Карп в сухой колее

Минуло некоторое время, прежде чем Юн Шэнь смог прийти в себя. Это помешательство, что заставило его выбежать чуть ли не нагим на улицу... Какой же позор. Думая об этом, Юн Шэнь не испытывал ничего, кроме жгучего стыда. Он так и не понял, что на него вдруг нашло.

Оказавшись наконец наедине с собой, он смог привести мысли в порядок. Присутствие других людей для него было в тягость. Он привык быть один. Будучи в Обители Бессмертных, он практически всё свободное время проводил за медитациями или музицированием в уединённом месте снежного пика горы Шугуан. По какой-то причине там ему было спокойнее всего, мысли текли плавнее, а разум приходил в безмятежность и покой. О Небо, как ему хотелось снова оказаться там! Смертные слишком эмоциональные, слишком шумные, их вокруг... Слишком много. Даже если это всего лишь два человека, Юн Шэню от их общества становилось неуютно.

Когда мокрое нижнее одеяние стало ощутимо неприятно липнуть к телу, Юн Шэнь решил переодеться. Из обширного, вычурного и безвкусного гардероба Хэ Циюя он выбрал простое белое одеяние. Отдалённо оно напоминало то, что он носил, когда был ещё бессмертным мастером. Пусть ткань была добротной, плотной, а испещряющие рукава и лацканы узоры, вышитые серебристой нитью, искусны, ему всё равно было далеко до его прежних одежд. Приведя себя в порядок, Юн Шэнь замер у небольшого медного зеркала в углу комнаты и кое-что вдруг понял.

Он понятия не имел, как обычно одевался Хэ Циюй.

Судя по его гардеробу — как павлин, всеми силами выпячивая достаток своей семьи, — но как укладывал волосы? Скорее всего, как-нибудь сложно. Носил ли украшения? С его стремлением приосаниться, очевидно, да.

Но дело было не в одном внешнем виде. То, как Хэ Циюй говорил, как вёл себя, как относился к другим... Ничего из этого Юн Шэню известно не было.

В голову закралась мысль, как семья Хэ может узнать, что тело их сына захватил некто другой, а с другой стороны... Люди, которых он уже успел увидеть, были поголовно смертными без следа духовных сил. Придёт ли им в голову нечто настолько необычное? Однако же аристократы часто отправляли своих отпрысков обучаться в школы заклинателей, постигать мудрость и смирение под руководством бессмертных мастеров. Сам Юн Шэнь учеников не заводил и не стремился к поиску приемников, а вот его боевые братья и сёстры довольно часто спускались из Обители к смертным, примыкая или даже возглавляя такие школы. Были ли в семье Хэ те, кто мог бы совершенствовать духовные силы? Су Эр не упоминал ничего подобного, когда давал краткую справку «потерявшему память господину». Он в принципе рассказал очень мало, уделив больше внимания безобразной сцене в игорном доме. Если в семье Хэ и имелся заклинатель, то он-то и мог заподозрить неладное.

Как бы то ни было, у Юн Шэня не было сил придумывать сложные причёски или наряжаться в кричащий наряд, да и не желал он этого делать. Он вернулся назад к кровати и присел на её край. Долго стоять он не мог — ноги начинали слабеть. И каждый такой приступ слабости вызывал в нём странное трепещущее чувство, зудящее, скребущее и не дающее никакого покоя. Раздражение. Его раздражали собственные бессилие и беспомощность, но вместе с тем они побуждали размышлять над планом дальнейших действий.

Юн Шэнь точно знал, ему необходимо найти способ связаться с Обителью. Узнать, что произошло и что происходит сейчас, там, наверху, у барьера. Пока он проводит время здесь, возможно, на Срединное царство надвигается неминуемая катастрофа.

Из размышлений его вырвал хлопок дверей. В покои вошли двое: госпожа Хэ и служанка.

Глядя на дев, на то, как засуетилась Хэ Цисинь вокруг ненаглядного младшего брата, на то, как надменно смотрела на него же простая служанка, Юн Шэнь отчетливо понял, что пока он не выяснит, что же тут творится и как он сюда попал, ему ни в коем случае не стоит раскрывать настоящую личность. Заяви он кому о том, что Хэ Циюй погиб, а на его месте ныне пребывает Бессмертный Небожитель из легенд, его в лучшем случае сочтут сошедшим с ума. Нет, нужно действовать изящнее.

Хэ Цисинь тем временем осматривала Юн Шэня с головы до ног: ощупывала его тонкие предплечья, плечи и, когда довела руки до лица, обхватила ладонями за щёки и принялась вертеть из стороны в сторону.

— Су Эр всё мне рассказал. Чем ты только думал! Как мог выбежать в такой мороз босым во двор! Неужели Юй-гэ совсем не волнует, как мэй-мэй переживает?! Юй-гэ и представить не мог, что мэй-мэй пришлось вынести, пока он был без сознания. Знает ли Юй-гэ, каких сил мне стоило покинуть дом мужа, чтобы быть здесь, с ним?!

Юн Шэню было непривычно такое повышенное внимание к собственной персоне и... Физический контакт. Эта женщина снова была на грани рыданий. Удивительно, как у Хэ Циюя остались люди, столь преданные ему. После того, что рассказал Су Эр, Юн Шэнь проникся глубоким презрением к человеку, чьё тело занимал, но что сам Су Эр, что эта дева... Казалось, они действительно переживали за такого подонка, как Хэ Циюй. Юн Шэнь не чувствовал фальши в их эмоциях, пусть они и были избыточными и утомительными.

На мгновение Юн Шэнь задумался, знала ли Хэ Цисинь всю историю случая в игорном доме с подробностями? А если и знала, то почему всё ещё так переживала и защищала брата? Кажется, она обещала даже разобраться с этим Цзи Чу...

Он взял запястья Хэ Цисинь в свои руки и легонько сжал, отстранив от лица.

— Синь-мэй, — Юн Шэнь постарался сделать голос мягче и искренне надеялся, что такое обращение успокоит деву. В конце концов, та обращалась к Хэ Циюю очень фамильярно. — Твой брат в порядке. Хватит.

Вопреки ожиданиям Юн Шэня, дела приняли неожиданный оборот. Хэ Цисинь пораженно воззрилась на него, замерев на миг, и... Заплакала. По её щекам потекли слёзы, а губы задрожали. Юн Шэнь неловко отвёл взгляд и отпустил её запястья. Он совершенно не знал, как вести себя в подобных ситуациях!

В этот раз Хэ Цисинь всё же нашла в себе силы не устраивать сцену рыданий и, тихо шмыгнув носом, взяла у служанки платок, чтобы утереть слёзы. Юн Шэнь обратил внимание, что хрупкая служанка еле удерживала в руках крупный короб.

— Да-да, прости, — сказала Хэ Цисинь, пытаясь выровнять голос, но выходило скверно. — Я принесла твои лекарства и немного еды. Ты так слаб, и я решила приготовить твою любимую кашу.

Служанка принялась распаковывать короб на низком столе. Совсем скоро перед взором Юн Шэня оказалось множество блюд, большая часть из которых — лёгкие закуски, названия которым он не знал. Бессмертные не нуждаются в пище, и Юн Шэнь не помнил, когда в последний раз вкушал её. Он с интересом разглядывал блюда. Всё было тёплым, и от еды исходил пряный запах, от которого чесался нос, а желудок неприятно сжимался. Это... чувство голода?

Хэ Цисинь легко улыбнулась и наполнила пиалу Юн Шэня странной жидкостью из гайвани. Это не чай. Аромат был не похож. Пахло горькими травами и чем-то кислым.

— Лекарство приготовлено лично лекарем Суном, — Хэ Цисинь подвинула пиалу ещё ближе. — Его нужно пить перед едой, три раза в день.

Юн Шэнь с сомнением уставился на пиалу, от которой исходила лёгкая дымка пара. Это варево было ещё и горячим. От странного запаха лекарства его затошнило. Взглянув ещё раз на Хэ Цисинь, он удостоверился, что настырная «младшая сестра» от него не отстанет, пока он не выпьет. Он взял пиалу, поднёс её к носу и, ещё раз вдохнув горько-кислый аромат, нерешительно сделал глоток.

Стоило единственной капле лекарственного отвара коснуться его языка, как все его чувства взорвались отвращением. Это было ужасно! Казалось, тысяча игл вонзились в язык, отвар жёгся, но не потому, что был горячим, а его вкус... Юн Шэнь не мог описать это словами! Он сморщился и резко поставил пиалу, стукнув ею по столу, после чего зажал рот рукой. От резких движений отвар расплескался по столу. Сколько бы он ни пытался сглотнуть, мерзкое ощущение так и оставалось во рту! Должно быть, Хэ Циюй досадил чем-то и тому старику Суну, раз тот предложил ему нечто подобное как снадобье! Недаром посмотрел на него тогда с презрением...

— Не будь как маленький, Юй-гэ, — пожурила Хэ Цисинь и махнула рукой, велев служанке прибрать беспорядок на столе. — Лечиться неприятно, но тебе нужно выпить отвар, тем более после недавнего переохлаждения. Как же лекарь Сун сказал... Ах, вспомнила, в тебе слишком много холодной инь и твоё тело нуждается наполнении тёплой ян! Попробуй, залпом, а потом тебя ждёт сюрприз.

Юн Шэнь поднял взгляд, горевший недовольством, на Хэ Цисинь. Почему с ним говорили, будто он ребёнок?! Этим снадобьем должны пытать в Царстве демонов, а не использовать его для лечения!

— Давай, гэ, тут всего лишь один большой глоток, — заворковала Хэ Цисинь.

Она подвинула ближе к нему заново наполненную пиалу. Юн Шэнь облизал губы. Привкус трав расползся по его языку, оставляя вяжущее чувство. Ему придётся это сделать. Стоило взяться за пиалу, как рука задрожала. Казалось, всё его тело сопротивлялось приёму лекарства, но всё же Юн Шэнь выпил отвар одним махом.

Его язык, горло и внутренние органы точно охватило огнём. Он закашлялся. Этот вкус сочетал в себе и горькое, и кислое, и острое... Невероятно! Юн Шэнь тяжело задышал. Постепенно чувство жжения прошло, а вместо него по телу начало разливаться приятное тепло, которое наполняло силами.

— Вот видишь! Совсем ничего страшного, — поддержала Хэ Цисинь, улыбаясь. — Не думала, правда, что тебе настолько по вкусу не придётся...

Она нахмурилась и плеснула немного оставшегося в маленьком чайничке отвара в свою пиалу, после чего попробовала его.

— Это совершенно обычное снадобье. И что ты так куксишься? — пробормотала Хэ Цисинь. — Но знаю, чему ты точно обрадуешься.

Юн Шэнь мысленно ужаснулся. Если это был обычный лекарственный отвар, то каковы на вкус другие лекарства? Хэ Циюй чем-то болел, и если помимо этой дряни, Юн Шэню придётся пить что-то, возможно, ещё хуже на вкус, то он этого не вынесет.

Хэ Цисинь тем временем подвинула к Юн Шэню миску и сняла с неё крышку. Это была совершенно обычная рисовая каша, но поданая исключительно красиво: сверху лежали ломтики сушёной хурмы и красные лепестки цветов сливы. От блюда исходил приторно-сладкий аромат.

Юн Шэнь колебался. С одной стороны, пахло приятно, не сравнить с лекарственным отваром, с другой... Он впервые в жизни или же впервые за долгое время — Юн Шэнь не мог вспомнить точно, — пробовал пищу. Раз такая бурная реакция была на отвар, то стоит ли ему опасаться и каши? Он не знал. От вяжущего привкуса травяного отвара его мутило. Ему в руки Хэ Цисинь пихнула ложку.

На вкус, как и на запах, каша была приторно-сладкой, вязкая и жирная. Юн Шэнь с трудом проглотил одну ложку. От сладости едва ли не сводило зубы.

— Что? Не понравилось? — тут же спросила Хэ Цисинь, заметив, как Юн Шэнь нахмурился. — Я помню, как кормилица готовила нам эту кашу, когда мы простужались зимой... Тебе она нравилась. Я думала, у меня получится её повторить...

Она опустила голову и закусила губу, неловко теребя край рукава.

— Нет, всё хорошо. Просто... Вкус лекарства остался на языке, — поспешил он ободрить барышню Хэ. Он сказал это быстрее, чем успел обдумать. Отчего-то от вида расстроенной Хэ Цисинь ему стало не по себе. — Спасибо.

Та тут же просияла, от её прежней грусти не осталось и следа. Юн Шэнь растерялся и понял, что повёлся на простой девичий трюк.

— Тогда я буду готовить для Юй-гэ эту кашу каждое утро!

Давясь очередной ложкой склизкой каши Юн Шэнь заторможенно кивнул. На что он себя обрёк...

Как только с кашей было покончено, Юн Шэнь решил освободить себя от дальнейших гастрономических потрясений и отказался от закусок, заявив, что уже сыт. Закуски доела Хэ Цисинь, попутно болтая о всякой чепухе. Похоже, она не хотела уходить и вот так бестолково проводить время с младшим братом было ей в удовольствие.

Юн Шэнь мало что понял из того, что она говорила, а потому лишь рассеянно кивал. В основном это были новости и слухи о других знатных семьях, Юн Шэнь совершенно не разбирался в этом. Век смертных слишком короток, а жизнь их насыщена. Ярко вспыхнуть и стремительно погаснуть — они были для него не более, чем хрупкими светлячками. Смертный род мог быстро обрести высокое положение в обществе и мог так же быстро впасть в немилость и быть истребленным. С бессмертными дело было иначе. Проще во многом, когда есть возможность жить вечно.

Вскоре с закусками было покончено. И пока служанка торопливо сгружала посуду назад в короб, Хэ Цисинь поднялась со своего места и легко поправила подол одеяния.

— Я думаю задержаться в поместье подольше. Не хочу оставлять тебя, к тому же мы так долго не собирались все вместе! Совсем скоро должен прибыть отец с благими вестями с границ, а ещё в этом году наконец возвращается Цимин! Бабушка будет рада...

Значит, семейное собрание? К этому Юн Шэнь не был готов.

— Цимин?

Ещё один брат Хэ Циюя? Но который по счёту...

— Да! Недавно получила от него письмо, он сказал, что закончил обучаться в школе Юэлань и вернётся домой! Ещё он сказал, что прибудет не один! Может, это знак к скорой свадьбе?.. — протянула Хэ Цисинь, складывая руки на груди. — Эта заклинательская чушь забила ему всю голову, но, быть может, вновь окунувшись в мирскую жизнь, он всё же когда-нибудь осчастливит нас племянниками.

Юн Шэнь замер. Школа Юэлань. Заклинатели.

Это его шанс!

Он принялся судорожно вспоминать, кто из его боевых братьев и сестёр мог возглавлять эту школу. Он знал многих, кто время от времени покидал Обитель, дабы поделиться мудростью и знаниями с жаждущими бессмертия и просветления. Юэлань. Лунный ореол. Название было очень знакомым, ответ будто бы находился совсем рядом, но ничего толкового не приходило на ум.

Когда служанка закончила собирать короб и уже приблизилась к двери, встав рядом с ней, чтобы не идти вперёд госпожи, Юн Шэнь вдруг спросил:

— Могу я прогуляться с тобой по поместью, Синь-мэй?

За время их общения Юн Шэнь понял, как эта сестрица печётся о его здоровье, поэтому обращение добавил намеренно. Судя по всему, акцент на их родственных узах делал барышню Хэ более сентиментальной, и это могло пойти на руку Юн Шэню. Пусть общение было в тягость, он порядком утомился от чужой болтовни, ему не мешало бы осмотреться. Кроме того, из уст Хэ Цисинь можно было узнать больше о семье Хэ и, возможно, об этом брате Цимине или школе, в которой он обучался.

Было видно, как Хэ Цисинь боролась с собой, прежде чем дать ответ. Она чуть нахмурила изящные брови, сомневаясь, но сентиментальность всё же пересилила, и она кивнула.

— Только оденься теплее, — наказала она и оглядела комнату. Подойдя к шкафу, она достала оттуда тёмно-синюю плотную мантию. Её воротник был отделан белоснежным пушистым мехом, как и рукава, а по всей длине спускалась искусная вышивка серебристой нитью, изображавшая пейзаж гор и рек. Очередная вычурная вещица из гардероба Хэ Циюя. — Вот, надень.

Юн Шэнь отчего-то не хотел надевать нечто подобное, поэтому потянулся к зелёной мантии, что дал ему Су Эр. Она так и осталась валяться на кровати с тех пор, как Юн Шэнь переоделся.

Хэ Цисинь сморщила нос.

— Эта мантия слуги. Не пристало тебе носить подобное... Или ты хочешь зелёную?

Она было вновь повернулась к шкафу, но Юн Шэнь опередил её, прежде чем Хэ Цисинь достала ещё более абсурдную мантию из набора Хэ Циюя, и надел предложенное.

Когда дева Хэ осталась удовлетворена внешним видом брата, они покинули покои. Оказавшись на холодном воздухе, Юн Шэнь поёжился, кутая руки в длинные рукава мантии. Пусть лекарственный отвар и придал ему сил, позволив ходить так, чтобы ноги не подкашивались после трёх шагов, к холоду он оставался крайне восприимчив. Так странно. Они, очевидно, находились на севере, разве Хэ Циюй, выросший тут, не должен был реагировать спокойнее на мороз зимнего дня? Это из-за болезни он был так чувствителен?

Они шли по веранде, обходя тот внутренний дворик, куда Юн Шэнь совершенно позорным образом выбежал босой, пребывая в помешательстве. Воспоминания, всплывшие в его мыслях, заставили снова устыдиться этому порыву.

Он вновь взглянул в небо. Серая дымка окутала бледный солнечный диск, пробивающийся через тонкие облака. Всё совершенно в порядке. Этот порядок вызывал в Юн Шэне всё больше нетерпения и желания выяснить, что происходит там, наверху, за облаками.

Ветер подхватывал лёгкие снежинки и закручивал их в вихри. После очередного порыва ветра Юн Шэнь чихнул. Хэ Цисинь отвлеклась от увлекательного, но, к сожалению, неимоверно пустого рассказа, благополучно пропущенного Юн Шэнем мимо ушей, и принялась причитать:

— Ах, зря я всё же согласилась. Юй-гэ нужно было оставаться в тепле. Слишком рано ещё выходить на прогулки...

К тому времени они уже вышли за пределы внутреннего двора и стояли в переходе между двумя павильонами. Поместье Хэ оказалось огромным. Дом был старым, но хорошо сохранившимся. Юн Шэнь про себя подумал, насколько же стар род Хэ, или такой дом был пожалован императором за военные заслуги? На самом деле, он не слишком в этом разбирался.

— Так-так, — впереди послышался низкий и громкий голос.

Хэ Цисинь поправляла накидку на плечах Юн Шэня, но, услышав оклик, вмиг побледнела. Она медленно повернулась и испуганно замерла. Юн Шэнь тоже поднял взгляд и увидел, что в нескольких шагах от них стоит высокий статный мужчина. Взгляд его тёмных глаз был острым, точно наточенный клинок. Чёрные волосы были завязаны в тугой пучок на затылке, перевязанный тёмно-синей лентой. От щеки к шее по его лицу расползался длинный уродливый розоватый шрам с рваными краями. Сам мужчина был в домашних одеждах, и лишь на плечи небрежно накинул лёгкую меховую накидку.

— Рад приветствовать Цисинь-мэй дома, — он чуть склонил голову. Не слишком вежливо для приветствия, даже для обращения от старших к младшим. Впрочем, и в словах он не спешил размениваться лишний раз вежливостью. — Слышал, ты в поместье уже несколько дней, но так и не почтила второго брата приветствием... Неужто за несколько лет жизни подле мужа ты успела позабыть родную семью?

— Я... Нет, — тихо ответила Хэ Цисинь, после чего сложила руки и почтительно поклонилась. — Приветствую второго брата. Я прибыла в поместье, как только до меня дошли вести о болезни Циюя. Я успела поприветствовать лишь бабушку, остальное время провела в заботах о четвёртом брате.

Значит, таков был второй брат. Юн Шэнь внимательно разглядывал мужчину. На вид тому было уже за тридцать, этот шрам он наверняка получил в бою, может быть, этот Хэ тоже был генералом или занимал тот же чин, что и этот, будь он неладен, Цзи Чу.

— В заботах о четвёртом брате, значит?

Эхом мужчина повторил слова барышни Хэ и впился взглядом в Юн Шэня. Тот сначала не понял, что от него хотят, но быстро сообразил. Сложив руки, он, как и Хэ Цисинь, поклонился.

— Приветствую второго брата.

Мужчина, завидев такую картину, на секунду остолбенел, после чего разразился громким хохотом. Юн Шэнь недоумённо нахмурился. Неужели он сделал что-то не так?

Хэ Цисинь меж тем бледнела всё стремительней.

— Ударился головой и решил праведником стать? — сквозь смех смог проронить второй брат, но тон его был злым. — Ты погляди на наглеца!

Наконец, он закончил смеяться, и улыбка, что осталась на его лице обратилась оскалом. Юн Шэню вдруг стало как-то не по себе. Медленно второй брат Хэ приближался к нему и чеканил каждое слово:

— Эй, Хэ Циюй, ты хоть понимаешь, что натворил? — речь второго брата утратила всякий уважительный тон. — Какой позор ты навлёк на прославленную семью Хэ и нашего отца, а?

Подойдя совсем близко, он схватил одной рукой Юн Шэня за отворот мантии и хорошенько встряхнул.

— Когда ты научишься думать головой? Или болезнь повлияла на твой ум, оттого он такой скудный? Хэ Циюй, ты ведёшь себя хуже отброса. Тебе всегда всё сходит с рук, но в этот раз... Не думай, что когда прибудет отец, кто-то за тебя заступится.

— Чжан-гэ, прекрати, прошу, — пролепетала Хэ Цисинь, протянув руку к плечу второго брата. — Четвёртый брат только сегодня пришёл в себя. Лекарь сказал, что его тело ещё слабо.

«Чжан-гэ» не удостоил сестру и взглядом, сейчас он внимательно рассматривал замершего Юн Шэня. А тот совершенно не знал, что ему делать! Светлая мысль, что второй брат не изобьёт его посреди веранды под взглядом младшей сестры и слуг, которые с непомерным интересом искоса поглядывали на разворачивающийся скандал, меркла с каждым мгновением.

— Всё прячешься за юбкой младшей сестры? Сколько можно! Ты мужчина или кто? Возьми наконец ответственность за свои поступки! — выплюнул брат Чжан и резко оттолкнул Юн Шэня назад, тот попятился и, утратив равновесие, упал.

Сердито цыкнув, «Чжан-гэ» отвернулся от этого жалкого зрелища, а Хэ Цисинь опустилась рядом с Юн Шэнем, помогая тому подняться, но он легко освободился от её руки и встал на колени, уперев ладони в пол. Ему, бессмертному мастеру, не пристало так унижаться, но Хэ Циюю... Тот потерял свою гордость уже давно.

— Я прошу прощения за своё недостойное поведение! — громко сказал Юн Шэнь, после чего поклонился лбом в пол. — Этот Хэ признаёт, что своими действиями навлёк позор на прославленную семью Хэ и в дурном свете выставил собственного отца, но желает искупить свои ошибки. Смиренно прошу о прощении!

Оба Хэ остолбенели от подобного выпада. Хэ Цисинь вовсе потеряла дар речи, во все глаза глядя на Юн Шэня, что по-прежнему склонял голову в поклоне, а брат Чжан медленно обернулся и посмотрел на него так, будто у того прямо сейчас выросла вторая голова. Замешательство продлилось недолго.

— Паршивец, искупить ошибки хочешь, да? Лучше бы ты вообще не рождался, — пробормотал брат Чжан, после чего вновь развернулся и быстрым шагом скрылся в коридоре.

Эти слова не ранили Юн Шэня, ведь они ему не предназначались. К тому же ему не впервой ощущать презрение и зло от окружающих его людей. Всё же в чём-то они с этим Хэ Циюем были похожи.

Когда звуки тяжёлых шагов окончательно смолкли, Юн Шэнь разогнулся и, не без помощи Хэ Цисинь, поднялся на ноги, отряхнув мантию. Дева Хэ крепко сжимала кулаки, а её лицо приобрело странное выражение. На мгновение она замерла, пристально разглядывая четвёртого брата.

— Ты... — начала она неуверенно.

Юн Шэнь вопросительно склонил голову.

— Неважно. Пойдём. Нам нужно обязательно зайти к бабушке, она будет рада тебя видеть, — Хэ Цисинь слабо улыбнулась.

Если «рада видеть» будет похоже на то, как его поприветствовал второй брат, то Юн Шэнь не был готов. Пусть сейчас он находился в личине Хэ Циюя, но второй раз становиться на колени и молить о прощении не желал. Всё же это было немного унизительно — извиняться за то, чего он не совершал и за что совершивший в жизни бы не раскаялся.

Но что ему оставалось делать?