24 глава она
Прошло несколько дней.
Дни слились в череду напряженной работы, выматывающей и... дико удовлетворяющей. Я сидела в своем кабинете за массивным дубовым столом. На мне был строгий деловой костюм-тройка темно-синего цвета, волосы собраны в тугой пучок. И в моей руке, как продолжение моей воли, лежал тот самый, уже ставший родным, травмат. Я небрежно размахивала им, указывая на несчастного, стоящего на коленях передо мной.
— Я сказала, читай еще раз. Внятно и с выражением, — мой голос был холодным, как лед, и резал воздух, как сталь.
Этот придурок, матерый мафиози по кличке Мцырь, попытался провести мимо меня сомнительную сделку с одним из подконтрольных казино. Он уже раз десять перечитывал составленный мною исправленный договор и столько же раз — унизительную объяснительную, которую заставила его написать собственноручно.
Он начал заикающимся голосом зачитывать: «Я, Мцырь, добровольно и осознанно признаю свою глупость и непрофессионализм...» Я в такт его дрожащему голосу махала травматом в руке.
За эти несколько дней я успела довести двоих мафиози до истерики, а еще пятерых — до состояния глубокого психоза. Кого-то хрена они все думали, что смогут пронести мимо меня «левые» документы или провернуть аферу. Руслан никогда меня не останавливал. Наоборот, он лишь смеялся в усы, называя это «особым курсом молодого бойца» и «воспитанием через террор». До меня дошли слухи, что главы других, даже более влиятельных группировок, хотели со мной познакомиться и переманить к себе, заламывая баснословные суммы. Я всем вежливо, но твердо отказывала. Мое место было здесь. Рядом с ним.
По идее, сегодня должны были выписать Колю из больницы. Но у меня, к сожалению, дел было по горло, и я не смогла поехать за ним. Этот Мцырь уже начал всхлипывать, по его щекам текли настоящие, жалкие слезы. И я с удивлением поняла, что мне... нравятся мужские слезы. Особенно когда они вызваны осознанием собственной глупости передо мной.
Многие обитатели особняка втайне обожали наблюдать за моими «воспитательными процессами». Они под разными предлогами задерживались в коридоре, прислушиваясь к тому, что творится за дверью моего кабинета. Валентина как-то проговорилась, что мне уже дали погоняло — «Палачиха». Как мило, не правда ли? Идеально в пару моему «Палачу».
Пока я летала в этих мыслях, Мцырь, воспользовавшись моментом, начал по-тихоньку, на цыпочках, отступать к двери, а потом и вовсе бросился наутек. Я решила дать ему фору. Медленно, наслаждаясь моментом, я начала отсчет, глядя ему в спину:
— Раз... два... три... четыре...
На счет «четыре» я, словно разъяренная кошка, сорвалась с места и выскочила в коридор вслед за ним. Он уже бежал к главному выходу. Я прицелилась, чтобы стрельнуть ему в ногу, но тут на пороге, озаренный светом из окон, я увидела его.
Колю. Моего Колю. Он стоял, с широко раскрытыми от изумления глазами. А рядом, обняв его за плечи и безудержно хохотавший, был Руслан.
Все произошло в одно мгновение. Я швырнула травмат на пол с таким видом, будто это была не оружие, а надоевшая игрушка, и бросилась к нему. Он раскрыл объятия, и я влетела в них, впиваясь в его крепкие плечи, вдыхая его родной, чуть лекарственный запах. Он прижал меня к себе так крепко.
Он хотел что-то сказать, но я опередила его, тараторя, не отрываясь от его шеи:
— Прости меня, моя любовь, у меня тут незаконченные разборки с одним непонятливым! Я быстро закончу и приду к тебе, не скучай!
Я оторвалась от него, подозвала смущенно стоявшего в стороне Мцыря властным жестом, и мы, как ни в чем не бывало, вернулись в мой кабинет. Все в этом доме уже знали негласное правило: попытался провести что-то мимо «Палачихи», из кабинета ты не выйдешь без новых знаний и, возможно, парой синяков для закрепления материала.
Я дала Мцырю пару раз рукояткой травмата по уже имеющимся синякам для симметрии, втолковала последние поправки и выгнала его, пообещав, что в следующий раз буду стрелять на поражение. Привела себя в порядок, поправила костюм и, наконец, вышла к своему любимому.
***От лица Николая***
Я провалялся в больнице еще пару дней. Каждый день мне звонил Руслан и с упоением, как лучший друг, рассказывал, как моя Алиса доводит до белого каления местных (и не только) мафиози.
«Вот это понимаю — женщина!»
— думал я, гордость распирала меня изнутри. И самое главное — она моя. Мне передали, что ей уже дали погоняло — «Палачиха». Теперь мы с ней точно идеальная пара: Палач и Палачиха. По рассказам Руси, ей звонили из французской, русской и даже американской мафии — знакомиться и предлагать работу. Но она всем отказывала. Это льстило и безумно радовало.
Сегодня меня наконец-то выписали. Валентина, помогавшая мне собраться, только вздыхала:
«Алиса опять кому-то там люлей вставляет, не хочу ее отвлекать, дело, видито, серьезное».
Руслан и Валентина забрали меня из больницы. Врач минут десять объяснял им, что мой максимум на ближайшие недели — перебирать бумажки и ни в коем случае не напрягаться. Я лишь кивал, уже строя планы, как скоро я вернусь в строй.
Когда мы вошли в особняк, нас застала сюрреалистичная картина. Алиса, в безупречном костюме, с травматом в руке, целилась в спину Мцыря — матерого, видавшего виды бандита, который никого и ничего не боялся, кроме, пожалуй, меня одного. На его лице читался неподдельный, животный ужах и... слезы. Ни хрена себе! Я обомлел.
Как только моя любимая увидела меня, она отбросила пистолет, как ненужную веточку, и бросилась ко мне. Она протараторила что-то про неотложные дела и помчала обратно добивать бедолагу. Вернулась она ко мне минут через десять в шикарном настроении, но я заметил на манжете ее белой рубашки крошечные, едва заметные брызги крови.
Я обнял ее за плечи, притянул к себе и тихо спросил, целуя в висок:
— Лис, тебе рассказать, как лучше отстирывать кровь с рубашки? Есть один секрет.
Она посмотрела на манжету, сморщила носик и с легкой улыбкой ответила:
— Милый, за практически неделю без тебя я научилась абсолютно всему. Отстирывать кровь, стрелять на поражение и доводить громил до слез.
Я рассмеялся, а она продолжила, глядя на меня с хитринкой в глазах:
— Мне передали, что ты в курсе насчет моих... бухих подвигов с Русланом.
Я смотрел ей прямо в глаза, стараясь сохранить серьезность.
— Ну-ка, отчетливо доложи, солдат.
— Сначала я была полностью разбита и уничтожена новостями о тебе, — начала она, и ее глаза на мгновение стали серьезными. — А потом... потом я невероятно радовалась, когда Марка упекли на пожизненное. Баланс во Вселенной был восстановлен. И шампанское текло рекой. Это была терапия.
Мы замолчали и просто стояли в обнимку, разглядывая друг друга, словно встретились после долгой разлуки. Нам было хорошо. И главное — мы были вместе. Все остальное было просто пустяками.
— Мне еще рассказывали, — продолжил я, проводя пальцем по ее щеке, — что ты вовсю используешь мой травмат в воспитательных целях. Это правда?
Она невинно захлопала ресницами, делая самое невинное лицо на свете.
— Ну, просто тут такие невоспитанные дядьки вокруг! Они пытались мимо меня заключить договора с откатами. Ну, я их и учила уму-разуму. Между прочим, Руслан меня полностью поддерживает. Поэтому считай, я тут почти что Ангел-хранитель... юридической чистоты.
Я рассмеялся, обнимая ее крепче.
— Конечно, конечно, ангелочек мой грозный. Но у каждого ангела есть свой демон. Поэтому мы идем вместе..
Весь оставшийся день мы провели вместе, валяясь на кровати в её комнате. Мы не говорили ни о чем серьезном, просто смотрели какой-то глупый фильм, и я чувствовал, как нарастающая слабость от ранения наконец-то берет верх, и я проваливаюсь в спокойный, исцеляющий сон рядом с ней.
***От лица Алисы***
До самого вечера мы пролежали вместе. Я чувствовала, как все мафиози в особняке выдохнули с облегчением — ведь если «Палачихи» нет в их жизни, считай, что объявили выходной. Но ничего, завтра воспитание продолжится.
Валентина, как заботливая мама-наседка, пыталась накормить нас обоих с ложки, но я почти ничего не ела. За неделю стресса и бессонных ночей я скинула килограмма пять. Да, это много, но я знала — теперь, когда он рядом, я все наверстаю. Он будет заставлять меня есть, а я буду отнекиваться, и это будет наше маленькое, глупое, прекрасное правило.
Завтра будет еще лучше. Потому что мы — Палач и Палачиха — снова вместе. И нам все по плечу.