событие. Ее мотивы были понятны - она хотела устроить идеальный праздник, показать неблагодарной дочери насколько сильно она ее любит. А я что? Какой мотив был у меня? Поразить гостей своими кулинарными навыками или порадовать именинницу? Скорее, второй вариант. Мне очень хотелось, чтобы она запомнила этот день на всю оставшуюся жизнь и, пожалуй, это получилось, только уже без моей помощи.
Когда начали собираться гости, - а их было скромное количество, ведь в последние годы я заводила слишком мало знакомств, замыкалась в себе и копалась в прошлом, - я стояла на кухне, уперевшись руками в мраморную поверхность стола, и размышляла о том, как все пройдет. Идеальный торт ждал своей минуты в холодильнике, закуски и основное блюдо, источающие приятные ароматы, расставлены на деревянном столике в гостиной, в дальнем углу был организован импровизированный бар со множеством напитков на любой вкус, а все помещение было украшено разноцветными шарами и поздравительной гирляндой во всю стену. Все казалось таким идеальным, будто над организацией торжества постарался человек, страдающий обсессивно-компульсивным расстройством.
Простояв большую часть времени на кухне, я все же решила выйти к гостям, которые уже что-то бурно обсуждали. Они даже не заметили моего появления, ведь в этот же миг на балюстраду вышла она - виновница торжества. Я сразу же отметила, что именинница выглядела замечательно: платье фиалкового цвета с изящными рукавами фонариками подчеркивало утонченную фигуру, волосы были собраны в высокий пучок, а лицо обрамляли две пряди, туфли-лодочки переливались в тусклом освещении. Все в ее облике говорило о том, что было потрачено много времени на выбор платья и прически. Посмотрев в ее светло-голубые, почти белесые глаза, я невольно ахнула - что-то невидимое сжало сердце в тугие тиски и с каждой секундой сдавливало все сильнее, точно это была чья-то рука.
Энди, любезно вызвавшийся выносить торт, уже зажег свечи и терпеливо ждал у подножия, когда именинница спустится и задует их. Его изучающий взгляд путешествовал по моему лицу, будто искал ответы на незаданные вопросы, которые остались после нашей последней встречи.
Плавно шагая, именинница спустилась и посмотрела вокруг, будто пересчитывала всех, кто был здесь, на миг закрыла глаза и задула огоньки. Тут же на ее губах заиграла улыбка и я улыбнулась вместе с ней. Привычное тепло разлилось по телу, будто вернулось то, что давно потеряно, и теперь оно всегда будет рядом.
Гости не спеша подходили поздравлять ее и вручать подарки, попутно делая комплименты и одаривая оценивающим взглядом, я же решила оставить свой подарок напоследок. Мне хотелось вручить эту особенную вещь в тот момент, когда мы будем одни. Я должна разделить с ней момент волшебства - момент воссоединения.
Когда торт и угощения были съедены, а большая часть напитков выпита, гости принялись разбредаться по домам, обещая позвонить или заехать в ближайшее время, я начала убирать использованную посуду и подбирать крошки, упавшие с тарелок. Эмили в это время мыла столовые приборы, попутно напевая популярную песню и пританцовывая. Я не особо вслушивалась в слова, будто они не имеют значения, лишь наслаждалась мелодичным голосом подруги. За все время нашей дружбы я так и не смогла привыкнуть к ее веселому нраву, чрезмерной активности и бодрости. Порой кажется, что внутри Эмили стоит батарейка с нескончаемым зарядом, и она может сутки напролет заниматься любыми делами, будь то служба, или житейские дела.
— Останешься сегодня? — вопрошаю я, в надежде, что Эм согласится. Отчего-то мне не хочется расставаться с подругой.
— Спрашиваешь. Я так и планировала с самого утра, — засмеявшись, она откладывает полотенце и поправляет волосы. — Переночую в твоей спальне. Знаешь, — подруга встревоженно смотрит на меня, — ты выглядишь усталой. Иди спать, а я закончу здесь.
— Люблю тебя, Эм, — слова легко слетают с языка, ведь это чистая правда. Целую подругу в щеку и отправляюсь спать, ощущая после ее слов небывалую тяжесть во всем теле.
Не знаю, сколько часов я проспала, но разбудили меня слабые толчки в плечо. Распахнув глаза, я не сразу привыкла к темноте, царящей в спальне, лишь лунный свет тускло вырывал силуэты из черноты. Надо мной склонилась Эмили и что-то произносила - слова были неразборчивые, точно в быстрой перемотке.
— Что случилось? — присаживаюсь на кровати и беру подругу за руку.
— Ее нет... Комната пуста! — паника Эм переходит и ко мне. Чувствую, как тысячи маленьких иголок впиваются в тело, руки немеют, а мозг отказывается обрабатывать информацию.
— Ты уверена? — глупый вопрос, но мне хотелось верить, что это все сон или подруга просто перепутала комнаты и не заметила ее.
— Абсолютно! А еще, на кровати, твоей кровати, было это... — Эмили протягивает клочок бумаги, который крепко сжимала в ладони.
Включаю лампу, стоящую на прикроватной тумбочке, и расправляю бумагу.
Аккуратно выведенные буквы сплетаются в слова - угрожающие и пугающие.
Ужас петлей затягивается на шее, перекрывая доступ воздуху. Легкие болезненно сжимаются, в попытке заполнить пустое пространство, которое жизненно необходимо каждому человеку. Сердце пытается вырваться из клетки, состоящей из костей, и гулко отстукивает удары. Холодный пот, точно соленые волны Атлантического океана, бьющиеся о берег и рассыпающиеся на блестящие брызги, покрывает спину, отчего ночная рубашка неприятно липнет к телу. Руки, сжимающие несчастный клочок бумаги, начинают дрожать, и листок, подхваченный дуновением ветра из приоткрытого окна, выпадает и плавно приземляется на пушистый ковер, покрывающий большую часть спальни.
Эмили, явно читавшая записку, прибывает в таком же ужасе, подруга вновь погружается в события из минувшего прошлого. Мне очень жаль, что ей вновь придется пережить то, что однажды чуть не сломало ее. Глаза подруги блестят из-за слез, скопившихся в уголках глаз, а верхняя губа едва подрагивает, что означает приближение истерики, которую та тщательно старается унять. Хочется утешить ее, но не могу. Не могу успокоить даже себя. Ведь все повторяется. Цикличность поражает и больно ранит в и без того израненное сердце, не восстановившееся после недавнего удара.
Листок одиноко лежит и надпись, что выведена каллиграфическим почерком, словно маяк, сигнализирует о приближении того, чего хотелось бы забыть.
Опускаю взгляд на пол, борясь с пеленой, застилающей глаза, и вновь читаю записку:
"Конец - это новое начало, Эстер. Начало нашей общей истории".
— Тревога Амбер. Повторяю, тревога Амбер! — голос детектива прерывает мой рассказ, когда он включает рацию и оповещает своих коллег.
Все только начинается.