Ромео и Джульетта или мать-сын

Алексей проснулся в тёплой компании — напротив него, на подушке, лежала Александра. Она смотрела ему в лицо и искренне улыбалась.

— Как спалось, братишка? — спросила она с лёгкой улыбкой.

Алексей зевнул, потянулся и ответил:

— Замечательно… Кстати, а где тёть Алёна?

— Мама на работе. Папа минут десять назад позавтракал и уехал, — отчиталась Александра.

— Слушай, Саш, — начал он, ещё не до конца проснувшись, — а дядь Серёжа… он кто по профессии?

— Автомеханик, — ответила она коротко. — Хотя, если честно, ему больше нравится сидеть за баранкой.

Неожиданно Александра забралась к нему под одеяло и улеглась на его грудь.

— А ты тёпленький… Чего боишься-то? Я же не кусаюсь. Хотя, кто знает… — сказала она с игривой ноткой.

— Саш… — голос Алексея дрогнул. — Мы же с тобой брат и сестра… ну, пусть и по духу.

— Во-первых, — тихо произнесла она, — наши отношения могут плавно перерасти во что-то большее. Мы разнополые и свободные люди. А во-вторых… я давно испытывала к тебе симпатию. Именно я, а не та… что была раньше.

Алексей покраснел. Ему казалось, что его тело стало горячим, как печь, в которую бросили дрова, облитые керосином.

— А пойдём прогуляемся? — предложила Александра. — А то что за прикол — в четырёх стенах сидеть?

— Хорошо, — согласился Алексей.

С самого выхода из квартиры они держались за руки и не отходили друг от друга. Алексей видел в Александре сестру, но её женское обаяние, идущее не от «искусственных добавок», а от самой природы, грело его сердце. Оно было похоже на радость голодного человека, вдохнувшего запах жареного стейка из сёмги.

Они гуляли молча, и это молчание было наполнено смыслом. Разговоры были лишними — Алексей чувствовал женскую природу Александры даже без намёка на интим, как это часто бывает у мужчин.

Всю дорогу он думал о семье, о парах и их видах. И, конечно, об интиме.

Интим — это не просто спаривание, как привыкло считать общество. Иногда мы заводим друзей своего пола не только из-за личной симпатии, но и потому, что пытаемся дать человеку ту роль, которая может не сочетаться с другой.

Например, когда-то Алёна могла бы построить отношения с Викторией не только на духовной близости, но и на интиме. Многие в нетрадиционных парах утверждают, что интим — лишь «подзарядка» их любви, а не её основа. Но Алёна, будучи мудрой, понимала: даже в самых стабильных ЛГБТ-союзах со временем проявляются факты, показывающие ошибочность выбора.

Для некоторых ЛГБТ-среда кажется спасением, но на деле может оказаться лишь иллюзией, заменой противоположного пола. В таком случае мы не лечим внутреннюю рану, а только усугубляем её, притупляя боль на время.

Любовь можно условно разделить на два вида.

Первый — слияние мужчины и женщины. Это союз двух противоположных полов, где интим — не нарушение природы, а её познание. В нём каждый открывает для себя вкус и суть противоположного пола.

Второй — дружба и духовность. Здесь главная сила — в объединении сердец, а не тел. Секс возможен и здесь, но он легко искажает роли, превращая дружбу в хаос.

Настоящее счастье — не просто улыбка на лице. Улыбка — лишь знак, а счастье — это когда солнце греет душу. Но если мы надеваем чужую роль, теряя своё «я», то перестаём быть собой. Нетрадиционные семьи сами по себе не зло, но они становятся проблемой, когда человек отказывается жить в рамках законов природы и Бога.

​— О чём задумался? — нежно спросила Александра, когда Алексей погрузился в свои мысли.

​— Я всё время думаю о словах твоей мамы, — ответил Алексей.

​— Между нами, — сказала Александра, — после того что случилось с ней в молодости, она всё чаще ходит в церковь и молится за наше с тётей Викой здравие. Иногда так вообще плачет в подушку, когда папы нет дома.

​Наконец их прогулка завершилась у того самого места, где Алексей и Виктория любили проводить время.
Там их встретили две старые подруги Александры: высокая антропоморфная собака Алина с ныне короткими чёрными волосами, которые придавали её внешности особую харизму. Из всей одежды на ней трудно было бы назвать её женственной: женщины, как правило, носят лосины и рубашки, но не это характеризует их женственность.

​Гораздо ближе к своему полу выглядела человек Сима в белой юбке и синей блузке. Как и Алина, она постарела с годами, но её внешность всё ещё выражала те самые молодые годы, когда люди стремятся строить семью, пусть даже и не все из этого списка.

​— Знакомься, Лёш, — весело представила Александра, — это Алёна и Сима, мои подруги. Девчонки, это мой брат по духу, Лёшка.

​— Очень рады! — шутливо воскликнули женщины, обмениваясь тёплым и радостным смехом.

​— Так мы же со школы знакомы, — заметил Алексей, пожимая каждой руку.

​— Посредственный ты человек,
Лёш, — подтолкнула парня локтем в плечо Александра. — Это раньше они были такими, какими ты их помнил. А сейчас они — нормальные бабы, со своими детьми. Хотя чего мы тут стоим, давайте по пивасику выпьем?

​— Саш, мне из-за эпилепсии
нельзя, — грустно ответил Алексей.
​Александра усмехнулась, фыркнув:

— Я думала, там что-то посерьёзнее! Нельзя пивасик — возьмём сок или другой напиток, разберёмся на месте. Айда, ребята!

​Они остановились в ближайшем летнем кафе. Тёплая, уютная атмосфера, созданная обществом двух женщин, в котором мужчина чувствует свою мужскую природу и значимость своей роли. За обычной беседой Алексей заметил, как сильно изменились Алина и Сима.
​Раньше они казались ему просто удобными вещами Александры, полезными по мере необходимости, а сейчас он видел в них людей с их истинной анатомической и духовной природой. Особенно чётко это проявилось в их застольном разговоре.

​— Спасибо, — похвально прошептала Александра, когда официант поставил на стол кружки холодного пива с густой белоснежной пеной.

​— Честно сказать, девчонки, — уже привыкший к новым знакомым из детства, начал Алексей, — вы меня приятно удивили. Я думал, вам только инстаграмы, тиктоки да айфоны нужны, а вы, оказывается, нормальные.

​— Мой второй муж мне то же самое говорит, — усмехнулась Алина. — Ну, мы с ним, честно говоря, не совсем муж и жена, а по сути — родные брат и сестра. Мы так в шутку себя называем, а так я с ним как с мужем. Мы живём вместе, я племянника на ноги поднимаю, после того как невестка после родов умерла. Дима, это мой старший брат, чуть было не запил. Ну, я и начала его успокаивать. Сходили к психологу, он сказал, что если ему не уделять поддержку, то он станет ходячим мертвецом. Ну, и я, в общем, переехала к Димке. Постоянно напоминаю ему о женском тепле, даже спим вместе, — шёпотом, прикрывая рот, объяснила Алина. — Люди могут понять это не так. — Так вот и живём. Племянник записан на меня с мужем под опеку, а с Димкой нам... Я не знаю, иногда даже по душе. Он у меня человек, а я по своей природе сама к людям. Ну, вы поняли.

​— Я не знал, что так можно, — изумился Алексей.

​— Век живи, век учись, Лёш, — заметила Алина.

​— И один хер, дураком помрёшь, — дополнила Александра.

​— Ну да... — с улыбкой сказала Сима. — Вот у меня почти такая же история. Только у тебя, мать, два мужа, а у меня два ребёнка.

​— Это в каком смысле? — поинтересовался Алексей.

​— А в таком, Лёш. У меня помимо своего ребёнка ещё отец больной под боком.

​— А что с ним? — спросил Алексей.

​— Как тебе это сказать... — Сима сделала небольшую паузу. — У него акатизия.

​Каждый из присутствующих бросил сочувствие в сторону Симы.

​— Поэтому я мать и сыну, и отцу. Муж постоянно в командировках, а с ребёнком помогает подруга. Без неё у меня хрен что получалось.

​Только Сима хотела сменить тему, как в её поле зрения попали две молодые девушки. Высокая антропоморфная белобрюхая акула и человек.

​— Оооо, припёрлись! — глядя на девушек с отвращением, пробормотала Сима. — Ребят, давайте лучше пересядем отсюда, а то с этими лесбиянками рядом сидеть — себя не уважать.

​— Не надо пересаживаться, я
сейчас, — сказал Алексей, сразу же покинув девушек.

​Спустя считанные минуты парень сел рядом с неприятными для Симы особами.

​— День добрый, не уделите мне немного своего свободного
времени? — интеллигентным акцентом начал Алексей.

​— Ну, давайте, — сказала акула.

​— Меня зовут Алексей, я психолог и философ-самоучка. Мне нужна ваша помощь, — представился Алексей.
​
— Ну, не знаю... Мы с Катей в психологии и философии точно не бум-бум, — заметила человек.

​— Вы неправильно меня поняли. Я хотел бы с вами просто поговорить, — уточнил Алексей.

​— О чём же? — спросила акула.

​— Для начала, можно узнать, как вас зовут? — спросил Алексей.

​— Я Фатима, — девушка-человек и Алексей обменялись рукопожатиями.

​— Я Катя, — Алексей и девушка-антропоморфная белобрюхая акула обменялись рукопожатиями.

​— Я слышал, что у вас друг с другом имеются мотивы нетрадиционных отношений, исходя из того, как вы выражаете себя? — играя в некоторой степени дурачка, сказал Алексей.

​— Это кто вам такое сказал? — изумилась Екатерина, стараясь не подавать виду.

​— А я, кажется, поняла, откуда ноги растут, — прищурив глаза и сбавив громкость, сказала Фатима.

​— Не суть важно, девушки. Главное, вы мне скажите, что вам это даёт? — Алексей резко вернул девушек к теме.

​— Ну... — задумалась Екатерина. — Мы можем вместе поговорить, откровенничать, да и вообще... Нам хорошо вместе.

​— Хорошо, — задумчиво отрезал Алексей. — А что вам мешает завести отношения с мужчинами?

​— А зачем они нам нужны? Нам и без них хорошо. И вообще, такие, как вы, не воспринимаете нас за людей, вам бы только осуждать, — с малой обидой высказала Фатима.

​— Я ей щас за чебуречную разнесу, — прошептала Сима, чей настрой выражал агрессию.

​— Погоди, мать... Пусть побалакают, а потом, если что, и мы впишемся, — посоветовала Александра.
​Сима кивнула.

​— Я уважаю ваше мнение, но почему вы не можете остаться друзьями? — сказал Алексей.
​
— А что, друзья? — задумалась Екатерина. — Дружбой не выразить нашей любви, как это могут сделать наши нынешние отношения.

​— Мда? — добавил Алексей. — А что, если я вам скажу, что дружба сильнее брака и парных отношений? И сами подумайте, что вам на самом деле важнее: любовь или показуха? А я вам скажу больше: если бы вам была дорога любовь друг к другу, вы бы не устраивали этих показух.

​— Алексей... — голос Екатерины выражал глубочайшую обиду, но эмоции выражали её спокойствие. — Любовь бывает разная, и не вам нас судить!

​— Разной, говорите? — уловил Алексей. — А вы никогда не задумывались, что любовь должна быть не только по чьему-то хотению, но и по порядку сути? Например, у вас, Фатима, было домашнее животное?

​— Когда мне было пять лет, папа подарил мне черепаху. Она прожила у нас пять лет, а потом умерла. Потом я завела собаку, её звали Айва Алабай, она любила меня как сестру, даже Катю встречала с теплом. И вот знаете, Алексей... Я, кажется, начинаю понимать, о чём вы. Любить нужно по строго поставленным правилам природы, без подмены ролей, — позже Фатима посмотрела на Екатерину. — Кать... Как ты посмотришь на то, чтобы мы с тобой остались просто друзьями?
​Екатерина немного подумав, сказала:

— Я согласна. — Обе девушки пожали друг другу руки и обменялись поцелуями. В отличие от их прошлых, эти означали чистый вид дружбы.

И тут Алексей пригласил Екатерину и Фатиму присесть к его друзьям. В женском, теперь уже полностью традиционном кругу, он познал одну из главных истин того, что значит быть настоящим мужчиной.

Девушки — особенно Екатерина, которой было двадцать шесть, — поделились с ним личным. Она объяснила разницу между лесбийской и традиционной любовью.

— В лесбийской любви, Лёш, — начала Катя, — девушка не открывает свою природу. Она просто получает телесно то, что хочет. У меня был опыт с девушкой, которая относила себя к трансгендерам. Но по факту… это всё равно было как если женщина просто надевает на себя мужские гениталии. Иллюзия.

Слова её звучали резко, но искренне. Екатерина принадлежала к тем людям, о которых сразу думаешь: если бы она уделяла больше внимания книгам и философии, а не телефону и соцсетям, то была бы по-настоящему мудрой и сильной собеседницей.

Алексей гордился ею. Ему нравилась её глубина. Но вдруг он поймал себя на странной мысли: девушка, которая, казалось бы, несовместима с философией — так же, как если бы попытаться запустить компьютерный диск на игровой приставке, — неожиданно заговорила как настоящий философ. Говорила уверенно, без запинки.

И только спустя пару минут Алексей понял: это не игра разума, а прикрытие. Лёгкая завеса, скрывающая истинные мотивы — так поступают те, кто пока не заслужил полного доверия.

Но чем дальше он слушал, тем яснее становилось: всё гораздо сложнее, чем ему показалось. Екатерина, как человек, что смеётся вслух, но плачет в душе, прятала свою боль. И Фатима — такая же. Их улыбки были масками, а за ними скрывалась тяжесть, которую нельзя было разделить с кем попало.

Ведь недаром в народе говорят: невозможно увидеть каплю воды в воде.

Именно тогда Алексей понял: не секс делает дружбу и любовь, а сердца. Интим — лишь выражение близости. И если между людьми разного пола он служит естественным проявлением, то в иных сферах — будь то ЛГБТ, или даже отношения с кровными родными, или странные эксперименты — он превращается в символ подмены истины.

— А ведь знаешь, Лёш, — продолжала Екатерина продолжала говорить, но её голос утратил прежнюю уверенность. Теперь в нём слышалась дрожь, будто она вот-вот расплачется. Глаза блестели от слёз, и всё же она, словно опытная актриса, старалась удерживать на лице улыбку — ту самую радость, что свойственна обычным людям. В глубине души Екатерину терзал стыд. Она прекрасно понимала: использовала свою подругу лишь как замену противоположного пола. — мы с Фати часто думали: вроде любовь есть… а чего-то не хватает. Это как надеть красивую куртку. На вид — отлично. Но сидит неудобно, и где-то давит.

— Потому и говорят: «шило в мешке не утаишь», — заметила Александра.

— Да я и сама лесбиянкой быть не хотела, — грустно призналась Фатима. — Просто… когда отец перестал со мной общаться, я всё время проводила с Катей.

— Я тоже, — кивнула Екатерина. — Мне было страшно заводить отношения с мужчинами. Я ждала маму… думала, она вернётся из-за границы и поможет мне. Но оказалось, её убили бандиты. А за границей жила вовсе не она, а её сестра-близнец.

От её слов Алексей поперхнулся напитком. В памяти сразу всплыло: мать рассказывала о своей убитой подруге Ольге. В голове снова всё помутнело, как в тот день, когда к ним домой приходила измученная жизнью Алёна.

— Ты чего? — заботливо спросила Александра.

— Всё нормально, — отмахнулся Алексей.

Они просидели в кафе до вечера. Уже после, когда прощались с друзьями, Алексей всё же рассказал Александре про Ольгу — подругу матери. И именно это объяснило, почему он был таким напряжённым весь вечер.

— Может, совпадение? — осторожно сказала Александра. — Ну, бывает же. Может, тётя Вика не всё тебе рассказывала.

Она пыталась поддержать его, но в душе Алексея тревога только росла.

Уже готовясь ко сну, он неожиданно услышал стук. В комнату зашёл Сергей.

— Лёх, слушай, — сказал он, пожав ему руку. — Ты не против, если я пока с тобой посплю? У Али месячные начались… ну и мы поругались.

        Что было на самом деле.

Сергей и Алёна лежали на кровати, уткнувшись в телефоны, листали ролики в TikTok. В какой-то момент Алёна посмотрела на мужа и спокойно сказала:

— Серёж, проведи пока время с Лёшкой. Ну, знаешь… вместе поспите, поговорите, может, на рыбалку съездите. Как мужики.

— Ну, хорошо, — отрезал Сергей.

— Только скажи, что мы с тобой поссорились. Не признавайся, что это я попросила. Договорились?

— Ладно, Аль, — кивнул он.

                     Сейчас.

— Отлично… Главное теперь быть рядом с ним как можно ближе. Мне не хотелось обманывать парня, но иногда бывают такие моменты, когда без небольшой лжи не обойтись. Ничего, он придёт в себя и поймёт: всё это было ради его же блага, — думал Сергей.

Алексей, разумеется, не мог слышать этот внутренний монолог. Все слова звучали лишь в голове Сергея.

Вариант (1): оригинал

Ночь была тёплой. Алексей лежал без одеяла, в комнате витал душный воздух, но мысли не давали покоя. Он тревожился о матери. Сергей заметил это почти сразу.

— Чего не спишь?

— Думаю, как там мама. Не дурно ли ей там одной без меня…

— Айда покурим, — предложил Сергей.

— Так я ж не курю, — возразил Алексей.

Вариант (2): если бы Алексей принял ЛГБТ

Алексей лежал открытым, глядя в потолок. В голове вертелись мысли: почему женщины не значат для него того, что значат для других мужчин? Сергей уловил его состояние.

— Чего не спишь?

— Не могу понять, дядь Серёж… кто мне нравится? Женщины или мужчины? — пробормотал Алексей.

Сергей посмотрел на него долгим взглядом, провёл рукой по щеке и шёпотом сказал:

— Хочешь, узнаем вместе?

— Давайте…

Их губы встретились в поцелуе, всё сильнее и сильнее сближая их.

У подъезда, на улице, Сергей закурил сигарету и завёл с Алексеем разговор, похожий на беседу отца с сыном.

— Знаешь, Лёх, — начал он, — мы с Алей честно сказать ровесники, но порой мне кажется, что она мне не просто жена, а старшая сестра, которой у меня никогда не было что-ли. И признаюсь честно: Саня мне не дочь вовсе.

Алексей удивился. Он уже слышал подобные слова от Алёны, но то, что рассказал Сергей дальше, поразило его ещё сильнее.

— Сначала мы с Алей были просто, ну как сказать, друзьями. А потом, когда мой брат-близнец ушёл на все четыре стороны, я взял ответственность на себя. Но знаешь… когда она в молодости захотела, как это говорят, красивую жизнь, мамка моя ещё сильнее взялась за моё «воспитание». Сначала физическое, а потом и моральное. И я тогда не был монстром, Лёш. Но в то время словно жил не я сам: получается телом был я, а душой — будто волк в овечьей шкуре что-ли. Ну ты не подумай, я не нацист, просто… не совсем я был собой.

Алексей слушал, и в словах Сергея не чувствовалось лжи. Голос его звучал честно, будто он отстаивал правоту своих поступков.

— Я верю вам, дядь Серёж. Помню, когда я ещё учился на ин-язе, у нас была преподавательница — Лидия Алексеевна. По природной национальности украинка, а по классической корова. Правда по характеру — строгая, до ужаса. Она у нас английский вела. Я тогда решил подтянуть язык… ну, не в том смысле, конечно, — Алексей улыбнулся, а Сергей кивнул. — Чем больше мы занимались, тем сильнее крепла наша дружба. И вот однажды она сказала: «Я для тебя навсегда останусь учителем и матерью по духу». И знаете, дядь Серёж, я тогда будто влюбился в неё. Хотел серьёзных отношений, но понял — не судьба. Мы общались через дополнительные занятия, пока её не перевели работать в Нью-Йорк.

Сергей выслушал каждое слово внимательно, обнял Алексея по-отечески и сказал:

— Когда любишь друга, нельзя делать то, что обычно бывает между парами или супругами. Ну там, секс, поцелуи в губы и прочая Санта Барбара. Иначе путаешь роли, и люди начинают воспринимать тебя как гомосека.

— А что плохого в ЛГБТ? — осторожно спросил Алексей.

— Та плохого то в них ничего нет, Лёш. Но то, что они делают, это, как бы тебе сказать, дико не нормально. Понимаешь? Бог для чего создал мужчину и женщину друг для друга, то — не ради красоты, правильно? А чтобы левое и правое держали равновесие. Вот сам даже подумай: почему у человека одна рука левая, а другая правая?

Алексей посмотрел на свои руки и сразу уловил мысль Сергея: баланс.

— А теперь представь, — продолжал Сергей, — удобно ли тебе было бы, если бы у тебя было две левых руки? Или две правых?

— Нет, конечно, — покачал головой Алексей.

— Вот! — с лёгкой торжественностью сказал Сергей. — Так же и здесь. День — это солнце, ночь — это луна. А теперь вообрази там у себя: что если солнце заменяет солнце, а луна — луну. Смог бы ты тогда понять, когда спать, а когда бодрствовать?

— Но ведь есть места, где полгода день и полгода ночь, — возразил Алексей.

— Есть, — согласился Сергей. — Но я о чём говорю то? О том, что если солнце заменяет солнце, а луна — луну, то исчезает гармония, надеюсь правильно выразился, я сам то не философ.

Алексей задумался глубже, чем когда-либо раньше.

— Конечно, нет… это была бы полная… ну, сами понимаете, дядь Серёж.

— Говори прямо, Лёх — разрешил тот.

— Это была бы ху#ня полная, — сказал Алексей.

— Вот именно, — усмехнулся Сергей. — То же самое и с вашими ЛГБТ. Запомни, Лёх: у каждого солнца должна быть своя луна, а у каждой луны — своё солнце.

Сергей бросил окурок в урну, и они вместе направились домой.

Ранним утром Сергей и Алексей направились в деревню — ту самую малую родину, где родилась Виктория. На удивление, людей на улице оказалось больше, чем обычно. Каждый, кто замечал машину Сергея, тут же начинал перешёптываться — как водится в деревне, где слухи живут дольше, чем сами жители.

— О-о... глянь-ка, не Алёшка ли это? — пристально вглядываясь в Алексея, произнёс прохожий старик. — Сын Вики Ментюковой.

— Вроде он... Хотя кто их знает, — отозвалась сидевшая на лавочке бабушка. — Они с Викой лет десять тут не появлялись. А вот этого-то, — она кивнула в сторону Сергея, — я не припомню.

— Может, это её новый мужик? — предположила другая старушка.

— Так у неё ж муж есть! — резко возразила третья.

— Та не смеши, Фёдоровна. Какой он муж... Разбежались они ещё когда Вика с животом ходила.

— А-а-а... ну тогда понятно, — заключила соседка.

Алексей, услышав эти пересуды, сжал кулаки.

— Как же бесят эти их «бе-бе-бе»... Словно заняться больше нечем, только и могут, что чужие кости перемывать!

— Лёха... — с отцовской теплотой произнёс Сергей. — Не обращай внимания. Сплетни — они и в Африке сплетни. Будешь к сердцу всё принимать — на одни таблетки работать останешься. Поверь, это ещё полбеды. Я вот в армии видел и похуже. Наш прапорщик Даниярыч четыре конфеты с ликёром на сапоги для дембеля менял. А сам-то даже ни разу не пробовал.

— Подождите, — удивился Алексей. — А вы ведь говорили, что не служили в армии?

Сергей усмехнулся, понимая, что юноша уловил противоречие.

— Ещё как служил. Меня мать сразу после совершеннолетия чуть ли не силой туда отправила — мол, армия мужика сделает. Хотела, чтобы я в спецназ попал... но потом передумала. Может, оно и к лучшему: так я и права получил, и автомехаником выучился.

Наконец они подошли к дому. Убедившись, что вокруг никого нет, Алексей достал ключи из старой будки, где когда-то жила собака Виктории по кличке Дося.

Внутри дом оказался просторнее, чем жилища, где обитали ранее Алексей с матерью или Алёна с Сергеем. Сергей внимательно осмотрел четыре комнаты, каждая из которых дышала советским прошлым шестидесятых годов.

В комнате Виктории сохранился старый видеопроигрыватель — такие когда-то ставили в видеосалонах. Он стоял на комоде рядом с массивным телевизором. Рядом лежали кассеты — и зарубежные мультфильмы, и отечественные фильмы. Чуть поодаль — DVD-проигрыватель и диски, среди которых попадались и такие, что никогда не выходили на кассетах.

На стенах висели рисунки Виктории: взрослая женщина с ребёнком на руках. Талант был несомненный — рисовала она на уровне профессионалов. На письменном столе, за которым когда-то делала уроки, Сергей обнаружил сложенный в несколько раз листок. На нём было написано: «Деду Морозу. От Ментюковой Вики».

Любопытство пересилило. Сергей осторожно развернул бумагу и прочитал:

«Дорогой Дедушка Мороз. Меня зовут Вика Ментюкова, мне двенадцать лет. Мне не нужны от тебя подарки или сладости. Я хочу, чтобы, когда я вырасту, у меня был сын. Я буду любить его сильнее всех на свете, стану ему мамой, другом, буду утешать и заботиться, когда ему будет плохо. Я читала книгу “Ромео и Джульетта, или мать-сын”. Там мама и взрослый сын живут как друзья и воспитывают вместе дочку — его сестру. Для людей у неё вроде бы есть мужчина, но на самом деле её мужчина — это сын. У них нет того, что бывает у мужа и жены: они друзья, они семья. И знаешь что, Дедушка? Я сделаю всё, чтобы моя любовь к сыну, и его ко мне, росла всё сильнее. Даже если ради этого придётся продать свою душу».

Прочитанное в записке каждое слово пронзало сердце Сергея словно стрела. Он был потрясён до глубины души: использовать собственного ребёнка как инструмент для личного счастья казалось ему чем-то диким. Позже, немного остыв, он допустил мысль, что это могла быть всего лишь подростковая фантазия — обычная, мимолётная, как это часто бывает, когда первые грёзы улетучиваются вместе с приходом зрелости.

И всё же Сергей терзался сомнениями. Сказать Алексею правду сейчас — значило вложить ему в руки горящий динамит. Но и скрывать, делая вид, что ничего не произошло, было не легче. Это походило на то, как если бы говорить, что две женщины как две жены или два мужчины как два мужа — идеальная семья.

Отбросив тяжёлые мысли, Сергей отправился в комнату родителей Виктории. Обстановка выглядела посредственно даже по меркам советских лет. Особенно его зацепила пара кроватей, стоявших друг от друга на расстоянии в четыре метра — чем-то они напоминали прародителей современных батутов. Из чистого озорства и ностальгии Сергей опёрся на одну из них и сделал несколько прыжков. С десятого-тридцатого движения его словно накрыла волна молодости: лёгкость, беззаботность, ощущение возвращения в детство.

— Дядь Серёж? — На шум скрипа старой кровати заглянул Алексей. Поведение Сергея вызвало у парня и смех, и лёгкое недоумение.

— Не обращай внимания, Лёх, — усмехнулся Сергей. — Решил молодость вспомнить. У нас в деревне тоже такие койки были. Всё детство на них прыгали — и пацаны, и девчонки...
Слова его звучали так же тепло, словно в лютый мороз выпить кружку горячего шоколада.

Он хотел было рассказать Алексею правду, но, представив выражение его лица и последствия этой откровенности, понял: лучше подготовить солдата к войне, чем бросать его в мясорубку неподготовленным.

— Я там в сарае велики нашёл, — сообщил Алексей. — Вроде нормальные, только покрышки и камеры — хлам.

— Не парься, Лёх. Я в шесть лет с дедом трактор чинил, там такой геморрой был, что птицы бегали по земле, забыв, что умеют летать. Так что доставай велики с инструментом, а я пока ещё по дому пройдусь. Хочу, так сказать, вспомнить советскую эпоху, — сказал Сергей, явно стараясь отвлечься от собственных мыслей.

Алексей кивнул и ушёл.

Оставшись один, Сергей заглянул в зал — ничего примечательного там не оказалось. А вот в комнате брата Виктории он заметил небольшую тетрадь, похожую на личный дневник. Обычно Сергей уважал чужие границы, но любопытство пересилило, и он раскрыл её. Среди множества записей его внимание привлекли те, что касались Виктории.

«Я знаю, в это трудно поверить... Недавно я заметил у Вики книгу с названием "Ромео и Джульетта, или мать-сын". Родители запрещали ей показывать её кому-либо. Больше всего они злились, когда Вика притащила её домой от какого-то незнакомца. Сначала они отобрали книгу, потом вернули, но с условием, что она никому о ней не расскажет. Я одолжил у неё эту книгу. Честно говоря, мне было всё равно на её литературу. Но тут... словно петух клюнул в задницу — взял да и открыл. И знаешь что, дневник? Там ни одного слова! Пустые страницы... Сначала я подумал, что это последствия вчерашнего квартирника с пацанами. Решил подождать, но снова то же самое. На обложке нарисован парень и беременная женщина, будто на фоне степи между городом и деревней. Парень — обычный человек, а женщина — горбуша. И лицо у неё... как будто в неё сам дьявол вселился...»

Эти строки потрясли Сергея куда сильнее, чем даже найденная ранее записка Виктории.

— Дядь Серёж! — вдруг раздался голос Алексея из дверного проёма. — Не поверите... Пока доставал велики в сарае, нашёл вот это.

И парень протянул Сергею ту самую книгу, которую описывал брат Виктории.

— Та самая… — выдавил Сергей шёпотом. Снаружи он выглядел спокойным, но внутри всё сжималось, будто вот-вот взорвётся граната.

— Чего? — сузив глаза, спросил Алексей.

Тогда Сергей пересказал ему о книге, упомянутой в дневнике брата Виктории. Однако он не решился раскрыть всю правду: изложил её лишь частично, добавив немного выдумки и умолчаний.

— Если честно, — начал Алексей, — когда я открыл эту книгу, на ней было написано: «Ромео и Джульетта, или мать-сын». И там мы с мамой были в обнимку. Только она… знаете, беременна, и лицо у неё такое, будто в неё демон вселился, — поделился парень, всё ещё в изумлении.

Сергей не сразу поверил, но протянул руку:
— Дай сюда.

Алексей послушно передал книгу. Но Сергей увидел совсем другое. На обложке не было ни Виктории, ни Алексея. Перед ним предстала женщина-человек и взрослая дочь — тигровая акула. Обе, прижавшись друг к другу от страха, прятались в углу. Над ними возвышался силуэт отца-тирана с кожаным ремнём в руке.

Сергей испытал одновременно ужас и изумление. Его взгляд зацепился за надпись: «Тиран моей мечты». Он с трудом сглотнул и открыл книгу.

В предисловии значилось:

«Однажды я полюбила мужчину всей своей жизни. Но он оказался тираном — человеком, умевшим смывать кровь со своих рук и скрывать за красивыми словами кулаки жестокой тирании».

Любопытство снова взяло верх. Сергей открыл первую главу, и время словно остановилось. Читать эту книгу и погружаться в её сюжет было так легко, будто считать до ста на родном языке.

Он узнал о боли и ужасе, которые пришлось пережить двадцатитрёхлетней Алисе-акуле и сорокашестилетней женщине-человеку Александре. Всё это они терпели от Михаила. Но несмотря ни на что, Александра продолжала любить его, надеясь, что её свет вытеснит тьму, поселившуюся в Михаиле.

Во второй половине книги Сергей увидел, какое больное удовольствие получал сам Михаил от избиений собственной семьи. На его лице застыла странная улыбка, будто у человека с парализованными мышцами. Но в глазах стояли слёзы — слёзы той человечности, которая свидетельствовала: тьма без искры света и добро без капли тьмы не существуют.

— Убери этот учебник в машину. И не вздумай его открывать! — голос Сергея, прорвавшийся сквозь отчаяние, звучал твёрдо и решительно.

Это не было командой командира солдатам — скорее, строгим наставлением отца сыну.

— Понял, дядь Серёж, — кивнул Алексей и ушёл.

Сергей остался один. Мысль пронзила его:
«Неужели я сам был тем самым Мишей… только рядом были Саня и Алёна?»

Кадры воспоминаний мелькнули в голове: моменты, когда он сам проявлял тиранию к своим близким.

— Нет… — твёрдо отрезал он. — Я сын своей матери Марии, муж Алёны, брат по духу Вике, отец Сани и духовный отец Лёшки. А тот тиран во мне давно умер.

Вскоре Сергей и Алексей отправились в город за новыми шинами для велосипедов. Всю дорогу ребята провели в тишине: Алексей уснул в машине Сергея сразу после того, как они покинули деревню. А Сергей, едва дома и улицы родного места скрылись из виду, вдруг услышал голос молодой девушки, поющей прямо рядом с ним.

> Боль… слёзы… синяки…
Только я… только ты…

> Взгляды пустые, слова — словно ножи.
Сколько миражей мы носим внутри?
Всё повторяется снова и вновь —
Рвётся на части любовь.

> Ужас и боль встают между нас,
Это уже не в первый раз.
Сколько ещё продержимся мы?
Или рассыплемся, как стекло, в пыль?

Сергей резко сбросил скорость и остановил машину. Он внимательно осмотрелся — ни в салоне, ни вокруг не было никого, кто мог бы петь.

— Всё нормально… спи, — тихо сказал он, заметив, как Алексей чуть приоткрыл глаза.

Сдерживать волнение оказалось труднее, чем прыгнуть кувырком через голову. Сергей снова завёл мотор и поехал дальше, стараясь прогнать тяжёлые мысли, которые всё настойчивее лезли в голову.

— Где-то я уже слышал этот голос… — пробормотал он, не сводя глаз с дороги. — Похоже на Юлию Щербакову. Поёт красиво, только странно: не припомню, чтобы у неё были такие песни. Классные, но жутковатые…

И едва он начал приходить в себя, как тот же женский голос вновь зазвучал в машине. Слова песни теперь не только тревожили память Сергея, но и будто вытягивали из него остатки радости и тепла.

> Мысли разбросаны, сердце молчит,
Но изнутри что-то снова кричит.
Веришь ли ты, что есть свет впереди,
Если мы падаем в тьму без огней?

> Ужас и боль встают между нас,
Это уже не в первый раз.
Сколько ещё продержимся мы?
Или рассыплемся, как стекло, в пыль?

> Слышишь, я больше не смогу молчать,
Хочется крикнуть и всё порвать.
Но если вместе мы выстоим вновь —
То оживёт наша любовь.

> Ужас и боль встают между нас,
Но это будет в последний раз!
Сколько ещё продержимся мы?..
Я верю — мы поднимемся из пыли!

— Здесь явно что-то мистическое… — прошептал Сергей с лицом человека, только что увидевшего привидение.