Фальшивка

Дорогая Ирада, от всей души благодарю тебя за помощь и с радостью исполняю свою часть уговора. Здесь я постараюсь уместить каждую из трёх наших встреч. Береги эту тетрадь — без неё ты не сможешь вспомнить меня и наши беседы.

Для начала я уже в четвёртый раз представлюсь: меня зовут Самур. Я был одним из первых людей, что родились в этом городе — мои родители переехали сюда, когда Сазлык был всего-навсего двумя просеками в лесу. Я прожил здесь всю жизнь и всегда был благодарен семье за то, что они выбрали новым домом именно этот город. Не думаю, что смогу запросто объяснить, почему это так, так что пока просто прими это: я люблю Сазлык. Больше, чем я в своей жизни любил человека. И именно любовь толкнула меня на то, чтобы отдать за него жизнь.

Много лет назад я нажил могущественных врагов. В погоне за справедливостью я подверг опасности не только себя, но и свою семью. Передо мной стоял выбор: погибнуть, обречь на смерть родных и друзей, либо же предать справедливость и позволить злу торжествовать, чтобы в конце концов возненавидеть себя. Увы, я был слишком слаб, чтобы противостоять злу в одиночку. И тогда я, как и ты, как и многие до нас, обратился к силе и мудрости, запредельной для человека: я попросил о помощи У.

Что же сделал У, когда я попросил его дать мне сил оборонить город от зла? То самое, что ты имела возможность наблюдать. Он сделал меня человеком, которого нельзя помнить. С тех пор мою внешность почти невозможно передать словами (попробуй мысленно описать меня и убедись), за моими движениями невозможно следить — для других я будто и не хожу, а просто время от времени оказываюсь на новом месте. А воспоминания обо мне, хоть и не стираются насовсем, но будто прячутся в глубинах разума от собственного владельца.

Я не горжусь тем, как я спас дорогих мне людей и дорогие мне принципы, но горжусь, что всё-таки сделал это. Мои враги позабыли меня, но так же забыли меня и родные, и друзья. Сперва я пытался их навещать, однако общение с ними вскоре стало меня тяготить: едва осознав, что я рядом, они вспоминали, что меня давно не было, и принимались расспрашивать, где я был и почему снова бросил их. Я перестал являться им, и вскоре стерся из их памяти и жизни. И всё же человек не может жить один. Я избрал себе нескольких посторонних, с которыми беседую время от времени. Но чаще в моменты скуки или печали я просто заговариваю с первым встречным о чём-нибудь, что ему интересно. Иногда я делаю это на заседаниях совета, иногда — в чайной, а иногда — в этой библиотеке, где провожу немало времени. Мне выгодны эти разговоры: я всегда выношу из них что-то интересное и живое, а собеседник забывает о них спустя несколько минут.

Так случилось и с тобой, когда я впервые навязался поговорить о книге моего ныне покойного друга, профессора Илхами. Это была первая наша встреча. Она случилась здесь, 9 числа 5 месяца 42 года. Я не мог удержаться от того, чтобы узнать твоё мнение об экспедиции Илхами. В какой-то момент я спросил тебя про акцент — и ты сказала, что прибыла из Кайталъяра по торговым делам. При следующей встрече причина твоего визита в Сазлык поменялась — но не думай, что я осуждаю твою неискренность, я вполне понимаю нежелание открываться первому встречному. Скажу честно: для меня неважно, почему ты приехала сюда. Я знаю главное: ты не сделала никакого зла моим согражданам и, по всему судя, стремишься принести пользу и отблагодарить Сазлык за гостеприимство. И пока это так, можешь считать меня своим другом.

Во второй раз мы с тобой встретились на совете — я узнал кое-что о твоих планах, а потому рискнул предложить сделку. Я не был уверен, что У и впрямь тебе интересны, но что ещё я мог предложить взамен? На тот момент я знал о тебе слишком мало. Так или иначе, ты согласилась помочь мне в обмен на встречу с У. Ты была в замешательстве от того, что позабыла нашу прошлую встречу — и тогда я открыл тебе часть правды, сказав, что виной тому — У, защищающий меня от лишнего внимания. Я заметил, как загорелись твои глаза. Я понял, что ты собираешься просить У о даре. Я назначил тебе третью встречу — на болотах. Рад, что ты вспомнила о ней.

Теперь, когда моё желание исполнено, я готов исполнить твоё. Но прежде позволь мне объяснить тебе то, чего многие люди не понимают про У. Как ты сама верно заметила в нашу первую беседу, с У нелегко говорить — примером чему пересказы моего дражайшего товарища Илхами. В отличие от Илхами, я не учёный, но я провел достаточно времени и в компании У, и в компании людей, чтобы понять: мы используем речь по-разному. С древних времён мы, люди, считали речь священной: она исходит изнутри нас, она связана с нашим дыханием, так что суеверия прошлого неслучайно связывали речь с душой — в конце концов, именно через речь одна душа делится сокровенным с другой. И неслучайно же появились легенды о чародеях древности, искусство которых было утрачено: прообразами этих чародеев были великие деспоты, слово которых убивало и давало жизнь, казнило и миловало, возводило прекрасные дворцы и стирало с лица земли города. Конечно, на самом деле это делали их подданные, но подданные благоговейно отрекались от себя и от дела рук своих в пользу повелителя — ведь только так они могли стать частью его самого и через это причаститься его величия. В наши просвещенные времена уже иные слова — не устные, но письменные — правят городами, и все же именно на словах держится всё то, что мы считаем важным.

У понимают слова иначе. Слова не исторгаются из них — как ты, я думаю, скоро убедишься. Для них слова — это сотрясание воздуха. Можно сотрясать воздух танцем, можно — взмахом крыльев, а можно и песней, но для них всё это значит одинаково мало. Они одиночки — рядом с У ты не встретишь никого, кроме его молодых — семерых или восьмерых отпрысков, что ходят вместе с ним. И они не говорят между собой. Насколько мы можем судить, У говорят только с людьми — потому что люди не понимают иначе. Можно сказать, они делают нам большое одолжение одним только тем, что снисходят до нашей речи — некоторые, однако, предполагают, что У просто не видят иного способа прогнать от себя прочь нас, назойливых букашек. Так или иначе, они вполне понимают слова. И это — главное, что тебе сейчас важно.

Ты можешь просить У о помощи. Как человек, ты, конечно же, полагаешь, что обязана предложить нечто взамен — собственность, клятву верности или что-то иное, назвать или спросить цену. Но и здесь У отличны от людей: они никогда не попросят у тебя ничего, потому что силу, которой они владеют и которой одаривают, нельзя купить. Это нелегко понять, но есть большая разница между ценой и жертвой. Мы иногда в быту называем жертвой любую уступку или любую потерю, но это не то, что я имею в виду. Когда ты отдаешь бакалейщику специи, как Бёледжусирте, зёрна тростника, как у нас, или вулканическое стекло, как на твоей родине, ты не приносишь их в жертву, потому что ты можешь столь же легко получить всё то же обратно — например, за работу. Это цена, а не жертва. Деньги вообще не могут быть жертвой, потому что каждая деньга равна другой — и пусть нет на свете двух одинаковых зерен, килограмм кофе есть килограмм кофе, и один килограмм равен другому килограмму.

Чтобы понять, о чём я говорю, вспомни историю городов, которым мы наследуем: в давние времена прорицатели выкалывали себе глаза, чтобы обрести дар предвидения, а целители отнимали себе руку, чтобы та оказалась в загробном мире и смогла вытаскивать оттуда больных, находящихся на грани жизни и смерти. Рука или глаз, возможность видеть, осязать — это не цена, потому что, отдав их, ты уже не сможешь вернуть обратно ничего подобного, ты меняешь свою жизнь навсегда — и это залог того, что и дары свыше останутся с тобой навсегда. Мысль древних людей была такова: если я попрошу дар у высших сил, но взамен предложу им нечто заменимое, нечто неуникальное, нечто восполнимое, то что, если в будущем кто-то другой попытается обмануть их и вернуть утраченное обратно? Что если я сам с годами ослабну умом или умалюсь духом, захочу отречься от потустороннего дара и вернуть себе то, чем пожертвовал? Тогда высшие силы разгневаются и не только заберут свой дар, но и жестоко покарают весь город. Поэтому они отнимали у себя что-то, что уже никогда не смогли бы вернуть — ни сами, ни с чьей-то помощью.

Теперь, когда ты знаешь разницу между ценой и жертвой, запомни: дары У нельзя купить. Нет смысла предлагать цену, поэтому не делай этого. Проси его, о чём хочешь, делай это, как умеешь. Но понимай, что взамен ты потеряешь всё — так же, как потерял я. Так же, как и все другие. Каждый раз они делают это по-разному. Не знаю, какая беда преследует тебя — а может, и не беда вовсе, но лишь желание? Так или иначе, если ты пойдёшь к У, то будь готова распрощаться со всей своей жизнью. То, о чем ты попросишь, должно стоить всего, что ты имеешь.

Найти У нетрудно, но на это могут уйти дни: он никогда не стоит на месте, вечно обходит свои владения снова и снова, но всегда против часовой стрелки. Я напишу долготу и широту нескольких точек. Соедини их одной линией так, чтобы получился овал, вытянутый с севера на юг. Начни в любой точке и иди по часовой стрелке — ваша встреча станет делом времени.

Засим прощаюсь. Забери эту тетрадь прямо сейчас, иначе оставишь на столе. Носи с собой так, чтобы мешала. Во всяком случае до тех пор, пока считаешь, что я могу тебе понадобиться.