Глава 7
Любовь – божественная сладость,
но отравляет по - хуже яда.
Элисон Джулия Браун
Сегодня пятница, а значит время очередного сеанса с Майклом. В этот раз, он затронул слишком интимную тему моего прошлого, слишком болезненную. Близость с Аланом.
– Элисон, ты говорила, что Алан применял физическую силу по отношению к тебе? – доктор Грант, внимательно наблюдал за мной, ожидая ответа.
Я тяжело сглотнула вязкую слюну.
Язык распух, казалось, я задыхаюсь, и не могу произнести ни слова.
– Да, – я ответила слишком тихо, почти шепотом.
Я подняла на него жалостливый взгляд, умоляя прекратить.
– Он применял грубую силу во время вашей близости?
Тишина. Ты помнишь, как он приглушенно стонал над тобой, когда наслаждался твоей болью, Элли?
– Элисон, посмотри на меня.
Я ковыряла ниточку выбившеюся из шва на моей кофте.
Я не хотела смотреть на Майкла, пока слёзы окончательно не высохнут.
Я не слушала его. Лишь помнила, видела в своей голове, картинки из прошлого.
Когда Алан учился на последнем курсе, настроение его менялось очень часто. Не засчитали работу или же преподаватель придирался слишком сильно, причина могла быть любой. Это был лишь повод для грубости. Секс превращался для меня в издевательства.
После таких ночей с Аланом, я не могла носить футболки с коротким рукавом, пока синяки на моих руках полностью не сойдут. А первые дни после близости, походы в туалет заканчивались болью в промежности. Иногда, я маскировала косметикой синяки на висках или скулах, которые появлялись от той силы, с которой Алан прижимал меня к полу во время сношения. Другими словами, сложно назвать то, что происходило между нами.
Я заметила движение возле лица, Майкл протягивал мне стакан воды.
– Спасибо, – я сделала пару тяжелых глотков.
– Давай попробуем еще раз. Это происходило каждый раз, когда вы занимались сексом или в периоды его переменчивого настроения?
– Господи, неужели мы не можем поговорить о другом?! Зачем вам обязательно ковырять пальцем рану, которая до сих пор кровоточит?!
– Элисон, сделай глубокий вдох.
Доктор Грант смотрел на меня не мигая.
Я повторяла за Майклом, дыша все глубже, успокаиваясь, пока пульс не пришел в норму.
– Мы встречаемся с тобой, не для того, чтобы ковырять раны, как ты выразилась. Это проблемы, Элисон. Проблемы, которые нужно обговорить, решить раз и навсегда, и перешагнуть, следуя дальше. Бывают люди, которым не хватает в жизни эмоций. Им нравится держать в себе боль прошлого, иногда возвращаясь к ней мысленно принося себе мучения. Таким образом они получают эмоции, пусть и негативные. Но драма, не твой жанр. Ты обратилась ко мне за помощью, так не отказывайся от неё. Никто не говорил, что путь будет лёгким, но тьма рано или поздно рассеивается, уступая место свету. Это закон.
– Я не могу это вспоминать, мне больно, – призналась я.
– Я помогу тебе. Иногда боль позволяет человеку обрести силу.
Силу, чтобы победить её. Большая часть пройдена, сдаваться не в твоих правилах.
– Вы думаете, я справлюсь?
– Я психотерапевт, Элисон. Мы встречаемся с тобой уже год. И я знаю, что слабость не имеет ничего общего с твоим характером. Твоя сила – в твоём прошлом.
Я сделала большой глоток воды, надеясь, что чёртовы лучи света уже на пути к моей тьме, иначе я утону в ней.
Я ехала домой на такси, опустошенная до предела. Душа моя, была далека от тела. Она искала покоя, той силы о которой говорил Майкл, но мой инстинкт самосохранения, явно был против боли.
Элисон: Я забронировала билеты на 20:50, с пересадкой в Сент-Луисе. Надеюсь, ты не забыла?
Сэмми: Черт! Извини подружка, сама знаешь, работы по горло. Я буду у тебя в 18:45, будь готова.
Элисон: Договорились.
Расплатившись с таксистом, я забежала в квартиру, собирая вещи. Стараясь ничего не упустить из виду, я пересматривала содержимое сумки: сменное бельё, пара футболок с длинным рукавом и свитер, косметика, личная гигиена. Проверив паспорт и деньги, я убедилась наверняка, что ничего не забыла.
– Ну, что малышка, готова? – Саманта вошла в квартиру без стука, волоча за собой целый чемодан.
– Готова, – демонстративно поднимаю, дорожную маленькую сумку.
– Ой, не начинай, здесь только необходимое.
– Я так и подумала.
Мы выехали в аэропорт за два часа до отлёта, что бы успеть на посадку.
– Эй, – Саманта прикоснулась к моей руке, – все в порядке? Как прошёл сегодняшний сеанс?
Я отвернулась от проплывающих высоток за стеклом автомобиля, взглянув на подругу.
Я постаралась натянуть милую улыбку, но думаю у меня плохо получилось.
– Как всегда, больно, – от признания стало горько.
– Элли, я знаю тебя почти два года, ты не из тех, кто просто так сдаётся на пол пути, – Сэмми переплела наши пальцы, крепко сжимая ладонь.
Подруга давно не замечала перчатки, зная, что находиться под ними.
Я вновь обратила внимание на город в свете закатных лучей, скрывая за волосами красные глаза.
– Ты сильная, я знаю, – слова подруги заставили посмотреть на неё.
Она провела большим пальцем у меня под глазами, стирая влагу.
– Сильные не плачут, – печаль сочилась в моём голосе.
– Сильные ревут в захлёб, а после встают и заставляют страдать тех, из-за кого они пролили столько слёз.
– Ты знаешь, насколько ты клёвая? – шмыгая носом, я склоняю голову на плечо подруге.
– Конечно, знаю.
Мы смеёмся, и несколько железных оков, со звоном спадают с моей души.
Осталось сбросить остальные несколько тысяч, всего лишь.
По приезду, мы проходим регистрацию. Отойдя в более тихое место, принимаю звонок от мамы:
– Элли, привет, дорогая, – ласковый голос мамы, заставляет меня улыбнуться.
– Привет, мы уже в аэропорту.
– Во сколько вы прилетаете?
– Сейчас гляну, – пытаюсь достать билет из заднего кармана штанов, – чёрт.
– Элисон!
– Прости, мам, подожди минутку, – треклятая бумажка поддалась моим стенаниям, – в двадцать минут третьего утра.
– Хорошо, я сегодня на дежурстве в больнице, поэтому вас заберёт папа.
– Отлично, до скорого.
– Целую, детка, удачного полёта.
Уложив билет в кошелек, телефон в сумку, я оборачиваюсь к Саманте:
– Может перекусим?
– Давай, мой живот стонет, словно кит.
Я хихикаю.
***
Допивая кофе, я смотрю, как на взлётной полосе самолёт набирает скорость вздымаясь в небо.
Свобода.
– Я в уборную.
– Хорошо.
Подруга удаляется в противоположную сторону, её белокурый хвостик, словно светлячок, видно через всё помещение кафе.
Телефон вибрирует в сумке, новое сообщение.
Николас: Приятного полёта, ласточка.
Кровь резко приливает к лицу, щёки горят огнём, пульс учащенно отбивает ритм, заставляя дышать быстрее.
Элисон: Вы точно скучаете, мистер Хилл;)
Николас: Возможно, ты права.
Улыбка сошла с моего лица. Невинный флирт не к чему не обязывающий и такие признания, совсем другое дело.
Я ничего не ответила. Саманта улыбаясь, шагала к нашему столику.
– Что тебя так рассмешило?
– Твоя реакция. Пишешь кому-то пошлые сообщения? У тебя лицо красное, – подруге явно было весело.
Николас Хилл, твою мать!
– Здесь душно, нам пора на посадку.
– Ну, пойдём, – Сэмми, все поглядывала на меня, не скрывая улыбку.
***
Перелёт прошёл гладко, если бы не пересадка, но прямых рейсов до Де-Мойна не было. Саманта ворчала каждый раз, когда позади нас плакал младенец. Нам совсем не удалось вздремнуть, пока мы летели из Сент-Луиса.
А твой малыш умер, Элисон.
От этой мысли, меня обдало жаром, я стерла пару капель пота со лба.
В ту ночь, при пожаре, я потеряла не только себя.
– Элли, тебе не хорошо?
– Все в порядке, я просто устала.
Подруга просканировала меня взглядом, распознавая ложь.
Мы вышли из аэропорта, я высматривала машину отца.
Неподалёку мужчина в коричневой куртке, активно махал нам рукой. Папа.
– Привет, звездочка.
– Привет, пап, – я уткнулась носом в его грудь, отец крепко обнял меня, целуя в щёку.
Было забавно наблюдать за отцом и Самантой. Подруга протянула папе руку приветствуя его. Отец глянул на неё серьёзным взглядом, от чего лицо Сэм смешно вытянулось, а после схватил её за ладонь, притягивая к себе. Смех подруги заглушило папино плечо. Кэмерон помог нам затолкать чемодан Сэмми в машину, и мы наконец-то поехали домой.
Город спал, погрузившись во тьму. Папа и Саманта активно общались, иногда шутки прилетали и в мою сторону. От усталости, меня стало клонить в сон, но я заставляла себя держаться.
Де-Мойн.
Моё прошлое.
Но в нём ли моя сила?
Неужели, для того, чтобы забыть тот ужас, который я пережила, мне обязательно нужно вновь окунуться в прошлое?
Я размышляла над последней встречей с психотерапевтом, пытаясь отыскать ответы в себе.
Машина остановилась на подъездной дорожке около дома.
– Приехали, девочки, – папин голос, успокаивал мою истерзанную душу, я так скучала по своей семье.
– Грейси спит?
– Когда я уезжал, она проснулась спросить куда я еду, – отец смеялся.
– Вот негодница, забыла о моём приезде.
Папа обнял меня за плечи, катив за собой чемодан подруги. Я посмотрела на него, тепло улыбаясь, небесные глаза мужчины, как и мои, светились от радости. Мы шли по вымощенной каменной плиткой дорожке.
Тишина этого мира, в прохладное апрельское утро, не казалась мне непосильной ношей. Потому, что от этой тяжести, мои плечи сейчас прикрывала отцовская рука.
Наш дом был двухэтажным. Моя комната находилась на верху, рядом комната сестры, с лева от лестницы гостевая. Спальня родителей была на первом этаже.
Мы вошли во внутрь, было темно. Отец включил ночник на тумбочке около дивана. Я провела взглядом по гостиной, залитой мягким желтым светом, вспоминая своё убежище. В доме витала особая атмосфера. Запах семьи, ласковых маминых рук, которые пахнут её ночным кремом. Папин смех и шутки надо мной, и Грейси. Обиды сестры, потому, что я не дала ей что-то из своей одежды.
Мой дом. Мой храм. Моё спокойствие.
Часть моей души навсегда осталась здесь, с моей семьёй.
– Мама приготовила, гостевую комнату для Саманты.
– Спасибо, мистер Браун.
– Брось, называй меня просто Кэм.
Я наблюдала за ними с улыбкой, наслаждаясь уютом, которого мне не достаёт в Бостоне.
Отец поднял тяжелую кладь подруги на второй этаж.
Распрощавшись с Самантой, я двинулась в противоположную сторону к своей комнате.
– Звездочка, как насчёт горячего шоколада на ночь?
Он скучал, а я ещё сильнее. Только сейчас, дома, я поняла насколько мне одиноко в моей пустой квартире. Хоть отец и устал, это было видно по сонным покрасневшим глазам, он хотел по быть со мной. Как раньше, только вдвоём, сидя поздно на кухне, и медленно потягивая, горячий шоколад с воздушным маршмеллоу.
– Как я могу отказаться? – я сдержала зевок, улыбаясь.
– Пойдём, – отец вновь обернул мои плечи своей тяжелой, теплой рукой, словно чувствовал, что я вот-вот рассыплюсь, поддерживая меня.
Сидя за кухонным столом, я наблюдала, как папа готовит обещанный напиток.
– Так, Элли, держи, – мужчина поставил дымящую кружку передо мной, я поднесла её к лицу, вдыхая сладкий аромат детства.
– Осторожно, звёздочка, не обожгись.
Отец всегда предупреждал меня, прежде чем я сделаю первый глоток. Его забота была для меня показателем, как должен обращаться мужчина с женщиной.
– Пап, я ведь давно выросла.
– Для меня ты всегда останешься моей звёздочкой, которая сияет ярче всех.
Я сглотнула тугой ком в горле.
– Когда возвращаетесь?
– В понедельник утром.
– Так скоро, – отец не скрывал грусть в голосе.
Я и сама не рада, что мы прилетели всего лишь на два дня. Но в Бостоне меня ждет работа. Много работы.
И Николас.
Голос в моей голове, жил своей жизнью. Как его заткнуть?
– Пап, я бы с удовольствием осталась дольше, но помимо работы в издательстве, я взялась за один проект, и у меня совсем нет времени.
– Как ты выросла, дочка, проекты у тебя всякие, работа, совсем взрослая, – отец быстро протёр глаза от накативших слёз, делая вид, что ничего не было.
– Так, расскажи-ка мне, звучит интересно.
Мы потягивали наш горячий шоколад, я рассказала отцу о ресторане, и что мне предстоит сделать. Николас всплывал в моей голове, каждый раз, когда я заводила речь о проекте.
В школьные времена, мы часто сидели с отцом на кухне, заговариваясь до утра. Потом я поступила в университет, а на втором курсе, встретила Алана. Тогда настал переломный момент, и все изменилось. Между мной и папой. Я словно отдалилась от него, от семьи.
Я всегда была папиной дочкой, а Грейси больше маминой. Моё поведение стало агрессивнее, я закрылась от родных, проводя большую часть времени у себя в комнате. Я отсутствовала, жила только в своей голове, так продолжалось в плоть до окончания учёбы.
И тогда, я будто очнулась после долгой спячки, решив раз и навсегда оборвать отношения с Аланом. Для меня это обернулось невосполнимой потерей.
В ночь пожара меня привезли в больницу, мама была на дежурстве в своей клинике, а папа навещал бабушку. Сестра приехала ко мне первой, как только узнала. Помню, как сейчас, Грейси, аккуратно присела ко мне на больничную койку, положила ладошку на живот, и пообещала серьезным голосом, что у меня обязательно будут дети, а этот малыш теперь станет моим ангелом хранителем. В ту ночь мы обе плакали, горько, с надрывом в голосе и душе. И по сей день, слова сестры остаются живыми в моей голове, а вера в сердце.
Я до сих пор умираю от этой ноши, желаю каждый день своему ангелу хранителю спокойный ночи.
– Звучит солидно, – папа широко улыбнулся.
– Да уж, вдвойне приятно, когда ты не только получаешь деньги за свою работу, но ещё и удовольствие от процесса.
– Последнее – самое главное, для сохранения душевного равновесия.
Жаль, что мои весы давно вышли из строя, и теперь в моей душе происходит настоящий хаос.
Я посмотрела в окно, светало. Верхушки соседских домов, окрасились в бледно оранжевый, почти золотой цвет восходящего солнца.
– Скоро мама вернётся с дежурства, давай вздремнём пару часиков. Сама знаешь, когда она придёт домой и увидит тебя здесь, ни на минуту не отойдёт от тебя.
Я рассмеялась. Отец всегда знал, как вызвать на моём лице улыбку.
Проходя мимо комнаты сестры, я старалась не разбудить её, иначе мне точно не удастся поспать.
В моей обители, ничего не изменилось. Комната была не большой, но места мне всегда хватало.
Кровать справа от меня ровно заправлена. Письменный стол, перед окном, комод слева, пара тумбочек по обе стороны спального места.
И картины.
Все свободное место на стенах я заполнила картинами.
Я провела взглядом по забытым вещам, воспоминания захлестнули меня. Я словно стояла на берегу, когда бушующее море, окатило меня огромной ледяной волной.
Подойдя к кровати, я заглянула под неё. Одна из деревянных досок в полу, отходила.
Как-то раз, я случайно наткнулась на неё, когда делала в комнате перестановку. Взяв нож, я поддела край доски и вынула её, под ней было небольшое пространство, там я и прятала свой дневник. От многочисленных ковыряний кухонным инструментом, дерево не много стерлось. Сейчас я открыла свой тайник без усилий, подцепив пальцем край доски.
Я иногда беспокоилась, что мама может обнаружить его после моего отъезда, и узнает больше, чем я ей рассказала.
Пролистав тетрадь, я остановилась на крайней записи.
« 30 июня, 2015 год.
Я окончила университет, но почему-то радости от этой новости не ощущаю. Сегодня вечеринка у Изи в честь этого события, и я, пожалуй, схожу ненадолго, развеяться.
Если меня не стошнит прямо в гостиной, потому что меня мутит вот уже месяц.
Я не дура, и конечно же сделала тест. Он оказался положительным. Я узнала об этом в конце мая. Сходила к врачу, сдала нужные анализы и моё положение подтвердилось. Сейчас заканчивается третий месяц беременности. Из-за экзаменов, постоянной загруженности в университете, ссоры с Аланом, все это напрочь выбило у меня из головы, мысли о месячных. У меня всегда был нерегулярный цикл, недельная задержка не была для меня звоночком бить тревогу.
Никто не знает, родителям я решила рассказать завтра, но боюсь я не этого. Я уверенна они поддержат меня. Проблема в Алане, он должен знать, что скоро станет отцом, пусть мы теперь и не встречаемся. Но, как рассказать ему об этом? Мне становиться страшно от одной мысли, что нам нужно увидеться. Я желаю лишь одного, ВСЕ ЗАБЫТЬ.
Я уже люблю этого малыша, несмотря на то, что он родиться от человека, которого я ненавижу всем сердцем.
Каждый день, я глажу ещё плоский живот, представляя, каким большим он будет, и каким будет мой ребенок. Я стану лучшей мамой, я научусь этому ради него. Алану я не стану запрещать видеться с малышом, так я решила сразу, когда узнала о беременности. Но растить ребёнка вдвоем, жить вместе, меня не заставит ни один человек, ни под каким предлогом.
Быть с ним, значит находиться в аду на земле, и я больше не вынесу этого. Не смогу жить, каждый день видя его лицо, ощущая его руки на себе, чувствуя внутри себя. Просто не переживу ещё одной пощечины, удара, пинка, жестокого секса. Он убьёт меня или я убью себя сама, лишь бы не быть с ним. Освободиться.»
Я не заметила, как намочила слезами страницу дневника. Стерев влагу со щёк, я устало закрыла глаза, подавляя всхлип.
Душа кричала, металась из угла в угол от нахлынувших воспоминаний.
Майкл советовал обратиться к прошлому, что бы найти ту чёртову силу, о которой он говорил. Но сейчас, видимо по всему, моё прошлое проехалось по мне бетонным катком. Даже лучик света не пробьётся сквозь ту тьму, которая образовалась сейчас внутри меня.
Я забралась на кровать, крепко прижимая тетрадь к груди. Последняя ниточка, связывающая меня с воспоминаниями о беременности – простая страница из дневника. После случившегося, я запрещала себе думать о ребёнке, вспоминать, оплакивать. Я похоронила мысли о нём настолько глубоко, чтобы обезопасить себя от назойливой острой боли в сердце.
Твоему малышу было бы сейчас два года.
– Заткнись, – мой шёпот, поглощала тишина комнаты.
Моё сердце, раскололось на миллион осколков, которые поглотил огонь.
Моё сердце сгорело.
То, что осталось во мне – уголёк, который от малейшего дуновения болезненных воспоминаний, развеется и я погибну. Навсегда.
Мои плечи должно быть сделаны из стали, а душа скрыта под железным куполом, иначе как я могу столько времени носить на себе такую ношу прошлого и не разбиться вдребезги?
Как я могу дышать, ходить по этой земле, жить, когда мой малыш мёртв?
Зарывшись лицом в подушку, я взвыла от боли, пытаясь заглушить громкий плачь.
Спокойной ночи, мой ангел хранитель.