Все празднуют Возрождение
Лучшие в жизни подарки никогда не найдёшь под рождественской ёлкой
Часть 1. Цукишима;194 ПГ.
Шестнадцатилетний Цукишима пробирается через трущобы. В полной темноте легко споткнуться или налететь на разбросанный по земле мусор, поэтому он идёт осторожно. Без фонарика сложно, но наткнуться на банду страшнее. В его мире чёрного и серого легко заплутать. Между кирпичных стен воняет мочой и кровью. Цукишима перепрыгивает опрокинутый бак и брезгливо обтряхивает руки. В таких местах, как район Кошачьих глаз, лучше ничего не касаться. На больших улицах ещё ничего, но некоторые подворотни лучше обходить стороной. Как и их обитателей.Он проходит мимо плохо сколоченного деревянного забора, за которым надрывно лает собака. От морозного воздуха щиплет щёки, но даже холод не спасает от удушливой вони. Глаза болят и Цукишима приподнимает очки на лоб, чтобы протереть их руками, затянутыми в перчатки. Он спал так мало, ворочаясь из-за кошмаров, что в сумме и семи часов не наберёт за неделю. Желудок воет от голода. Цукишима осматривается, но не видит на серых домах никаких указателей, чтобы понять, куда зашёл. Всё, что находится вокруг - крошащаяся кирпичная кладь двухэтажных домов, расписанная краской, разбитый асфальт под ногами и хлам, выброшенный сюда в обход закона. Цукишима бы пожаловался, но у закона куда больше вопросов к нему, чем к тем, кто нелегально сваливает мусор в подворотнях. В переплетениях чёрных проводов неработающих фонарей, застревают мёртвые птицы. Цукишима заглядывает в щели между досок заколоченных окон, стараясь не касаться их лицом. Свет нигде не горит. Повыше железных ролет за колючей спиралью ржавой проволоки горит единственный фонарь. Цукишима, при всём своём росте, не достаёт даже на носочках. Он перекидывает через стену свою сумку и встаёт на водяные трубы, дугой выходящие из земли, чтобы подтянуться наверх. Под сапогами крошится бетон. Треск прямо над ухом вынуждает Цукишиму остановится и обернуться через плечо. Его тёплый чёрный жилет со стоячим воротничком задет проволокой и вспорот на плече, цепляясь нитками за острый край. Цукишима отцепляет ткань и рывком перемахивает через стену. Без давящих на голову стен открытого пространства видно небо. Полная луна висит над косыми крышами, напрасно подсвечивая отвратительный пейзаж тёмных промышленных складов. Цукишима перекидывает сумку через плечо и отходит от стены, вступая в круг бледного света. От ощущения силы магии в теле отступает мерзкий холод. На огороженной территории, тут и там усыпанной разваливающимися пристройками к длинной шеренге гаражей, вещей больше, чем в Маленьком Ба Синг Се. Цукишима вертит головой и от злости пинает стоящую рядом стремянку. Он терпеливо ждёт ещё пару минут, но никто не появляется. Из-за света передвигаться становится чуть легче и Цукишима направляется вдоль стены, рассматривая нагромождения мусора. Под старым диваном с полезшим наполнением разродилась собака-лев, а дальше среди сброшенных чугунных баков он находит пустующее гнездо ящериц-ворон. Из открытых люков несёт так, словно туда трупы сбрасывали и Цукишима бы не удивился, если это и правда так. Куча сломанных кондиционеров и бамперов от сатомобилей делит свалку напополам, разрастаясь выше сваленных строительных лесов. От скуки разворачивая мусорные кучи, Цукишима находит несколько занятных вещей. Треснутое зеркало в погнутой оправе, намокший сборник сказок и снежный шар, расписанный рыбками кои. Занятой процессом он увлекается и забывает, зачем вообще пришёл в это отвратительное местечко. С ним постоянно так, увлечение пагубно влияет на концентрацию внимания. Цукишима морщась, двумя пальцами вытаскивает за цепочку из мусорного бака золотые карманные часы. На чёрных сломанных стрелках повисает лист гнилой капусты. Он вертит их в руках, но так и не находит гравировок с именами. На изящной крышке, покрытой остатками еды, изнутри только числа - 13.5.207. Цукишима находит в сумке небольшой парчовый мешочек с ароматными травами, который носит, чтобы свитки не пропитались запахом еды и опускает находку туда. Он отвлекается на грохот за спиной и рефлекторно раскручивает флягу. Площадка вокруг такая же пустая, как и пять минут назад. Щенок вылазит из-под дивана, скидывая на асфальт несколько бутылок. Цукишима смотрит на него с немым вопросом, но паршивец только длинным узким хвостом размахивает. - Ты забавный, - тихо говорит Цукишима, сбрасывая накопившееся напряжение, - возвращайся к маме. Щенок наклоняет голову на бок, разглядывая его своими яркими карими глазами. От такой чёрный, что почти сливается с грязным асфальтом. В пушистой шерсти, сбившейся клочьями, застряли пыль и мусор. Цукишима топает ногой, чтобы напугать его, но щенок не двигается с места, топорщит прямые уши и выгибает дугой хвост, увенчанный кисточкой. - Пошёл отсюда! - Он шипит, что не оказывает никакого воздействия на обитателя помойки. Голос повысить немного страшно, так что Цукишима ограничивается только рычанием и топаньем, но никого не пугает. Наоборот, собака подходит ближе и кусает молочными зубами носок его сапога. Цукишима закатывает глаза, поднимая голову к небу. Щенок со звонким рычанием треплет его обувь, - пожалеешь потом, что не послушал, - шепчет с полной уверенностью, подставляя лицо блеклому лунному свету. На него тявкают и коротенькими лапками упираются в голень. Цукишима присаживается на корточки и снимает с руки перчатку. Шерсть жёсткая наощупь и пальцы тут же покрываются грязью и машинным маслом. Щенок ластиться к его рукам, игриво покусывая тонкими клычками окоченевшие подушечки. В прищуре янтарных глаз Цукишима видит своё бледное, изнеможённое отражение. - Я не могу тебя оставить тебя у себя, - Цукишима пальцами выпутывает из-за его уха колтун, - возвращайся к маме.Он поднимает извивающего щенка на руки и возвращается к серому старому дивану. Чтобы добраться до импровизированной норы, Цукишиме приходится встать на колени, запачкав штаны. Внутри темно и кроме хорошенько погрызенной тряпки, залитой кровью, ничего и нет. Щенок подныривает Цукишиме под руку и с лаем бросается внутрь, исчезая в тени.- Погоди! - Вскрикивает он, по плечо просовывая руку под диван.Цукишима вслепую шарит рукой по грязи и чему-то мокрому, что не хочет опознавать даже в кошмарах, но так и не находит щенка. Он царапает палец о стекло на земле, но решает, что всё равно ничем не занят. В сумке, среди аккуратно сложенных трубками свитков и денежных пачек на миллионы юаней, лежит надколотое зеркало. Рама с искусным узором разбита и погнута, а отражающая поверхность покрылась мелкими царапинами и кривая трещина делит её пополам. Он примеряется, поворачивая зеркало, и лунный зайчик резвым пятном света скачет по пробитым крышам. Цукишима снова наклоняется к грязному асфальту и направляет свет под диван, щурясь, болящими глазами пытаясь рассмотреть неугомонного щенка. От угла он светит дальше и встречается взглядом с мёртвыми глазами. От резкого приступа тошноты в желудок оседает камень. Щенок звучно тявкает, вылизывая щёку своей мёртвой матери. Она умерла совсем недавно, но глаза уже заволокло плёнкой, а из пересохшей открытой пасти больше не идёт пена. Цукишима откатывается назад, позабыв об испачканных штанах. Зеркало выпадает из рук и со звоном разбивается на осколки. В его сером мире хорошо виднеется кровь. В крови на задних лапах этой собаки остаётся бурым пятном одиночество.
Цукишима подбирает к себе ноги и прячет лицо, утыкаясь носом в колени. В тишине безоблачного неба он сам скулит, как побитый щенок. Его мама сейчас готовится к Возрождению с Акитеру, запекая в карамели розовые яблоки. Цукишима чувствует холод, исходящий от асфальта. Щенок добровольно вылазит из своего укрытия, обходит его кругом. Запертый в своём чёрно-белом мире, Цукишима слышит стук его острых когтей о камни. Не него снова тявкают. Цукишима открывает глаза и поднимает голову. Щенок смотрит на него задорно, сам не понимая, что произошло. Глаза у него такие красивые: отливают янтарём и золотом. Яркие. Цукишима поднимается на ноги и достаёт из кармана коробок спичек. Две, три, половина и диван загорается, едким дымом окружая свалку. Щенок скулит у его ног. Цукишима смотрит на то, как плещется рыжее пламя, пожирая мебель и нору под ней. Возрождение наступит уже через два часа. Шаги застают его врасплох. Цукишима оборачивается нервно и замечает вдалеке неясные тени, направляющихся к нему. Силуэты расплываются перед глазами пятнами, чёрными точками маяча на горизонте. Серое на сером, Цукишима снимает перчатки. Если дойдёт до драки, то это обеспечит лучший контроль. Щенок по-кошачьи прижимает к голове уши и жмётся к его сапогам. - Цукишима? - Спрашивает самый высокий мужчина, когда между ними остаётся около двадцати шагов.- Это я, - отвечает он сухо, разглядывая людей напротив. Трое: высокий, кудрявый и носатый, отмеченные татуировками рогатого жука на шеях, - ты Хотацу? Высокий кивает и отсылает других проверять периметр. Они расходятся в разные стороны, обходя Цукишиму по кругу и не сводя с него настороженных взглядов. Кудрявого немного потряхивает, он часто чешет ошалелые глаза с полопавшимися капиллярами. От постоянного дискомфорта на щеках, висках и в разлёте широких бровей остались кровавые царапины. - Не обращай внимания на Матсуна, - равнодушно говорит Хотацу, замечая его интерес, - он сегодня обдолбался Драконьими цветами и немного перебрал. - Это не имеет отношения к сделке, - отвечает Цукишима, пытаясь незаметно задвинуть щенка ногой себе за спину, - ты принёс свиток?- Ты принёс деньги? - Высокомерно спрашивает в ответ Хотацу, разглядывая свои ногти.Кудрявый и носатый обходят его по кругу. Цукишима видит их краем глаза и обладает достаточным интеллектом, чтобы понять, что его зажимают в кольцо. Воды слишком мало, чтобы устранить сразу троих, а с кровью он управляется ещё плохо. Помощи ждать тоже не откуда. До его ближайшего убежища пятнадцать минут бегом. - Сначала покажи свиток, - твёрдо говорит Цукишима, прижимая сумку к боку, - нет товара - нет сделки. - Какой наглый ребёнок, - носатый хрюкает от смеха, заходя ему за спину, - у твоего босса долг перед Жуками. - А я ничего не должен Скалистым Жукам, - Цукишима чувствует, как дрожат поджилки. Ввязываться в криминальные разборки не то, чем ему хотелось бы заниматься в светлый праздник Возрождения. Идеально было бы заключить сделку и тихо-мирно разойтись по домам, где он мог бы наглотаться снотворного и вырубиться прямо на полу, проспав немного дольше пары часов, - решайте ваши проблемы с Аро без меня. - Ты же Гуль, - насмехаясь, говорит кудрявый. Он пришибленно шатается, свесив руки по бокам и пугает Цукишиму больше высоченного Хотацу, - а если должен кто-то из Речных Гулей, платят все. Цукишима отводит назад ногу, готовясь к атаке, но упирается сапогом в щенка, замершего в ужасе за его спиной. Чёрная шерсть на загривке и вдоль позвоночника становится дыбом. Он скалится, красный язык показывается между острыми зубами. Цукишима совершенно забывает о нём, пока ищет как бы сбежать, получив при этом минимум увечий. - Ну так что? - Хотацу медленно приближается, нагнетая атмосферу, - Хочешь свой подарок на Возрождение? - Как насчёт жизни? - Носатый и кудрявый кружат вокруг, как падальщики над свежим телом и, если Цукишима не придумает, что делать в ближайшую минуту, то вероятность стать этим самым телом стремительно возрастает, - Ты нам бабло, а мы отпустим. Поставим пару синяков, чтобы Аро знал, как кидать друзей. Но на этом всё, честное слово!Цукишима и на грамм своих нервных клеток ему не верит. Он проклинает Аро несколько раз к ряду, надеясь, что в праздники порча будет действовать лучше. Иначе, его смерть останется неотмщённой. Это не справедливо. - Это не входило в нашу сделку, - Цукишима заставляет дрожащие губы растянуться в улыбке. Может бы, за наглость его убьют быстрее. Маниакальная улыбка на лице носатого говорит ему противоположное - убивать его будут долго и со всеми предлагающимися мучениями, - никак не договоримся?Хотацу хрустит шеей и договариваться собирается кровавыми жертвами. Цукишима больше не собирается ждать. Он рывком откупоривает флягу, но его тут же сбивает с ног камнем, прилетевшим прямо в живот. Цукишима катится по асфальту прямо до костра за спиной и скручивается на земле, пытаясь унять разгорающуюся боль. Вода из фляги вытекает на землю, каждая драгоценная капля проливается, утекая сквозь пальцы шансами на выживание. - Думал, что ты тут самый крутой, пацан? - Носатый подходит ближе и нависает над ним смрадом зловонного дыхания, - А вот и не угадал.Цукишиму пинают ногой по лицу, разбивая нос и губы в кровь. Удары сыплются по рёбрам и рукам, ослепляя жгучей болью. Он приоткрывает глаза, пока сумку настойчиво выдирают из рук и видит щенка, трусливо сжавшегося на земле. Мелкий и взъерошенный, он вжимается в грязный асфальт от ужаса, чтобы пережить эту ночь. В конце концов, спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Он переворачивается на спину и со всех сил бьёт носатого ногой в живот. Сил в его истощавшем теле на грамм и Цукишима клянётся себе, что с этого момента начнёт упорно следить за собой. Если выживет. Удар выходит слабым, но прицельным. Пока высокий и кудрявый отвлечены на уничтожение свалки, обескураженный носатый открывается. Цукишима в панике от потери времени, успевает создать только тонкое водяное лезвие. Возможно, под воздействием страха оно и выходит таким острым. Быстрее чем мысль успевает сформироваться в его голове, Цукишима рывком вскакивает на ноги и короткой волной рассекает горло носатому. Кровь кипятком брызгает на заледеневшую кожу, заливая очки. Перед глазами пляшет серый мир, покрытый кровью, пока Цукишима пытается сосредоточиться. Воды остаётся катастрофически мало, а Хотацу уже раскалывает асфальт трещиной, стремительно приближающейся к ногам. Цукишима отпрыгивает в сторону и собирает каждую каплю воды, до которой способен дотянуться. Уроки, которые преподал ему отец и мастер Коичи, окупаются. Хлыст ложится в руку льдом и Цукишима замахивается, оставляя кудрявому длинный шрам на щеке. Тот и так на ногах еле держится, а поражённый болью падает на колени, прижимая руки к лицу в диком вое. Хотацу швыряет в него камень за камнем, пытаясь сбить с ног и Цукишима уходит в глухую защиту, выставляя блоки. Вода тратится в каждой отражённой атаке, вращающийся водяной щит тратит его силы и ресурсы быстрее, чем бег по отвесным скалам. Полная луна насыщает силой, но даже так, долго против опытного соперника он не продержится. Цукишима теоретик, а не практик. Тело болит от ушибов, иголками прокалывая нервные окончания. Хотацу всё продолжает наступать, наращивая темп. Цукишима обливается потом в своей тёплой одежде, всё сильнее раскручивая щит. Если его решили взять измором, то это отличная идея.
Время поджимает и Цукишима переходит в атаку. Он уворачивается от летящих в голову кусков асфальта и рвётся вперёд. Сил на замах почти не остаётся, в плече хрустит, вывихиваясь, сустав. Цукишима пригибается к асфальту, поднимая пальцами воду из лужи и снизу вверх запускает её по дуге Хотацу в лицо, замораживая налету. Брызги превращаются в пули, с омерзительным чавканьем входят в плоть. Он успевает поднять каменный блок, но секундой позже, чем нужно. Десятки ледяных шариков вонзаются в его лицо, шею и грудь на полном ходу. Хотацу заваливается на спину от силы удара и дёргается от боли ещё несколько секунд, прежде чем затихнуть. Кровь растекается вокруг его тела неровным кругом. - С Возрождением, ублюдок, - Цукишима пинает ногой остывающее тело и чувствует в этом жуткое удовлетворение. Хрип за плечом приводит его избитое тело в боевую готовность. Цукишима разворачивается на звук, занимая боевую позицию. Кудрявый отползает к мусорной куче, упираясь спиной в ржавый бампер. Его колотит всем телом, кровь заливает шею и грудь по правой стороне. Цукишима не собирается расслабляться из-за того, что противник ранен. Если сражаться - до конца. Если убивать - всех. Он чётко выверенными шагами подходит ближе, не опуская напряжённых рук. У кудрявого от боли и ломки закатываются глаза. Его выворачивает Цукишиме под ноги кровью и желчью, тело с чавкающим звуком заваливается на бок. Вой сирен раздаётся буквально за углом. В громкоговорители полиция приказывает оставаться на местах и завести руки за голову. Цукишима на бегу подхватывает с земли сумку и пихает в неё щенка, перемахивая через стену, не чувствуя острой боли в костях. Он несётся по переулкам сломя голову, спотыкаясь о мусор и падая несколько раз в грязь. Ладони рассекает в кровь, но на мысли о сопротивлении отряду полиции нет времени, поэтому он поднимается и бежит дальше. Мимо заколоченных окон, дымящихся труб и накрытых тряпками автомобилей, по серым и чёрным переулкам, воняющим мочой и дешёвым пойлом. Цукишима бежит, выбиваясь из сил до тех пор, пока весь его серый мир не сливается перед глазами в одну сплошную полосу. Он цепляется рукой за угол дома и поворачивает, скользя сапогами по льду и разбивая в кровь ногти. Поворот за поворотом и утыкается в тупик. Погони за спиной не слышно, но адреналин подбивает не останавливаться. Цукишима делает несколько шагов назад и впервые в жизни молиться Духам на свой рост. Он разбегается и прыгает, цепляясь за край стены, но соскальзывает и падает назад. Затылок и спину простреливает болью, Цукишима растягивается на земле, с трудом открывая отяжелевшие веки. Луна над головой большая и яркая. Серебристая, отлично вписывается в цветовую палитру. Полнолуние делает его сильным, но недостаточно, чтобы залечить раны. Цукишима поддаётся своей слабости и прикрывает глаза. Он ещё подросток, нет смысла объяснять драму. От асфальта тянет холодом, утягивая в сон. Сознание водоворотом боли утягивает в спасительную темноту. Сумка шевелится, издаёт скулящие звуки, так похожие на детский плачь, что сердце Цукишимы отдаёт болью. Он садится и кашляет, сплёвывая кровь из разбитых губ. Голова раскалывается на части, а в двоящейся картинке перед глазами спасения не найти. Цукишима открывает сумку и клочок чёрной шерсти звенящим лаем просовывает голову в отверстие. Щенок упирается лапами ему в живот и слизывает подсыхающую кровь с жилетки. На чёрном почти и не видно, но застирывать всё равно придётся. Цукишима тянет щенка за тёмную кисточку на ухе. - Значит поживём вместе, - говорит он хрипло и снова закашливается, раздирая пересохшее горло, - нужно дать тебе имя. У нас дома жила серебристая акула-соловей, которую мама каждый день кормила рыбой и сушёными сливами. То ещё зрелище, - Цукишима усмехается, разрывая корочку на губах, - её звали Сатсуми. Но ты мальчик, значит и имя у тебя должно быть подходящее. - Он опирается рукой на асфальт и мелкая каменная крошка впивается в свежие раны на ладонях. Щенок ныряет обратно в сумку, - Чтобы ты рос стойким, в имени будет "железо", а первый слог украдём у Сатсуми. Как насчёт Сатсуро? Мне нравится. Цукишима смотрит на стену перед собой. Высокая, с острыми краями, на которую не забраться. Он может просто развернуться и пойти другим путём, сделать небольшой круг и пройти через Цветочную улицу. Сатсуро громко лает на него. Цукишима придерживает его за голову и застёгивает сумку. Если не получится, можно просто пойти другим путём. Но попробовать никто не мешает. Цукишима делает несколько шагов назад и разбегается. Он цепляется за край стены, ногтями поддевая край кирпича. От боли сводит зубы, но он подтягивается изо всех оставшихся сил. Руки слабые, ни мышцы - одни кости, затекают и соскальзывают. Цукишима настырно не собирается сдавать позиций. Он упирается ногами в кладку, ища опору. Правая рука срывается и Цукишима повисает на одной, едва удерживаясь от падения. Капля пота срывается и катится по шее, впитываясь в воротник. От усилия голова снова начинает кружиться. Цукишима взмахивает рукой, чтобы снова зацепиться за край, но тело срабатывает вместо него. Ноги подталкивают вверх, как в прыжке и Цукишима ухватывается за трещину в кладке, подтягиваясь наверх. Он усаживается на стену и восстанавливает дыхание, разглядывая свои порванные ладони. В кармане осталась только одна перчатка, да и смысла одевать её сейчас нет. Когда присохнет к крови, отдирать будет куда больнее. По ту сторону стены километры завязанных узлом труб и пылающий город. Цукишима встаёт на ноги, балансируя на узкой верхушке стены и спрыгивает вниз, цепляясь за проволочный забор. Он слезает на широкую трубу, по которой в город идёт горячая вода и медленно, чтобы не соскользнуть, идёт вперёд. Полосы света делят всё неровными линями. Цукишима наклоняется, чтобы не задеть головой длинный цилиндр и по технической лестнице поднимается на следующий уровень. В этом лесу из труб, водопроводов, шлангов, газовиков, стояков и дымопроводов, тянущихся длинным полем на километр, легко заблудиться, если не знаешь, куда идти. Цукишима считает вентили, ныряя и подлезая под очередное препятствие. Он доходит до четвёртого ручника с зелёной пометкой и сворачивает направо. Вверх по лестнице находится техническая платформа, соединённая с электростанцией. Три стены каменные, одна только огорожена низкой полосой сетки рабица.Цукишима едва переставляет ноги, но перешагивает ограждение и без сил усаживается на сложенные вместе старые деревянные ящики из-под аргобананов. Из-за постоянной подачи горячей воды, даже в конце Переполненного Культурного* на этой террасе тепло. Он выпускает Сатсуро на пол и бредёт к вентилю за водой. Сменная одежда и медикаменты остались на подставной квартире, но это может подождать до завтра. Цукишима смывает кровь с лица и рук, мочит голову, смывая дорожную грязь и вонь подворотни. Сатсуро укладывается на тёплый люк в полу и принимается грызть найденную на земле тряпку. - У меня нет еды с собой, - говорит Цукишима, бросая жилет на пол, - передохнём и поедим утром. Он выворачивает на коробки сумку и достаёт из-под вентиляционного люка тёплое одеяло, которое, однако, воняет плесенью. Но время быть привередой прошло. Среди разбросанных перед ним тонких рулонов пергамента и купюр, затесался мешочек с часами и сборник сказок, чьи страницы размокли и воняют рыбой. Снежный шар скатывается с края и громко падает на пол, описывая круг по металлическому настилу. Цукишима тянется за ним и подносит к лицу. Меленькие выцветшие от времени рыбки кои кружат в водовороте из фальшивого снега. Он оставляет шар на ограде и смотрит через него в серое небо. Снег медленно опускается на блеклое голубое дно.
- Красиво, - шепчет Цукишима, представляя снег за оградой, который крупными связками снежинок опускается на Республиканский Город.Он подтягивает под себя ноги, обхватывая их руками и пытаясь отогреться. Цукишима кладёт голову на колени, чтобы не упустить момента, когда последняя искусственная снежинка опуститься вниз. Сатсуро по-кошачьи беззвучно запрыгивает на коробки, устраиваясь рядом. Цукишима не глядя гладит его по спутанной шерсти на загривке, пока щенок не засыпает, тихо поскуливая во сне. Книга сказок одиноко остаётся лежать перед ним, выделяясь среди разбросанных вещей бледной обложкой. С мокрых волос капает вода, Цукишима тянется за сумкой на полу и достаёт из единственного застёгивающегося кармана дневник. Помятый и затёртый, он напоминает о доме немного хорошего. Он заполнил почти все страницы, а это уже восьмой по счёту. Цукишима никогда не признается брату, но он объехал половину Северного Племени воды, чтобы найти такой же. Делать новую запись - подобно ритуалу. Для него это святая непрерывность и точность, не дающая сойти с ума. Цукишима отступает две строчки и пишет дату и день, фазу луны. Всё по схеме, всё по нотам. Он не знает только времени, а часов с собой нет. Ручка оставляет на странице чернильный след и Цукишима продолжает писать, по памяти восстанавливая сегодняшний день. Он пишет об Аро и придурках Гулях, о том, как сложно подростку снять деньги в банке, жалуется на чистоту трущоб, а ещё на носатого, кудрявого и высокого. Упоминается Сатсуро, сопящего под боком. Когда Цукишима заканчивает и поворачивается, чтобы взглянуть на город, на его щёку ложится холодом снег и тут же тая, слезой скатываясь по щеке. Хлопьями с неба сыпется настоящий снег, растворяясь в тепле, как падающие звёзды в горизонте. Росчерками белоснежного, Цукишима закручивает несколько снежинок вокруг ладони, заставляя их парить вокруг, но не касаться кожи. В тишине спокойно и ночная тьма поглощает все тревоги. Цукишима открывает книгу сказок. На титульном листе, прекрасным голосом из грёз, шёпотом заклиная , выведены чернилами слова.То, что я чувствую к тебе непостижимо для тех, кто никогда в своей жизни не любил. Разлука будет недолгой, осколки души не живут по отдельности. А ты осколок меня, как я тебя, родной. И даже через десять тысяч жизней я буду искать тебя и в каждой находить. Есть люди, созданные друг для друга. Они могут жить в разных мирах, но ради такого чувства сама земля сдвинется, лишь бы они встретились. Подожди меня, Сайкон, я иду двигать землю.
Твоя Тара.
- И даже через десять тысяч жизней, - Цукишима ловит пальцем снежинку, но ветер тут же уносит её прочь, - я буду искать тебя и в каждой находить...Он произносит эти строки несколько раз, повторяя их в холодный воздух, пока не заучивает наизусть. Одиночество гложет сильнее, чем когда-либо и Цукишима снимает очки, чтобы стереть влагу с покрасневших глаз. Вдалеке взрываются салюты, их гул и цветные перья долетают до него, оставляя росчерки в небе. Сатсуро тревожно ворочается, поднимая заспанный взгляд на источник шума. Цукишима стирает упрямо текущие слёзы и громко всхлипывает. - С Возрождением, Сатсуро.
Часть 2. Куроо и Бокуто;194 ПГ.
- Если бы существовал конкурс выпендрёжа - Ойкава бы занял первое место, - говорит Куроо, поправляя узкую манжету своей бордовой рубашки.- Он есть, - Бокуто сметает все подушки с кровати и укладывается на пол, - школа. - Я был королём бала, - он поворачивается к зеркалу боком, придирчиво осматривая затянутые в узкие штаны бёдра, - Ойкава тогда напился от горя и окатил меня водкой.- Он угрожал сжечь тебя, бро, - напоминает Бокуто ехидно, заглядывая в глаза отражению в зеркале. Куроо усмехается. Если в этом году он не переплюнет Ойкаву в количестве золота, вложенного в ценники одежды, то уже никогда. Рубашка - ткань высочайшего качества, от которой разве что не пахнет деньгами, цвета хорошего красного вина. Куроо осторожно, чтобы не помять, заправляет её за высокую талию брюк, уходящих в оббитые серебристым мехом высокие сапоги. Он пляшет перед зеркалом уже час, гоняя прислугу за одеждой всех оттенков красного, которые может вспомнить, пока не останавливает выбор на чём-то одном. Слуги выдыхаю и убираются из его комнаты так быстро, насколько позволяют их натруженные ноги. Бокуто, не задумываясь о ненужных складках на одежде, растягивается на мягком ковре, подкладывая под голову подушку. Из-под приоткрытых дверей доносится музыка, тонким перезвоном чарующих скрипок и колоколов. Яку, наверняка, загрузил себя работой на все праздники, бегая по дворцу и распекая всех направо и налево. У них всего два года разницы, но один ведёт себя как отец-одиночка с головной болью после каждого вздоха, а другой, как его недалёкий сын, который со своими друзьями поджигает библиотеки. Огонь, дым, пепел, анархия. Куроо только восемнадцать и он не собирается просирать свободные от престола годы жизни на то, чтобы запирать себя во дворце. Его достопочтенная матушка, слава Хозяйке Огня, да будут годы её правления долгими, на покой пока не собирается, слава Духам. Пока у Куроо есть время, он собирается развлекаться. Это не исключает поджоги библиотек, но судьба такая неопределённая. Случайности случаются, - как говорит Бокуто. Куроо наклоняется, чтобы расчесаться уже четвёртый раз, но так и не может понять, что конкретно ему не нравится. Он закатывает рукава по локоть, расстёгивает верхние пуговицы рубашки, но всё не то. Бокуто развлекается насвистывая мелодии себе под нос. До Возрождения два часа, а Куроо до сих пор не решил, что надеть. Он собирается соперничать с Ойкавой и победить. Но для этого недостаточно выглядеть хорошо. Куроо собирается выглядеть идеально. Обмозговав ситуацию ещё раз, он отворачивается от зеркала и скалится очевидно недобро. Бокуто подбирается и по лицу видно, что согласен на любую авантюру. - Что задумал? - Он подскакивает с пола, небрежно закидывая подушку обратно на кровать. - Кражу, - говорит Куроо, растирая ладони, - пойдём красть ювелирку. Бокуто моргает и губы его складываются волной, выражающей непонимание. Он проходится по комнате, сшибая с стола романы, которые Куроо ещё не дочитал и, не обращая на это внимания, возвращается обратно. Они обмениваются долгими взглядами, не предвещающими ничего хорошего. Бокуто широченно улыбается и спрашивает:- К кому нагрянем?Куроо оставляет за собой интригу. Он хватает с вешалки своё теплое полупальто и пинком распахивает двустворчатые двери из комнаты. Бокуто пырскает со смеху и быстрыми шагами нагоняет его уже в коридоре, кутаясь в огромную мешковатую куртку. Во дворце шумно и весело. Слуги разносят стулья и подносы с закусками, готовясь к праздничному приёму. Куроо разглядывает украшенные цветными лентами и ёлочными венцами коридоры, проходя мимо гобеленов. Бокуто идёт рядом с ним, не отставая ни на шаг. Насыщенный запах приправ и свежей выпечки наполняет лёгкие теплом. Всё вокруг Куроо золотится и сияет. По отполированному до блеску полу из тёмного дерева шаги звучат особенно громко. Им это на руку, в топоте персонала не слышно воров. А ещё не слышно топота злобных наблюдателей.
- Куда вы двое собрались? - Рычаще доносится в спину и они останавливаются оба, хотя напряжение в мышцах сиреной вопит бежать. Куроо дёргано поворачивает голову, заглядывая себе за плечо. Яку в свои шестнадцать всё такой же упрямый и пугающий но чуть менее агрессивный, чем был в четырнадцать. Если бы уровень его желания калечить физически и морально других людей одним своим присутствием каждые два года падал на уровень, то, возможно, когда Куроо стукнет девяносто, они смогут поговорить без применения насилия. Яку прищуривается, начиная что-то подозревать. Бокуто задерживает дыхание с самого начала этого однобокого разговора и уже синеет губами. Тициановая мантия Яку, туго перетянутая поясом, на подоле расшита золотыми драконами. Куроо она нравится: не слишком длинная, до середины бедра и не слишком короткая. Он так и не смог заказать похожую, а брать у Яку себе дороже во всех смыслах. От долгого молчания Яку начинает злиться и вена проступает индикатором повышения смертности у него на лбу, выделяя ровною киноварную точку между бровей.- Отлично выглядишь Як-кун, - Куроо так и не поворачивается к нему лицом, разглядывая вполоборота, - новая подвеска?- О, да, - Яку тут же переключается на своё новое украшение, теряя запал на глазах. Тонкая золотая цепочка, прикреплённая к основе из чистого янтаря, змейкой проскальзывает у него между пальцев, заканчиваясь рыжей кисточкой, - подарок от мамы на Возрождение. - Выглядит дорого, - поддакивает Бокуто, кивая для пущей уверенности. Яку отвлекается на подробный рассказ об изделии, который наверняка переписал со слов матери и выучил, чтобы потом пересказывать. Куроо работает по тактике заинтересованного слушателя, пока Яку лично проводит их до конца коридора с гобеленами. Бокуто пихает его локтем под рёбра. - Ну что же, - Куроо хлопает в ладони, сверкая широкой улыбкой, - у тебя дел по самое горло, да, Як-кун? Не будем тебе мешать. - Если бы ты был больше похож на королевскую особо, чем на дикаря, у меня было бы меньше работы, - гаркает Яку и разворачивается, взмахивая полой мантии. Он отходит всего на несколько метров, Куроо и Бокуто синхронно выдыхают от облегчения. Шаги по коридору останавливаются, запуская по телам воришек озноб. Яку поворачивается и лицо его становится чёрным от злости. Во взгляде зажигается красными фонарями жажда крови. Бокуто звонко икает. - Вы что, - Яку рывком разворачивает к ним, опуская руки по швам, - отвлекли меня сейчас?Бокуто судорожно тычет Куроо в плечо, не сводя глаз с Яку. Он тычет пальцем, быстро набирает темп и переходит на похлопывания рукой, а потом и вовсе двумя, пока не начинает толкать Куроо к стене. - В окно, - говорит он хрипло, - мать его, давай в окно! - Там третий этаж! - Возражает Куроо, распахивая створки и зимний ветер холодом опаляет щёки. Яку стремительно сокращает расстояние, надвигаясь штормовым ураганом. Коридоры во дворце длинные, что даёт им преимущество, но из минусов высокие стены и всё остальное. Куроо молится, что Яку не собирается поджигать обои.- А я жить хочу! - Бокуто, не долго думая, выпихивает Куроо из окна и сам перемахивает через подоконник, - Прости, Яку-сан, в следующий раз!Куроо на лету закручивает огонь спиралью, чтобы смягчить приземление. Пламя острыми языками топит тонкий снежный покров под ногами, превращая его в грязь. Куроо в последнюю секунду до приземления выпускает фаербол и падает кубарем в снег. Бокуто с изящным сальто приземляется следом и ржёт, протягивая ему руку. Яку высовывается из окна и лает на них словами, которые в пределах дворца запрещены правилами. Куроо показывает ему язык и прячется от дождя огня за декоративными пихтами. Они уматывают через сад, стараясь не попадаться на глаза страже и перебираются через стену. Бокуто подсаживает Куроо и подтягивается за его руку. За высокими белокаменными стенами Столица отмечает Возрождение. Оживлённые улицы украшены всем, что хоть немного тянет на украшения. За покатые крыши багряной черепицы цепляются бусы жёлтой рябины, источающие горьковатый аромат и тепло укрытые еловыми ветками. На ветру мелодично бренчат маленькие колокольчики. В Стране Огня тепло почти всегда, поэтому снега совсем мало и даже в разгар зимы Куроо не застёгивает верхнюю одежду, прогуливаясь между лавок. Музыка и смех звучат отовсюду. Торговцы продают восхитительно пахнущие красные мандарины и леденцы на палочках. Из открытых окон домов по улице дети бросаются конфети и сладостями. Куроо ловит цветок, выпавший сверху и с обворожительной улыбкой салютует девушке, бросившей его. Бокуто собирает наметённый на витрины снег и с воинственным воплем обрушивает Куроо на голову. Девушка в окне хохочет и посылает ему воздушный поцелуй. Он коситься на Бокуто недовольно и сбивает его с ног подсечкой. К тому моменту, когда зажигают фонари, они, насквозь мокрые, добираются до уютного многоквартирника недалеко от главной улицы. Здание, выложенное белой кладкой, тянется вверх на двенадцать этажей, опоясанное шеренгой огороженных балконов. Куроо огибает детскую площадку и напрямик через двор идёт к главному входу. - Ты уверен, что его нет дома? - Бокуто нагоняет его уже на пороге, первым проходя в парадную, - Будет драка, если нас застанут. - Нас двое, - опровергает Куроо, - просто вырубим мудака о столешницу и снесём всё золото.- Сказал кронпринц, - Бокуто идёт спиной вперёд, скользя ногами по плитке, - у Вашего Высочества нет ключей. - Кому нужны ключи, когда у тебя такая обаятельная мордашка? - Куроо отточенным жестом поправляет стоячий воротник пальто, стряхивая снег с плеч, - Привлекательность мой ключ ото всех дверей. - Место на троне - твой ключ ото всех дверей, - Бокуто останавливается и продолжает путь уже нормально, рассматривая гротескные колоны, украшающие залу.Куроо с ним не спорит. Он встряхивается и вздёргивает подбородок, как учила мама. Всё величие Короны Огня концентрируется золотым ореолом вокруг его силуэта. Престарелая консьержка, втыкающая в потрёпанный дамский романчик, едва не лишается чувств при виде этого зрелища. Бокуто опирается рукой на колону, чтобы от смеха не свалиться на пол. - Доброго вам вечера и счастливого Возрождения, - говорит Куроо, применяя абсолютно всё, что вложили в него учителя пения, дикции и риторики. Оратор из него сносный, а вот соблазнитель непревзойдённый. Куроо упирается локтем в перегородку, улыбаясь так сладко, что у самого зубы сводит, - мы пришли по делу. - В-ваше Высочество! - Восклицает женщина, вскакивая на ноги. Она краснеет лицом и томик выпадает из подрагивающих рук, - Счастливого Возрождения, да принесут Духи покой в ваш дом! - Она прикладывает руки к груди и сгибается в поклоне. Куроо становится немного неприятно, но он по опыту знает, что таких людей разубеждать в устаревших нормах приличия всё равно бесполезно. Он с благодарной улыбкой и выправкой бравого офицера склоняет голову в ответ, - Как приятно Вас видеть! Что вынудило Вас прийти сюда?- Видите ли, госпожа, - брови Куроо печально поднимаются вверх. Он расстроенно надувает губы, излучая отчаяние каждой клеточкой своего тела, - мой друг проживает в этом доме и на днях я забыл свою речь для торжественной части на его столе. Мне пришлось лично зайти по дороге во дворец, чтобы забрать её, но никого не оказалось дома. Поэтому я рассчитываю на вашу помощь, госпожа.
- Конечно-конечно! - Консьерж восторженно хлопает в ладоши, но опоминается и начинает судорожно копаться в ящике своего стола, - Как зовут вашего друга?- Дайшо, - губы Куроо расплываются в ядовитой усмешке, - Сугуру Дайшо. Женщина выдаёт ему запасной ключ без промедлений и желает удачи. Она на прощание даже предлагает леденцы, забивая ими карманы Бокуто. Куроо подбрасывает в руке ключи и ловит их, даже не пытаясь согнать с лица радостную ухмылку. Винтовая лестница закручивается по высоте всего здания, кольцами обнимая кофейную колонну, увешанную гирляндой и тугими палочками лимокорицы. Бокуто раскусывает леденец и взлетает по лестнице на второй этаж, пихая фантики в карманы. - Я же говорил, что получится, - Куроо зажимает кнопку вызова лифта, - проще простого. - Как скажет его несравненное Высочество, - Бокуто отвешивает низкий поклон. Он выпрямляется и пихает в рот ещё одну конфету, языком перекатывая её из-за одной щеки за другую, - как много выносим? - Как можно больше! - Восклицает Куроо, заходя в открывающие двери и нос к носу сталкиваясь с молодым человеком, - Прошу прощения. Парень делает неровный шаг назад и наклоняет голову в извинении. Его чернильные кудряшки ворохом рассыпаются по лицу. В руках коробка, закрученная праздничной бумагой и перетянутая бантом. Куроо, не дожидаясь, проходит в лифт, Бокуто на входе сталкивается с незнакомцем ещё раз. Они синхронно делают шаг вправо, потом влево, торопливо извиняются друг перед другом и снова разом шагают в одну сторону. Куроо прыскает со смеху. - Немного неловко, - говорит парень, прижимая коробку к груди, - вы большой и обойти сложно. - Эй, что значит большой? - Бокуто с грохотом опускает кулак на дверцу лифта, - Я по-твоему с...Куроо, наблюдающий за разворачивающейся драмой, не понимает, что произошло. Бокуто осекается, давится конфетой и глаза его расширяются так сильно, что едва не вываливаются из глазниц. Куроо щелкает пальцами у него перед лицом, но получает ноль внимания к своим действиям. Незнакомец, которого они итак уже задержали, смотрит Бокуто прямо в глаза, но из-за того, что он стоит к Куроо спиной, разобрать выражение лица становится невозможно. Молодой человек выходит из лифта, огибая Бокуто по дуге и проходит на лестничную площадку, напоследок искоса полоснув по замершему придурку тёмно-синими глазами. Двери лифта начинают закрываться и Бокуто вваливается внутрь, придавливая Куроо к стенке. - Да что?! - Куроо ставит его рядом, как мешок сливояблок и встряхивает за плечи. Пока Бокуто обрабатывает информацию, лифт поднимается на нужный этаж, - Ты на того парнишку залип? Бо, убери назад свои гейские вайбы!- Ты вообще видел его? - Бокуто входит в контакт с реальностью, хватая Куроо за предплечье, - Таких красивых людей просто не существует!- Я видел только макушку, - отвечает Куроо, стряхивая с себя концентрат многопроцентного восхищения, - мне больше нравятся блондинки.- Да, но его глаза! - На выдохе сообщает Бокуто, когда от нахлынувших эмоций его мозг превращается во влюблённую лужицу, - Ты видел его глаза?Ага, - думает Куроо, - глаза. Он хлопает Бокуто по спине и, когда двери открываются, вытаскивает его за шкирку на лестничную площадку. Бокуто он такой, с ним даже поездка в лифте становится событием. Дверь квартиры поддаётся без проблем и Куроо самодовольно проходит внутрь коридора, как в собственные покои, раскручивая ключ на пальце. - Есть кто дома? - Во весь голос спрашивает Бокуто, разуваясь на входе и щёлкая переключателем, - Кто не спрятался, я не виноват!- Ты в ванную, я в спальню, - Куроо скидывает сапоги в коридоре, оставляя после себя лужу снега и грязи, - найдёшь свисти. Они расходятся в разные стороны, проверяя шкафчики и тумбочки. Судя по грохоту со стороны Бокуто, он сначала заглянул на кухню и теперь энергично обчищает холодильник и вазы с печеньем. Куроо проходит в большой зал, разглядывая фото на полках. Кроме книг по медицине, квартира Дайшо скупа на литературу. Единственный тоненький корешок фэнтези выглядывает с полки. Скорее всего, его оставила Мика. Намеренно или случайно, но он затесался между могучими томами о строении человеческого тела. Куроо не находит ничего интересного в зале и добирается до спальни. Он включает светильник на столике возле кровати и привычно морщится при виде террариумов. Дайшо, для учёбы или развлечения ради, разводит у себя хладнокровных всех мастей и размеров. На Куроо из-за стекла своими круглыми глазами пялится огромная жаба. Он гримасничает ей в ответ и отворачивается, чтобы не получить культурный шок при виде змей. В комоде, помимо безвкусного шмотья с животными принтами, Куроо находит заначку с травкой и несколько мятых купюр большим номиналом. Бокуто, если не звал, тоже не находит ничего значимого. Куроо копается в шкафчиках рядом с зеркалом и срывает джек-пот. Одна из полок целиком и полностью забита всеми видами украшений, которые он может назвать.- Бо! - Орёт Куроо, вороша цепочки, по цвету металла развешенные на тонких гвоздиках, - Нашёл!Бокуто оказывается в комнате ещё до того, как Куроо успевает договорить. Он стучит пальцем по стеклу террариума с полосатыми змеями, поедая пончик. Для Куроо все змеи делятся на ядовитые и не ядовитые, но даже так, он не стал бы рисковать прикосновением к стеклу. Пока он одно за одним надевает на пальцы тонкие ободки матовых чёрных колец, Бокуто приступает к разорению серёг.- Я даже не знаю, чьи они, - говорит Бокуто, поднося к лицу два тонких золотистых диска, - человеческие уши просто оторвутся от такого веса. - Они подчёркивают твои глаза, - с усмешкой говорит Куроо и Бокуто летящим вниз с горы поездом вышибает из реальности, - да ну нет. У тебя что, теперь триггер на слово "глаза"?Бокуто не отвечает. Он прикрывает глаза и глупо хихикает, как влюблённая школьница. Куроо смешно, он обходит Бокуто по кругу и тычет пальцем в нос. Только "бип" не говорит. Глупо это всё как-то. Часы на стене показывают без пятнадцати одиннадцать. - Пора, - говорит Куроо, сгребая всё приглянувшееся в карманы и толкая Бокуто к выходу, - пора убираться, пока Дайшо не вернулся домой. Скрип дверного замка застаёт их в прихожей. Куроо, как раз натягивающий второй сапог, встаёт как вкопанный. Они переглядываются синхронно двигаются в сторону ближайшего окна.- Куроо, уебан, я знаю, что ты здесь! - Орут из прихожей голосом Дайшо, - Выходи и прими бой, трусливый сукин сын!Куроо трусом себя не считает, но понаставить синяков прямо перед грандиозным боем с Ойкавой никак. Поэтому он распахивает окно и с пониманием неизбежного смотрит вниз. А внизу на все семь этажей гарантированные переломы конечностей и летальный исход. Это всё ещё лучше, чем слушать Дайшо. Прыгали, знаем. Куроо хочется плакать, но сейчас не до слёз. Бокуто идёт первым, водоворотом воздуха смягчая падение и катится по дорожке, приложившись затылком о дерево. Дайшо настигает Куроо перекидывающим ногу через подоконник. - Ты! - Злобно шипит он, оголяя ровный ряд белых зубов с проступающими клыками, - Я придушу тебя твоими же кишками!
- Счастливого Возрождения! - Куроо салютует ему двумя пальцами и соскальзывает за окно. Холодный воздух иглами врезается под кожу, пока ветер шумит вокруг. Куроо орёт, земля стремительно приближается. Его подхватывает ветром и несколько раз переворачивает в воздухе, прежде чем происходит жёсткая посадка на дерево. Куроо проламывает спиной несколько веток и падает на землю. Сверху его тут же накрывает упавшим с кроны сугробом. - Поверить не могу, что мы реально это сделали! - Куроо резво садиться, стрясая снег с волос, - Бо, мы с седьмого этажа прыгнули! - Второй раз за день, - подтверждает Бокуто, обессиленно подползая ближе. Всё же, такое частое применение сильной магии ещё выматывает его, - скажи, что третьего не будет. - Случайности случаются, - говорит Куроо, поднимаясь на ноги и протягивая Бокуто руку, - пора возвращаться во дворец. Раньше, чем Бокуто успевает ухватиться за протянутую ему ладонь, Куроо поливает ледяной водой с ног до головы. Дайшо, высунувшийся из окна почти на половину, орёт благим матом с пустым ведром в руках. Куроо от холода прошибает ознобом. Вода скатывается с кончиков волос, капая на подмерзающее пальто. Бокуто отползает от него подальше, чтобы не залить свою итак помятую падением куртку. - Вот знаешь, - вода с Куроо начинает испаряться, клубами пара поднимаясь от кожи, - у меня есть идея о том, почему мои предки перебили магов воды. Я хочу лично разбить этому мудиле лицо и сжечь его глаза. - Звучит романтично, - слово-триггер срабатывает у Бокуто в голове щелчком тумблера и он разражается громким смехом, пока Куроо методично нагревает себя, чтобы высушить одежду и волосы, - теперь домой?- Пора бы, - Куроо любуется краденными кольцами на своих пальцах и разворачивается, чтобы показать Дайшо как далеко он засунет ему в зад раскалённое тавро, одним только жестом пальца, - хочу успеть переодеться. Яку рвёт и мечет, когда Куроо попадается ему на глаза. В чём проблема остаётся для них загадкой: к приёму успели, общественная собственность не пострадала, никаких проблем. Куроо, после долгого душа, укутывают в несколько свежипостиранных одеял, восхитительно пахнущих чем-то сладким и всучают в руки горячего чая. Бокуто сбегает на кухню за закусками и несколькими слугами, которые приносят новые комплекты одежды на выбор. Но вот кого Куроо не ожидает увидеть в своей комнате, так это Хозяйку Огня собственной персоной. Он едва не роняет очередной паршивенький роман, который читал, когда мама в сопровождении слуг вплывает в комнату, источая благоухание диких роз. Куроо вылезает из постели и почтительно кланяется, Наэтсу взмахом руки позволяет ему разогнуться и отсылает слуг одновременно. Её пышные прямые волосы топорщатся на затылке, но стараниями трёх парикмахеров это становится не так заметно. Куроо Наэтсу всегда должна выглядеть великолепно. Её строгое парадное платье самых багряных оттенков, вышито рубинами и чистейшими белоснежными кристаллами из глубин шахт Ба Синг Се. Идеальную смуглую кожу шеи украшает тяжёлое колье золота, а в ушах сверкают серьги. Её осанка идеальная, взгляд идеальный, сама аура идеальная. Куроо не может не восхищаться своей матерь каждый раз, когда видит её. Наэтсу жестом указывает ему лечь обратно в кровать и сама усаживается рядом. От лишних движений, не требующихся королеве, её сложная причёска, сложенная из кучи драгоценных камней и заколок, подпрыгивает вверх и несколько прядей выпадают, тяжёлыми волнами ложась на шею. Куроо заворожённо следит за этим, пока Наэтсу не прерывает ход его мыслей мягким покашливанием. Она кладёт руку ему на лоб и проверяет температуру ладонью, но у магов огня температура всегда выше, чем у обычного человека.- Как ты себя чувствуешь? - Спрашивает она, убирая несколько прядей с лица Куроо, - Мне пришлось уйти с приёма, потому что Бокуто сказал, что ты болен. - Я в порядке, - Куроо шумно втягивает в себя сопли, с удовольствием ластясь к руке матери, - просто извалялся в снегу и промок. - Надеюсь, это того стоило, - Наэтсу приглушает свет маленькой лампы, стоящей возле кровати и встаёт, чтобы задёрнуть тяжёлые шторы на окнах, - отдыхай, а завтра будешь отдуваться с королевскими особами вместо меня. - Как скажешь, мам, - Куроо засовывает книгу под подушку и глубже залазит под одеяло, - но я хочу свой венец на завтра. - Ты знаешь правила, - она присаживается рядом, запуская пальцы в его волосы и прочёсывая сбившиеся пряди, - венец можно надевать только по очень важным случаям. - Это важный случай, - парирует Куроо, выглядывая из горы подушек, - Ойкава постоянно выглядит так, словно он здесь король. Я хочу свой венец завтра, - добавляя в голос побольше трагизма, он добавляет, - пожалуйста?Наэтсу смеётся перезвоном колокольчиков и одна только её улыбка делает комнату светлее. Куроо знает, что его мама такая же. Она в пятнадцать украла свой венец из хранилища, чтобы покрасоваться в нём перед подругами и едва не потеряла и трон, и подруг. То, что Куроо просит уже можно считать актом вежливости. Он даже добавляет "пожалуйста". - Ни за что, - отвечает она, вдоволь насмеявшись, - ты наденешь венец только четыре раза в своей жизни: на коронацию, на объявление войны, на свадьбу и на похороны. Исключений быть не может. - Когда стану Хозяином Огня, отменю этот тупой закон, - Куроо переворачивается на бок, следя за блеском огней в тёмных глазах матери, - или объявлю войну. - Почему не женишься, а объявишь войну? - Наэтсу гладит его по голове, разминая подушечками пальцев кожу, - Никто ещё не завоевал твоё сердцу?- Никто и не сможет. Я хочу девушку, как из романа Цукоси Акиту. Кроткую, милую и послушную. С длинными светлыми волосами, обязательно, - резонно замечает Куроо. Он выглядит так уверенно, раскрасневшийся от жара, что Наэтсу снова смеётся, - что?- Ты очень похож на своего отца в молодости, - тихо отвечает она с потаённой печалью в прекрасных глазах, - он тоже мечтал о такой девушке, но когда мы встретились, это уже было не важно. Возможно, девушка, которую ты ищешь, совсем тебе не подойдёт, но ты сможешь найти другую. Только умоляю, пускай она не будет из знатной семьи, возиться с принцессами всегда жутко утомительно. Я хочу невестку, которая будет сама принимать решения, а не во всем потакать тебе. Чтобы она разбиралась в политике и была образована, а ещё, чтобы не давала вытирать о себя ноги мужчинам. - Ты меня иногда не на шутку пугаешь, - говорит Куроо, наблюдая как всё ярче и ярче разгорается азарт матери, - у тебя требований к моей невесте больше, чем у меня. - Это потому, что я люблю тебя, - Наэтсу оставляет поцелуй на его лбу, отпечатком помады на коже разгоняя головную боль, - когда ты полюбишь кого-то так же сильно, ты поймёшь, что души, предназначенные друг для друга, встретятся даже через десять тысяч жизней, чтобы вновь быть вместе. Когда она уходит, тихо прикрыв за собой дверь, Куроо ещё долго не может уснуть, думая о её словах. Он крутит их в голове, рядом с идеальным образом будущей жены и они никак не вяжутся вместе. Но можно ли называть такой образ мышления правдой? Его мать любила своего мужа и они заботились друг о друге, ссорились, но не расходились и решали свои проблемы, как и все самые обычные пары в мире. Но никакая любовь, даже самая сильная, не уберегла его отца от смерти. А мать осталась в одиночестве с разбитым сердцем, зализывать свои неизлечимые раны. Так стоит ли такая любовь последствий, которые несёт после себя?
Куроо прижимает ладонь к горящему лбу, в которой от жара закипает мозг и решает, что подумает об этом завтра. Он прячет лицо в подушку и прикрывает глаза. - Счастливого Возрождения, моя грядущая судьба, - шепчет он, погружаясь в сон. Бокуто, прижимающийся спиной к стене, тихо прикрывает двери. В его волосах путается мишура с праздника, а на мантии серебром оседают блёстки. Во дворце непривычно тихо для такой ночи, даже в жилых коридорах. Хозяйка Огня согнала этого этажа всю прислугу, чтобы Куроо мог выспаться в тишине. Бокуто собирался просто проверить.Он доходит до дверей своей комнаты и останавливается перед дверью. Возрождение только наступило, день был насыщенный и на приёме они пили довольно много. Сна ни в одном глазу. Бокуто оборачивается, чтобы ещё раз взглянуть на двери Куроо и идёт дальше по коридору. Его походка не выдаёт даже лёгкого шума шагов, словно сам воздух избегает выдавать своё присутствие. У Бокуто появляется желание что-нибудь опрокинуть. Из-за этой тихой поступи так много людей вокруг просто не замечают. Они пугаются, шарахаются и возмущаются, потому что он подходит незаметно. Из-за этого подслушивать чужие разговоры не является проблемой.Хозяйка Огня так опекает своего сына, что это причиняет ту каплю завистливой боли, которую Бокуто не хочет ощущать. Он не помнит, не знает своих родителей и как бы монахи не убеждали неокрепший детский разум, что так было лучше, верить в это было трудно. Ему до сих пор из-за этого трудно. Он видит как Наэтсу подкладывает Куроо побольше еды в тарелку за завтраком, как они переглядываются и понимают друг друга без слов. Даже то, как она отчитывает его после самых тупых поступков, ругает и сажает под домашний арест. Бокуто крутит в голове слова, которые может сказать только мать своему сыну и мысль, что для него это потерянная страница, больно сдавливает грудь. И Куроо никогда об этом не узнает. В своих бессмысленных брожениях по коридорам, он доходит до широких окон, из которых открывается потрясающий вид на Столицу. В переплетении золотого, рыжего, красного, жёлтого, коричневого и белого, он не видит ничего, что подходило бы ему. Это раздражает так сильно, что Бокуто рывком распахивает окно. Створки с грохотом бьются о выбеленные откосы и стекло идёт трещинами. Он перепрыгивает подоконник и цепляется пальцами за узкую полоску декоративного кирпича на стене. Пальцы тут же взвывают от боли, тонкими полосочками крови разбегаясь от содранной ногтевой пластины. Бокуто чувствует в себе так много злости, что просто продолжает лезть наверх, игнорируя ледяной ветер, залезающий под тонкую ткань мантии. Он хватается за парапет и подтягивается наверх. Обледеневшая бордовая черепица, покрыта ледяной коркой. Пару дней назад выпало много снега, но из-за тёплого климата Страны Огня, он подтаял и замёрз снова. Под его сапогами наконец, появляются звуки. Бокуто любит зиму, потому что снег хрустит. Он хрустит, выдаёт присутствие. Холод проникает в лёгкие и Бокуто ёжится, подставляя лицо ветру. Возможно, если он простынет, с ним тоже кто-нибудь понянчится. Без вариантов, - думает он, усаживаясь на самую верхушку крыши, где она становится совсем плоской, - в Храме всегда было холодно, но я ни разу в жизни не болел. Из празднующего города эхом тысячи голосов долетает музыка. Бокуто насвистывает, стараясь попасть в ритм, но ему надоедает это очень быстро. Не лучший способ унять собственные мысли. Слова Наэтсу гулом шумят в голове. - И даже через десять тысяч жизней, - Бокуто растирает лицо закоченевшими пальцами, пачкая щёки в крови, - мы всё равно найдём друг друга. Он сидит на крыше до самого рассвета, пока бушующая в груди снежная буря не унимается.
Часть 3, Акааши; 194 ПГ.Возрождение Акааши начинается с тряски в самолёте. Это не традиция, но пока его родители отдыхают с друзьями в Омашу, его отправляют домой, чтобы забрать подарки и отвезти их родне в Республиканский город. Честное слово, у Акааши так много родни, что он не уверен, хватило бы у их довольно обеспеченной семьи денег на всех или нет. Но к бабушке ехать нужно. Это две пересадки, потому что рейсов на такой поздний час уже нет. Нужно добраться до их квартиры в Столице, забрать коробку с чем-то очевидно хрупким и сесть на поезд до Угольного вокзала, а оттуда уже девять часов на пароме. Так что праздник он может встретит посреди моря, а не как все нормальные люди. Это не то чтобы хуже, чем слушать истории отца под чем-то высокоградусным. Акааши натягивает на нос шарф и через соседа смотрит в окно самолёта. Солнце уже садится, но если поймать такси прямо в аэропорту, у него будет ещё полтора часа в запасе, чтобы поздравить Иваидзуми и пройтись по городу. В толпе аэропорта все ходят группами. Акааши смотрит на то, как люди обнимаются, после долгой разлуки. Они ждут друг друга с цветами, громко смеются, радуясь встрече. Он забирает свою полупустую сумку из багажного отсека и выходит на улицу, стараясь не оглядываться. В Столице ему всегда немного не комфортно. Люди тут выхоленные, счастливые и все как один на своём месте. Акааши, живущий в этом огненном городе с семи лет, никак не может привыкнуть. Он умело притворяется: носит дорогую одежду, сшитую по фигуре, следит за манерами и не заводит плохих друзей. Родители гордятся, всем говорят, как их невероятный сын унаследует семейный бизнес. Поэтому Акааши упорно учится, изучает оружие, сплавы и техники боя. Он всё равно не знает, чего хочет, так что унаследовать кампанию родителей - не самый худший вариант. Он подпирает подбородок рукой, разглядывая Столицу за мокрым окном такси. Снег скатывается каплями, смазывая цвета в сплошные линии. Акааши трёт глаза, превращая мир перед глазами в яркие пятна под веками. Он просит водителя остановить на Пламенной площади и оттуда идёт пешком. Под ногами снег хлюпает кашей, а потом скользит по нерасчищенным дорожкам ледяной коркой. Акааши замедляет шаг, чтобы не поскользнуться и это сильно сокращает оставшееся свободное время. На освещённых площадях резвятся дети, перекрикивая друг друга, пока их матери обсуждают что-то явно не важнее готовки. Среди хаоса подступающего праздника, Акааши обходит стороной всё, что может его задержать. У него слишком мало времени, чтобы тратиться на детские радости. В семнадцать уже не чувствуешь себя ребёнком, но и взрослым себе ещё не кажешься. В пряном запахе запечённых в клюкве индоуток, Акааши плетётся по улице, стараясь обходить лужи и обледеневшие мостовые. Пряностями пахнут лавочники, продающие карамель. На торговых улицах всегда очень шумно, особенно в праздники. Он уже видит лавку, когда мимо вихрем проносится кучка детей во главе с кем-то постарше. Они все вместе валятся на землю, визжа и хохоча, как стая диких лемуров. Акааши крепче перехватывает сумку и следует своему маршруту, стараясь игнорировать всё, что не вписывается в план пути. В лавке темно и тихо, свет не горит. Табличка "закрыто на праздники", белым заламинированным листком колышется на двери. Акааши ещё раз проверяет все замки и идёт дальше, пока не оказывается на следующей улице. Лавируя между другими прохожими, теряясь в их цветах и запахах, Акааши даже не обращает внимания на то, что в толпе, он единственный, кто не одет хоть во что-нибудь красное. Его серое пальто так сильно теряется, что именно этим и бросается в глаза. Люди вокруг смотрят странно.
Акааши добирается до дома только через полчаса, имея в запасе ещё несколько минут, чтобы позвонить Иваидзуми и договориться о встрече. Он здоровается с консьержкой, которая, кажется, вообще ничего кроме своей безвкусной книженции не замечает и поднимается наверх. Квартира, отапливаемая даже в их отсутствие, встречает теплом. Акааши скидывает сумку у порога и ставит чайник на плиту. Телефон висит в прихожей, рядом с маленьким плетёным столиком, на котором мама хранит свою записную книгу с номерами. Акааши от скуки наматывает на палец спираль провода, слушая долгие гудки. - Иваидзуми слушает, - говорит голос по ту сторону и Акааши сразу немного приободряется, - Акааши, ты?- Счастливого Возрождения, Иваидзуми, - Акааши опирается спиной на колону, разглядывая свои носки. Он шевелит пальцами на ногах, потом ловит себя на бессмысленных занятиях и тут же прекращает, - есть планы на вечер?- Счастливого, - отвечает он. На том конце провода раздаётся смех и гомон голосов, Иваидзуми шипит, отходя подальше, - Ойкава тащит меня на вечеринку во дворец. Этот придурок уже три часа собирает себе костюм, чтобы переплюнуть королевского отпрыска. Думаю, мои нервы сдадут уже к середине вечера и мы с парнями из Азура пойдём пить и смотреть фейерверки. - Вот оно как, - Акааши обкусывает кожу с губ, потрескавшихся на холоде, - тогда заберёшь свой подарок завтра, как отмучаешься с похмельем. - Ты разве не с семьёй в Омашу? - Иваидзуми обрывает разговор на секунду, чтобы наорать на Ойкаву. Акааши мается сомнениями по поводу своего ответа ровно столько, сколько голос Иваидзуми звучит на повышенных тонах, - Где ты сейчас?- В гостевом домике дяди, - отвечает он, усаживаясь на пол в коридоре собственной квартиры, - вернусь уже после праздников. Я оставил для тебя запасной ключ в почтовом ящике, подарок у меня в комнате. Чайник на плите свистит, мешая думать. Акааши отстранённо разглядывает узорчатые зелёные обои на стенах. Он уже сожалеет о том, что солгал, но признавать это ещё хуже. Иваидзуми будет неловко, Акааши стыдно. Праздники будут испорчены. - Тогда хорошо отдохни, - Иваидзуми, по голосу слышно, улыбается, - я забегу завтра и оставлю свой подарок у тебя. - Договорились, - Акааши пытается не выдавать своего разочарования, но не уверен, что справляется хорошо, - хороших праздников. Он вешает трубку и снимает чайник с плиты. В переплетениях городских улиц за окном становится совсем тоскливо даже среди сотен тысяч лиц. Акааши выливает кипяток в раковину и решает, что лучше просто поменяет билет на поезд, чем будет ждать ещё час в этом унылом месте. Он забирает увесистую коробку из спальни родителей, которая внутри грохочет фарфором и выходит из квартиры, едва не забыв запереть за собой двери. Лифт шаркает тросами над головой, Акааши коленом подталкивает выскальзывающую из рук коробку. Когда двери лифта открываются, он утыкается носом в чью-то шею. Это немного выбивает из колеи, но Акааши не был бы Акааши, если бы не сохранил на своём лице полное безразличие с оттенком лёгкого удивления. Он кивает в извинение и волосы неприятно лезут в глаза. Пора бы подстричься. Незнакомец обходит его, игнорируя все правила приличия и входит в лифт первым. У Акааши абсолютно нет настроения на ссоры и выяснение обстоятельств. А потом ему преграждают путь снова. Широкие плечи перед глазами выглядят немного волнующе, Акааши взгляда не поднимает. Он шагает вправо, парень перед ним тоже. Влево и снова вправо, всё без толку. Они извиняются и Акааши, неожиданно, находит это чем-то забавным. Тот, первый, за его спиной и без манер, тоже - тихо смеётся, но Акааши всё равно слышит. Его настроение отчего-то поднимается выше той ямы, в которую его загнал разговор с Иваидзуми. - Это немного неловко, - говорит Акааши, пытаясь немного разрядить атмосферу. Даже от самого себя не ожидая шутки, он прижимает коробку к груди, создавая эфемерную защиту перед собой, - вы большой и обойти сложно. В противовес его намерениям, незнакомец перед ним начинает злиться. Акааши, сам себя ненавидящий за попытку выдать хоть что-то кроме простой речи, чувствует, как в груди тяжело собирается досада. - Эй, что значит большой? - Он с силой бьёт кулаком по дверце лифта, зажимая Акааши между ней и своим телом, - Я по-твоему с...Акааши накрывает раздражением. Все его планы катятся коту под хвост: отдохнуть - провалено, встретиться с Иваидзуми - провалено, встретить Возрождение с семьёй - провалено. Провал, провал, провал. Красными буквами поперёк лба одни провалы. Так ещё и нарваться на недоумка, теряя время в детских разборках. Акааши поднимает глаза на потенциального обидчика и делает свой взгляд настолько угрожающим и предупреждающим, насколько это вообще в его силах. Не дожидаясь начала драки, он проскальзывает с другой стороны, едва не роняя подарок. Интерес пересиливает здравый смысл, хотя обернуться будет как-то слишком, Акааши бросает косой взгляд, проходя мимо. Они встречаются глазами всего на секунду и он тут же отворачивается, а незнакомец, открывший рот чтобы выдавить из себя ещё несколько слов, вваливается в лифт сломанной веткой. От переполняющей его негативной энергии не остаётся и следа. Акааши идёт ровно, оставляет ключи в почтовом ящике и желает консьержке, которая выглядит словно поймала букет невесты на старости, счастливых праздников. Он выходит на улицу и останавливается на пороге, разглядывая ясное ночное небо. В воздухе искриться золотистый свет фонарей, выхватывающий пятнами мелкие снежинки. По ступенькам ложится первый снег, который быстро растает. Мороз крепчает, а до вокзала ещё идти и идти. Акааши запрокидывает голову, чтобы взглянуть на звёзды и отчего-то вспоминает два золотистых глаза. Фонарные столбы, медленно покрывающиеся снегом - один в один два огранённых цитрина в пушистых белоснежных ресницах. Редкая красота, как острый дорогой клинок. Акааши не уверен, что смог бы подобрать достаточно хорошее сравнение, но крепкая сталь, закалённая в горнилах и отливающая серебром на солнце, вполне подошла бы. Он видел всего два клинка, подходящих под описание идеальных. Но, возможно, из-за плохого дня, ему хочется немного влюбиться в эти глаза. Акааши отгоняет прочь эти мысли и идёт на вокзал. Когда он добирается до Республиканского города, на улице уже глухая ночь. Если мироздание и решило его пощадить, то сделало это весьма искусно. Из-за нарушенных планов он успевает на последний самолёт, с трудом переводя дыхание во время проверки документов. А потом в аэропорту ловит такси без проблем. Это череда удач пугает не на шутку и Акааши, проходя по главной улице Республиканского Города, всерьёз опасается, что что-нибудь тяжёлое свалится ему на голову. Но всё остаётся спокойно, он доходит до большой ярмарки в Главном районе живым и невредимым, чуть-чуть издёрганным. Прогуливаясь мимо лотков с едой и палатками с аттракционами, он старается не глазеть. До Возрождения осталось всего полчаса, а тратить время на развлечения кажется дурацкой затеей. Шумным потоком горной реки толпа гуляет по улицам. Украшенные дома переливаются гирляндами, увешаны шарами и ёлочными лапками. Дух Возрождения гуляет по городу. Акааши, засмотревшегося на колесо обозрения, пихают локтями дети. Он отходит в сторону, подпрыгивая, чтобы коробка не сползала из рук и упирается спиной в стенку шатра.
Рядом с этим фиолетовым шаром, засыпанном блёстками, стоит табличка. Акааши только глаза закатывает. Гадалка предскажет вашу судьбу всего за один серебряный. Чушь на чуши. Он проходит ещё несколько шагов и разворачивается, пока не успел передумать. Духи его знают, что заставило умного и рационального человека пойти к гадалке, но Акааши, с предвкушением чего-то хорошего, отодвинул полу шатра. Мадам Юа, Духи помилуйте, что за ужасное имя, расположилась прямо в центре, наполовину спрятавшись за звенящими шторами-бусами из красного дерева. Акааши, не выпуская коробку из рук, уселся напротив, с вызовом глядя на гадалку. - Ты не веришь в магию предсказаний, красавчик, - настороженно говорит мадам Юа прокуренным голосом, когда молчание начинает нагнетать обстановку.- А вы наблюдательны, - в том же тоне отвечает Акааши, но из кошелька серебряную монету достаёт и запускает её магией по столу, на противоположных концах которого они сидят. Мадам Юа пожертвование принимает и раскладывает перед собой широкие карты с замысловатым рисунком на рубашках. Акааши и без советов знает, что делать, но терпеливо выжидает, пока гадалка не закончит свои бессмысленные приготовления. - Ты хочешь гадать на любовь, - со знанием дела произносит она, разглядывая карты, - хочешь задать конкретный вопрос?- Да, - Акааши придвигается чуть вперёд, оказавшись немного более заинтересованным, чем ожидал, - я хочу знать, ответят ли мне взаимностью, если признаюсь человеку, который нравится. - Вот как, - мадам Юа протягивает руку над стопкой карт и движением опытного фокусника веером поднимает их в воздух, - вытяни три карты.Акааши послушно тянет три карты и все из разных мест, а то мало ли. На него с бумаги смотрят трое и выглядят они немного жутко. Акааши по очереди осторожно выкладывает карты перед собой на стол. Мадам Юа смотрит на них со смешанными чувствами, явно проступающими на лице. - Твоя возлюбленная не ответит тебе взаимностью, - говорит она и указывает наманекюренным пальцем на первую карту, - твой Шут перевёрнут. Но возлюбленные смотрят вперёд - это предсказание новой любви, сильной любви, которая заставит тебя забыть всё пережитое. И карта Луны, самая важная карта. Она предвещает перемены и скоро, очень скоро. Твой человек, твоя родственная душа найдёт тебя, но чтобы это случилось, пора начинать смотреть на жизнь иначе. Подумай о том, что ты сам хотел бы изменить. Акааши доходит до дома бабушки в страной смеси недовольства и предвкушения. С одной стороны он должен быть расстроен, но с другой расклад ведь хороший. Поймав себя на размышлении о предсказаниях, он от стыда краснеет и крепко жмурится, пока карточный расклад нее исчезает из мыслей. Воют сирены. Акааши останавливается на пороге и оборачивается в сторону шума. На железных тросах полицейские пересекают город, перепрыгивая по крышам. Сегодня где-то будет задержание, а праздник ведь. Акааши равнодушно жмёт плечами и входит в дом. В квартире его бабушки всегда тепло и пахнет свежими сырниками. Его встречают, мягко гладят по волосам и поят сладким чаем. Акааши обожает сидеть в этом большом мягком кресле, пока за окнами взрываются фейерверки. - С Возрождением, предсказание новой любви.