Глава 7: Встреча с Мариной и Обмен Странностями
Квартира, некогда бывшая моим надежным коконом, моим астральным алтарем и убежищем от вселенской суеты, превратилась в энергетический бардак. Нет, не так. В энергетическую мясорубку. Словно кто-то взял хрустальную вазу моей ауры и со всей дури швырнул ее об асфальт реальности. Осколки звенели, вибрировали, и каждый из них, казалось, издавал свой собственный, невыносимый звук. Фантомные запахи, начавшиеся с легкого дуновения лаванды, разрослись до целого симфонического оркестра абсурда. Вчера я уловил отчетливый аромат свежеиспеченного хлеба, смешанный с запахом озона после грозы и, совершенно необъяснимо, нотками кошачьей мочи. Последнее, конечно, могло быть и от «Лярвы»-соседа, но моим внутренним сенсорам это казалось слишком... многогранным для его примитивной энергетики. Я метался по квартире, пытаясь определить источник, но запах, как игривый фантом, перемещался вместе со мной, обволакивая, а потом внезапно исчезая, оставляя после себя лишь ощущение издевательства.
Призрачные сквозняки стали неотъемлемой частью интерьера. Они больше не просто шелестели страницами «Книги Мертвых», оставленной на журнальном столике. Теперь они играли с моими любимыми амулетами на подоконнике, покачивали старую люстру в гостиной так, что та издавала мелодичный, но зловещий звон, и даже заставляли танцевать шторы в спальне, словно там кто-то невидимый танцевал танго. Окна были герметично закрыты, я лично проверял каждый миллиметр уплотнителей, но ледяное, пронизывающее дуновение все равно находило путь, лаская кожу, вызывая мурашки, и главное – пробивая мои энергетические защиты, словно они были сделаны из бумажных салфеток. «Ну вот, опять. Я же только-только восстановил свой эфирный покров после "космического дождя"! Да что ж это такое, а? Какая-то сущность-вредитель, не иначе. Низковибрационная, но с какой-то извращенной логикой!»
Я пробовал все свои проверенные методы. Окуривал шалфеем так, что квартира превратилась в филиал индийской лавки, а сосед снизу, наверное, уже вызвал пожарных. Пропевал мантры до хрипоты, чувствуя, как голосовые связки вибрируют в унисон с нарастающим хаосом. Расставлял солевые барьеры по периметру каждой комнаты, представляя, как кристаллики соли поглощают негатив, но тут же сквозняк развеивал их, словно пепел. Мой внутренний экран, этот тонкий монитор, на котором я обычно отслеживал потоки энергии, теперь представлял собой хаотичный калейдоскоп помех. Он мерцал, рябил, иногда выдавал «синий экран смерти», а потом снова включался, показывая лишь ускользающие, бессмысленные образы. «Энергетический баланс города явно нарушен. Или это мой кот, призрак которого давно уже переехал на ПМЖ к соседям, все-таки вернулся и мстит за то, что я не покупаю ему корм с лососем?» Шутка, конечно. Я же давно осознал, что кот – это всего лишь проекция моего внутреннего ребенка, который требует безусловной любви. И лосося.
Осознание приходило медленно, как осознание прихода квитанций за коммунальные услуги. Мои привычные инструменты, эти годами наработанные практики, которыми я гордился и о которых так красочно писал в своем заброшенном блоге «Дзен на Выгуле», были бесполезны. Они не справлялись. Магические ритуалы, которыми я разгонял «лярв» и «энергетических вампиров», казались детскими играми на фоне этого нарастающего, беспричинного абсурда. Я чувствовал себя капитаном, чей корабль тонет, а он продолжает вычерпывать воду чайной ложкой. Это было... унизительно. Не только для меня, как для адепта высших знаний, но и для всего моего представления о мире. Все мои «защиты», которыми я обкладывал себя ежедневно, как кирпичной кладкой, оказались пробиты. Пробиты чем-то неосязаемым, но при этом ощутимым. Это не было похоже на атаку конкретной сущности; это было похоже на системный сбой всей реальности.
Именно в этот момент, когда я сидел посреди своего энергетического хаоса, окруженный мерцающим «внутренним экраном» и запахом лаванды с кошачьей мочой, раздался звонок в дверь. Я вздрогнул. Обычно ко мне никто не приходил. Ну, кроме курьера с пиццей, но он всегда звонил заранее, предупреждая о своем прибытии, чтобы я успел настроить защитные поля от чужеродных вибраций. И соседей. В глазок я увидел незнакомую фигуру – женщину. Это была Марина.
Она стояла на пороге, словно картинка из глянцевого журнала, случайно попавшая в мой хаотичный, эзотерический мир. Волосы цвета темного шоколада были собраны в строгий, но элегантный хвост, обнажая острые скулы и решительный подбородок. Глаза – пронзительно-серые, словно осеннее небо, бездонные и невозмутимые, изучали меня с неприкрытым, но в то же время вежливым любопытством. На ней был классический тренч песочного цвета, и даже в нем она умудрялась выглядеть так, будто только что сошла с подиума, а не из пропахшего сигаретами подъезда. В руках она держала толстую папку, перетянутую резинкой, и планшет, который едва заметно пульсировал синим светом. От нее не пахло ни лавандой, ни, слава Творцу, кошачьей мочой. От нее веяло легким ароматом свежей бумаги, типографской краски и, что самое странное, решимости. «Ну вот, еще одна. Наверное, из тех, кто ищет "гуру" для "распаковки предназначения". Или, что еще хуже, хочет спросить про ретроградный Меркурий. Мои тонкие тела уже устали от этих вопросов».
— Андрей Игнатьевич? — Голос Марины был низким, уверенным, без малейших колебаний, словно звук камертона. — Меня зовут Марина. Я журналистка. У меня к вам дело.
Я поначалу отмахивался, мол, «мирские проблемы, это не моя епархия, я на другом уровне вибраций». Подумаешь, журналистка. Мало ли их ходит по миру в поисках сенсаций, а заодно и легких денег. Я был уверен, что она пришла с какой-то банальщиной: про кота-предсказателя, который живет у кого-то на районе, или про очередное «место силы» в парке, где местные бабушки делают привороты на молодого соседа. Мой эгоистичный астральный ум тут же воздвиг вокруг меня невидимый барьер из собственного величия. «Обыденность, мадемуазель. Я на других частотах. Пока вы там бегаете за сплетнями, я спасаю тонкие тела Вселенной от энергетических паразитов». Я даже позволил себе небольшую, снисходительную улыбку, словно говоря: «Я, конечно, могу снизойти до вашего уровня, но только на пару минут, дабы не расплескать свой дзен». Я чуть отступил, слегка прикрывая дверь, оставляя лишь узкую щель, через которую можно было увидеть мой «просветленный» лик. В моей голове мелькали образы – вот я, весь в белом, на вершине горы, окруженный сиянием, а внизу, в долине, суетятся эти самые «мирские» люди, неспособные понять всей глубины бытия. Да что там говорить, я был уверен, что моя aura настолько мощная, что одним своим присутствием я могу излечить все ее «земные» болячки. А ей просто нужна сенсация. Я это чувствовал, как чувствую приближение очередного денежного потока, который почему-то всегда обходил мою квартиру стороной.
— Я знаю, что вы, возможно, слышали о моем блоге «Дзен на Выгуле», — начал я, чуть приподняв подбородок, — но я сейчас нахожусь в процессе глубокой медитации. Мои тонкие тела...
— Андрей Игнатьевич, — перебила она, не дав мне закончить свою пафосную речь, и в ее голосе не было ни капли извинения, лишь стальная решимость, — я пришла не за медитацией. И не за советами по чакрам. Я слышала, что у вас пропал пульт от телевизора.
Моя снисходительная улыбка застыла, словно фотография на просроченном полароиде. Серые глаза Марины внимательно следили за моей реакцией, словно она была каким-то детектором лжи, пробивающим мою эзотерическую броню насквозь. Она не давила, не повышала голос, но ее спокойствие, ее непоколебимая рациональность действовали на меня сильнее любого астрального удара. Она просто стояла и ждала, ее взгляд не выражал ничего, кроме желания получить информацию. Именно это отсутствие ожидаемых эмоций – удивления, восхищения или даже снисходительности – заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке. Это было словно столкновение моего эфемерного мира с грубой, непоколебимой реальностью.
— Пульт? — Мой голос прозвучал как-то неестественно, выше обычного. — А-а, пульт... Ну, это... Это было временное смещение в кармическом слое. Мелкие энергетические флуктуации.
Марина лишь кивнула, не отрывая взгляда, а затем, словно рентгеном просвечивая мои отговорки, достала из папки несколько распечаток. Бумага приятно зашуршала в ее руках, словно листы древней хроники, несущей неведомую правду. Она развернула один из листов, и я увидел фотографии. Снимки были четкими, профессиональными, демонстрирующими... пустоту. Пустоту на привычных местах, где должны были быть вещи. Ее пальцы, тонкие и ухоженные, скользнули по тексту, который я не успел прочитать, а затем она подняла на меня свои серые глаза. В них, кажется, мелькнула искорка легкой иронии, но тут же погасла, уступая место чистой, холодной логике.
— Не у вас одного, Андрей Игнатьевич. Это бабушкин фарфоровый сервиз у коллекционера, господина Петрова. Перешел к нему от прапрабабушки. Каждая чашечка, каждый блюдец – с ручной росписью, уникальные. Вот, видите? — Она ткнула пальцем в фотографию, где на полке, некогда заполненной изящными предметами, теперь зияли идеально чистые, гладкие круги, словно фарфор не пропал, а растворился в воздухе. — Пропал прямо из запертой витрины. Без следов взлома. Никаких отпечатков. Просто... исчез.
«Бабушкин фарфор...» Эхо этих слов отозвалось в моей голове. Это было слишком близко. Я вдруг вспомнил свою заколку для волос. Розовую. Которая, зараза, материализовалась вместо пульта. У меня внутри зашевелилось что-то, что я обычно называл «низковибрационной тревогой», но теперь это было больше похоже на осознание. Марина не умоляла, не уговаривала. Она просто раскладывала факты, словно карты Таро, и эти карты были пугающе правдивы.
— А это, — продолжила Марина, перелистывая на следующий лист, — набор инструментов у автомеханика Ивана Кузнецова. Человек полжизни собирал. Профессиональный, редкий, каждый ключ под конкретную марку машины. Позавчера утром пришел в гараж – нет ни одного. Только пыль на том месте, где они лежали. И, как он выразился, «ощущение, будто кто-то выдрал их из ткани реальности». — Она сделала паузу, словно давая мне время переварить информацию, но ее взгляд не давал мне возможности уйти в эзотерические отговорки. Она смотрела прямо в глаза, как будто читала мою душу, выискивая те скрытые уголки, где пряталось мое сомнение.
В моей голове прокручивались сцены из моей собственной жизни. Не просто пульт. Не только та проклятая розовая заколка. Я вспомнил, как на прошлой неделе исчезла моя любимая книга по нумерологии, а вместо нее на полке оказалась заляпанная страница из газеты 20-летней давности. Я списал это на происки «хрональных сущностей», пытающихся внести диссонанс в мою информационную матрицу, но теперь... теперь это было другое. Каждый новый пример, каждая сухая фраза Марины била по моей догматической вере, как молоток по наковальне. Мои «энергетические флуктуации» казались жалкими оправданиями. Ее слова были точны, как скальпель хирурга, вскрывающий мою самоуверенность.
Я открыл дверь шире. Пригласил ее войти. Запах лаванды с кошачьей мочой, казалось, тут же усилился, словно приветствуя ее скепсис. Марина вошла, не дрогнув ни единым мускулом, ее серые глаза скользнули по моему астральному бардаку, не выказывая ни удивления, ни брезгливости. Она не поправила свой тренч, не прикрыла нос. Просто встала посреди комнаты, ожидая. Это ее невозмутимое спокойствие было обезоруживающим.
«Тут я и понял: что-то происходит. И это что-то, похоже, не просто бытовые неурядицы». Это было как удар под дых. Осознание того, что моя личная «энергетическая заморочка» – это лишь крошечная часть чего-то гораздо большего, гораздо более системного. Мои «колебания в кармическом слое» и «астральные атаки» теперь звучали так по-детски, так наивно. Это не просто какой-то мелкий дух-проказник шалит с моими вещами. Это что-то... иное. Нечто, что способно дематериализовать фарфор, инструменты, и, видимо, скоро доберется до моего священного запаса круп, которые я запасал на случай зомби-апокалипсиса или, что более вероятно, очередного ретроградного Меркурия. Мне вдруг стало не по себе. Я, Андрей, адепт высших вибраций, был беспомощен перед лицом этого... этого.
— Я чувствую... — начал я, пытаясь облечь свое новое осознание в привычные эзотерические термины, — Я чувствую мощное искажение в тонких слоях города. Словно кто-то... перепрограммирует матрицу реальности.
Марина изогнула бровь, но на этот раз в ее взгляде не было той иронии, что прежде. Было лишь сосредоточенное, аналитическое внимание. Она достала из папки еще несколько распечаток, на этот раз графиков и диаграмм, которые мне ничего не говорили, но, судя по ее выражению лица, были важны. Она, наверное, ждала от меня подтверждения своим гипотезам, своим «материальным» исследованиям.
— То есть, это не просто случайность? — спросила она, и в ее голосе впервые прозвучал не намек на вопрос, а четкое, прямое утверждение. — Вы считаете, что это... целенаправленное воздействие?
Я кивнул, чувствуя, как в груди разгорается огонек нового интереса. Это было не просто расследование; это была миссия. Мои эзотерические знания, которые до сих пор служили лишь для самолюбования и защиты от бытовых невзгод, теперь могли быть применены для чего-то действительно значимого. «Вот оно! Вот мой путь к истинному просветлению! Не в бесконечных медитациях, а в спасении мира! В спасении этого города от неведомой угрозы!» Я почувствовал прилив энергии, несмотря на весь окружающий хаос. Мой внутренний экран, хоть и мерцал, но теперь показывал не просто помехи, а какие-то смутные, но все же очертания. Кажется, я начинал видеть паттерны. Паттерны в хаосе. И этот хаос был не просто хаосом, а проявлением некоего «системного сбоя» на тонком плане, который мои эзотерические знания теперь могли помочь раскрыть.
— Целенаправленное, — подтвердил я, сжимая кулаки. — И очень мощное. Мои защиты, — я многозначительно показал на расплывчатые пятна соли на полу, — они оказались бессильны. Это нечто новое. Нечто, что требует... совместного подхода.
Марина медленно улыбнулась. Улыбка была тонкой, почти незаметной, но в ней читалось удовлетворение. Она нашла своего... ну, не то чтобы сообщника, но хотя бы источник информации, который подтверждал ее самые смелые, самые «невероятные» гипотезы. Ее скептицизм не исчез полностью, он просто отошел на второй план, уступая место журналистской жажде сенсации и, возможно, искреннему желанию понять. Она видела во мне не сумасшедшего, а... человека с уникальными данными. А я видел в ней не просто журналистку, а голос рациональности, который мог бы помочь мне «заземлить» мои интуитивные ощущения и превратить их в нечто осязаемое. Что-то, что можно было бы понять и, главное, остановить.
Я перестал чувствовать себя одиноким в этом энергетическом хаосе. Мои личные «заморочки» теперь имели общий знаменатель, общую нить, тянущуюся через весь город. От фарфора до пульта, от лаванды до кошачьей мочи – все это было частью одной большой, необъяснимой, но теперь уже общей загадки. Это был мой первый шаг к принятию внешней реальности и сотрудничеству, что знаменовало собой начало совершенно новой, детективной линии в моей, казалось бы, исключительно духовной жизни. Период одиночных странностей Андрея завершился. Мы стояли друг напротив друга – я, адепт тонких планов, и она, прагматик до мозга костей – два совершенно разных полюса, объединенные одной, пока что непостижимой тайной. И город, за стенами моей квартиры, кажется, замер в ожидании, готовясь раскрыть свои более глубокие, более опасные секреты.
