Густая карамель

Импровизационные, витиеватые блюзовые нотки рвано, ритмично лились из колонок. Матильда слегка покачивалась в такт музыке, бормотала слова под нос, полируя до блеска стакан в зале кафешки.

– Звучит тяжеловато, – Рори уронила голову на столешницу. Она внимательно следила за Матильдой, чувствуя, как в висках неприятно постукивало.

– Я родилась в Новом Орлеане, эту музыку пустили мне по венам еще в момент зачатия, – Матильда подвигала плечами. – Моя матушка с детства прививала мне вкус к мужчинам, умеющим скользить по высоте тона, – воодушевленно она вздернула подбородок и тут же насупила брови. – Но я выбрала механика, который был способен только делать детей.

Матильда перекинула через плечо белое кухонное полотенце и уперлась кулаками в бока.

– Моя мать научила меня только тому, как быстро сбегать из зала суда.

– Девочка моя, – Матильда покачала головой. – Ты все еще страдаешь по этой chienne?* Она того не стоит.

(*chienne – французский «сука»)

– Страдаю? – Рори ехидно улыбнулась. – Нет. Я, честно говоря, даже забыла о ее существовании в этом мире, слишком много мертвой воды утекло. Так, к слову пришлось, вот и вспомнила.

Матильда оглядела ее целиком без сочувствия – тело, растекшееся по стулу.

– Что дальше планируешь делать? – более серьезно спросила женщина. – Сидеть и жалеть себя? Я тебе уже однажды говорила: жалость к себе дает только фору тем ублюдкам, которые тебя презирают.

– Знаю, – Рори растерла лицо ладонями, будто пытаясь сорвать с себя маску отчаяния. Одна линза сползла, а потом и вторая, глаза щипало. – Но я без понятия, что теперь делать. Леон, наверное, уже не в стране.

– Черт тебя дери! Возьми себя в руки! Ты думаешь, я выжила потому, что сидела и представляла десять тысяч дерьмовых исходов? Ни хрена подобного! И ты нюни подотри. Если реально хочешь довести дело до конца!

– Прекрати эти нравоучения. Они сейчас бесполезны.

– Если такие бесполезные, чего ты тут сидишь? Иди к себе и не мозоль мне глаза своим унылым лицом, скоро придут посетители. Не хочу, чтобы история повторилась.

Она говорила о первом дне. Тогда девчонка, отвратительно выкрашенная пятнами в грязно-коричневый, в широких черных очках, пришла по наводке за информацией, а по итогу осталась вместо младшей дочери.

Матильда никогда не была образцово-показательной матерью, она растила своих сыновей по принципу «такие обстоятельства», а потому общепринятой догмы нежной половины семейства от нее ожидать не стоило. Жизнь ее была всегда скудна, но до безумия яркая от блюзовых фестивалей под солнцем Нового Орлеана до грабежей в подворотне, все на том же фестивале. Боб и Рот висли обузой на уставшей шее. Мальчики, с детства ведомые один другим, ввязывались в дурные компании, а потом и вовсе попали за решётку. Матильду это не удивило. Она равнодушно вышла из зала суда после оглашенного пятилетнего приговора, закурила и купила билет до Бостона. Все это было делом уже прошлым и совсем неважным. Сейчас она держала средненький бизнес, контролировала сыновей, стараясь держаться с криминалом не крепко за руку, но и не отказываясь от его благ. Такая женщина могла научить другую, еще совсем юную и несмышлёную, быть такой же, как она сама. А потому идея обчищать квартиры пьяных богатеньких парней пришла изначально Матильде, а потом ввелась под вены Рори. Девчонка, которую воспитывали в благородном обществе, никогда не допускавшая мысли о воровстве, оказалась согласной на все, ибо гордостью от нее больше не пахло. Чудовище, некогда окольцевавшее ее, сотворило мстительную субстанцию, готовую на многое ради своих целей.

Рори сгреблась, вытянула бутылку рома из-за прилавка, покрутила ее в руке, поморщилась.

– Вот именно, – подхватила Матильда. – Идейка-то не очень, – она забрала початую бутылку. – Остынь, проспись и потом подумай серьезно над следующим шагом. Упиться вусмерть никогда не поздно. Брысь с глаз долой, – она махнула рукой с бутылкой и отвернулась.

Рори вперила взгляд в ее широкую спину. Непонимание того, что делать дальше, захватило. Хотелось прямо сейчас во что бы то ни стало вцепиться в глаза Леона, накинуться, разорвать, растоптать. Огненная желчь удушающе подступила к горлу. Руки подрагивали. Они дрожали с самого утра, предательски и совершенно неконтролируемо. Повезло, что Вильям не заметил. Рядом с ней он глупел, становился опрометчивым, а Рори не хотела стать очередной причиной его нервного срыва. Он уже достаточно настрадался.

Рори вернулась в свою маленькую комнатушку, осела на холодный пол. Непослушные кудри выпали из хвостика, ладошки взмокли, глаза зажгло от скудных слез. Она бы разрыдалась с превеликим удовольствием, но держалась, на вдохе удерживая всхлипы, жажду, крики. Затрясло сильнее.

Время провалилось в пропасть. Рори не знала, как долго она просидела на полу, но за окном помирал серый день. Ей стоило бы собраться, как прежде. Послать все к черту, отбросить эмоции, чувства и просто стать безжизненным роботом.

Она разблокировала телефон, проверила сообщения, но ни на одно не ответила. Палец нажал на иконку с нотой. Первая попавшаяся мелодия тихонько запела на самой низкой громкости»:

«Looking for the good life
Playing every game
No one else but you're to blame...»*

(пер. В поисках лучшей жизни,
Ввязываясь в каждую игру,
Никто кроме тебя не виноват...)

Внезапно спиной она почувствовала легкое движение за прикрытой дверью. Шаг был твердым, решительным, но практически бесшумным. Не будь она на полу, то не заметила бы. Сердце замерло в ожидании. Дверь медленно отворилась. Крупная фигура выросла в дверном проеме. Рори взмыла взгляд вверх и замерла. Мертвенные глаза под тяжелыми ресницами не моргая смотрели на нее. Все вдруг стало нереальным, закружилось, завертелось. Будто она все же отвоевала бутылку рома, а сверху добавила пару таблеток запрещенных веществ. Леон выглядел самодовольным.

Она не успела закричать. Чудовище в два шага преодолело расстояние между ними, крепко закрыло ей рот, почти лишая воздуха. Белки налились кровью.

– Я решил не ждать тебя, – хмыкнул он, опрокинув Рори лопатками на пол.

Она старалась вырваться, вцепилась ногтями в его запястья, попыталась быстро понять, до чего сможет дотянуться, ударить.

Пальцы Леона стали тверже, как вдруг он достал небольшой шприц с белесым содержимым. Игла молниеносно вошла в шею. Тело Рори дернулось.

– Тише, тише, – приговаривал он. – Тише.

Вещество закружило голову, в глазах замелькали пятна. Сознание ускользало, руки слабели. Последнее, что она увидела, это знакомую до омерзения улыбку, проткнувшую ее душу.

«...Life can be wonderful

Life can be cruel»*

(пер. Жизнь может быть прекрасной

Жизнь может быть жестокой)

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

*Oscar Benton – Vita Bella (красивая жизнь).

*****

Вокруг была кромешная тьма. Не было ничего и никого, даже ее самой. Будто никогда не существовало, ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Постепенно реальность возвращалась. Капля за каплей рябь превращалась в пятна, обрастая очертаниями комнаты.

Рори сидела привязанная к стулу, как в каком-нибудь старом фильме про похищения. Веревки плотно держали запястья на подлокотниках, ноги не могли пошевелиться. По подбородку стекала слюна. Рори тряхнула головой, прокашлялась.

Широкая ладонь одним мазком стянула по предплечью лямочку топа. Леон поцеловал Рори в макушку, сипло вдохнул в попытках услышать прежний аромат. Хриплый рык в его груди кричал о недовольстве. Он потянулся к комоду с ящиками и достал острые блестящие ножницы с тонкими продолговатыми лезвиями.

– Что за дерьмо! – Рори дернулась. Тугие веревки сильнее впились в кожу.

– Сиди смирно, – спокойно произнес он, будто так и должно быть.

Леон погладил ее запутавшиеся черные кудряшки с таким видом, будто трогал дерьмо. Жесткой хваткой мужчина потянул клок волос на себя. Рори завыла, вспоминая все ругательства, которые только могла вспомнить.

– Мы это исправим... исправим, – бормотал он себе под нос с особой одержимостью, а после срезал часть основной длины. А потом снова и снова, он продолжал кромсать волосы, пока от них не остался растрепанный торчащий ершик.

Вернувшись к комоду, не глядя он вытянул машинку для стрижки волос.

– Ты конченый! Конченый выродок!

Кнопка под большим пальцем продавилась, жужжание нависло над ухом.

– Начнем с чистого листа, Аврора, – произнес Леон и решительно провел первую полоску по затылку девушки. – Сиди смирно, мы же не хотим сменить эту штуку на острое лезвие?

Она послушно застыла с оленьим взглядом, сжав пальцами деревянные подлокотники. Ее будто освежевали заживо, либо готовили к казни через электрический стул. На последнее она могла бы и согласиться, лишь бы не терпеть прикосновений Леона.

Лысая. Теперь она была полностью без волос.

Наконец ему удалось в чертах нерадивой американки рассмотреть свою красавицу жену. Ах, если бы он только мог немедленно стереть этот противный автозагар на коже, коснуться фарфорового оттенка тела прекрасной аристократичной девочки, распробовав языком мягкие бедра. Слюна наполнила его рот. Находясь между отвращением и желанием, он схватил ее за подбородок, заставляя посмотреть в его дьявольски темные зрачки. Блеска в голубых глазах не было, в них не было самой жизни.

– Ты не изменился, – проговорила она, когда шершавый палец обвел контур ее рта, а потом толкнулся внутрь, уткнувшись в передние зубы. Ее челюсть плотно сжалась. Леон достал мокрый палец и поцеловал его. Рори поморщилась. – Все такой же извращенец.

– Ты всегда воспринимала все слишком ярко, – он отошел к постели, потряс спинку кровати и удовлетворительно хмыкнул. – Аврора, ты моя жена, а близость между супругами законна.

– Хорошая попытка оправдаться, но мимо, – она тут же уронила взгляд на пол, где были раскиданы клочки черных волос.

– Брак есть брак. У супругов есть клятвы, обязанности перед друг другом, в том числе в постели, нравится тебе или нет. Это нормально. Честно признаться, я был шокирован твоим новым видом.

– Ну, конечно. Я же выросла.

Леон сел на край кровати, широко расставив ноги, вперив взгляд в привязанную напротив Рори.

– Не пойми неправильно, Аврора, но женщина – это не бутылка «Шенен Блан», с возрастом она не хорошеет, – он облизал корочку на сухих губах. – Но в твоем случае дело вовсе не только в этом. Ты так испачкала себя, похуже любой обрюзгшей свиньи, – крылья его носа дрогнули. – И все же ты есть и остаешься миссис Дуглас, – ровный голос дрогнул в истерике, зашелся тяжелым вздохом, и на выдохе, почти не сдерживаясь, он соскочил с кровати и упал на колени перед ней. Дрожащие ладони текли по ее бедрам вверх, наслаждаясь ЕГО святыней, ЕГО божеством, сведущим однажды с ума зимними волосами. Теперь оскверненная она не представляла никакой ценности, но тяга, подтвержденная опустившейся тяжестью под ширинкой, никак не отпускала. Касаться ее, желать ее, задушить...

Леон поднес руки к хрупкой шее, глаза не моргали, ладони вспотели. Слеза покатилась по щеке Рори и тогда Дуглас отмер.

– Я знавал много женщин и ни одна из них не стала для меня ядом, – сказанное походило на начавшуюся исповедь. – Всех их, оплывших тридцатилетних старух, я выпроваживал из своего дома без тени сомнений. Потому что я знал: будет новая. Они всегда появились. Но ты! – обвиняюще он тыкнул пальцем ей в солнечное сплетение. – Ангельское чудовище, обрекла меня на мучения. Я исцелю тебя и тогда...

– И тогда, – перебила Рори, совершенно отчаявшись. – Когда через восемь лет я покроюсь тридцатилетними морщинами, а твой хер перестанет стоять, ты меня отпустишь?

Воздух разрезал резкий звук пощёчины. Его лицо исказилось от гнева, глаза остекленели.

Щека Рори горела пламенем, легкий звон пронизывал уши. Голова повисла вниз на гибкой шее.

– У нас полно времени. Целая вечность. 

P.S Подписывайтесь на мой аккаунт♥.Не жалейте звёздочки и комментарии для истории ♡ Это поможет мне удерживать книгу в топе, продвигать новые истории и вдохновляться на продолжение. ♥Спасибо, что вы со мной♥