Созвездие Лира

Общая обстановка комнаты и раскиданные по полу клочки бумаги говорили о безалаберности хозяйки, а искусанные в кровь пальцы и нервозный облик девушки тревожными звоночками обозначали приближающуюся депрессию.

— Не то, все не то!

Я с от­ча­яни­ем схва­тилась за во­лосы и плот­но заж­му­рила гла­за: «Ес­ли бы мыс­ли мог­ли ма­тери­али­зовать­ся или пе­реда­вать­ся дру­гим в не­из­ме­нен­ном сос­то­янии. По­чему каж­дый раз, ког­да я пы­та­юсь рас­ска­зать о том, что ви­жу пе­ред гла­зами, ме­ня по­нима­ют прев­ратно? Ес­ли бы... »

Но судь­ба жес­то­ка — и мир вок­руг не из­ме­нит­ся си­лой од­но­го же­лания. Или все же...

***

Су­дорож­но вдох­ну­ла и прос­ну­лась от кош­ма­ра. Прис­нится же та­кое! Я, ко­неч­но, учи­ла по ис­то­рии, что еще во­семь­сот лет на­зад лю­ди пи­сали на бу­маге и не зна­ли да­же прос­тей­ше­го про­тоти­па ви­зу­али­зато­ра. Но как же слож­но по­верить, что ког­да-то мы не мог­ли за­писы­вать свои мыс­ли и пе­реда­вать их.

За ок­ном бы­ла глу­хая ночь. «Опять не выс­плюсь», — пе­чаль­но кон­ста­тиро­вала я и пе­ревер­ну­лась на дру­гой бок в по­пыт­ке зас­нуть. Но, как это всег­да у ме­ня бы­ва­ет, сон при­шел не сра­зу.

Те­ло слад­ко за­ныло в пред­вку­шении сво­боды от тя­желых пут, что ско­выва­ли его. Разъ­еди­нение ус­пешно на­чалось. Каж­дый раз, как в пер­вый — тот же те­атр су­мас­шес­твия, но с ины­ми ак­тё­рами.

Сна­чала с паль­цев: они на­чали све­тить­ся и чуть по­калы­вать. Хо­тя для пос­то­рон­не­го наб­лю­дате­ля на пос­те­ли рас­ки­нулась спя­щая нед­ви­жимая де­вуш­ка. По­том пле­чи — их сда­вило, буд­то я ока­залась глу­боко под во­дой. А пос­ле рез­ко от­пусти­ло, про­шив то­ком по поз­во­ноч­ни­ку. Сквозь зу­бы пос­лы­шалось сдав­ленное ши­пение, а те­ло су­дорож­но выг­ну­лось и обес­си­лен­но об­мякло.

Над те­лом по­яви­лось ед­ва раз­ли­чимое ду­хов­ное воп­ло­щение — отсоединились по­ка толь­ко ру­ки. Как же все-та­ки слож­но с че­лове­чес­ки­ми те­лами. Каж­дый раз, ког­да про­бу­ешь втис­нуть се­бя в не­го, чувс­тву­ешь, буд­то пы­та­ешь­ся на­тянуть дет­скую обувь на муж­скую но­гу. А вот ког­да по­кида­ешь тело, де­ла­ешь это с та­кой ос­то­рож­ностью, словно оно хрустальное. Ведь од­но не­лов­кое дви­жение, и че­лове­чес­кая обо­лоч­ка рас­сыплет­ся в прах или бу­дет не­поп­ра­вимо по­кале­чена.

Кровь наг­ре­валась: 37 гра­дусов — ста­ла бо­леть го­лова, сда­вило сер­дце; 37,4° — су­зились зрач­ки, кон­чи­ки паль­цев по­беле­ли; 38° — по­явил­ся оз­ноб, мел­кие во­лос­ки на те­ле вста­ли ды­бом; 38,5° — пе­ресох­ли гу­бы, на лбу по­яви­лась ис­па­рина; 39° — пос­лы­шал­ся про­тив­ный писк, он буд­то шел из­нутри го­ловы, хоть я и прек­расно осоз­на­вала, что это не­воз­можно. Нет, толь­ко не это! Ес­ли не ос­та­нов­лю про­цесс, то унич­то­жу собс­твен­ную обо­лоч­ку. А ведь по­ка нель­зя — ра­но. На пра­вом пред­плечье по­яв­ля­лись стиг­ма­ты, си­няки. Уси­ли­ем во­ли зас­та­вила ил­лю­зор­ные ру­ки вер­нуть­ся об­ратно в те­ло — ног­ти до мя­са впи­лись в собс­твен­ную плоть.

Надо сдерживаться. Крепись, солнце! Ох, но как же хочется избавиться от плоти: гадкая, вечно болезная тушка, похожая на кандалы, полная недостатков и багов — устоявшихся дефектов эволюционного процесса, словно программа, впопыхах написанная на коленке глупым программистом, до жути дисбалансная структура, напоминающая каляки-маляки трехлетнего карапуза. А ведь окружающие так дорожат своими телами, будто они смогут их забрать с собой после смерти! Но вот я точ­но зна­ла, что ес­ли по­кину те­ло сей­час, пов­ре­див его, то по­теряю всё то, для че­го ты­сяче­лети­ями пе­рерож­да­лась из од­но­го те­ла в дру­гое — вос­по­мина­ния.

Толь­ко не­дав­но ста­ла осоз­на­вать, что это да­леко не пер­вое моё рож­де­ние. Тог­да с от­ча­яни­ем, дос­той­ным луч­ше­го при­мене­ния, по­пыта­лась вспом­нить, кто же я такая. Луч­ше бы это­го не де­лала. Каж­дая по­пыт­ка лишь на­гоня­ла боль­ше ту­мана. Та­кие же­лан­ные вос­по­мина­ния ка­зались лишь дым­кой, чем боль­ше цеп­ля­лась за них — тем даль­ше от ме­ня они ста­нови­лись.

Но по­том про­изош­ло неч­то, из­ме­нив­шее ме­ня. Я соз­да­ла кло­на, ста­ла наб­лю­дать за его по­веде­ни­ем, ища от­ли­чия в столь схо­жих те­лах и пос­тупках. На кло­ниро­вание лю­дей в этом ми­ре на­ложен зап­рет, но это не ос­та­нови­ло ме­ня. Ибо чувс­тво­вала, что схо­жу с ума, и ес­ли это­го не сде­лаю, то ут­ра­чу пос­леднюю связь с ре­аль­ностью.

Чу­дови­ще, по­хожее на ви­висек­то­ра, что за­живо рас­се­ка­ет се­бя са­му. О да, бе­зум­ный смех, и оче­ред­ной кло­чок вос­по­мина­ний от­ре­зан — ко­пия ли­шилась ещё од­ной мо­ей час­ти.

Сна­чала, ког­да толь­ко соз­да­ла ко­пию, вло­жила в неё всё, что ус­пел осоз­нать мой ра­зум вплоть до мо­мен­та её соз­да­ния. Не дав лишь осоз­нать, что она ко­пия.

По­том ста­ла по ку­соч­кам от­ре­зать час­ти — сна­чала один день, по­том не­делю; в кон­це сти­рая це­лые го­ды из её па­мяти. Я буд­то пы­талась пов­то­рить то, что про­изош­ло ког­да-то дав­но со мной. И почему же кажется, что это было так, а не иначе? Откуда мне это известно, если воспоминаний не осталось? Зна­чит, что-то да есть, но вот что имен­но?

Бес­ко­неч­ные воп­ро­сы, об­ра­щён­ные к се­бе, утом­ля­ют. В осо­бен­ности, ес­ли от­ве­та нет. Или и то­го ху­же — я знаю от­вет, но не хо­чу его при­нимать.

Вот, смот­рю я на своего клона и ви­жу — те же ру­ки, та же улыб­ка, но что-то все рав­но не так, че­го-то не хва­та­ет. Кто же из нас ори­гинал, а кто ко­пия, и по­чему чувс­твую се­бя лишь ос­колком, ма­лой то­ликой то­го, что дол­жно быть? Гла­за цве­та го­ряче­го ас­фаль­та — та­кие на­ив­ные и без­за­бот­ные. Так и хо­чет­ся сте­реть эту улыб­ку, хлоп­нуть по ли­цу, до бо­ли стис­нуть её ще­ки, прев­ра­щая поч­ти кра­сивый лик в урод­ли­вую гри­масу. От­ку­да эта бес­при­чин­ная не­нависть, что тол­ка­ет ме­ня на столь ужас­ные пос­тупки? Где-то глу­боко в ду­ше есть от­вет.

Я чувс­тво­вала ви­ну пе­ред сот­во­рён­ным мной же су­щес­твом, ста­ралась дать ей всё то, че­го не име­ла са­ма. Но всё это бы­ло лиш­ним. Это лишь тол­ка­ло её на ту же грань бе­зумия, че­рез ко­торую ког­да-то прош­ла я са­ма.

Го­ворят, по­теряв се­бя, не­воз­можно най­ти ос­колки в ком-то ещё. Толь­ко знаю — это ложь. Се­бя не те­ря­ют. Что же дол­жно бы­ло слу­чить­ся, что­бы я за­была собс­твен­ную сущ­ность? Зна­чит, есть что-то нас­толь­ко ужас­ное, спо­соб­ное вы­жечь соз­на­ние, ли­шить опо­ры, по­рабо­тить дух, сло­мав все то, что бы­ло ос­но­вой. Ха-ха, ка­кие на­ив­ные раз­мышле­ния, есть ли под ни­ми хоть ка­кая-то ос­но­ва? Тог­да же, в по­пыт­ке най­ти от­вет, ста­нов­люсь по­доби­ем дь­яво­ла для собс­твен­но­го кло­на. Вот толь­ко кто же из нас, в ито­ге, на са­мом де­ле клон?

В её гла­зах боль­ше жиз­ни и све­та, чем в собс­твен­ных. Мои паль­цы по­хожи на вы­сох­шие рус­ла рек, они ис­пещре­ны мор­щи­нами, хоть ли­цо не ста­ре­ет, сколь­ко бы лет ни прош­ло. Моё те­ло чувс­тву­ет боль, да­же не ус­пев по­ранить­ся, толь­ко уви­дев нож. Бы­ло ли так всег­да, или эта фо­бия по­яви­лась из-за ка­кого-то со­бытия? Спо­кой­ные раз­мышле­ния прер­ва­ны ди­кой не­оп­равдан­ной злостью. Ми­зинец на пра­вой но­ге све­ло су­доро­гой, буд­то на­поми­ная о неп­ра­виль­нос­ти по­доб­ных эмо­ций. По­чему же нель­зя злить­ся, не­уже­ли кто-то сме­ет мне зап­ре­тить?

В воспалённом от неясности сознании я вижу столь явную картину: парень с растрепанными русыми волосами играет желваками и так плотно стискивает зубы, что губы белеют, как сжатый и скомканный грубыми пальцами лепесток ромашки. Юно­ша пы­та­ет­ся что-то втол­ко­вать мне: бро­ви нах­му­рены и по­хожи на кос­ма­тые ту­чи, а ру­ки не­ис­то­во ле­та­ют, по­доб­но па­русам в бу­рю. И тут ря­дом с ним по­яв­ля­ет­ся та­кой же па­рень — точь в точь — толь­ко спо­кой­ный. Гла­за, слов­но сто­ячая во­да, ру­ки тон­ки, но дви­жения влас­тны, стан сот­кан из ту­манов — пря­мой, как штык. Хоть не было ни малейших признаков ветра, но его одежда трепетала, подобно взъерошенным птичьим перьям, омываемая голубыми потоками энергии, в которых то и дело проступали печальные багровые всполохи, будто кто-то задел струны призрачной лиры и спугнутая неловкой рукой тварь тоскливо взвыла, прося тишины и покоя.

— Стой, ес­ли не ос­та­новишь­ся, унич­то­жишь и се­бя, и их.

Пер­вый па­рень в не­до­уме­нии пе­рево­дит взгляд на приш­ло­го. Его кра­сота зас­тавля­ет бо­лез­ненно со­щурить­ся, буд­то от яр­ко­го све­та. Ве­личес­твен­ный дуб нап­ро­тив сло­ман­ной ивы. Пра­во, иног­да, что­бы по­нять це­ну со­вер­шенс­тва, нуж­но его ли­шить­ся, но это не тот слу­чай. Оба пар­ня еди­ны в сво­ем воп­ло­щении. Один — блис­та­тель­ное прош­лое, дру­гой — не­яс­ное бу­дущее.

Тог­да юно­ша соз­да­ет вод­ную гладь, по­хожую на зер­ка­ло, и всмат­ри­ва­ет­ся в от­ра­жение: его бел­ки пол­ны кро­вавых про­жилок, пле­чи сог­бенны, мыш­цы за­жаты, буд­то в веч­но не­выра­зимой му­ке от нес­пра­вед­ли­вос­ти бы­тия. Он сме­ет­ся и раз­би­ва­ет от­ра­жение — кап­ли раз­ле­та­ют­ся и ста­новят­ся кровью. Его кровью.

— Кто эти не­из­вес­тные «они», о ко­торых ты го­воришь? — ли­цо идёт тре­щина­ми, буд­то это бы­ла лишь фар­фо­ровая мас­ка.

Ко­жа лу­щит­ся, как у змеи, — он под­ни­ма­ет ру­ку и сры­ва­ет её. Под ней сно­ва але­бас­тро­вая бе­лиз­на.

— Сколь­ко ещё мне при­дет­ся пе­рерож­дать­ся, что­бы по­нять, кто я и где моё мес­то?

Вто­рая по­лови­на, та, что всё ещё прек­расна, скло­ня­ет го­лову к пле­чу и пыт­ли­во смот­рит в точ­ку меж­ду бро­вями, чуть вы­ше пе­рено­сицы пар­ня. Что он пы­та­ет­ся там раз­гля­деть? Взгля­ды встре­тились — гла­за цве­та све­жес­ко­шен­ной тра­вы нап­ро­тив выж­женной се­рос­ти ре­аль­нос­ти с жел­ты­ми вы­сох­ши­ми ве­ками.

Но оби­да об­де­лён­ной ми­ром по­лови­ны ис­ка­жа­ет то­ченые чер­ты — единс­твен­ное, что ос­та­валось по­хожим меж­ду дву­мя ли­цами, — де­лая сте­пен­но­го взрос­ло­го по­хожим на не­доволь­но­го ре­бён­ка.

Ру­ка со­вер­шенс­тва тя­нет­ся к ос­колку по­кале­чен­ной ду­ши:

— О, не кри­вись, мой хо­роший. Я — это ты, не­уже­ли за­был?

Па­рень отмахнулся от протянутой руки, как от му­сора, — неб­режно, не гля­дя, же­лая брез­гли­во за­жать нос и быс­трее уй­ти прочь. Ему пре­тит по­каз­ная доб­ро­та и со­чувс­твие. Гу­ба с внут­ренней сто­роны, про­куше­на поч­ти нас­квозь — ос­трые зу­бы, единс­твен­ное, что ос­та­лось креп­ко­го в этом то­щем ор­га­низ­ме. Сно­ва ос­та­нет­ся шрам, хоть сли­зис­тая и за­жива­ет быс­тро. Бо­ли от уку­са нет — че­му бо­леть, ес­ли в те­ле не ос­та­лось кро­ви? Ес­ли каж­дую кап­лю до пос­ледней от­дал за них.

— За ко­го?! — от­ча­ян­ный крик. — От­че­го пом­ню стра­дания, но в упор не пом­ню при­чины? Кто мог быть мне так до­рог, что я не по­бо­ял­ся ли­шить­ся ду­ши?

Те­ло сло­ман­ной кук­лой опус­ка­ет­ся на зем­лю. В сер­дце зак­ра­дыва­ют­ся ко­щунс­твен­ные мыс­ли: «Я так ус­тал ждать при­хода и спа­сения, ес­ли ме­ня не мо­гут най­ти, ес­ли не мо­гут по­мочь — сде­лаю это сам».

Тя­желый вздох, как у хро­ничес­ки боль­но­го брон­хи­том че­лове­ка, и те­ло, по­шаты­ва­ясь, вста­ёт на но­ги. Ть­ма за­вола­кива­ет хруп­кий об­раз, тон­кие кос­ти, об­тя­нутые ко­жей, как ба­рабан, пок­ры­ва­ют­ся чуж­ды­ми узо­рами. Тем­но-си­ние, они про­жига­ют до са­мых мышц, ос­тавляя нес­мы­ва­емые за­руб­ки.

Свет­лая по­лови­на сущ­ности ки­да­ет­ся на­пере­рез, но ока­зыва­ет­ся от­ки­нута ку­да бо­лее силь­ным су­щес­твом — из­вечной пус­то­той.

— Что же ты де­ла­ешь? — вык­рик и бе­зум­ная по­пыт­ка сор­вать тем­ный пок­ров, не­удач­но.

Па­рень от­ры­ва­ет взгляд от зем­ли и сар­кастич­но спра­шива­ет:

— Не­уж­то при­шел твой че­ред кри­чать? — гла­за зак­ры­ва­ют­ся, а те­ло па­да­ет в без­дну.— Ты опоз­дал.

***

Я про­сыпа­юсь. Пос­тель­ное бельё смя­то и про­пита­но неп­ри­ят­но пах­ну­щим по­том, но тем­пе­рату­ра, к счастью, спа­ла — жить бу­ду. Опять один и тот же кош­мар. Уби­раю со лба при­лип­шие во­лосы. Те­перь, ес­ли ус­ну, пос­ле­ду­ет про­дол­же­ние. Се­кун­ду раз­ду­мываю, хо­чу ли его ви­деть, и, по­нимая, что это не­из­бежно, пы­та­юсь зас­нуть вновь.

***

Свет­лая по­лови­на сущ­ности при­седа­ет и про­тяги­ва­ет ру­ку, ка­са­ясь зем­ли, на­бирая в ла­донь прах вто­рой час­ти се­бя. Он пес­ком про­ходит сквозь паль­цы, буд­то их не су­щес­тво­вало вов­се, и воз­вра­ща­ет­ся на по­ложен­ное мес­то.

— Это пос­леднее воп­ло­щение пе­ред воз­вра­щени­ем. Ес­ли справ­люсь, то жер­тва не нап­расна.

Ть­ма лас­ко­вой кош­кой сви­ва­ет­ся у ног. Те­перь я единс­твен­ный её гос­по­дин. Она не бу­дет про­тивить­ся или пы­тать­ся унич­то­жить ме­ня. Лишь за­щищать, до пос­ледне­го вздо­ха.

— Я по­терял что-то очень важ­ное, что­бы по­лучить те­бя. Сто­ило ли оно то­го? — взгляд сколь­зит с ус­лужли­вых те­ней, не цеп­ля­ясь ни за что, и упи­ра­ет­ся в не­бо. — Те­перь, да­же ес­ли встре­чу зна­комых и дру­зей из иных жиз­ней, — ни­чего к ним не по­чувс­твую.

Зак­ры­ваю гла­за, ощу­щаю, как ве­тер те­ребит во­лосы. В нос уда­рил смрад да­лёко­го по­жари­ща.

— Прос­нись. Не вре­мя бро­дить по снам, — прос­транс­тво раз­ры­ва­ет­ся, вы­пус­кая ме­ня в мир ре­аль­нос­ти.