Сожрите Наши Души

Порой Август становился жертвой своих же ожиданий. Он не любил обманываться, подчиняться предубеждениям или предъявлять высокие требования, но, когда дело касалось окружающих его людей, он всё чаще ловил себя на том, чего так старательно избегал. Его с ранних лет учили быть лояльным к себе, но строгим и непреклонным по отношению к остальным. Почему? - Забыли объяснить. И не только. Дали чёткие указания о том, как проживать каждый день, чем руководствоваться в принятии решений, во что веровать, к чему стремиться и какие из путей выбирать, но о смысле существования упомянуть снова забыли. Оттого мир строился и развивался в разделе с Августом, извечно недоступный и глухой к его зову. Д'артагнан неустанно вглядывался в людей, чувствуя, что они обладают тем самым утерянным знанием, пытался сквозь их призму понять смыслы, но каждый раз не находил ответов, видя лишь собственные ошибки и опрометчивость...

Вошедший в зал Совета незнакомец выглядел самым удивительнейшим и внезапнейшим образом. Август оторвал взгляд от бумаг, ожидая увидеть интеллигентного вида молодого человека, примерно своего ровесника, быть может, чуточку старше, но вместо этого взгляд разбился о нескладный худосочный силуэт с ярко выраженной сутулостью. «Сущий ребёнок, - звучала первая мысль, ударившая тогда в голову. - Что он вообще здесь забыл? Быть может, это кто-то из слуг? Но каким ветром его сюда занесло, если мы ничего не просили подать. Надо же... Совсем распоясались...».

К его удивлению, советники поднялись из кресел, приветствуя незнакомца, как полагалось встречать лица чинов высших, отнюдь не слуг. И в тот момент Август наконец понял, кого видит пред собой.

- Позвольте, Ваше Величество, представить Вам уважаемого Элиаса Ревиаля - основного кандидата на должность главы Имперского Совета и... Вашего кровного брата, - откуда-то издалека доносились слова Мандейна, но Д'артагнан пропустил их мимо ушей.

Он никак не мог поверить, что человек, стоящий перед ним, был избран отцом на столь высокий пост. Светлые ломкие волосы, отдающие слабым блеском; блёклые серые глаза, занимавшие, кажется, добрую половину лица, - единственная выразительная и запоминающаяся черта во всей фигуре; чёткие «кольца Венеры» на шее; смятый воротник-стойка, лежавший на узких плечах. Юный господин Ревиаль встревоженно озирался, точно не желал находиться здесь, да и вообще смутно понимал смысл происходящего.

- Как... Как Вы сказали? - Август обратился к Мандейну, желая вновь услышать сказанное им забавы ради. Когда же тот в точности повторил свои слова, император почувствовал, как улыбка медленно сползла с его лица. - Брат? Мало ли у моего отца было бастардов?! И что мне всех их «братьями» считать прикажете?! - он прыснул нервным прерывистым смехом, но никто не поддержал его в этом приступе.

- Позволите переговорить с Вами тет-а-тет? - Мэриам оставался неизменно серьёзным и в лице, и в намерениях, торопливо вывел Августа из залы.

- Надо же! - Внезапно для себя воскликнул Д'артагнан, стоило дверям за их спинами хлопнуть. - Не успел мой отец отойти в мир иной, как изо всех щелей полезли самозванцы! И как таких людей земля носит?!

- Господин Ревиаль не самозванец, Ваше Величество, - произнёс Мандейн, заложив руки за спину. - Фактически он является третьим ребёнком Вашей матери, нашей покойной императрицы.

- Моя матушка потеряла ребёнка во время родов, насколько мне известно...

- Нет... Некоторые обстоятельства были сокрыты от Вас. Мы не смели довести до Вас те сведения, о которых я поведаю сейчас, потому что сам покойный император запретил разглашать сие. Но раз уж теперь все обязанности Делмара легли на Ваши плечи, то и в дела тайные Вас тоже стоит посвятить...

- Я слушаю, - Август по-прежнему не верил ни единому слову, но заинтересованность скрыть не мог.

- В тысяча сто двадцать первом году случилась первая и единственная в истории континентальная война, когда тогдашним странам нашего континента пришлось сплотиться вокруг единой цели: удержать позиции и не дать землям Иодении превратиться в многочисленные колонии наших завоевателей. Как и сейчас, тогда существовало одиннадцать государств: Марцелий, Дэйлония, Визерия, Эльзерия, Лирония, Кельская Империя, Реймонд, Лазумия, Танизийская Империя, Пустошь и Кайрисполь. Конечно, на тот момент раздел территорий был совершенно иным, да и положение дел тоже, но, какой бы величины не были междоусобные конфликты, общий враг в лице захватчиков-чужеземцев подтолкнул всех к объединению. На фоне этих событий сформировалось тайное сообщество, состоящее из представителей правящих элит, одержимых идеей бессмертия и удержания власти на долгие годы вперёд. На протяжении десятилетия, даже после распада коалиции, они продолжали проводить эксперименты, привлекая в свои ряды лучших учёных и врачевателей из своих современников. Не знаю, к счастью ли то, но открыть секрет телесного бессмертия у них не вышло, а вот духовного...

- Какое отношение это имеет к нашему делу? - Прервал Мандейна Август.

- Я объяснюсь, Ваше Величество, только дайте окончить мой рассказ, - советник охотно продолжил. - Говорят, они разработали теорию, в которой говорится о невидимой связи людей сквозь время, что словно нити судьбы скрепляет меж собой абсолютно разные личности, имеющие схожее предназначение и место в этом мире. Наличие "нитей" толковалось, как возможность человека перерождаться, продолжать существовать даже после смерти тела, но уже в облике кого-то иного и вкупе с его сознанием. После этого члены сообщества разработали теорию о "временных узлах" - возможности не дать душе исчерпать себя после смерти, "закрепиться" на нити судьбы. Насколько нам известно, учение представляло собой нечто весьма абстрактное и отвлеченное от материальных понятий. В нём судьба рассматривалась как сотни и тысячи потоков, управление которыми и есть проявление божьего промысла. Увы, нам неизвестны все детали, многое по-прежнему утаивается, но суть заключается в том, что членам тайного сообщества удалось добиться желаемого... - Мандейн сделал короткую паузу, подбирая подходящие слова. - Ваш брат не совсем обычный человек. Он стал частью цепочки людей, познавших вечную жизнь... И те знания, что он приобрел о прошлом, те сведения, что стали доступны лишь ему одному, делают его на голову, а то и больше, выше нас всех.

Август едко усмехнулся. Мало того, что он никогда не слышал подобных историй, так ещё и человек, ожидавший его в зале и назвавшийся его братом, совершенно не походил на обладателя секретной информации и не менее занятных способностей. У Д'артагнана не было оснований верить Мандейну на слово, но что куда более заботило его в этой истории, так это два одинаковых по содержанию поручительных письма, написанных разными людьми и в разное время. Август понимал, что, чего бы ни пожелал отец и как бы ни распорядился Ноэль Тайфер, решающее слово останется за ним самим. Другое дело, что в Совете явно назревал заговор. И император всеми фибрами души желал распустить его подчистую, не оставив ни единого старого лица, однако не имел такого права. Страшным стало внезапное открытие, что в руках советников было сосредоточенно куда больше власти, чем за его собственной спиной. За Ксавьером стояла гвардия, на шее Мандейна камнем висела экономика, готовая в любой момент затянуть страну на дно, за Энриком - мирный договор с Кельской Империей... Власть Августа оказалась чисто номинальной, и оплошай он, пойди супротив, вмиг оказался бы в немилости.

Показывать слабость тоже нельзя. Осознать и публично признать её - означало принять поражение. В таких ситуациях надлежало оставаться твердолобым, до последнего делая вид, что всё и вся твоих рук дело. Но как же поступить по итогу? Как найти баланс меж двух зол? - Август терялся.

- Ваш отец всегда мечтал, чтобы вы с Элиасом разделили престол, - эта неосторожная фраза ударила по ушам, в очередной раз подтверждая закравшиеся подозрения. - На плечах господина Ревиаля лежит очень тяжёлая миссия, Ваше Величество. Только с его помощью мы сумеем поднять Кайрисполь с колен и вернуть ему былое величие.

Август хотел поспорить, полагая, что прошлое Кайрисполя не есть то состояние, в которое стоило бы возвращаться, да и что величием там не пахло, но в последний момент оборвал самого себя.

- Знаете, я бы очень хотел переговорить с господином Ревиалем лично, - если и был в этом деле пробел, то Элиас непременно являлся им: все так старательно прикрывали его спинами, точно открой он рот, и планам придёт неизбежный конец. По крайней мере, Август надеялся на это.

- Разумеется, - тёмные глаза Мандейна странно сверкнули.

- В таком случае, я буду ожидать его в своём кабинете...

_____________

... Посреди стены висел портрет Августа Д'артагнана, частично завешанный кроваво-алым гобеленом, точно владелец обители никак не мог решиться снять полотно со стены, но и выносить вид сея шедевра не сумел. Однако левая половина портрета оставалась видимой человеческому глазу. Август был написан в полный рост, облачен в бело-золотое одеяние, ранее уже виденное Элиасом на церемонии коронации; на сгибе его руки сидел миниатюрный изумрудный павлин, хвост которого волнами ниспадал до самого пола подобно белоснежной мантии самого императора, выполненной в той же технике, что и одежды языческих богов. Август чуть склонил голову набок, отчего в лице его проклюнулась надменность, устало прикрытыми глазами взирал на каждого, кто посещал его кабинет. И, казалось, в какой угол ни стань, взгляд этих пытливых глаз неизменно будет всюду следовать за тобой, проникая в самую душу.

Элиас тяжело сглотнул.

Август, тот, что был из плоти и крови, сидел в кресле напротив камина; услышав, как хлопнула дверь, он срыву поднялся на ноги, стремительным шагом двинулся к Элиасу. Не успел тот вдохнуть воздуха, чтобы произнести слова приветствия, как Д'артагнан крепко, до боли в спине, обнял его. Этот внезапный жест выбил из колеи, так что Элиас растерялся пуще прежнего.

- Проходите, ну же! Проходите! - широким взмахом руки пригласил его расположиться в кресле. - Присаживайтесь. Не хотите ли чаю?

Юноша по привычке отказался, покачав головой.

- В таком случае, позвольте, я без лишних вступлений и пауз перейду к сути? - Вопрос носил риторический характер, а потому ответом стал очередной короткий кивок. - Я совершенно не знаю Вас и очень поверхностно могу судить о том, что делает Вас столь ценным при нашем нынешнем положении. - Было видно, как старательно Август подбирал слова, то и дело путаясь в них. - Но мне куда более важно узнать Вас как человека. Особенно, если верить тому, что мы с Вами не чужие друг другу люди. - Последнюю фразу он чрез силу выдавил из себя.

Элиас почувствовал, как сказанное задело его, но никак не мог понять, чем именно.

-... И я хочу узнать Вас прежде, чем утвержу Вашу кандидатуру на должность главы Имперского Совета. Я предлагаю поступить следующим образом. - Август положил перед Элиасом некую бумагу. - Два месяца Вы проведёте при дворце, освоитесь, Вас введут в курс дел, ознакомят с сутью Ваших обязанностей; мы сможем с Вами чуть ближе познакомиться, возможно даже нагнать упущенное за прошедшие годы... Вы бывали в Даспире раньше? - он внезапно сменил тему.

- До этого момента лишь один раз, - то была первая фраз, произнесенная Ревиалем за целый день.

- Ну вот... Вам просто необходимо освоиться здесь, прежде чем заступить на службу! Завтра же предлагаю Вам отправиться в Южный дворец, а после и в городскую администрацию...

- Вы сопроводите меня? - Элиас осмелился прервать его.

- Нет, - лениво протянул Август, словно сказанное являлось чем-то очевидным. - Мой завтрашний день расписан по часам. Но я непременно найду того, кто сумеет составить Вам компанию... Подпишите... Да-да, вот здесь... - Он постучал пальцем по краю листа, где заведомо стояла печать.

Элиас окинул беглым взглядом документ, занёс было руку с пером, как вдруг замер.

- Вы ведь не верите в наше родство, так? - голос звучал совсем тихо, еле различимо даже для самого себя.

Император сверкнул на него глазами, застыл, втягивая через рот застоявшийся воздух.

- Прошу, ответьте честно...

- Нет, не верю, - выпалил Д'артагнан.

- В таком случае, что бы Вас заставило поверить? Что было бы достаточно убедительным?

- Восстань мой отец из гроба и признай Вас - тогда бы я поверил, - последовала короткая усмешка, но Элиас не нашёл в себе сил даже улыбнуться. - А что Вы хотите?! - меж тем Август продолжил. - Я вижу Вас, считай, впервые, толком и не ведаю, кто Вы. А Вы заявляете свои права на место главы Совета...

- Но поручительные письма...

- Пустой звук!

- Написано рукой Вашего отца.

- Мой отец, да простит меня Всевышний, лишился ума в последние месяцы своей жизни! Мне ли знать, какие идеи посещали его голову!

- Письма были составлены за годы до этого. Как императором, так и Ноэлем Тайфером.

Август вновь глубоко вдохнул, желая возразить, но вместо этого с крайне сосредоточенным видом разлил чай по чашкам, одним глотком осушил первую из них.

- Допустим, - он, кажется, пошёл на уступки, - допустим, что мой отец действительно хотел видеть Вас на месте главы Имперского Совета, что ж... Но на службу можно заступить лишь с двадцати, да и то по особым рекомендациям. Сколько Вам полных лет? Семнадцать?

- Физически, да.

- А как, простите, иначе? - Август расплылся в торжествующей улыбке.

- Фактически. Если так, то семьсот сорок пять.

- Ах да, я же совсем позабыл, что Вы не только самозванец, но и шарлатан... Умелый, надо отдать Вам должное. Скажите, как Вам удалось заставить Мандейна и остальных поверить в эту историю?! Какая наглость!

Элиас отложил перо в сторону.

- Хорошо, - произнёс с готовностью полным серьёзности голосом. - Пусть будет по-Вашему! Я - самозванец и шарлатан! Так почему бы Вам не прогнать меня, Ваше Величество?!

Элиас вдруг понял, чего так хотел всё это время, понял, какой мечты страшился и что всячески в себе подавлял: он желал разрушить, стереть в пыль фундамент, возводимый его мучителями на протяжении семнадцати лет, не оставив возможности старому миру вновь вторгнуться в его нынешний. Август мог переломить злосчастную судьбу, смрадом дышащую в затылок Ревиаля. Мог, но почему-то не решался. Казалось, ему ничего не стоит одним властным взмахом руки избавить юношу от "душевной каторги", быть может, предписав ему нечто куда более существенное. Кто и заплатит непомерную цену, так это Элиас, но в те минуты его мало страшили что физические муки, что смерть.

Август тяжело сглотнул. Одним глотком опустошил вторую чашку чая.

- Не только Вы из нас двоих загнаны в угол, - столь внезапная фраза, произнесенная им вполголоса, молотом ударила по ушам.

Ревиаль вздрогнул, с недоверием покосился на собеседника.

Тогда всё и стало на свои места. В нескольких словах Август ясно дал понять, что не менее беспомощен и обречён идти на поводу у Совета. А ещё, что прекрасно знал, каково положение дел в действительности.

- Просто подпишите эту бумагу. Поверьте, в Ваших интересах сейчас поступать так, как я скажу. Я не могу знать всей ситуации и всех обстоятельств, не могу гарантировать Вам полную безопасность и неприкосновенность, но пока Вы на моей стороне, пока Ваши и мои интересы совпадают, вместе мы сумеем добиться куда большего.

Элиас не знал, стоило ли верить в сказанное, но искренне хотел, чтобы оно оказалось правдой; его рука в сомнении медленно потянулась к перу, затем в коротком движении оставила размашистую подпись подле печати.

- А теперь... - протянул Август, сбрасывая с себя остатки надменности и высокомерия. -... скажите, что пообещал Вам Совет?

Элиас прикусил губу, затем еле слышно ответил:

- Ничего. Мне ничего не обещали.

___________

Замерзшие пальцы перебирали страницы книги. Ленор давно потеряла к ней всякий интерес, хотела удалиться в свою теплую опочивальню, где стыл обед и ожидал её неоконченный рушник, вышить который она вызвалась своими руками, дабы единолично украсить им могилу отца, но... Ленор так и сидела в беседке, посреди осунувшегося после первых заморозков сада. Снег за день стаял, оголив закостеневшую землю, облезлые деревья и синеющие силуэты аллей. Средь оного пейзажа, ничуть её не занимавшего, глаз приковала фигура Регона Триаля, невесть что здесь забывшего. Он расположился на скамье, еле видимой из беседки, курил трубку, задумчиво глядя в одну точку, ничего не видя вокруг себя; изредка он морщился от холода, растирая ладони о штанины брюк, но неизменно оставался на том же самом месте.

Ленор не ведала почему, но наблюдение за Регоном казалось ей особенно увлекательным. Она не умела читать людей по жестам и мимике, как то виртуозно делал Август, но порой отмечала, что сие умение не сделало бы её счастливей. Знай она Регона как пять своих пальцев, так и не нашла бы способа подступиться к нему, а то и вовсе потеряла бы интерес к его персоне.

Всезнание порождает скуку.

Люди не книги. Порой лучше не знать их, чтобы ненароком не усомниться в себе. И Ленор нравилось не знать Регона. Ей нравилась невидимая глазу дистанция меж ними, возможность существовать в разделе, не дополняя и не отнимая ничего друг у друга; мало того, ей думалось, что это и есть проявление наивысшей честности и открытости.

Она знала, что за его плечами тяжелое прошлое.

Он знал, что ей предстоит не менее тяжелое будущее.

А ещё она любила его. Ей нравилось упиваться этим чувством, уверенностью в его неподдельности; её даже более не страшила безответность. Она просто хотела подольше задержаться в моменте, как можно больше проникнуться им. Её словно выдернули из затянувшего сна, оставив под лучами палящего солнца. И она ослепла, позабыла прежнюю суть вещей. А вот свет... Ослепительный свет остался с ней.

- Позволите составить Вам компанию? - она наконец нашла в себе силы приблизиться к нему.

Регон с безразличием воззрился на неё, тихо произнёс, выдыхая белесый дым:

- Конечно, Ваше Высочество...

- Я сильно напортачила, - голос упал, от волнения перехватило дыхание.

- Вы так считаете? - он продолжал глядеть во всю ту же точку, словно боялся встретиться с Ленор взглядом.

- Моё признание было лишним. Я знала, что пожалею о нём, но не представляла насколько. Мне стыдно перед Вами, господин Триаль, однако дай мне Бог шанс пережить тот день заново, я бы поступила ровном счетом так же. Я бы не стала ничего менять.

- Так значит, Вы не отрекаетесь от своих чувств?

- Нет, - твердо ответила она, ощущая себя сильнее и счастливее, чем когда бы то ни было.

- Славно, а я уж подумал, что опоздал...

В ту секунду он поцеловал её. Коротко. Мимолетно. Но она ясно ощутила приятную горечь, застывшую на губах...