Тень под правой рукой
На небе не было ни облачка – Сэхмин расчистил его так быстро, как смог. Огромный корабль разгружали, вокруг сновали люди, бегали дети, а ещё почти под каждым камнем прятались змеи. Дети Мёнрушь словно чувствовали, что их Богиня посетила Даньму – как ещё об этом узнала Шау?
Вдруг толпа у пристани расступилась, будто по волшебству, и к ней вынесли богато украшенный паланкин в сопровождении десятка вооружённых всадников. Император – пожилой мужчина с волосами цвета снега – вышел из носилок, поддерживаемый сразу тремя слугами. Сэхмин много раз пытался угадать, сколько лет старику – как бы не вышло, что они ровесники. Для человека даже семь десятков – очень почтенный возраст, а этот император пережил уже двоих правителей Лаотая. Перед ним каждый склонял голову, а сам он, полуслепой и с трудом стоящий на ногах, посеменил к разгружавшемуся судну.
Стоило старику подойти, как с корабля опустили длинную деревянную лестницу – вдвое толще той, по которой бегали слуги с ящиками и мешками. Император склонил голову.
– Он лично даже правителя из Лаотая не встречает, – заметил Хучжэ, который примчался немногим позже Сэхмина, Муяня и Дайкона, – видимо, тоже знает, кто приплыл в его страну.
Дух воды возвышался над сидящими на крыше братьями по пантеону, выпрямив спину и гордо вскинув голову. Будто он был одним из смертных, которые встречают дорогих гостей.
– Султанский сын, должно быть, доволен, – кивнул дух огня.
– Как бы до Лаотая это не дошло, – Муянь затеребил серьгу, – война ведь будет.
– Этому Латифу только на руку, если Даньма с кем-то будет воевать.
– Латиф-шим и так живёт сражениями, – Хучжэ намеренно сделал акцент на уважительном обращении к наследнику Пакарата, и Сэхмин вздрогнул, с каким холодом лидер пантеона это произнёс, – и, смею напомнить, он уже стал одним из самых молодых завоевателей в истории.
– С поддержкой Богини ещё бы он им не стал, – хохотнул Дайкон, за что получил испепеляющий взгляд от Хучжэ. Сэхмин едва заметно усмехнулся: даже если бы дух воды обладал такой способностью, Дайкону она бы не навредила.
– Поосторожнее со словами, Дайкон-ли, – сурово предостерёг его Хучжэ, – у Мёнрушь везде уши и глаза. А ещё она увидит вас, развалившихся здесь, как в борделе. Так что встаньте немедленно и поклонитесь, как это делают смертные!
Значение слова «бордель» Сэхмину было незнакомым, но, судя по тому, как покраснели друзья, это было какое-то очень плохое место. Духи лениво поднялись на ноги, свели руки перед собой, как Хучжэ, стали ждать. По широкой лестнице, опустившейся с корабля, пробежало несколько человек. Наконец показался сын султана – молодой Латиф. Издалека Сэхмин не мог понять, сколько ему лет, но зато прекрасно различил россыпь драгоценных камней, которыми был украшен его кафтан и странная шляпа, больше напоминающая тряпку или полотенце. Лицо юноши было надменным и, как предсказывал Дайкон, довольным. Наследник Пакарата остановился на середине лестницы, пригладил только начинающую расти бороду, кивнул сам себе и продолжил спускаться. На поясе у него висел длинный и кривой меч, хотя не очень ясно было, зачем – прямо за ним следовало пять стражников, вооружённых до зубов.
– Это ордары, – шепнул Муянь Сэхмину, – лучшие воины Пакарата, говорят. Личная свита султана и его семьи.
Латиф дошёл до императора Даньмы и слегка наклонил голову, тогда как старик рассыпался в комплиментах, всё ещё не позволяя себе выпрямиться. Пока они беседовали, по широкой лестнице продолжали спускаться люди. В конце концов показалось женское платье, и толпа, до этого хранившая условное молчание (кому не хочется обсудить, как красив молодой султанский сын?), замолкла. Было слышно, как высоко в небе птица машет крыльями, а волны бьются о борта корабля. Сэхмин испуганно склонил голову, продолжая наблюдать исподлобья.
По лестнице быстро прошло несколько девушек в богатых длинных нарядах. Дух ветра не мог понять, кто из них Богиня, потому что все они были... похожи на самых обычных смертных. Сэхмин уже успел расстроиться и опустить плечи, как вдруг услышал шипение Хучжэ:
– Поклонитесь! Живо!
Процессию очевидных наложниц Латифа замыкали две молодые женщины. Одна – с каштановыми волосами, собранными в замысловатую причёску, ступала позади, смотрела прямо перед собой и держала руку на поясе. Сэхмин с трудом разглядел, что это единственная женщина в штанах, спрятанных под длинной юбкой – остальные гостьи настолько торопились спуститься, что увидеть их голые щиколотки мог любой желающий.
Когда Сэхмин бросил любопытный взгляд на женщину, идущую впереди, по спине пробежал холодок.
Богиню Мёнрушь было не сложно отличить от остальных. От неё исходила необъяснимая аура силы и власти. Она держалась прямо, гордо, медленно ступая со ступеньки на ступеньку. Длинное платье цвета вишни струилось, будто живое, рукава были расшиты золотом, а на открытых участках тела виднелись крапинки-татуировки. Голову женщины венчала тиара, украшенная драгоценными камнями, от которых прыгали радужные искры. Русые волосы прятались под этой маленькой короной и под лёгким покрывалом, накинутым на макушку. Мёнрушь поклонилась императору, который моментально забыл про Латифа и захотел, вероятно, лично проводить высокую гостью до паланкина. Женщина улыбнулась, но ничего не ответила – лишь посмотрела на султанского сына, как будто ожидая его разрешения. Что, конечно, не могло быть так – не станет же создательница мира прислушиваться к мнению смертного! Между тем Латиф небрежно кивнул и направился к другим носилкам, а счастливый старик предложил Богине руку.
Сэхмин осторожно поднял лицо, и в этот момент их взгляды встретились. Голубые, словно небо, глаза Мёнрушь пробежались по духам, стоявшим на крыше. Богиня снова улыбнулась, слегка наклонила голову и исчезла в паланкине, следом забралась сопровождающая её женщина в штанах. Процессия тронулась.
Сэхмин понял, что стоит с открытым ртом, только когда на его плечо опустилась рука Муяня.
– Ты как?
Дух ветра не знал, что ответить. По всему телу будто пробежала молния.
– Она знала, что мы её вс-стретим?
– Конечно, знала, – строго ответил Хучжэ, – я уже оповестил её о том, что случилось на берегу Ошмы.
***
В зале пылало столько свечей, что, казалось, они способны перекрыть сияние солнца. Райнал с трудом нашёл путь к храму, вооружившись одним лишь факелом да наставлениями Лален. Его хорошо приняли в доме девушки, разрешили остаться на несколько ночей, если будет помогать по хозяйству, и снабдили всей необходимой информацией. В том, что времени у него было немного, Райнал не сомневался.
Парень поставил зажжённый факел в хлипкое на вид кольцо у самого входа в храм, прошёл до статуи местного бога и сел на колени. Если и есть хоть какая-то возможность обратиться к Трируту, это нужно делать через его стихию. Идти в храм бога ветра Райнал не рискнул – там могли быть посторонние люди, раз уж весь месяц только этого Сэхмина и восхваляют. Тёмный народ, необразованный. Сразу видно, что Боги к ним не спускаются.
Статуя Дайкона, бога огня Даньмы, внушала привыкшему к аккуратности Райналу всё, что угодно, но никак не уважение и страх. Грубо высеченная из камня фигура мужчины держала в руке с четырьмя пальцами свечу, на конце которой плясало пламя. Перед изваянием стоял небольшой мангал, в низу которого тлели угли, а в самом зале пахло мясом и гарью. Райнал про себя порадовался, что даньмеры не украшают свои святилища тканями, как это делают во Фламанье. Иначе пожар сожрал бы всё здание, а возможно – и перекинулся бы на соседние.
Парень расправил плечи, прикоснулся двумя пальцами к сердцу и закрыл глаза. В мыслях всплыло лицо Бога-покровителя – то, которое Трирут сейчас носил.
– Трирут, Драконий Отец и создатель всего сущего, – шёпотом начал Райнал, – я взываю к тебе из чужого храма, но из твоей родной стихии. Пошли мне знак, что внемлешь, и помоги своему сыну в трудный миг.
Когда парень открыл глаза, огонь в свече, которую держала статуэтка, слабо дёрнулся.
– Бог, э-э, Дайкон, – осторожно продолжил Райнал на даньмере, – прости, что пришёл в твой... дом... ради того, чтобы обратиться к нашему, э-э, создателю. Не гневайся, я принести угощение, которое порадовать тебя.
Он бережно достал из-под рубахи свёрток с сырым мясом, стараясь не прикасаться к протёкшей ткани, чтобы руки не пропахли тошнотворным запахом, и надел кусок на вертел в мангале. Тут же вспыхнул огонь – угли за считанные мгновения стали кроваво-красными, и из жаровни повалил густой и невероятно вонючий дым.
– Рад, что ты принять мой подарок, Дайкон, – с нескрываемым удивлением произнёс Райнал и поклонился статуэтке, – позволь передать с тобой послание Трируту.
С мяса начал капать сок, и к горлу Райнала подступила тошнота. Парень изо всех сил старался сохранять бесстрастное выражение лица и никак не выдавать отвращения, которое вызывали в нём дикие порядки Даньмы. Да и где это видано, чтобы лжебоги действительно имели такую силу, чтобы отвечать на просьбы смертных?
Пламя в мангале разгорелось сильнее, от свечей и факела как будто тоже стало исходить больше жара. Райнал боялся обернуться, прокручивая в голове имя драконьего Бога. Если его не услышат здесь, то шансов вернуться у него ничтожно мало.
– Трирут, Драконий Отец и создатель всего сущего, я взываю к тебе с просьбой о помощи, – Райнал непривычно дрожащим голосом начал молитву, в силу которой почти не верил, – пошли знак, чтобы я понимал, что ты слышишь меня. Твоему сыну нужна помощь. Пусть я не фаворит Змеиной Матери, но я брат твоей фаворитки, я – часть твоего клана. Забери меня домой, чтобы я исполнил свой долг.
Огонь заколыхался, будто в его сторону вздохнуло какое-то огромное существо. По маленькому залу храма пошёл жар. Вонь, исходящая от мяса, стала невыносимой, но Райнал стиснул зубы, заклиная себя перетерпеть отвращение.
Он осторожно достал кривой кинжал, украденный у кардаза, обрезал себе прядь волос и подпалил её огнём свечи, которую держала статуэтка. Потом надавил лезвием на палец, чтобы пустить кровь, и капнул ею на пламя. Свеча не потухла, но и огонь не сменил цвет, оставаясь рыже-жёлтым. Обычно ритуальное пламя становилось хотя бы белым, если Трирут принимал молитву. Райнал понуро опустил плечи и закрыл глаза, повторяя свою просьбу уже мысленно.
В храме было тихо. Трещал огонь факелов, шипело мясо в мангале, а где-то снаружи завывал ветер. Райнал сделал всё, что мог, остальное – лишь воля Богов.
***
Сэхмин юркнул вслед за Хучжэ во дворец, где ему предстояло увидеть Богиню. Если бы дух ветра обладал физической оболочкой, у него бы подкашивались ноги, в горле стучало бы сердце, а ладони бы покрылись липким потом. Но у Сэхмина не было тела, поэтому его душа невидимо металась в ужасе перед аудиенцией со Змеиной Матерью.
Хучжэ неслышно ступал по полу – решил не использовать своё тело, а проникнуть во дворец в невидимом для глаза смертных образе. Сэхмин подумал о том, что люди бы перепугались, если бы увидели их двоих в самом важном месте Даньмы. Возможно, на них бы попытались напасть. Возможно, Хучжэ велел бы поддаться, чтобы не раскрыть тайну пантеона.
– Сюда, – спокойным голосом произнёс дух воды, сворачивая за угол. Сэхмин зацепился взглядом за нескольких крошечных змей, которые увивались за ними.
У Мёнрушь везде уши и глаза.
От этой мысли стало ещё страшнее.
Они встали перед массивными дверями из непрозрачного, но довольно хлипкого материала. По деревянной раме ползли причудливые узоры. Ни одного слуги, ни одного стражника. Хучжэ осторожно поднял руку, чтобы прикоснуться к двери, как та резко отъехала в сторону, и перед духами возникла женщина, которая сопровождала Мёнрушь на корабле. Не сказать, чтобы красивая, но в этой женщине была какая-то непонятная Сэхмину сила. Она хмуро осмотрела гостей с ног до головы и изогнула бровь.
– Кто такие? Гос-спожа не принимает пос-сетителей, – со свистом сообщила женщина.
Хучжэ учтиво поклонился ей:
– Светлейшая Сашет, рад нашей встрече. Передайте госпоже, что к ней прибыли хранитель воды Хучжэ и повелитель ветров Сэхмин.
Светлейшая Сашет, фамильяр и приближённая Богини Мёнрушь, насмешливо усмехнулась.
– Подождите здес-сь.
Она скрылась за дверями, а Сэхмин с трудом подавил нервное фырканье.
– «Хранитель воды» и «повелитель ветров»?
– Ой, да заткнись, – Хучжэ закатил глаза, – чтоб ты знал, у нас есть титулы.
– «Титулы», – передразнил дух ветра, – обязательно так выс-служиваться?
– Обязательно, если хочешь сохранить...
Двери снова разъехались, и на пороге появилась устрашающая женщина-фамильяр. Она повела бровью, ещё раз окинула гостей взглядом, полным презрения, и сделала шаг в сторону.
– Гос-спожа ждёт вас-с, – Сашет слегка поклонилась и тут же отошла от двери. Она ещё что-то сказала, но Сэхмин не разобрал слов – вероятно, они предназначались не ему. Холодея всей душой, он шагнул за Хучжэ в красивый зал, где расположилась Богиня.
Она сидела на полу за маленьким столиком и писала. Как только гости вошли в комнату, дверь сама за ними закрылась с глухим стуком. Хучжэ сел на колени, Сэхмин последовал его примеру. В помещении горело много свечей, тени от пламени танцевали на стенах, а сам зал казался уютным, будто Сэхмин сидел в собственном храме.
Какое-то время царило молчание – лишь скрип пера по бумаге нарушал тишину. Сэхмин смотрел в пол, боясь поднять взгляд.
– Простите, не могла отложить, – прозвучал вдруг мягкий женский голос, и дух ветра рискнул посмотреть перед собой. Мёнрушь скатала лист бумаги в трубку, перевязала лентой и отдала Сашет, которая, как страж, стояла рядом со столом.
Фамильяр бережно приняла свиток из рук Богини.
– Отправь во Фламанью, всё должно быть готово до того, как мы вернёмся в Фахру, – в голосе Мёнрушь, нежном и глубоком, различалась усталость, – Руту следует поторопиться, если он не хочет проблем.
Женщина-страж склонила голову и неслышно двинулась к двери, неслышно открыла и закрыла её, и Сэхмин, даже напрягшись, не смог различить звук удаляющихся шагов. Мёнрушь встала из-за стола, расправила своё длинное платье цвета вишни и приблизилась к сидевшим перед ней духам.
– Рада вновь видеть тебя, Хучжэ.
Дух воды поклонился, касаясь лбом пола.
– Перестань, – ласково попросила Мёнрушь, – не нужно раболепства. Давай поговорим, как старые друзья.
– Это честь для меня, – сипло ответил Хучжэ. Богиня улыбнулась самой тёплой улыбкой, какую доводилось видеть Сэхмину, и медленно перевела взгляд на него самого.
– А это, должно быть, ваш юный брат? – она сделала шаг ближе, и дух ветра инстинктивно прижался лбом к полу, – прекрати, дитя, выпрями спину. Как твоё имя?
Впервые за все 259 лет своего существования Сэхмин почувствовал прикосновение, как если бы у него было тело. Мёнрушь осторожно дотронулась рукой до его подбородка и подняла его лицо. Её голубые глаза смотрели на Сэхмина с нежностью, любовью и какой-то едва уловимой печалью.
Дух ветра шёпотом представился.
– Знаешь, дитя, имя, которое тебе дано, – это повод для гордости. Его нужно произносить громко и уверенно, – Мёнрушь провела пальцем по его щеке, – ты ведь не стыдишься имени, которым тебя одарили?
– Нет, гос-спожа, – дрожащим голосом ответил Сэхмин. Богиня подняла брови, и тогда он в самом деле выпрямил спину, поднял голову и практически без страха посмотрел ей в глаза, – моё имя – С-сэхмин. Так меня называют в Даньме.
– Не ты ли – тот самый дух, который развлекает беседами моих ползучих детей? – Мёнрушь убрала руку от его лица, и Сэхмин почувствовал холод в месте, где её пальцы прикасались к его щеке.
– Надеюс-сь, что дейс-ствительно их развлекаю.
Богиня с улыбкой села напротив духов, расправила платье и сложила руки на коленях. Молчание, по ощущениям, длилось вечность, пока его не нарушил Хучжэ:
– Насчёт того случая, о котором я сообщил ранее...
– О, верно, – голос Мёнрушь в ту же секунду неприятно изменился, – ты упоминал, что вы случайно утопили целый корабль со смертными?
Зал вокруг тоже словно преобразился: тени от огня свечей казались руками, которые тянутся к духам, а в воздухе появилось напряжение. Стены как будто сменили тёплый бежевый оттенок на холодный, и Сэхмин сжал кулаки, стараясь выглядеть уверенно и непринуждённо. Ещё бы в этом был смысл...
– Кхм, да, – по голосу Хучжэ тоже было легко понять, как сильно он нервничает, – мы нашли всех, кто был на этом судне. А ещё Сэхмин лично прибыл к вам, чтобы... объясниться.
– Что ты говоришь, – Богиня склонила голову набок и посмотрела на духа ветра, – в таком случае, я вся внимание.
Теперь её глаза не были похожи на безоблачное небо – в них росли ледяные скалы, голубым отсветом мерцал снег. Сэхмин поёжился, будто мог чувствовать холод и дыхание северного ветра, совсем такого же, какой он сам насылает на Даньму каждую осень.
– Я... правда могу объяс-снить.
Тишина давила ему на плечи, как если бы на его физическое тело накинули кольчугу. Мёнрушь не издавала ни звука, Хучжэ съёжился, пытаясь выглядеть ещё меньше, чем он есть.
Нужно было что-то придумать, что-то сказать. Как назло, все отговорки, которые Сэхмин подготовил для этой встречи, улетучились, будто листья в ветреный день. Дух проглотил несуществующий ком в горле.
– Гос-спожа Мёнрушь... вы когда-нибудь любили?
– Сэх, что за вопрос...
– Действительно, что за вопрос, повелитель ветра? – усмехнулась Богиня, и в её голосе зазвучало раздражение, – конечно, я любила и люблю каждого из созданий, что ходят по Гайсаре.
– Нет... я не это имел в виду. Вы когда-нибудь любили кого-то ис-с с-смертных? Не как ваше дитя, а как... равного с-себе?
– Сэх!..
Дух ветра рискнул поднять голову и встретился с взглядом с Богиней, глаза которой на мгновение заволокла пелена. Мёнрушь едва заметно поджала губы, словно прокручивала в памяти все разы, когда ей, создательнице мира, бывало больно. Это длилось всего одно колыхание огня свечей, прежде чем женщина произнесла, казалось, осипшим голосом:
– Что ж, за всё время, что существует Гайсара, пожалуй, и я бывала в такой ситуации.
Несуществующее сердце Сэхмина пропустило удар.
– Тогда, надеюс-сь, вы поймёте, почему я пыталс-ся вс-семи с-силами с-сделать счас-стливой ту, кого полюбил.
Сэхмин чувствовал, как напрягся Хучжэ, и видел, как его слова удивили Богиню. Тонкие брови взлетели вверх, взгляд стал не враждебным – скорее, заинтересованным. Назад отступать было нельзя. Решил обмануть самое могущественное существо в мире – надо идти до конца.
– В одной деревне ес-сть девушка, – дух ветра опустил взгляд на руки, выдавливая из себя слова, – её мать пришла ко мне с-с молитвой. Попрос-сила выдать её дочь замуж. Я уже нес-сколько лет с-смотрю, как эта девушка отвергает женихов, которые к ней с-сватаются. Ведь я с-сам не могу с-с ней быть, у меня даже нет тела...
Он намеренно сделал паузу, вздохнул.
– Поэтому я решил, что должен во что бы то ни с-стало найти для неё дос-стойного жениха. Хотел увидеть её радос-стной, чтобы она улыбалас-сь, чтобы её любили. Понимаете, гос-спожа, в нашем пантеоне ес-сть дух грома, Муянь, он женат на с-смертной. И я так ему завидую...
Ещё один вздох, не поднимать взгляд.
– Я отправилс-ся на берег Ошмы, выс-сматривал заморс-ские корабли. Надеялс-ся, что на одном из них найду того человека, который с-сделает Лален с-самой счас-стливой женщиной на с-свете. И когда один ис-с таких кораблей показалс-ся на горизонте, я вс-семи с-спос-собами пыталс-ся прибить его к берегу. Но, наверное, так разволновалс-ся, что не рас-с-с-считал с-сил... Я не хотел, чтобы погибли люди. Мне нужен был один человек с-с с-судна.
– Кто-то конкретный? – голос Мёнрушь прозвучал в зале, словно свист плети.
– Да, гос-спожа. Я подлетел к кораблю и нашёл того, кто, как мне показалос-сь, может с-сделать ту девушку счас-стливой. Так с-случайно вышло, что именно этот человек и с-спас-с-с-ся. Но я об этом узнал только с-сегодня утром.
– Что за человек?
Сэхмин сжал кулаки, всё ещё не смея поднимать глаз.
– Я знаю только его имя, гос-спожа. И то, что он внушает мне доверие. С-с таким человеком рядом Лален будет улыбаться.
– Назови мне имя этого человека, Сэхмин.
Дух ветра робко взглянул на Богиню, пытаясь угадать, как быстро она раскусит его обман и какая участь его после этого ждёт.
– Его зовут Райнал, гос-спожа.
Ещё несколько мгновений в зале царила такая тишина, что можно было услышать, как падает лист. Мёнрушь смотрела на Сэхмина, но её взгляд был пуст – словно она догадалась об уловке. Наконец Богиня закрыла глаза, глубоко вдохнула и сцепила длинные тонкие пальцы в замок.
– Хучжэ, подожди-ка за дверью.
***
Райнал вдохнул полной грудью, стоило ему покинуть храм местного божества и выйти на свежий воздух. От запаха сырого мяса всё ещё мутило, в висках стучала кровь, и парень с трудом подавил тошноту. Если это божество действительно существует, если оно действительно отозвалось на его зов, то могло быть где-то неподалёку и наблюдать. Нужно было держать лицо и сохранять хотя бы мнимую учтивость.
В зале было жарко и душно, но на улице, хоть и не пахло углями и мясом, не было и намёка на прохладу, свойственную весне. Райнал пытался просчитать, какой сейчас должен идти месяц – уж не Сайрун ли? То самое время, когда холода, свойственные Даньме, наконец отступали, и на смену им приходила свежесть, ещё не освободившаяся от северных капризов, но уже готовая поделиться теплом. Вот только даже лёгкого дуновения ветра не появлялось – словно природа замерла, ожидая чего-то.
«Бога ветров», – усмехнулся Райнал, тяжело опускаясь на каменные ступени, ведущие в храм. Парень провёл ладонью по лицу, стирая липкий пот, и поднял глаза на небо. Одно из облаков напоминало дракона.
Хочется верить, что Трирут услышал его молитву.
Райнал вытер всё ещё мокрое от пота лицо краем рубахи, хлопнул себя по коленям и поднялся со ступеней. В бедре что-то неприятно хрустнуло, и парня перекосило от внезапной боли. Слегка похрамывая, он ступил на вытоптанную дорожку, ведущую обратно в деревню – к дому старухи и её хорошенькой дочери, которые поделились с ним пищей и кровом.
Дайкон, глядя ему вслед, усмехнулся и вернулся в храм – обедать мясом, которое пожертвовал ему идиот-смертный.
***
Двери за Хучжэ шумно закрылись, и Сэхмин приготовился к тому, о чём раньше даже не помышлял, – к смерти. Ему и в голову не приходило, что духи вроде него могут умереть. Но сейчас, сидя в одном зале с Богиней, создавшей мир, Сэхмин впервые задумался о том, что уж она-то в силах оборвать его жизнь – или так отменно наказать за наглость и ложь, что он ещё будет умолять закончить его мучения.
Справа от Мёнрушь из ниоткуда возникла Сашет – видимо, столкнулась с Хучжэ в дверях. Фамильяр слегка наклонила голову в сторону своей госпожи. Богиня кивнула в сторону духа ветра, и тот затаил бы дыхание, будь у него лёгкие, ожидая нападения, от которого он не имеет права, да и не сможет отбиться.
Однако вместо этого Сашет только взмахнула рукой, и между Мёнрушь и Сэхмином появился низкий стол из тёмного дерева, а на нём – два бокала на тонких длинных ножках. Фамильяр уже держала прозрачный кувшин, в котором плескался какой-то напиток, в свете огня отдающий нежно-оранжевым цветом. Когда она наклонилась, чтобы наполнить бокалы, Сэхмин рискнул поднять взгляд.
– Это называется «щербет», что-то похожее на фруктовые вина Даньмы, но совершенно безвредные, – объяснила Богиня, видя на лице своего гостя замешательство, – в Фахре пользуется большой популярностью. Хотя к их крошечным армуду я так и не могу привыкнуть.
Сэхмин заёрзал на месте.
– Прос-стите, но я вряд ли с-смогу нас-сладиться этим напитком, гос-спожа, – с трудом выдавил он из себя слова, – у меня ведь нет тела, я даже не прикос-снус-сь к пос-суде...
– Об этом не переживай, повелитель ветров, – без намёка на теплоту ответила Богиня, – это зачарованные бокалы. Даже ты сможешь взять их в руки и попробовать щербет. В конце концов, – она снова поджала губы, будто сдерживала улыбку, – ты мой гость.
Сэхмин дождался, когда Сашет закончит разливать напиток, и Мёнрушь сама возьмёт бокал за ножку. Дух последовал примеру Богини, осторожно пригубил напиток и впервые в своей жизни сделал глоток.
– Что скажешь, повелитель ветров?
– Ничего вкус-снее не пробовал, гос-спожа, – искренне ответил тот.
Мёнрушь осушила свой бокал и медленно встала. Сэхмин чуть было не вскочил вслед за ней, но вовремя себя остановил и остался сидеть, сложа руки на коленях и понурив голову. Сашет долила щербет и отступила за спину своей хозяйки, держа кувшин перед собой.
– Ты сказал, что утопил корабль случайно, и я этому верю. Но твоя ошибка забрала несколько жизней, и за это придётся платить, – Богиня медленно прошлась по комнате, взяла с высокого стола небольшую миску с какими-то кубиками и поставила её перед Сэхмином, – это называется «лукум». Угощайся, он тоже зачарован.
Дух поднял на неё испуганный взгляд, но Мёнрушь этого словно не заметила и села обратно.
– Я бы лишила тебя сил на виток-другой, даже несмотря на то, что один человек с того корабля всё-таки спасся – тем более, как я поняла, ты этому никак не поспособствовал. Но я не могу обречь Даньму на безветрие. А ещё, – Богиня смахнула с платья невидимую пылинку, – я, знаешь ли, очень уважаю любовь.
Дух бросил быстрый взгляд на Сашет, пытаясь понять, к чему клонит Мёнрушь. Но лицо фамильяра оставалось беспристрастным – она смотрела ровно перед собой, на дверь, будто не слушала госпожу.
– Любовь – это чувство, которое движет всеми разумными существами. Любовь дарит силу, позволяет прорываться вперёд и совершать невозможное, наделяет жизнь смыслом. Но ещё из-за неё случаются войны, рушатся судьбы, гибнут города. Если любовь застилает глаза смертного, от него можно ждать чего угодно, ведь человек и любое другое создание не способно прислушаться к голосу разума, когда им руководит сердце. Но если любовь поражает более могущественное существо, такое, например, как божок...
Сэхмин нахмурился, услышав незнакомое слово, которое, судя по всему, относилось напрямую к нему.
– ...то катастрофа может стать действительно неуправляемой. Ты понимаешь, к чему я веду, повелитель ветров?
– Ес-сли чес-стно, пока не очень...
Мёнрушь снова взяла бокал, сделала глоток.
– Ты сказал, что устроил бурю, потому что хотел найти жениха для женщины, которая овладела твоими мыслями и сердцем. А также упомянул своего брата, Муяня, которому посчастливилось обладать тем, чего нет у тебя.
«Телом».
– Я хорошо помню его. Властелин молний, так, Сашет?
– Да, гос-спожа.
– Когда он просил тело, – Мёнрушь подняла бокал, чтобы полюбоваться, как отблеск свечей скачет по граням, – мы с ним заключили сделку. Понимаешь ли, Сэхмин, никогда нет гарантии, что кто-то, кого любишь ты, полюбит тебя в ответ. Нельзя заставить смертного испытывать какие-то чувства, будь то ненависть, гнев, радость или любовь. Это всегда дело случая. Тебе либо повезло, либо нет.
С каждым словом её голос становился всё более бесцветным. Сэхмин осторожно взял лукум из миски, опустил руку обратно на колени и сжал сладость в кулаке, настороженно наблюдая за Богиней.
– Муяню повезло, – продолжала она, – но ему пришлось для этого потрудиться. Если бы девушка, к которой он испытывал чувства, не ответила взаимностью, он бы потерял не только тело, но и облик. Он бы превратился просто в молнии, которые иногда освещают Даньму.
Сэхмин начал понимать, к чему она клонит, и стиснул кулаки так, что раздавил несчастный лукум в желе.
– Ты нашёл человека, который вызвал твоё доверие, но девушка, для которой ты это сделал, может посчитать иначе. И тогда получится, что люди на том корабле погибли зря.
– Я наблюдал за ними с-сегодня, – нервно облизнув губы, ответил Сэхмин, – она от него в вос-сторге. И ему, кажется, она тоже нравится. Но я понимаю, гос-спожа, что больше никак не могу повлиять на них – я с-сделал вс-сё, что было в моих с-силах.
– А если она будет с ним несчастна? Сможешь ли ты простить себя за то, что обрёк возлюбленную на муки – на жизнь с человеком, который заставляет её не улыбаться, а плакать? Что ты будешь делать тогда, повелитель ветров? Убьёшь и этого смертного?
Сэхмину захотелось прямо сейчас потерять облик и выпорхнуть вихрем в какую-нибудь щель. Стыд обжёг ему щёки.
– Или, если получишь тело, попытаешься ещё как-то свести эту пару? А может, решишь сам выйти из тени и познакомиться с ней, уповая на удачу?
– Я... я не думал об этом.
Мёнрушь осторожно поставила пустой бокал на стол.
– Уверенность – это хорошее качество, Сэхмин. Но ты должен помнить, что даже с твоими силами ты не всемогущ. Никто не всемогущ.
Дух ветра склонился к столу, касаясь его носом:
– Я бы хотел... чтобы у меня была возможнос-сть ис-справить чудовищную ошибку, которую я допус-стил по неопытнос-сти. Надеюс-сь, вы дадите мне такой шанс-с.
Мёнрушь наклонила голову набок, в её глазах блеснул отсвет огня.
– Я не могу наделить тебя телом, ведь ты – божок ветра, дитя Рута. Это он должен решать. К тому же, человек, которого ты «выбрал» для той девушки... ты сказал, что его зовут Райнал? Мне знакомо это имя.
Сэхмин почувствовал, как у него вспотели ладони.
– Я подумаю о наказании за твою провинность и дам знать, что решила, через змей. Но ещё я замолвлю за тебя словечко брату, – Богиня вдруг тепло улыбнулась, хотя в её глазах всё ещё темнела печаль, – если ты действительно любишь ту смертную.
– Люблю! – вскинулся Сэхмин, неожиданно для себя закричав, – вс-сё, что я с-сделал, было ради неё!
Сашет дёрнулась в их сторону, но Мёнрушь подняла руку, веля гостю замолчать, а фамильяру – не вмешиваться. Дух ветра закусил щёку и сжал в кулаке то, что осталось от лукума.
– И ты согласишься на любые условия?
– Конечно, ведь я...
– Да будет так, – Богиня опустила ладонь на стол, – а теперь вернись к своим обязанностям. Хучжэ, наверное, уже извёлся, ожидая тебя.
Сэхмин осторожно поднялся, согнулся в поклоне и спиной вперёд попятился к двери. Врезавшись в неё, он шёпотом извинился, осторожно открыл створку и исчез. Мёнрушь проводила его взглядом, дождалась, пока дверь закроется, и спрятала лицо в руках.
– Что за моду они взяли влюбляться в смертных? – устало поинтересовалась она.
– Почему ты не лишила его с-сил, Рушь? Он же с-соглал, – Сашет опустилась сбоку от госпожи и наполнила бокал щербетом.
– Он поторопил события, Сашет. Это другое, – Богиня сделала несколько маленьких глотков, – отправь-ка Руту ещё одно сообщение, пожалуйста.
– Ты дейс-ствительно хочешь наградить этого мальчишку телом? Пос-сле того, как он потопил...
– Я хочу ему показать, что за любые ошибки нужно расплачиваться – и даже сбывшаяся мечта может обернуться кошмаром. Так что, да, пусть Рут наделит его телом. А ещё передай брату, что дитя его западного клана нашёлся. Король явно соскучился по сынишке.
Несколько мгновений Богиня сидела молча, потирая глаза.
– И найдимне Шау. Теперь за Сэхмином нужно будет особенно приглядывать.