Глава 11
Боль прошлого – яд.
Противоядия нет.
Элисон Джулия Браун
Казалось бы, снаружи, я выглядела, как и прежде, но мне хотелось кричать во весь голос от неприятного укола в самое сердце.
Почему я испытываю такие эмоции, ведь мне должно быть все-равно, меня никоим образом не касается Николас и его личная жизнь, тем-более, что я не собиралась становиться ее частью.
Мы, все втроем, находясь в этой комнате, словно в замедленной сьемке в кино, Николас отходит от девушки и направляется ко мне. Я не слышу шума от его шагов, все происходит будто под местным наркозом, вяло и не понятно. Лицо Хилла напряженное, глаза полны тревоги.
Я не из робкого десятка, поэтому остаюсь стоять на месте. Я не думаю сбегать с глазами красными от слез. Мы не встречаемся и даже ни разу не целовались. Не было обещаний и сладких слов. Лишь флирт, пробегающий яркой вспышкой между нами.
Чувство тепла и безопасности рядом с ним, бегающие мурашки по коже, когда он смотрит на тебя, а ты случайно ловишь его взгляд. Отсутствие страха и паники, когда он видит твои шрамы и даже касается их. Элисон, ты жалкая лгунья.
– Добрый день, мистер Хилл, – я молча киваю стоящей у окна девушке, с легкой улыбкой на губах, оставляя взгляд холодным. – Я подожду в коридоре, пока вы закончите, не хотела помешать.
Ник одним ловким движением подходит ко мне, касаясь моего тела своим. Он слишком близко, его жар, заставляет меня сделать глубокий вздох. Хилл пресекает мои попытки выйти из кабинета, я хотела было нажать на дверную ручку, когда мужчина накрыл мою руку своей, крепко удерживая от любых телодвижений.
– Элисон, привет. Ты нам не помешала, прошу, проходи, – его широкая ладонь, ложиться на мою поясницу, слегка подталкивая вперед. Благо пиджак, служит защитной броней от его прикосновений.
– Познакомься, моя сестра Лили́, – девушка с черными волосами, протягивает мне руку. Я лишь на секунду замешкалась, но этого хватило, что бы она обратила внимание на мои ладони.
– Привет! Приятно познакомиться, Элисон, – я поспешно отвечаю на рукопожатие, прибывая в полной растерянности от сложившейся ситуации. Сестра Николаса знает, кто я, неужели он, что-то рассказывал ей обо мне?
– Лили́, организовала нашу встречу, она звонила тебе, – Ник, словно читая мои мысли, отвечает на вопросы заданные в моей голове.
Только сейчас, я замечаю ели уловимое сходство между ними. Глаза зеленые, глубокие, тонкий нос, слегка полные широкие губы, волосы черные словно смоль, вот почему я не сразу поняла, что Лили́ его сестра. Они совершенно разные, на первый взгляд кажется, будто они не много схожи, но присмотревшись внимательно, понимаешь, что это два разных человека. Если Грейси, буквально моя младшая копия, то Ника и Лили́ явно не назовешь родственниками.
– Да-да, привет, теперь мы знакомы воочию, так сказать.
– Спасибо, что согласилась помочь моему брату, мы долго не могли найти дизайнера, который был бы готов работать в такие сжатые сроки. Ты прямо-таки наше сокровище, – Лили́ казалась такой светлой, ее звонкий голосок, разряжал обстановку.
Мой легкий смех, разлетелся вдоль кабинета.
– Перестань, иначе ты вгонишь меня в краску.
– Я говорю, чистую правду! И это даже не мои слова, я лишь повторяю сказанное, да Ники?
Девушка переводит невинный взгляд на Хилла.
Он правда так отзывался обо мне?
– Кхм...так, малышка, тебе пора, ты слишком много болтаешь, у нас с ласточкой много работы.
– С ласточкой? – она буквально сдерживает смех.
– Лили́, пока! Созвонимся позже, – с нажимом произнес Ник, пытаясь скрыть улыбку на лице.
– Рада была познакомиться, Элисон, до встречи.
– И я рада, удачи, Лили́.
Она словно бабочка, порхая к двери, быстро скрылась за ней.
Оставшись наедине, между нами повисла неловкая пауза. Непонятный для меня груз, спал с души, оставляя после себя окрыляющую легкость. Я из последних сил боролась с расплывающейся улыбкой на лице, но проиграла в этой битве.
А ты, дурочка, разволновалась. Она всего лишь его сестра.
Голос в моей голове, пытался каждый раз уколоть меня, да по больнее.
Мы молча смотрели друг на друга, когда Ник сложив руки за спиной, сделал шаг, останавливаясь, потом второй, словной играясь. Его губы растянулись в легкой ухмылке, глаза излучали тепло, искрясь не понятной мне радостью.
Мужчина обнял меня за талию, притягивая к себе. Я окаменела, превращаясь в безвольную куклу. Я не понимала, что он делает, и словно парализованная не препятствовала ему. Наши губы почти касались другу друга, дыхание смешалось, мы оба волновались, словно подростки на первом свидании.
– Николас... – мой шепот, казался ужасно громким, я ели шевелила губами, невольно боясь спугнуть царившую во круг нас атмосферу.
– Ты слишком далеко, я хочу быть как можно ближе.
Мы неотрывно смотрели в глаза друг друга, я пьянела от его серебристого омута.
Он взял мои руки в свои:
– Сними перчатки.
– Ник, пожалуйста.
– Элли, прошу, доверься мне.
Вы видели, когда-нибудь, как собака, которую вы зовете на улице, идет к вам с большим усилием? Она поджимает уши и хвост, виляя им низко и вяло, якобы выказывая радость вам, но с осторожностью, потому, что раньше она бежала весело и живо к человеку, который после бил ее и издевался.
Вот так сейчас выглядела и я. Мое нутро молило о ласке и тепле, а тело сопротивлялось ему.
Ник осторожно и медленно, пытался стянуть перчатку с правой руки, которая пострадала больше всего.
Я опустила взгляд полный слез на руку, мужчина отвернул краешек тонкой ткани, из-за которой показались уродливые шрамы. Он поднес ее к губам, и оставил горячий поцелуй на том месте, куда я только, что смотрела. Потом еще один и еще, Ник медленно снимал перчатку, а следом целовал изуродованную кожу.
– Они не нужны тебе, ты не должна стыдиться и прятать то, в чем ты не виновата, – Хилл сделал последний поцелуй и полностью оголил руку.
Я задыхалась, в прямом смысле. Хватала ртом воздух, а легкие будто слиплись, высохли, отказываясь работать.
– Ласточка? Черт! Садись, вот, держи, выпей, давай!
Я сделала глоток воды, гортань сдавило спазмом.
– Не могу...дышать.
Ник усадил меня на диван, опускаясь на колени передо мной. Его теплые, широкие ладони обернули мои ледяные руки, растирая их.
Правая кисть все еще была без перчатки, я смотрела на обожжённую кожу, как рубцы между собой сплетались в паутину, будто моя кожа была рисунком, который поплыл от большого количества воды, четкость исчезла.
– Смотри на меня, Элли, – его нежный голос, я слышала из далека.
Я перевела тяжелый взгляд на мужчину. Он медленно делал вдох, а после выдох, заставляя повторять за ним. Панические атаки случались довольно редко, доктор Грант, говорил, что моя голова отличается стойкостью грецкого ореха. По его словам, я была достаточно сильной, что бы паническая атака не смогла одолеть меня.
Но сейчас, я чувствовала себя мягкой как желе, податливой и беззащитной.
Слабой.
Николас без моего согласия срывал броню, выстроенную годами, а я не могла противиться этому, потому что была слишком пьяной от его заботы и ласки.
Мужчина надел перчатку, и еще раз поцеловал руку поверх ткани.
– Прости меня, ласточка, – он присел рядом, обнял меня и притянул к себе, медленно поглаживая мои волосы.
Дыхание выровнялось, тело расслабилось и успокоилось. Но мозг был воспаленной раной, которая гноилась и кровоточила.
– Мне нужно уйти, давай перенесем нашу встречу, – я пропустила мимо ушей его извинения, резко поднимаясь, ища беглым взглядом свою сумку.
– Подожди, Элли, я идиот, давай просто поговорим, мне нужно кое-что сказать тебе.
– Николас остановись. Я прошу тебя еще раз, и надеюсь тебе наконец хватит сил, сдержаться и утихомирить свое любопытство.
– Что? Любопытство? Ты думаешь, мне было просто интересно посмотреть на твои шрамы?!
Твои шрамы. Твои изуродованные руки, Элли. Ему так хотелось посмотреть, насмехаясь над тем, насколько ты жалкая.
– Я ведь просила тебя, не делать этого! Все, Ник, не говори больше ничего. Просто заткнись, черт бы тебя побрал!
И пусть заткнётся голос в моей голове! Найдя сумку, я выбегаю из кабинета, с силой жму на кнопку вызова лифта, который, как всегда едет слишком долго. Я хочу, как можно быстрее убраться от сюда. Дальше от его офиса, от него самого. Зажимаю кнопку первого этажа и вижу, как Николас бежит к лифту, створки которого уже закрываются.
Беги, Элисон, беги. Спасай свои жалкие остатки, которые не успел сжечь огонь.
У каждого из нас внутри есть дерево, которое медленно погибает от нанесенных ран. Но однажды, появляется человек, который вносит весну в нашу жизнь, от чего это дерево вновь оживает.
Но для начала, нужно найти противоядие, от которого это дерево снова сможет жить. Бывает одного присутствия человека в твоей жизни недостаточно, что бы ты забыл старые раны. Яд годами растекается по твоим жилам, медленно впитываясь в кровь, а противоядия нет. Вот так просто. Его нет. Мы всю жизнь носим в себе боль прошлого, позволяя ей разрушать нас изнутри. В минуты слабости, мы вновь впускаем в свою голову череду воспоминаний, которые после заставляют нас вздрагивать ночью, словно от тока, видя страшные сны. Потом наступает затишье, прилив из страданий и самобичевания возвращается в океан прошлого, а мы начинаем снова свободно дышать, как нам кажется. Иногда, позволяя себе улыбаться и даже смеяться, но не от души, будто это веселье настоящее, обманываем себя и окружающих. Все повторяется, раз за разом, по кругу. Жизнь, которую я не выбирала, но которая так внезапно настигла меня, заставляя принять жестокую реальность.
Мой личный десятый круг ада.
Яд убил во мне все чувства, оставляя лишь боль, холод и одиночество. Мне страшно, от того, насколько огромная рана во мне существует, изо дня в день все больше выпуская гноя. Она не заживает, даже края не затягиваются. Я – существо, изуродованное, животное побитое и озлобленное.
Ситуация с Николасом, ярко показала мне, что я не смогу довериться или сблизиться с человеком, который готов подарить мне заветное противоядие. Я слишком долго была отравлена.
Выйдя из такси, я вижу возле своего дома Ника. Это вызывает во мне почти физическую боль, от чего хочется рухнуть прямо здесь, на тротуаре.
– Элли, просто дай мне сказать, пожалуйста.
Его мольба в глазах и волнение заставили меня замолчать.
– Прости меня. Я не хотел навредить тебе и тем более обидеть или сделать больно. Ты... – он тяжело выдохнул, – настолько красива, ты бы видела себя со стороны. Я лишь хотел заставить тебя почувствовать это, понять. Меня не пугают твои шрамы, потому что я не замечаю их, я вижу лишь тебя, твое совершенство. Ты такая талантливая, ласточка, этими руками, – мужчина вновь прикоснулся ко мне, – ты создаешь прекрасное. Только ты видишь в себе эти изъяны, и заставляешь других делать тоже самое. Но ведь шрамы есть у всех, – Николас отворачивает край рубашки, оголяя татуировки на кистях рук, и тогда я вижу, могу рассмотреть под чернилами шрамы от сигарет. Я громко ахаю, прикрывая ладонью рот от увиденного.
– Они не определяют, какой ты человек, не делают нас ужасными, мы сами вкладываем такой смысл в них.
Николас замолчал, поглаживая мои ладони.
– И я не знаю, что делать, настолько сильно меня тянет к тебе. У меня на просто не хватает сил сопротивляться этому.
Все происходит настолько быстро, что я не успеваю сориентироваться. Мужчина одним широким шагом приближается ко мне, обхватывая ладонями мое лицо, впивается в губы. Аромат крепкого виски, никотина и чего-то сладкого, окутывает меня. Я не противлюсь, поддаюсь этому порыву чувств между нами.
Я сломлена, растеряна, поражена.
Мое тело дрожит, но не от холода. Я так сильно волнуюсь, так сильно желаю этого мужчину. Внутри меня бурлит опасная смесь из страсти и страха, дикого желания и запретов.
Мы так давно хотели этого, что просто не в силах остановиться. Мне становиться жарко от его действий. Хилл покусывает мою нижнюю губу, а после нежно ласкает языком.
Николас отстраняется всего на секунду глотнуть воздуха, а я чувствую полнейшее опустошение без его поцелуев.
Мы не останавливаемся, на сей раз наши языки неторопливо движутся в унисон. Ник удерживает одной рукой меня за талию, другой крепко, но мягко притягивает к себе за шею, зарываясь длинными пальцами в волосы, от чего я льну к нему еще сильней.
Мурашки тонкой струйкой бегут по спине, низ живота наполняется теплом, требуя большего. Мое тело – глина, его руки – лучшие на свете инструменты. Сейчас, от его тепла, то с каким желанием он целует меня, прикасается, я стала мягкой и податливой, погружаясь в ситуацию, не думая о последствиях.
Я нестерпимо хочу быть ближе. Сейчас. Полностью.
Я прерываю поцелуй, но не отхожу. Провожу кончиком языка по щеке Ника, оставляя влажную дорожку. Нежно обхватываю губами мочку уха, посасывая, прикусываю, а после играюсь языком. Целую за ухом, чуть ниже, спускаясь к шее.
– Боже, – его шепот заставляет меня дрожать, – Элисон, неужели ты на самом деле не понимаешь, насколько ты прекрасна?
Тихий гортанный стон, заставляет вздрогнуть мое нутро, волны возбуждения проносятся через тело бешенной стрелой.
– Ласточка... – хриплый зов, заставляет меня отвлечься. – Еще не много и я не смогу оставаться таким джентльменом.
Находясь будто под действием наркотиков, я делаю шаг назад от Ника, осматривая пьяным взглядом улицу. Только сейчас понимая, где мы находимся и что делаем.
Что я творю?!
Не говоря ни слова, я обхожу Николаса, поднимаясь по лестнице, мужчина зовет меня, но я, не обращая внимания, скрываюсь за дверью.
Не помню, как я поднималась в квартиру, как входила и, что делала потом.
Сейчас, я сижу в кресле на балконе, в той же одежде, солнце высоко поднялось над головой, время за полдень или около того. Голова ватная, не единой мысли. Я делаю очередную затяжку, медленно выпуская дым, слежу, как молочная пелена растворяется в воздухе. Кажется, это вторая, нет, третья сигарета. Я слегка успокоилась, но губы, до сих пор помнят вкус Николаса, даже сквозь никотин. Я закрываю глаза, а в памяти вспышкой проноситься воспоминание о поцелуе, и я снова чувствую приятную истому внизу живота.
Горячий. Манящий. Вкусный.
Картинка о поцелуе, сменяется Николасом, то, как он показал мне свои шрамы. Я видела в тот момент, как его пальцы слегка дрогнули, но он доверился мне, приоткрыл дверь своего прошлого, а я его оттолкнула. Молча ушла, игнорируя.
Ты права. Ты – животное, Элисон.
Голос в моей голове, победно ликовал, смеясь надо мной.
Словно из спячки меня выдергивает сигнал мобильного.
Телефон кажется в прихожей, у меня нет ни малейшего желания идти за ним. Через пару секунд вновь раздается звонок, кто-то настойчиво добивается моего внимания.
Затушив сигарету, я тяжело поднимаюсь и захожу в гостиную.
Мобильный замолкает, на экране красуется семь пропущенных вызовов от Николаса.
Я не стану перезванивать, я не готова к разговору, и обсуждать нам нечего. Слабость, которую я позволила себе, больше не повториться.
Твоя душа трепетала от его мягких прикосновений.
Решив, что на сегодня очередной порции яда в виде сигарет хватит, я завариваю кофе, беру горячую чашку, от чего слегка бегут мурашки по рукам и возвращаюсь на балкон.
Теплый ветер играет с моими волосами, сладкий аромат весны наполняет мои легкие.
Тишина.
Я окончательно расслабилась под майским солнцем.
Усталость от эмоционального истощения окутала все тело.
Сделав глоток кофе, я стягиваю перчатки, кладу их на колени, а сама разглядываю рубцы.
Они не определяют, какой ты человек, не делают нас ужасными, мы сами вкладываем такой смысл в них.
В голове раз за разом проноситься фраза Николаса. После пожара, я считала себя уродом. Я не могла смотреть на себя в зеркало, постоянно плакала и жалела себя, кляла судьбу за то, что со мной произошло. Переезд в Бостон сделал меня жесткой к самой себе. Но стыдиться шрамов я так и не перестала. Хилл прав, но что бы он сказал увидь меня без одежды, где рубцы покрывают почти всю правую часть тела? Явно не отзывался бы обо мне как прежде.
Ты фрик, Элисон. Он сказал бы именно так.
– Согласна, – с горькой улыбкой я отвечаю внутреннему голосу.
Звонок от мамы. Желания разговаривать с кем-либо отсутствовало, но маму я игнорировать не могла.
– Привет, мамуль.
– Привет, моя девочка. Как ты?
Секундная заминка.
– Нормально. Как вы? Как бабушка?
– Ой, доченька, все хорошо. Бабушка часто спрашивает о тебе, скучает. У тебя грустный голос, точно все хорошо?
– Да, мам, устала, много работы. Передавай ей привет, в следующий приезд, обязательно заеду к ней. Как Грейси? В университете справляется? – у меня не было сил делиться с мамой своими переживаниями. В трубке тишина.
– Мам?
– Да, милая, я здесь. Грейси...нормально, но в последнее время она совсем изменилась.
– Что случилось? – я поставила чашку на перила, выпрямившись в кресле.
– Не волнуйся, просто она стала более раздражительная, неразговорчивая.
В душе все перевернулось, как поведение сестры, напоминало меня во время отношений с Аланом.
– Сама она объясняет как-то свое настроение?
– Говорит, много учебы, устает, подтягивает хвосты, если это правда, я понимаю ее, учиться в медицинском то еще испытание, но я чувствую, что дело в другом.
– Может рассталась с парнем?
– Не думаю, я не замечала, что бы она гуляла с кем-то или разговаривала по телефону.
Я вспомнила о дневнике Грейси, меня терзали сомнения, стоит ли говорить матери об этом. Она ведь точно решит прочесть его в тайне от сестры. А если это поможет понять? Я больше всего не хочу, что бы моя младшая сестренка испытала тоже, что и я.
– Мам, в общем, когда я приезжала в прошлый раз, в комнате Грейси я видела дневник. Я не должна тебе об этом говорить, зная, что ты обязательно прочтешь его, мне бы не хотелось нарушать ее личные границы.
– Элли, а вдруг это наркотики? Я хотя бы узнаю наверняка.
– Я сомневаюсь, думаю дело в другом. Прошу только об одном, если будешь читать его, сделай так, чтобы она об этом не узнала.
Господи, пусть это будет не Алан Эванс. Любой другой, но только не он.
– Не волнуйся, доченька, спасибо, что сказала, я места себе не нахожу последнее время.
– Я надеюсь, все образуется, держи меня в курсе, ладно?
– Конечно, и ты успокойся, у тебя важный проект, тебе нельзя волноваться.
– Вы моя семья, самые дорогие люди, – на другом конце, слышу как мама шмыгает носом.
– Ну, мам! Перестань, – я улыбаюсь от ее сентиментальности.
– Имею право, ты у меня такая замечательная, моя девочка. Все, я побежала. Позвонила на минутку, был обед. Люблю тебя, целую.
– И я тебя целую, пока.
Совесть беспрерывно упрекала меня в содеянном. Это ради блага сестры и только.
После разговора, на душе стало тоскливо. Пустая квартира, звенящая тишина и я. Одна.
Ты ведь любишь одиночество. Вся колючая и закрытая, тебе нравиться быть одной.
А так ли это на самом деле? Или же это очередной способ защитить себя?
Переодевшись и перекусив, я принялась за работу, остаток времени я продумывала дизайн ресторана.
Вечер наступил незаметно. Телефон был в бесшумном режиме все это время, я не хотела, чтобы меня кто-то отвлекал. На экране было шесть новых пропущенных от Ника.
Нам придется поговорить, ведь сотрудничество заканчивается только в конце августе, я не смогу скрываться от него так долго.
Но сегодня у меня на это нет сил, я не хочу видеть его, мне нужно успокоиться и заново собрать себя по кусочкам.
Николас: Я под твоим домом. Нам нужно поговорить.
Я не подвижно сижу за столом, смотря на экран телефона.
Почему он просто не оставит меня в покое? Разве я так многого прошу?
Элисон: Мне нечего тебе сказать.
Ответ приходит сразу же.
Николас: Буду говорить я, а ты слушать.
Вот это напор, слишком наглый, слишком самоуверенный.
А ты раздавлена и беззащитна.
Элисон: Я открою дверь. Второй этаж, сорок седьмая квартира. Поднимайся.
Мне не хотелось выходить, лучше уж я буду на своей территории. Я впущу его в свой дом, но не в душу. Мне придется отыскать остатки сил и выдержки, чтобы пережить этот вечер.
Медленно выпустив воздух, я прошла в прихожую, нажав кнопку на домофоне, я открыла входную дверь, а после дверь в квартиру.
Тяжелые шаги на лестнице, заставили мои руки трястись, меня била дрожь, стало холодно.
Николас зашел в квартиру, не сводя с меня взгляда.
Перчатки. Черт!
– Проходи в гостиную, я сейчас.
Пробежав трусцой к балкону, я быстро схватила свою защиту с кресла надевая на руки, жаль только желанного успокоения не наступило.
Ник присев на диван, рассматривал фотографии на стене.
Я тихо подошла к нему, я так волновалась, что от моей дрожи, могло в любую минуту начаться землетрясение.
Мужчина посмотрел на мои руки, сообразив, куда я ходила.
– Я тебя слушаю, как ты мне и приказал, – мой язвительный тон, спровоцировал нарастающую бурю в его глазах.
Кажется будет гроза.
– Приказал?! – Николас был зол, слишком.
– Твое сообщение не оставило мне выбора.
– А ты оставила выбор мне? Я звонил тебе целый день, пытаясь хоть, как то до тебя достучаться!
– А я не просила тебя об этом! Я ясно дала понять, что бы ты оставил меня в покое, – я посмешила осадить себя, слишком агрессивным был мой голос.
Мужчина буравил меня взглядом метая молнии, я делала тоже самое. Я не из тех, кто сдается, уступает, подчиняется.
– Элли, – мягкие нотки в его голосе, заставили и меня сбавить обороты, – присядь, пожалуйста.
Я с минуту переминалась с ноги на ногу, но все же медленно опустилась рядом с Ником выдерживая дистанцию.
Я перестала дрожать, его близость действовала на меня, как транквилизатор.
Его руки всегда были теплые, сейчас он обхватил мои ладони своими, поглаживая большим пальцем ткань перчаток, но я все равно чувствовала его ласку. Николас каждую нашу встречу, пытался, любым способом прикоснуться ко мне, это сбивало меня с толку.
Алан никогда не хотел быть ближе. Редкие объятия, минимум нежности. Он лишь брал, что хотел, не спрашивая. Не интересовался моими желаниями. Алан хотел лишь причинить мне боль, а после наслаждался этим. Смотрел, как я мучаюсь, для него то было в сто крат лучше простых поцелуев.
Агрессия, жестокость, унижения, все, что ему было нужно.
– Я не знаю с чего начать, что сказать. Я не могу объяснить свое поведение, свои чувства, – при этом в его потемневших графитных глазах, плясали золотые искры.
Глаза никогда не лгут.
Я прерывисто вздохнула, все мышцы в теле молниеносно напряглись, пульс ускорил свой ритм от слов мужчины.
– Я пытался остановиться, но мои мысли постоянно крутятся во круг тебя. Ты как магнит, а я не могу устоять. Я не могу сказать точнее, потому что сам не понимаю, что я чувствую. Знаю лишь, что, я просто хочу быть рядом, слишком сильно, – пальцы Хилла проскользнули под рукав кофты, трепетно поглаживая обгоревшую кожу. Кажется, он сделал это машинально, просто из желания близости.
Я попыталась выдернуть руку, но его ладонь чуть сильнее обхватила кисть, боясь что я вновь убегу.
Так, за руки хватал меня Алан. Заламывал и брал то, что хотел, оставляя после своего набега лишь жалость к себе, ссадины, синяки и сперму на теле.
Этот жест стал последней каплей. Бешенная злость затопила сознание. Я забыла все сказанные им слова и его признание в чувствах.
Я не смогла отыскать в уголках души достаточно сил, чтобы сохранить себя. Я разрушена, сломана, не подлежу восстановлению. Я чудовище.
– Ты за этим сюда пришел? Снова рассказывать, какая я прекрасная будучи изуродованной?! Трогать меня, рассматривать шрамы и пытаться переубедить в моей ненависти к себе? Что ж, одно я могу дать тебе точно! – с силой выдернув руки, я вскочила на ноги.
– Ласточка, ты все не так поняла! Что ты делаешь?
Встав перед ним, что бы Ник хорошо мог видеть мое тело, я стала раздеваться.
– Черт тебя дери, перестань! Я не это имел ввиду! – Николас был в ярости, но мне было плевать.
Он пытался остановить меня, но я отошла еще на шаг, игнорируя его реплики. Я медленно сняла кофту, оставаясь в бюстгальтере, сделав паузу, что бы он мог рассмотреть рубцы на груди и руке, на животе.
– Я могу утолить твое любопытство, чтобы ты наконец, оставил меня в покое, – слезы мутной пленкой застилали глаза. – Это доказательство того, что я не такая, какой ты меня видишь. Реальность жестока, я та, кем сделал меня огонь. Чудовище.
Никогда не плакать, не получилось. Отчаянье и боль рвущие на куски душу, прорвали платину моей стойкости.
Быстрым движением снимаю штаны, оставаясь лишь в нижнем белье.
– Смотри на меня! Ты ведь так хотел увидеть, хотел доказать, что я совершенство! – слезы тонкими струйками, текут по моим щекам.
Николас стоял не подвижно, смотрел на мое тело, желваки на его лице двигались не прерывно, руки стиснуты в кулаках.
Я задыхалась от истерики. Обхватив себя руками, я бессильно падаю на колени посреди комнаты.
Мужчина срывает плед с дивана, накрывая мое дрожащее тело.
– Господи, малышка, какая же ты глупая... – я не могу успокоиться, тело содрогается от рыданий. Сильные мужские руки, поднимают меня и несут в комнату. Николас аккуратно укладывает меня на кровать и уходит, возвращаясь через пару минут со стаканом воды.
– Уйди пожалуйста, я очень хочу побыть одна, – мой голос настолько слаб, что я сама себя почти, что не слышу.
Мужчина молча оставляет долгий поцелуй в висок и уходит.
Я зарываюсь лицом в подушку, кричу во весь голос, плачу, а после проваливаюсь в беспокойный сон, желая спокойной ночи своему ангелу.