Птенец твоего разума (2)

Стоило выйти к набережной, как ветер рванулся особенно остро и яростно, пощечиной хлестнув по лицу.

Впереди над вилкой Невы изгибалась величественная дуга Литейного моста. Чуть в стороне виднелся подсвеченный силуэт крейсера «Авроры». Ночь разреженной дымкой нависала над фонарями, далеко внизу темная вода лизала гранитные береговые плиты.

Если бы не внезапный порыв воздуха, принесший промозглую влагу вместе со смутным, все нарастающим ощущением тревоги, я бы не заметила одинокую фигуру у парапета...

Девушка стояла не шевелясь, на тонком карнизе с внешней стороны моста, вцепившись напряженными пальцами в ограждение и завороженно глядя в разверзшуюся под ногами черную пропасть далекой воды.

Вот черт!..

Я кинулась через проспект, подумав в тот момент со страшной ясностью: не успею. Но она стояла так, словно не собиралась никуда прыгать, не понимала, как очутилась здесь.
Взгляд был неподвижный – решительный в своем намерении. Ей не хватало лишь одного шага, внутреннего толчка, и тогда бы девчонка разжала пальцы и ухнула в гулкую пустоту.

– Эй! – крикнула я и испугалась еще больше.

Показалось, что девушка обязательно должна вздрогнуть, оступиться, потерять равновесие.

Я прикинула высоту Литейного, перемножила массу с ускорением, получила силу удара и обомлела...

И прохожих, как назло, не видно, а встречные машины проскакивали мимо, не задевая светом фар стоящего на пороге смерти одинокого человека.

Незнакомка медленно повернула голову на голос. В свете фонаря на меня смотрело изрезанное тенями по-подростковому нескладное, наивное лицо: круглые щеки со следами румян, курносый нос, губки бантиком. Волосы разметались по плечам, прилипли к размазанным потекам туши.

Спутанные пряди застилали глаза, но она видела меня. А может быть, только случайно взглянула в сторону, и слова слышались ей лишь еще одним обострившимся шумом в потоке улицы.

– Не подходите ко мне!.. Не подходите, я все равно прыгну!.. – скованный отчаянием и ужасом голос дрожал, рот кривился в рыданиях. Ветер, слишком бестелесный чтобы помешать, рвал речь в отдельные звуки, но я прочитала все по губам. Последнее предложение девушка выдохнула надтреснутым шепотом.

Лет тринадцать. Засранка мелкая, решившая из-за какой-то глупой обиды раз и навсегда перечеркнуть жизнь близких людей, кому была дорога.

Я видела каждую ее черту: эти нелепо подведенные стрелки, не по возрасту яркую помаду, нелепые плетеные фенечки на запястьях, сережки с котятами.

Нас разделяли шагов десять – целая вечность длинных, свинцовых движений, чтобы успеть добежать и схватить, остановить.

Говорят, человек в суицидальном состоянии глубиной души на самом деле испытывает острую потребность в ком-то, кто сумел бы помочь ему выжить, спастись.

Но в то же время разговаривать с ним – все равно что бродить по натянутому канату с завязанными глазами. Остается только одно – как-то шокировать, сыграть не по правилам.

Чтобы любым способом выиграть время.

Думай, Алена, думай, ты же психолог!..

А ведь еще десять минут назад я всерьез считала, что сама нахожусь в отчаянном положении...

...Когда я вышла на улицу из крутящихся дверей учебного центра, ледяной порыв ветра тут же ворвался под капюшон, раскрытой горстью бросая в лицо выбившиеся волосы, пробрался за пазуху и свернулся колючим клубком где-то в районе живота.

Я торопливо потянула вверх язычок молнии, нечаянно прищемила бегунком подбородок, как в детстве, и ежась, огляделась.

По обеим сторонам парадной расступались огромные клены. Кроны их почти сплелись, и в полупрозрачной весенней листве дома напротив распадались сверкающей стеклянной мозаикой. Желтый фонарный свет, проходя через листву, дробился в мелкие узоры, и в этой ряби я не сразу разглядела знакомую долговязую фигуру, прислонившуюся к одному из стволов.

Славка обещал за мной зайти, как только кончатся курсы, и вот он здесь топчется, не привлекая внимания, потирает ладони, греет подмышками. Видимо, давно дожидается. Говорила, носи шарф...

– Привет, – улыбнувшись слегка механически, он вышел из тени. Покривил верхней губой, нахохлился, неловко сунув руки в карманы длинной куртки. Он еще не совсем свыкся с новой для него ролью жениха, но в одном уже преуспел точно: ему не нравилось, что я задерживаюсь на учебе допоздна. – Ты бросила меня умирать от старости? И не стыдно?

– Привет. Совсем нет. Ты же младше меня, немного старости тебе не повредит, – проигнорировав его хмыканье, я взяла Славку за локоть. Впрочем, обида его была лишь шуткой. Обнявшись, мы пошли вдоль аллеи фонарей и деревьев, по мощеным дорожкам, в сторону, где шумел проспект и несмотря на поздний час было полно народа.

Над городом толстым пуховым платком лежало густое небо. Ветер гулял по вычерченным, как по линейке, переулкам, рассекая поток встречных машин, терялся в шепчущей листве, пытаясь заглянуть в хлопающие двери магазинов.

На перекрёстке рядом с Литейным проспектом зазвенел трамвай, вплетая гул колес в бархатный шум улицы. Люди были приятные – с мягкими, рассеянными, как оранжевый вечерний свет, лицами.

Пришедший с набережной воздух обдал ароматом речных водорослей и еще немного – соли. Выйдя из-под защиты домовой стены, я почувствовала, как мурашки пробежали по спине, но не сделала движения, чтобы повыше поднять воротник. Только крепче обхватила Славкину руку, прислоняясь щекой к скользкой ткани куртки.

Несмотря на календарь, весна только начинала вступать в свои права, медленно прогоняя от земли въевшиеся февральские холода, но бледное, похожее на масличный оладушек солнце пригревало с каждым днем все сильнее. Перемены чувствовались и в окружающих: в взошедших подснежниками улыбках, в нечаянно оброненных теплых взглядах, в жестах, в легкости походки. Город словно накрывало большой тёплой ладонью, и я ощущала, как внутри расцветает большое, щекочущее чувство, что переполняет с головой.

Повинуясь порыву нежности, я глубоко вдохнула знакомый, родной запах, и на секунду прикрыла глаза, давая проспекту раствориться без следа.

Осталось только отчаянно счастливое биение сердца в груди, да еще одно — рядом. Два ритма, сливающихся в один.

– У нас молока дома нет. Пришел, и даже кофе заварить не с чем, — пожаловался Славка, вынырнув из задумчивости. Кивнул в сторону круглосуточного продуктового ларька. – Я зайду?

Я проследила взглядом до витрин и кивнула.

– Хорошо, я здесь подожду.

Внутри тесного магазинчика, за дверью которого и так уже толпилось достаточно народу, наверняка было душно, и пришлось бы снова разматывать шарф, а потом заново наматывать, заново привыкать к холоду.

– Я быстро.

Отдав мне свою сумку на ремешке, Славка скрылся за дверью.

Я улыбнулась ему вслед.

Словно дожидаясь чего-то, в сумке коротко и призывно пискнул телефон. Сунув руку в боковое карман, я не задумываясь вытащила мобильник. Как многие творческие люди, любящие стабильность, мой жених был на редкость консервативен и даже немного оторван от мира. Кнопочный царапаный аппарат снова затрещал, выдавая на экран окошко пришедшего сообщения. Я не видела отправителя, но что-то дернуло меня кликнуть на просмотр смс.

«Милый, ты завтра приедешь?..» и «Позвони, как только эта твоя клуша укатит...»
Клушей, по-видимому, была я: завтра я собиралась на день рождения к подружке с ночевкой и вернуться только на следующий день...

Я не представляла, что должна была почувствовать в этот момент. Все внутри замедлилось, закостенело и сжалось, будто напряженная пружина, а затем расправилось, резким толчком выталкивая воздух из груди. На несколько секунд я даже почувствовала, что натурально вылетаю из тела, медленно отрываясь от земли.

Телефон в руке вдруг показался тяжелым, чужим и незнакомым, как если бы на самом деле я его нашла, украла, только что поймала свалившимся с неба.

Несчастные потрясения подобны маленькой смерти: ты чувствуешь, как выбивает землю из-под ног, и зависаешь, ловя ртом воздух, словно рыба, в безвоздушном, вакуумном клочке пространства.

Еще раз взглянув на текст сообщения, я торопливо спрятала телефон обратно, машинально обтерла ладонь о подол пальто, будто и в самом деле могла испачкаться, положила сумку на так кстати оказавшуюся возле магазина скамейку и быстро зашагала по проспекту прочь.

Настроение было такое, что хоть сейчас иди и вешайся или прыгай с моста вниз головой. В не раскрепостившихся еще чувствах мелькало досадное ощущение от того, насколько все нелепо и глупо обошлось. И насколько ничтожным оказался по сравнению с моими представлениями о нем Славка!

– Проколоться в такой мелочи!.. Каким же кретином надо быть, чтобы практически у меня перед глазами!..

Хотелось то ли рассмеяться, то ли разреветься, стоя посреди тротуара. И все вместе каким-то исступленным, злым отчаянием несло меня вперед. Никогда не думала, что простое смс-сообщение способно довести до такого буйного коктейля эмоций.

Теперь оно и в сравнение не шло с тем, что я сделала...

...Ничего более страшного и безумного я не совершала раньше даже в мыслях.

Внезапно бросившись к перилам, я оперлась на них руками, сходу перебрасывая ногу на другую сторону, а следом за ней и вторую. В лицо ударил едкий порыв ветра. Я покачнулась, изо всех сил удерживаясь на узкой полосе с внешней части моста, руками впиваясь в прутья ограждения, и поняла, что не отпущу их ни за что в жизни, просто не смогу.

Черная речная вода, неожиданно оказавшаяся прямо подо мной, такая далекая и одновременно близкая, подалась навстречу, но зажмуриться я не смогла. Горло сковало леденящим ужасом, на миг показалось, что окружающее вовсе исчезло, померкло, остался только мост, я, девочка-самоубийца и блестящая ртутным полотном Нева.

Как можно стоять в одном шаге от этого и еще желать сделать его? Что за отчаяние движет человеком, если он готов уступить свою жизнь настолько страшным способом?

Нет, не отчаяние. В нашем случае — глупость...

С трудом оторвав взгляд от воды, я посмотрела на девчонку. Она больше не пыталась кричать, а только глядела на меня широченными от удивления глазами, не понимая происходящего.

– Если ты прыгнешь, я тоже прыгну! – крикнула я и неожиданно даже для себя засмеялась, нервным, трясущимся от закипающего внутри отчаяния голосом. Прикусила губу и осеклась, продолжив обычными словами, с насмешливыми звонкими нотами в голосе, забавлялась ситуации.

Хотя внутри все тряслось и вздрагивало только при одной мысли о взгляде вниз.

– Меня сегодня жених предал! Я ему верила, а он ушел к другой, представляешь?!.

Все инструкции, все советы о том, как вести себя в подобной ситуации, все умные и правильные фразы профессоров-наставников вылетели у меня из головы, и я снова засмеялась. Бойко, нервно, как сумасшедшая, а в горле стоял тугой резиновый комок, и я все никак не могла его проглотить и потому давилась им, продолжая хохотать.

Внезапно на другой стороне моста появились двое мужчин, идущие к нам навстречу и судя по жестам что-то оживленно обсуждавшие. Я заметила их лишь краем глаза.
Обыкновенные прохожие, запоздавшие по домам. Они остановились, замерли, вглядываясь, не веря своим глазам. И резко ускорили шаги, поняв, в чем дело. Теперь главное, чтобы их не заметила самоубийца. Тогда, может успеют, и все обойдется...

– Давай вместе прыгнем, а?.. – я вдруг почувствовала изменения в ее взгляде. Эту едва заметную проплешину в уже примеренном на себя полотне небытия, и то, как дрогнули, изгибаясь, тонкие изломы век, набираясь слезами. И продолжила разрывать, подцеплять этот мерзкий, мертвый могильный кокон, внутри которого была заперта живая трепещущая душа. – Солнышко, если бы все так из-за каждого несчастья – и с моста... Что ж ты, из-за любви?..

Серый кокон, уже наполовину осыпавшийся, собрал остатки сил, и резко схлопнул края, как морская раковина, заставляя меня от внезапности резко отдернуть пальцы.

– Я тебе что, дура?!. – девчонка опасно вздрогнула всем телом, голос сорвался. Надломанный, безобразный, перемежаемый порывистыми движениями грудной клетки, напрасно пытающейся вобрать хлеставший порывами воздух. Девчонка вдруг замолчала. А потом закричала отчаянно так, что у меня стало тяжело в ушах. – У папа умер!.. А мамы никогда не было!.. А теперь и его нет!.. Кому я тогда нужна?!. Скажи мне! Кому?!.

Она должна была прыгнуть... Но не успела. Двое мужчин, бежавших к нам с другой стороны моста, оказались рядом. Один из них – высокий, мускулистый человек подхватил школьницу под руки, буквально перетаскивая через ограждения на твердый безопасный асфальт.

Мне думалось, что она непременно станет сопротивляться, кричать, брыкаться, сучить ногами, но девочка лишь безвольной тряпичной куклой осела на пешеходную дорожку, закрывая лицо руками, и тряслась от холода, ужаса и отчаяния. От жалкой, несчастной потерянности маленького существа, брошенного одного в мире.

Товарищ подоспевшего уже протягивал руку мне, оставалось только ухватиться. На это бы моих сил хватило...

Почему-то в сознании, цеплявшемся за отдельные детали, мелькнула мысль, что в повседневной жизни у него, наверное, очень улыбчивое и очень мягкое в чертах лицо. Такое выражение и огонек улыбки в глазах всегда ассоциировались у меня с людьми, готовыми в любую минуту прийти на помощь.

«Все в порядке», — собиралась сказать я. — «Я всего лишь подыгрывала, не переживайте».

Я сделала неловкое движение, переставляя одну ногу на бетонный выступ козырька, под которым обычно прячется подсветка, чтобы повернуться лицом к мосту, и в этот момент почувствовала, что вместо твердой опоры под подошвой ботинка оказалась пустота...

...Это случилось так неожиданно, так внезапно и непредвиденно, что от испуга я растерялась и разжала державшие ограждение пальцы.

Порыв ледяного ветра резко ударил в спину, стеной, вышибив из груди весь воздух.
Я не могла ни вздохнуть, ни закричать, но успела с надеждой подумать, что все обойдется. Что все может обойтись, не получится по-другому, ведь так неестественно, несправедливо и обидно умирать в двадцать лет.

Мелькнула глупая мысль: что наверняка о студентке третьего курса психфака, спасшей школьницу от самоубийства, написали бы в газете. Статью можно было приложить к портфолио при прохождении практики. И еще куча нелепых и повседневных вещей, разом прокатившихся перед глазами. Показавшихся вдруг такими жалкими, нестоящими.

Когда ты летишь с моста, внезапно понимаешь: даже со страшными потерями в жизни можно справиться, все проблемы можно решить.

Кроме одной.

Ты уже летишь с моста...