1 глава
Примечание к части от автора
Агрессивно настаиваю, чтобы вы включали музыку в указанных отрывках. Я подбирала ее с большой любовью. А если нет, я найду вас и накажу. Приятного чтения, котики🖤
Soundtrack
All Fall Down, One Republic
Гермиона корябает кожу на большом пальце ногтем. Она надавливает сильнее, и заусенец ползет вниз. Сначала кутикула краснеет, а после появляется небольшая капля крови. Боль успокаивает и помогает отвлечься.
— Мы выехали на окружную дорогу, — говорит Даниель тоном заправского экскурсовода. — Сейчас начнется самая красота.
— Да, это замечательно, — рассеянно кивает в ответ.
В любой другой ситуации она бы смотрела на величественные горы и суровые волны Атлантического океана раскрыв рот. Она изучила бы десятки карт и путеводителей, чтобы не пропустить ни одной местной достопримечательности.
Но сейчас все иначе. Гермиона здесь не за этим.
— До Вика два часа езды, если не встрянем за каким-нибудь грузовиком, — продолжает Даниель. — Я могу рассказать вам о наших обычаях и легендах, или что вы, туристы, обычно любите слушать, — он хитро улыбается и делает невнятный жест рукой. — О, — спохватывается Даниель, когда оборачивается к хмурой Гермионе, — вот же я старый дурак. Вы, должно быть, устали с дороги, — он бьет себя раскрытой ладонью по лбу и сокрушенно качает головой.
— Да, — она поджимает губы. — Я посплю, если вы не против.
Даниель кивает, и она разворачивается на переднем пассажирском кресле старенького белого джипа к окну. Она не хочет показаться грубой, ведь у Даниеля она сняла дом на эти две недели, и он любезно встретил ее в аэропорту Рейкьявика, забросив все свои дела. Но Гермиона не имеет никаких моральных сил просто вести дружескую беседу с этим улыбчивым стариком.
Каждые несколько минут к горлу подкатывает удушливый ком. То ли от головокружительно чистого воздуха Исландии, то ли от переживаний, которые сжирали ее последние несколько недель.
Она здесь не просто так, не из праздного любопытства.
Лечебница небольшого городка Хебн оказалась ее единственным спасением.
Все началось задолго до финальной битвы, когда она стерла память своим родителям. Тогда это решение казалось ей самым верным и рациональным, ей нужно было уберечь их от беды.
Гермиона хотела поехать в Австралию сразу после победы, в мае девяносто восьмого, но ее остановили. Гарри, Молли, Джинни — все наперебой твердили, что им все еще опасно находиться в Англии, что не все Пожиратели пойманы.
Она думала об этом целый месяц. Взвешивала все «за» и «против» и в конечном счете согласилась с друзьями. Было бы донельзя нелепым потерять родителей, когда все уже закончилось. Если это происшествие вообще можно назвать «нелепостью».
Каждый день она получала свежий выпуск «Пророка» и жадно вчитывалась в криминальные сводки.
Дела шли хорошо, даже отлично. Министерство, которое теперь возглавил Кингсли, работало не покладая рук. Все силы аврората бросили на поиск и поимку бывших Пожирателей.
Она вычеркивала имена самых известных и ярых пособников Волдеморта из импровизированного списка в тетради. Тех, кто мог бы навредить ее семье. Тех, кто ненавидел ее саму.
К Рождеству в ее дневнике не осталось ни одного имени.
Она взяла билет на самолет двадцать четвертого декабря. Хотела сделать сюрприз перед праздником.
Тысячи повторений отменяющего заклинания, ночи тренировок, выверенный жест рукой. Она выводила эту руну десятки, нет, сотни раз. И каждый раз она представляла лицо мамы, когда та все вспомнит. Она представляла крепкие объятия отца и воссоединение их семьи.
Все прошло не слишком гладко. У Джин случился нервный срыв, а Венделл сдерживал себя, плотно сводил челюсти, но его выдавали алые пятна на шее и щеках. В конце концов он заплакал.
Гермиона долго извинялась. Объясняла родителям, что она вынуждена была поступить именно так. Что, если бы к ним нагрянули Пожиратели, она не смогла бы их защитить, помочь им, потому что находилась за сотни миль от родного дома, в палатке среди лесов. Им не помогли бы ни полиция, ни отцовский револьвер, который обычно хранился в верхнем ящике письменного стола.
Это было больно.
Но они справились и смогли начать все сначала.
По крайней мере, так думала Гермиона.
Она не выставила на продажу дом в Суррее, даже несмотря на катастрофическую нехватку денег во время их скитаний. Рука не поднялась. Поэтому сразу после Рождества они отправились в Лондон. Мама и папа перевезли вещи в свое прежнее жилье, а она вернулась в школу.
В стенах Хогвартса ничто больше не напоминало о той жуткой битве в ночь на второе мая. Обрушенный мост был вновь возведен, витражи восстановлены, потолок в Большом зале все также заставлял первогодок запрокидывать головы, удивленно открывать рты.
Они смогли даже справиться со смертью Фреда. Со смертью Лаванды, Тонкс, Люпина, Аластора и многих других.
Мало-помалу жизнь входила в привычное русло, потому что все нестерпимо устали от войны.
Гермиона начала улыбаться. Впервые за много месяцев.
Гарри не отходил от Джинни, несмотря на прищуренный взгляд Рональда, а сам Рон пытался преодолеть свое смущение и нерушимый барьер под названием «дружба», который стоял между ними все эти годы.
Он даже подарил ей букет как-то раз. Конечно, это был пустырник из теплиц профессора Стебль, который он по ошибке принял за «симпатичные фиолетовые цветочки», но Гермионе был приятен сам факт.
После двух с лишним лет эти воспоминания отдаются лишь печальной улыбкой и тупой болью в груди.
К концу дополнительного года они всерьез думали, что перед ними открыты все двери, что жизнь только начинается.
Гермиона помнит субботние посиделки в «Трех метлах». Джинни под столом гладила бедро Гарри, когда Рон терял бдительность, но из Гарри никудышный гений конспирации. Он краснел каждый раз, стоило младшей Уизли прикоснуться к нему, начинал заикаться и давился сливочным пивом.
Они с Джинни называли Гермиону их «спасителем», ведь стоило Рону что-то заподозрить, как она тут же вовлекала его в новый поцелуй. Она делала это до тех пор, пока с его лба не исчезала задумчивая морщинка, а лицо не расплывалось в блаженной улыбке.
И она помнит их первый раз в Выручай-комнате. Там все еще пахло пеплом и гарью, но они не придавали этому большого значения. Она чувствовала себя самой неуклюжей девушкой на свете: постоянно говорила что-то невпопад, краснела и пыталась прикрыться. По совету Падмы она решила сделать их поцелуй более «страстным», но не рассчитала силы, и их зубы со стуком столкнулись. Позже она оставила свои попытки перехватить инициативу — Рон сделал все сам.
Он не выглядел растерянным или напуганным. Скорее всего, у них уже что-то было с Браун, но Гермиона не зацикливалась на этом. Она считала ниже своего достоинства ревновать к бывшей девушке. Тем более что эта девушка почти год как мертва.
Она не сразу заметила, что что-то пошло не так.
Они с Роном решили, что первые пару месяцев Гермиона проведет дома, с родителями, по которым она безумно соскучилась, а после они снимут квартиру.
Да, Гермиона любила Молли и Артура так же сильно, как и свою собственную семью, но жить в Норе категорически отказывалась. И дело было даже не в крохотных размерах дома: Чарли, Перси и Билл давно жили отдельно, Джордж переехал в небольшую комнату над своим магазином, а Джинни обосновалась на Гриммо. Дело было в самой атмосфере. Молли очень плохо справлялась со смертью Фреда. Потеря сына подкосила ее. Гермиона не раз наблюдала ее внезапные вспышки агрессии или слез, и это было слишком личное, слишком интимное. Как ни крути, Гермиона все еще оставалась посторонним человеком. Возможно, если бы они с Роном поженились...
Джин и Венделл поначалу не вызывали никаких подозрений. Они были очень рады ее приезду. Но мама стала все чаще запираться в спальне, а папа говорил, что у нее мигрени после резкой смены климата.
Гермиона не слишком верила в эту байку, потому что они вернулись из Австралии полгода назад. Любая, даже самая сложная акклиматизация проходит куда быстрее, но она не настаивала, чувствуя свою вину перед ними.
Позже стал пропадать и Венделл.
В один из дней она не выдержала и ворвалась без стука в родительскую комнату. Увиденное поразило ее до глубины души: мама лежала на кровати, свернувшись калачиком. Звуки, которые доносились из ее рта, нельзя было назвать даже плачем, это были какие-то хрипы, удушливые, душераздирающие. Папа сидел с краю и гладил ее по спине, что-то приговаривая.
Когда они заметили Гермиону, Джин начала кричать, очень громко и пронзительно. Она будет помнить этот момент всю свою жизнь. Мама смотрела на нее дикими, полными страха глазами, будто увидела не собственную дочь, а убийцу, жестокого потрошителя.
Папа рявкнул на нее и захлопнул дверь перед ее носом.
Позже он, конечно, извинялся. Говорил, что просто растерялся, не знал, как поступить.
Выяснилось, что приступы у Джин начались, как только они вернулись из Австралии. В первый месяц это были просто головные боли и смутные кошмары с неясным очертанием кудрявой девушки, которая пытается навредить ей или убить. Позже ее мама стала принимать таблетки — мигрень усиливалась.
На третий месяц начались первые приступы. Панические атаки, как называл их доктор в местной клинике, случались внезапно и в самых неожиданных местах.
Это мог быть парк у озера или соседний супермаркет. Ресторан, работа или их собственный дом.
Катализатором служили самые разные вещи.
Самым ярким из них была сама Гермиона.
Она ужасно злилась на папу за то, что не рассказал ей всю правду сразу.
В Мунго не смогли сказать ничего конкретного. В конечном счете все специалисты сходились в том, что чары памяти — очень туманная и сложная наука, здесь нельзя предугадать результат со стопроцентной точностью, даже если ты посвятил изучению мозга и подсознания всю свою жизнь.
Все их рассказы о том, что Гермиона поступила верно, что в этом нет ее вины, что все это «непредвиденный побочный эффект», совсем не успокаивали.
Потому что каждый раз, приходя в свой дом, она боялась, что мама вновь испугается. Что она начнет кричать и плакать, будет звать на помощь папу.
Все это заставляло ее закапывать себя еще глубже.
Она могла часами не вылезать из библиотек — маггловских и магических. Том за томом она искала прецеденты и обоснования, пытаясь исправить то, что успела натворить, но все тщетно.
Рон с каждым разом раздражался все больше. Гермиона совсем забросила своих друзей и парня. И его тоже можно было понять: он потерял брата и помогал Джорджу в магазине, часами выслушивая пьяные монологи, ведь тот уже и не мыслил своего существования без бутылки огневиски. Вот только алкоголь не мог заглушить боль от утраты Фреда.
В сентябре она окончательно решила разорвать отношения.
Было бы слишком эгоистичным с ее стороны держать Рона возле себя, как на привязи. Тогда было нелегко всем, ее родители хотя бы остались живы.
Гермиона устроилась в министерство, отдел по регулированию. Не предел ее мечтаний, но там хотя бы не нагружали работой и отчетами. Ровно в 17:01 она уже трансгрессировала в свою небольшую съемную квартирку, чтобы продолжить исследования памяти и написать несколько писем очередным лекарям, врачам, гипнотизерам, которые обещали избавление от любых проблем по щелчку пальцев. Точнее, по взмаху волшебной палочки.
Она не кидалась ко всем подряд, уже по первому письму можно было определить, шарлатан перед тобой или квалифицированный специалист. Она сводила свою мать ко всем экспертам, которые более-менее вызвали ее доверие, — результат нулевой.
Она практически похоронила себя в пыльных стопках пергаментов и адресных книгах. Работа-дом, работа-дом — это ее привычный маршрут вот уже два года.
Их с Роном разрыв дался ей на удивление легко. Возможно, она уже была морально готова к этому не один месяц, но она рассчитывала сохранить его хотя бы в качестве друга. Опять же, в ней говорил эгоизм.
Рональд принял другое решение. Он не устраивал сцен и не кричал, лишь сказал, что ему так будет спокойнее. Что он все еще любит, а их постоянные встречи будут причинять ему боль. Она согласилась.
Гарри и Джинни часто писали поначалу. Со временем писем становилось все меньше и меньше.
Гарри с его вечной улыбкой и сочувствующим выражением лица буквально выводил из себя. Ее не нужно жалеть.
Джинни так и осталась подругой, ее младшей сестренкой, которой у нее никогда не было, но у них с Гарри появился малыш, и теперь их встречи в течение полугода можно пересчитать по пальцам.
Гермиона отвлеклась от своих размышлений, только когда почувствовала металлический привкус во рту. Воспоминания снова заставили ее закусить губу до крови. Это стало уже привычным делом, обыденностью.
Как-то раз Гарри все же сумел затащить ее к психологу. Солидный мужчина с сединой заявил, что таким образом она компенсирует свою душевную боль, пытается избавиться от всепоглощающего чувства вины, нанося себе увечья.
Она лишь фыркнула и громко захлопнула за собой дверь уже после пяти минут этого «сеанса».
Искусанные губы и несколько кровоточащих заусенцев с большой натяжкой можно назвать «увечьями». У нее нет времени на этот вздор, она займется собой, когда решит главную проблему.
Ровно год назад в ее почтовом ящике чудесным образом появился некий буклет.
Именно «чудесным», потому что картинки на нем двигались, а это означало, что отправитель принадлежал к волшебному миру. Но магические письма не отправляют почтой Великобритании. Их не доставляет парень в кепке с утра пораньше, и их не подсовывают под дверь. Магическую корреспонденцию приносят совы.
Яркая брошюра в красках описывала «Лечебницу Хебна — место для утративших надежду».
Не очень-то воодушевляюще, если честно. Больше походило на рекламу хосписа.
Но к тому моменту Гермиона уже совершенно выбилась из сил. Все деньги и время уходили на поиски путей решения, и с каждой новой неудачей в ней оставалось все меньше надежды. Она практически перестала видеться с родителями, маме становилось только хуже. От одного ее вида Джин впадала в прострацию.
Получасовой субботний завтрак с папой в соседнем кафе — вот все, чем она могла довольствоваться. Венделл не оставлял жену надолго, ему даже пришлось уйти с работы, чтобы всегда находиться рядом. Вид незнакомой сиделки однажды довел ее мать до полуобморочного состояния.
Таким образом, одну часть денег Гермиона тратила на врачей, а вторую перечисляла отцу, чтобы они с мамой ни в чем не нуждались во время вынужденного больничного.
Зарплаты катастрофически не хватало, но она упорно молчала, каждый раз заказывая в их кафе две порции самого большого «английского завтрака». Делала вид, что ни в чем не нуждается, лишь бы папа не переживал еще и по этому поводу.
Она долго сомневалась, но потом все же решила, что терять ей уже нечего, и навела справки.
Лечебница Хебна находилась в Исландии, рядом с одноименной рыбацкой деревушкой на самом краю ледника, хотя интерьер ее, судя по фото в буклете, больше напоминал какой-то безумный отель семидесятых годов: огромные залы и развлекательные комнаты, выполненные в самых неожиданных цветах, вызывали недоумение.
Личность доктора Джонаса, директора клиники, также порождала немало вопросов.
Она не смогла найти упоминание о его биографии или научных трудах ни в одной библиотеке магического и маггловского Лондона. Все, что она слышала, — восторженные отзывы бывших пациентов и их близких. Все, как один, говорили, что он гений, настоящий ас в своем деле. Его методы можно было оспаривать бесконечно, ведь он практиковал традиционную медицину наряду с волшебной, но факт оставался фактом — его лечение работает.
Гермиона была так воодушевлена своей внезапной удачей, что совсем забыла об одном небольшом нюансе — содержание в Лечебнице Хебна обойдется ей в круглую сумму.
Это было не просто дорого — это были непозволительные траты для ее скромного бюджета.
Впервые за несколько месяцев она отправила письмо Гарри с просьбой о встрече. Она краснела и сгорала от стыда, когда просила взаймы крупную сумму у друга, с которым не общалась вот уже много недель.
Гарри понял. Он всегда понимал.
Сказал даже, что она может не возвращать деньги, но Гермиона наотрез отказалась.
На следующий день ей прислали магический контракт и договор о неразглашении. Она подписалась под тем, что соглашается на любые методы лечения, которые доктор Джонас посчитает нужными.
Гермиона оплатила годовой курс в двойном размере, ведь она не могла оставить маму одну в чужой стране, папа поехал вместе с ней.
Она получала еженедельные отчеты о состоянии здоровья родителей от медсестер и письма от папы почти каждый день.
Джин пошла на поправку уже после двух месяцев реабилитации. Венделл рассказывал, что они отлично проводят время, будто у них второй медовый месяц. Что в их крыле есть бассейн, зимний сад и даже бар! Ее папа был несказанно рад этому открытию, он утверждал, что в обычные районные клиники больше ни ногой — теперь только волшебные.
Гермиона смеялась сквозь слезы и каждый вечер представляла себе их встречу. Она хотела этого так же сильно, как и боялась. Что, если снова случится рецидив?
Доктор Джонас обнадеживал. Именно он предложил ей взять отпуск и приехать за две недели до конца лечения, чтобы они смогли проконтролировать состояние Джин во время их первой встречи и принять меры, если что-то пойдет не так.
Весь этот год она работала вдвойне усердно. У нее освободились целые вечера после того, как она перестала изучать чары памяти, и Гермиона с легкостью получила повышение. Она бралась за все, что ей поручали. В их отделе даже появилось устойчивое выражение: «вкалывать как Грейнджер». Не то чтобы она сильно вслушивалась в треп коллег, по большей части ей было просто плевать.
Она вернула Гарри долг практически полностью и решила, что может позволить себе этот небольшой отпуск. К тому же на кону здоровье ее матери. Если бы она встретила родителей в аэропорту Лондона и все повторилось вновь, она просто не выдержала бы.
«Тебе нужно освежиться, отдохнуть», — так сказала Джинни в одну из их последних встреч. Она поджимала губы и смотрела как-то слишком печально. В ее взгляде явно читалось, что Гермионе стоит не просто «освежиться».
В свои двадцать один она выглядела донельзя потрепанной. Мешки и темные круги под глазами от вечного недосыпа, серый цвет лица, обветренные, искусанные губы, выпирающие ребра. Она очень сильно похудела в последнее время.
— Да проезжай ты! — громкий недовольный крик Даниеля заставил ее вздрогнуть. — Приехали почти. Вон, молодежь развлекается, — он кивнул в сторону нескольких парней, которые остановились посреди дороги и производили какие-то странные манипуляции с ржавым пикапом. — А я говорил, что у вас ничего не получится, — он остановился возле парней и опустил стекло с ее стороны, чтобы лучше слышать собеседников.
Даниель, по всей видимости, пытался выглядеть сочувствующим, но получилось как-то слишком самодовольно.
— Мы его починим! Эта рухлядь еще тебя переживет, вот увидишь, я... — темноволосый худой парень лет двадцати пяти пригнулся, чтобы обратиться к Даниелю, но быстро осекся и уставился ошарашенным взглядом на Гермиону. — Ну и ну, — протянул он и присвистнул.
Гермиона напряглась.
Нет, парень вовсе не был отвратительным, и она прекрасно знала, что население Вика составляет всего пятьсот человек, но она не находилась в центре всеобщего внимания уже очень и очень давно.
— Привет, — осторожно произнесла она и улыбнулась, как ей показалось, вполне дружелюбно.
— Ну привет-привет, — он хитро прищурился и расплылся в широкой улыбке. — Я Томас, — он протянул ладонь через открытое окно, и Гермиона нехотя ответила на рукопожатие.
В этот момент к машине подтянулись еще двое, а после еще четверо человек. Оставалось только гадать, как все они планировали поместиться в кузове этого замызганного пикапа. Возможно, именно поэтому он и сломался.
— Гермиона, — кивнула она и тут же одернула руку, спрятав кровоточащий палец под рукавом пальто.
— Привет, Гермиона, я Стефан, — парни начали наперебой выкрикивать свои имена. Они напомнили ей голодных чаек. Ей стало неуютно.
— Эй, а ну успокоились, — прикрикнул Даниель, пригнувшись и грозя им кулаком, и парни тут же стушевались. — Мисс Гермиона приехала к нам из Лондона, а вы как себя ведете? Настоящие дикари!
Парни выглядели пристыженными ровно несколько секунд.
— О, так леди Гермиона к нам из самой Британии пожаловала, — нахально хмыкнул тот, которого звали Кристоф, кажется. — Надолго к нам? Не желаете ли прокатиться на нашем кабриолете?
— Кабриолет выглядит не так, идиот, — шикнул один из них и ткнул Кристофа в бок.
— Да какая разница, в кузове ведь тоже нет крыши!
— Она никуда с вами не поедет, — решительный голос Даниеля прервал рассуждения. — От вашей колымаги несет бензином за километр, да и заводится она через раз. Мисс Гермиона, небось, такого позорища ни разу в жизни не видела.
— Тогда пусть просто закроет глаза и подумает об Англии, — прыснул Томас, и вся компания громко загоготала.
— Вот же полудурки, — фыркнул Даниель и надавил на газ. Гермиона все еще слышала улюлюканья и смех, доносившиеся сзади. — Вы не обижайтесь на них, — старик стыдливо поджал губы. — Они, вообще-то, неплохие ребята, вас и пальцем не тронут. Просто народу у нас здесь мало, всего пять сотен человек, а до ближайшего города два часа езды, вот они и сходят с ума от скуки. Каждый раз что-нибудь устроят, когда новый турист приезжает.
— Все в порядке, — улыбнулась Гермиона. — Я понимаю. Даниель, я... — она не хотела доставлять еще больше неудобств своим присутствием, но теперь становилось ясно, что она не сможет сделать и шагу из своего съемного жилья, не став при этом сенсацией местного масштаба. — Мне нужно попасть в Хебн как можно скорее. Здесь есть прокат автомобилей или что-то в этом роде?
— Прокат? — по тому, как высоко поднялись брови старика, Гермиона определила, что арендовать машину ей не удастся. — В столице есть один, но для этого нам нужно вернуться.
Она шумно выдохнула и прикрыла веки, проклиная собственную тупость. Гермиона была настолько взбудоражена предстоящей встречей, что совсем забыла об очевидных вещах. К тому же ей совсем не хотелось расстраивать Даниеля. По телефону он настойчиво предлагал свою помощь, и она не раздумывая согласилась.
Доктор Джонас сказал, что при первом визите ей выдадут что-то вроде портключа, который она сможет активировать в любое время в течение двух недель, чтобы добраться до Хебна.
Но для того, чтобы заполучить этот самый портключ, ей необходимо каким-то образом попасть в лечебницу.
— Так глупо вышло, — проговорила Гермиона и закрыла лицо ладонями. — Извините.
— Да не расстраивайтесь вы так, — весело сказал Даниель. — У нас по несколько раз на дню ездят и в Хебн, и в Рейкьявик. Сейчас отдохнете немного с дороги, обживетесь, а я пока похожу поспрашиваю. Часа через три отправим вас в город.
— Спасибо вам, Даниель. Даже не знаю, что бы я делала без вас, — Гермиона благодарно улыбнулась.
— Пустяки, — отмахнулся мужчина, но она не смогла не заметить румянца на его щеках.
Дом, который она сняла, оказался на удивление аскетичным, и это мягко сказано.
Со стороны фасада он больше напоминал шалаш, наспех сколоченный из деревянных досок, но так выглядели абсолютно все дома в Вике, она и не надеялась заполучить номер класса люкс в богом забытой деревне.
Внутри все было еще печальнее: белые стены, одноместная койка, старенький стол со стулом и покосившаяся вешалка. Посреди комнаты висела одинокая лампочка, которая не освещала ровным счетом ничего.
Не апартаменты, а мечта.
Она остановилась посреди одной-единственной комнаты, огляделась, скинула свой небольшой багаж в виде рюкзака на пол и подошла к окну.
Пожалуй, этому дому можно было простить все, любые лишения и неудобства, его ветхость, за один этот вид: небольшой кусок зеленой травы обрывался буквально через несколько метров, а после начинался океан.
Погода в Исландии менялась с немыслимой скоростью, но сейчас туман рассеялся, и она четко увидела полоску пляжа с угольно черным песком, на который накатывали бурные серо-синие волны Атлантического океана. От этого зрелища невозможно было оторваться, оно захватывало дух.
Гермиона так и простояла пять минут, десять, а может, и все полчаса, пока не раздался стук в дверь.
— Мисс Гермиона? — послышался голос Даниеля. — Я нашел вам сопровождающего. Через два часа отправляетесь в Хебн.
День первый
Soundtrack
Me and the Devil, SoapSkin
Гермиона толкнула калитку кованой ограды Лечебницы Хебна и остановилась.
Странное место, немного пугающее.
В самом Хебне все было просто и понятно: небольшой город — всего пара тысяч человек населения, одноэтажные домики, четко выверенные улицы, заасфальтированные дорожки. Здесь пахло солью и рыбой. В центре было совсем тихо, самое оживленное место — небольшой порт, куда приходили маленькие рыболовецкие суда и большегрузы.
Едва Гермиона пересекла черту городка, она сразу же заметила странное здание на вершине горы у самой кромки ледника.
Белые каменные стены в колониальном стиле и ярко-оранжевая черепичная крыша. Оно выглядело неуместным, будто кто-то по ошибке вставил кадры с солнечной Испанией в киноленту о суровых берегах Норвегии.
— Что это? — спросила Гермиона своего попутчика, указав пальцем на махину.
Мужчина как-то странно на нее покосился и изогнул бровь.
— Гора, — пожал плечами он и хмыкнул.
Ну конечно, магглооталкивающее заклинание.
Так вот что имел в виду доктор Джонас, когда говорил, что она сразу поймет, куда идти.
Настоящая дерзость — разместить этот вычурный огромный особняк нетипичной архитектуры на самом видном месте. Вдруг что-то пойдет не так, и чары ослабнут или вовсе спадут?
Тогда все жители городка Хебн разом почувствуют себя умалишенными, ведь многовековое сооружение не может появиться ни с того ни с сего, по щелчку пальцев.
Она отделалась от своего нового знакомого достаточно быстро и направилась к подножию ледника.
Путь был неблизкий, и поднялся сильный ветер, но она стойко сносила все тяготы, радуясь тому, что пользуется таким неудобным вариантом перемещения в первый и последний раз.
В Хебне уже мало кого интересовала ее скромная персона — все были заняты своими делами, и она поблагодарила бога за то, что добралась до цели без лишних знакомств и ненужных разговоров.
Внутренний двор напоминал запущенный осенний сад, с нестройными рядами деревьев, пожухшими красными и желтыми листьями, старыми обшарпанными лавочками. Он никак не сочетался с общей атмосферой или, хоть сколько-нибудь, со зданием самой больницы.
Двор был явно зачарован, потому что леса нетипичны для этого района Исландии, их вообще очень мало на острове. Оставался лишь один вопрос: почему такой странный выбор?
Не пальмы или баобабы, не хвоя и сосны, а голые, корявые ветви и листва под ногами.
Но, несмотря на всю «волшебность» обстановки, погода здесь была вполне исландская, точно такая же, как и в городке внизу: за ее изменениями невозможно было уследить.
Гермиона еще раз огляделась. Она и не рассчитывала, что это место окажется простым. Так же, как и его хозяин.
Холл встретил ее тишиной.
Гермиона неловко переступила с ноги на ногу. Она то задирала голову, то вертела ей из стороны в сторону.
Огромное пространство, отделанное деревянными панелями, больше напоминало зал какого-то министерства или исследовательского института из восьмидесятых годов прошлого века. Чья-то приемная, возможно. Здесь все казалось вылизанным и гладким, исключение составляли лишь десятки кресел и диванчиков совершенно безумного желтого оттенка.
Кто, ради всего святого, придумал этот дизайн?
— Простите? — она прочистила горло и вытянула шею, пытаясь разглядеть за высокой стойкой хоть кого-то из персонала. — Есть здесь кто-нибудь?
Ее голос эхом разнесся по большому залу. Она начала нервничать.
Что еще за шутки? Может, она все же ошиблась и неправильно поняла слова доктора Джонаса? Тогда что это за странное место?
— Ох, простите, — она услышала взволнованный голос и повернула голову на звук шагов.
Женщина лет пятидесяти, в голубой униформе медсестры и с чепцом на голове в цвет, спешила к ней со стороны лестницы, прихрамывая на одну ногу.
— Простите, я увлеклась. Сегодня Сеймур сделал отличные тосты с тунцом, обязательно угоститесь, — она спешила, но выходило плохо, потому что холл был огромным, а женщина явно страдала от болей в ноге.
Гермиона решила подойти ближе.
— Здравствуйте, я приехала...
— Мисс Грейнджер, — кивнула медсестра, останавливая ее оправдания. — Я знаю, кто вы, доктор Джонас уже ждет вас.
— Как... Разве я сначала не увижусь с родителями? Я думала... — Гермиона нахмурила брови. Она жила этой встречей последние два месяца. С тех пор, как заказала билеты в Рейкьявик.
Конечно, она должна была познакомиться с лечащим врачом ее мамы, но это можно сделать позже.
— Доктор Джонас распорядился, — пожала плечами женщина. — Да вы не переживайте, если он говорит, что так нужно, значит так нужно. Вы должны доверять ему, — медсестра посмотрела на нее внимательно и серьезно, — понимаете, о чем я?
Гермиона не понимала.
— Да-да, — она согласно кивнула, чтобы как можно скорее покончить с этим разговором, — конечно.
— Вот и славно, — женщина хлопнула в ладоши и одарила ее широкой улыбкой. — Вам нужно подняться на третий этаж на лифте, после пройти два коридора и свернуть налево, там будет лестница вниз, еще один коридор и поворот направо, там вы увидите...
Гермиона часто моргала, пытаясь вникнуть в подробности хитросплетений лестниц и коридоров больницы. Да, у нее хорошая память, но с ориентацией на местности всегда возникали проблемы.
— Запомнили? — прошло около двух минут, прежде чем женщина закончила свои объяснения.
— Не уверена, но думаю, разберусь, — поджала губы Гермиона и улыбнулась.
— О, я уверена, что разберетесь, — подмигнула она. — Я не могу вас проводить, уж простите. С моей ногой мы доберемся до места только часа через четыре, — она указала на правую ногу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась несколько короче левой.
— Ничего страшного. Спасибо за помощь, — Гермиона кивнула и нажала на кнопку вызова, наблюдая за желтым табло, где механическая стрелка отсчитывала пройденные лифтом этажи.
От ковровой дорожки с красными, черными и оранжевыми геометрическими фигурами начало рябить в глазах уже через пару минут. Казалось, коридоры не закончатся никогда.
Больница выглядела странно пустой, будто люди оставили ее много лет назад, а время здесь застыло. Возможно, все дело в расположении корпусов, и это какое-то административное крыло. Насколько знала Гермиона, сотрудников в Лечебнице Хебна было очень и очень немного.
Она выдохнула с облегчением, когда заметила ту самую лестницу, о которой говорила медсестра. Она очень сильно сомневалась, что ее стал бы искать здесь хоть кто-нибудь, если бы она заблудилась в бесконечных коридорах больницы.
Об этом красноречиво говорил тот факт, что она встретила здесь одну-единственную живую душу за двадцать минут.
Даже в бледном освещении нескольких настенных ламп она смогла разглядеть табличку на одной из дверей, которая находилась в нескольких метрах от нее. «Доктор М. Джонас. Директор Лечебницы Хебна».
Она занесла руку, чтобы постучать, но услышала голос по ту сторону.
— Войдите.
Гермиона открыла дверь.
— Здравствуйте. Я Гермиона. Гермиона Грейнджер, — она прошла в кабинет, который почему-то оказался овальной формы, хоть она и не заметила ни одной башни или округлой веранды снаружи.
Синие стены, синие диваны, синий невесомый тюль на огромных окнах в пол, которые полностью занимали одну из стен.
Вид завораживал, но казался мертвым и безжизненным: прозрачно-голубые глыбы ледника Ватнайекюдль простирались на много миль вокруг, и невозможно было определить, где заканчивается лед и начинается небо — линия горизонта постоянно ускользала.
В таком местечке легко тронуться умом.
— Гермиона, — протянул мужчина. — Я рад вас видеть в стенах своей лечебницы. Прошу, проходите, — он вальяжно расположился в кресле за столом и указал рукой на стул для посетителей.
Доктору Джонасу на вид было не больше сорока пяти. Блондин с волосами грязно-соломенного цвета, которые свисали на его лоб немного засаленными прядями, и острыми чертами лица. Подтянутая фигура, короткая щетина, дорогой костюм в клетку. Его можно было назвать даже привлекательным, но что-то в его взгляде заставляло ежиться, чувствовать себя неуютно, находясь с ним наедине.
Наверное, это все цвет его глаз.
Гермиона старалась не пялиться слишком открыто, но она сразу поймала себя на мысли, что впервые в жизни не может определить, какого цвета глаза у ее собеседника. Нет, у них явно имелся оттенок, но выглядели они какими-то прозрачными, что ли.
— Я хотела вас поблагодарить за то, что позволили мне встретиться с родителями. Я знаю, что здесь обычно не бывает посетителей, — Гермиона скромно устроилась на краешке стула и робко улыбнулась.
Ее не оставляло ощущение, что доктор Джонас изучает ее в данный момент и делает какие-то выводы. Возможно, это профессиональная деформация, и он общается так со всеми.
— Я рад был сделать исключение для самой знаменитой молодой ведьмы Британии, — он улыбнулся уголком губ и склонил голову немного вбок. — Угощайтесь, прошу вас.
Доктор Джонас придвинул к ней небольшую вазочку из выдувного стекла, до верху наполненную какими-то прозрачными, белыми и голубыми кристаллами. Она никогда раньше не видела таких леденцов или конфет. Должно быть, какое-то местное лакомство.
Пиала скрипнула по полированной поверхности стола из темного дерева и оказалась прямо перед ее носом.
— Спасибо, — вновь повторила Гермиона и зажала между большим и указательным пальцем мятный, по ее догадкам, леденец. Ей не очень хотелось сладкого, но она прекрасно помнит профессора Дамблдора, который пичкал своими лимонными дольками всех без разбора и смотрел на тебя с максимально возможным неодобрением, пока ты не соглашался, наконец, отведать его угощение. — А что это? — все же решила уточнить Гермиона, подняв глаза на доктора Джонаса.
Ей казалось, что он может проделать дырку у нее во лбу одним своим взглядом.
— О, это метамфетамин, — произнес он буднично, даже как-то безразлично, а рука Гермионы так и застыла на полпути ко рту.
— Простите? — она была уверена, что поняла неправильно, либо это какой-то странный врачебный юмор.
— Можете не переживать за качество, — мило улыбнулся он. — Чистейший.
— Что? Но... — она часто заморгала и попыталась усвоить смысл только что услышанных слов. Доктор Джонас принимал метамфетамин? Стало быть, она доверила здоровье своей матери наркоману?!
Но письма...
Она уверена, что их писал именно папа. Он ведь не лечился здесь, просто сопровождал свою жену...
Он должен был понять...
Не могли же они...
— Гермиона. — Она поняла, что в тишине комнаты слышно лишь ее тяжелое дыхание. Ей не хватало воздуха. Ее накрывала паника. Она снова и снова царапала кожу на больших пальцах, отрывая заусенцы с мясом, тщетно пытаясь взять себя в руки. — Гермиона, посмотрите на меня, — его спокойный, уверенный голос заставил ее на миг отвлечься. — Я не настаиваю, — мягко проговорил он. — Это лишь обыкновенная вежливость.
— Вежливость? — повысила голос Гермиона. Ее тон стал окрашиваться в истеричные нотки. — По-вашему, вежливо предлагать наркотики?! Вы же врач, я доверила вам жизнь своих родителей, самое ценное, что у меня есть! Как это понимать? Вы что, наркоман? — она все говорила и говорила, не в силах остановиться, а доктор Джонас сидел с невозмутимым видом, послушно снося все ее нападки. — Вы давали что-то маме? Поэтому она стала такой спокойной? Что это было? — потребовала Гермиона и рывком поднялась с места. Доктор Джонас лишь поднял голову и выглядел так же доброжелательно. Ни один мускул на его лице не дрогнул. — Опиаты? Морфий? Героин? Чем вы лечите здесь своих пациентов? — выкрикнула она обвиняюще и уперла руки в столешницу, слегка перегнувшись через стол.
— Как вы проводите свободное время, Гермиона? — спросил доктор Джонас. Она моргнула. — Походы в кино? Сплетни с подружками за бокалом вина? Прочные, надежные отношения? Возможно, секс со случайными партнерами?
— Что? Я не понимаю... — она даже отвлеклась от своей ярости и гнева, настолько неуместным и странным показался ей вопрос доктора.
— По вашей мимике, вашим жестам, по тому, как кровоточит ваш большой палец, — он кивнул головой в сторону ее руки, которая уперлась в столешницу, и Гермиона тут же отдернула ее, привычным жестом спрятав под длинным рукавом, — я могу судить, что вы не развлекаетесь вовсе. Вы напряжены, сжаты, словно тугая пружина. Но вы же знаете, что на любое действие найдется противодействие, — продолжал он умиротворяющим тоном, пока Гермиона тупо следила за его монологом. — Рано или поздно нить порвется, пружина распрямится, и тогда произойдет взрыв. Пуф, — он вытянул губы в трубочку и сделал жест руками, широко разведя пальцы. — Каждый сходит с ума по-своему. Я предпочитаю метамфетамины и ЛСД, иногда кокаин. Это бодрит и заставляет мыслить глубже. В моей работе качество неотъемлемое. Что же касается пациентов... — он замолчал, выдерживая паузу, и Гермиона шумно сглотнула. — Они отдыхают иначе, для этих целей у нас есть бар в восточном крыле, но ваш отец наверняка рассказывал вам об этом. Я частенько вижу его там в компании Джин.
— Так значит... значит, ваши методы лечения никак не связаны с наркотиками? — тихо, с надеждой спросила Гермиона и присела обратно на стул.
— Нет, — улыбнулся доктор Джонас. — В случае с Джин мы использовали ежедневные сеансы гипноза и травяные отвары. В горах Исландии можно найти редчайшие растения, таких нет нигде в мире. Ее травма чисто психологическая, не требующая инвазивного вмешательства или медикаментов. Разум Джин находился в состоянии стресса последние несколько лет, с момента ее возвращения из Австралии. Она не смогла оправиться после первого шока, а ваше постоянное присутствие в ее жизни лишь усугубляло ситуацию. Теперь же могу сказать, что она полностью излечилась.
— Господи, — Гермиона опустила лицо в ладони и согнулась пополам.
Долгие месяцы упорной работы, исследований, походов к специалистам не давали никаких результатов. Она представляла тысячи раз, как услышит эти слова от одного из врачей: «ваша мама здорова». Ей снилось это почти каждую ночь.
И вот она здесь, в кабинете человека, который исправил все то, что она натворила. А она накричала на него и устроила разнос.
— Простите меня, доктор Джонас, мне так неловко, — начала оправдываться Гермиона. — Конечно, это только ваше дело, просто я так испугалась, я так боюсь за маму...
Она всхлипнула и почувствовала себя настоящей идиоткой. Доктор Джонас впервые оказал такую честь кому-либо из родственников пациентов, он пригласил ее в гости, а она ответила черной неблагодарностью.
Конечно, она не одобряла употребление наркотиков ни в каком виде, даже несмотря на то, что у магов они не вызывали никакого привыкания — организм волшебника очень сильный. Но, в сущности, это не ее дело, как проводит свое свободное время доктор Джонас. Она не собирается никого осуждать.
— Лечебница Хебна — удивительное место, Гермиона, — вдруг произнес он задумчиво. — Здесь не бывает случайных людей или событий, — он широко улыбнулся, и Гермиона почувствовала острое дежавю — воспоминание с участием одного бородатого волшебника, который так же сильно любил выражаться туманными иносказаниями. — Ваши родители уже ждут вас на первом этаже, карту для трансгрессии вы получите там же, у Риты. Но с ней вы, кажется, уже знакомы.
Она кивнула и поднялась со стула. По всей видимости, разговор окончен.
— Спасибо, доктор Джонас. И еще раз извините.
***
— Папа, — едва Гермиона спустилась в холл, она увидела Венделла.
Отец облокотился о высокую стойку и разговаривал о чем-то с Ритой. Той самой медсестрой, что встречала ее около часа назад.
— Привет, доченька, — в уголках его глаз залегли маленькие паучки морщинок. Должно быть, он был здесь действительно счастлив весь этот год и очень много улыбался. — Как я рад тебя видеть, — она повисла на плечах отца, уткнувшись носом в его шею. — Ну-ну, перестань, все хорошо, — ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий, пока Венделл гладил ее по спине, успокаивал.
— Как вы тут? Как мама? — она отстранилась и заглянула в его лицо, растирая слезы по щекам. — Все в порядке?
— Ты нашла отличное место, дочка, — улыбнулся он. — Здесь такая волшебная природа, отличное лечение, а уж этот ваш огненный виски, — он промычал что-то и закатил глаза, изображая райское наслаждение. Гермиона не смогла не улыбнуться в ответ.
— Огненный виски? Но ведь в Исландии пьют что-то вроде шнапса, даже маги.
— Скажи это Мансу, — хмыкнул Венделл. — Местный бармен, — пояснил он. — Говорит, что у него есть запас волшебных напитков со всего света. Я перепробовал их все, — Гермиона вскинула бровь, и он поспешил оправдаться. — Чисто с ознакомительной целью, разумеется. Но, как ни крути, английский виски мне ближе всего, даже если он и огненный.
— Я смотрю, ты времени зря не терял, — она взяла папу под локоть, и они направились к выходу из лечебницы. — Маме стало лучше? Доктор Джонас сказал, что она почти полностью оправилась от травмы.
Гермиона знала, что мать ждала ее на улице, но, по мере приближения к выходу из здания, ее шаги становились все медлительнее, а речь — сбивчивей, неуверенней.
Она думала об этом очень много раз.
Что, если оставить родителей в Исландии? Взять ссуду и купить для них небольшой домик. Писать им письма каждый день, но никогда больше их не видеть.
Вначале она ужаснулась собственной мысли, но после она не показалась ей такой уж плохой.
Им было хорошо здесь. Они смогли выдохнуть, оправиться от всех потрясений, излечиться. Лучшее место, чтобы начать новую жизнь.
Но папа был непреклонен. Он говорил, что они с мамой целыми днями беседовали, разговаривали о ней. Что Джин давно пришла в себя и безумно скучает по дочери.
— Гермиона, — позвал Венделл. — С ней все в порядке.
Когда высокие двери открылись, Гермиона увидела пустующий осенний сад, посреди которого одиноко стояла ее мама. Ее губы сложились в тонкую линию, а глаза влажно блестели то ли от ветра, то ли от подступающих слез.
— Мама, — прошептала она. — Мамочка, — Джин крепилась изо всех сил, это было видно. Но, как только Гермиона кинулась вниз по лестнице со всех ног, женщина не выдержала и заплакала. — Я так скучала, так скучала по тебе...
Она обняла маму и зарылась носом в ее волосы, уже не пытаясь сдерживать плач.
Она мечтала столько долгих месяцев вдохнуть родной запах, прижаться к теплой щеке, рассказать ей обо всем на свете. Она хотела, чтобы мама снова любила ее, как и раньше. Чтобы она не боялась ее, никогда больше не плакала. Чтобы все вновь стало как прежде.
— Все хорошо, родная. Все хорошо, — мама и папа успокаивали ее весь этот день. Будто это она провела год на реабилитации в чужой стране. Будто они были виноваты в травме, нанесенной ее психике.
— Я так рада тебя видеть, так рада, что у тебя все хорошо, — всхлипывала Гермиона.
С отцом они не виделись год, но мама исчезла из ее жизни намного раньше. С тех самых пор, как она впервые без спроса ворвалась в родительскую комнату.
— Теперь все в порядке, — мама взяла ее лицо в ладони, вытерла большими пальцами капли с ее щек. — Теперь мы будем вместе.
— Да, — кивнула Гермиона. — Еще две недели, и вы вернетесь домой.
Казалось, за разговорами прошел почти весь день. Они просидели в саду около четырех часов. Гермиона рассказывала о своей работе и о делах в Лондоне, а Джин и Венделл наперебой хвалили местную кухню, бассейн и роскошный зимний сад. Они договорились осмотреть его завтра с утра. Гермиона планировала проводить все свободное время с родителями эти две недели, хотя они настаивали на экскурсиях и прогулках, ведь их дочь очень редко покидала пределы Великобритании в последнее время.
— Во сколько у вас заканчивается завтрак? — на улице уже давно стемнело, и пора было возвращаться обратно в Вик. Несмотря на то, что лечебница волшебная, распорядка дня никто не отменял, с этим здесь было строго. Ее родители вот уже пятнадцать минут как должны быть на ужине.
— В половине десятого, — сказал Венделл. — Тебе вовсе не обязательно появляться здесь так рано. Выспись, подыши свежим воздухом. Природа здесь чудесная.
— Я могу подышать воздухом и во дворе больницы, — улыбнулась Гермиона. — Я здесь только из-за вас, вы же знаете. Я безумно соскучилась, — она обняла маму и папу за шею. — К тому же я уже не могу дождаться, когда увижу ваш знаменитый зимний сад и бар. Ты прожужжал мне все уши рассказами о коктейлях, — усмехнулась Гермиона.
— Ты точно сможешь добраться до Вика? — нахмурилась Джин. — Здесь ведь больше трех часов езды, да и погода портится, — она подняла голову и оглядела хмурое небо. Даже в сумерках были видны сгущающиеся над Хебном тучи.
— У меня ведь есть карта, — она достала из кармана пластиковую карточку, которую вручила ей Рита несколько часов назад, и покрутила ей перед лицом родителей. — Две секунды, и я в Вике.
Они попрощались на пороге клиники, и Гермиона направилась к выходу по дорожке из гравия, постоянно оборачиваясь. Она махала рукой родителям, пока те не скрылись за массивными дверьми лечебницы, но даже тогда она не смогла отвести взгляд.
— Ох, что... — она громко вскрикнула и упала, неловко оступившись, когда врезалась во что-то или в кого-то.
Гермиона спикировала прямо в лужу и потерла ушибленное плечо, а после подняла глаза на свое неожиданное препятствие.
Перед ней стоял высокий парень с тростью. Его одежда выглядела дорого: черные брюки, черное приталенное пальто, черные ботинки. Но на его голове была неуместная шапка ярко-красного цвета с какими-то этническими зимними узорами и шарф в тон.
— Смотреть надо, куда идете, — недовольно выплюнул он. Его голос показался ей странно знакомым, но она никак не могла рассмотреть его лица из-за наступившей темноты, и что-то в его внешнем виде было не так, неправильно, но она не смогла определить на глаз, что именно.
— Вам бы тоже не мешало иногда смотреть под ноги, — зло пробубнила Гермиона, поднимаясь и отряхивая джинсы от влажной листвы. Она уже не обращала ни малейшего внимания на этого грубияна.
— Посмотрел бы, если б мог, — он усмехнулся язвительно, но в его тоне слышалась горечь.
Гермиона остановила свое копошение и еще раз оглядела стоящего напротив парня.
Так вот что показалось ей странным в его виде: он не смотрел на нее при разговоре, как это обычно делают люди. Он вообще никуда не смотрел. Его взгляд был отрешенным, направленным куда-то вдаль. Он даже не повернул голову, когда обращался к ней.
Он слепой.
— Простите, я не знала... — начала неловко оправдываться Гермиона.
— В следующий раз будьте внимательнее, — процедил он сквозь зубы и ловко обошел ее, будто чувствовал кожей, где именно она находится в данный момент.
Он расчищал себе дорогу тростью, отбрасывая булыжники побольше и ощупывая путь, а Гермиона просто наблюдала за высокой фигурой в черном пальто и нелепой красной шапке с шарфом, пока он совсем не скрылся из виду, исчезнув в дверях больницы.
Она слышала этот голос, она определенно знала его. Даже несмотря на то, что она не смогла рассмотреть лица парня и цвета его волос, она совершенно точно сталкивалась с ним раньше.
Гермиона тряхнула головой и вышла за пределы Лечебницы Хебна. Кованая калитка жалобно скрипнула под порывами усиливающегося ветра, и она активировала карту для трансгрессии.
Позже, сидя в горячей ванне, наполненной паром, в своем домике, она вспомнит.
Этот голос напомнил ей Драко Малфоя.
Но это невозможно, он исчез больше двух лет назад.
День второй
— Здесь у нас пруд с огромными кувшинками. Говорят, они родом из Африки, но я не уверена, что в Африке вообще есть кувшинки, — Джин жестикулирует и в подробностях описывает каждое растение в огромном ботаническом саду лечебницы.
Она так воодушевлена и горда, будто вырастила все это собственными руками.
У Гермионы болят щеки от улыбки, которая не сходит с ее лица все утро.
Странная на первый взгляд атмосфера клиники оказалась вполне дружелюбной.
Самое главное — ее родителям здесь нравится. Они не просто слонялись по безликим стерильным коридорам больницы — они отдохнули, здорово провели время, многое узнали.
Как оказалось, доктор Джонас уделял особое внимание досугу своих пациентов. Он считал, что исцеляться нужно не только телом, но и душой. Мама рассказала ей о киносеансах, тематических встречах, аэробике в бассейне, вечерах, проведенных в местном баре под аккомпанемент живой музыки.
И сейчас, видя горящие глаза родителей, Гермиона твердо уверилась в том, что каждый заработанный ею кнат не был потрачен впустую.
— Джин, вам пора на процедуры, — из-за кустов появилось сияющее лицо Риты в ее синем чепце.
Просто удивительно, как она смогла добраться досюда, ведь ботанический сад лечебницы находился в отдельном здании, значительно удаленном от административного корпуса.
— Это ненадолго, — мама сжала губы в прямую линию и виновато посмотрела на Гермиону, — Венделл составит тебе компанию...
— О, Венделл тоже должен пойти с нами, — встряла Рита. — Он ведь записался на массаж несколько дней назад, курс начинается сегодня.
— Все в порядке, — Гермиона улыбнулась и взяла руку мамы в свою ладошку. — Идите, а я тут погуляю пока, осмотрюсь.
— Если подняться по лестнице на балкон, можно увидеть весь сад, — предложил папа. — Попробуй. Вид завораживает.
— Так и сделаю, — кивнула она.
Когда папа и мама скрылись в чаще диковинных растений, увлекаемые Ритой, она огляделась.
Гермиона много слышала о волшебных ботанических садах, но никогда не была в подобном месте.
Огромное сооружение из стекла и металла выглядело словно гипертрофированная теплица. Поддерживать постоянный микроклимат в таком месте, должно быть, очень и очень сложно.
Если бы здесь были только пальмы...
Но нет, в ботаническом саду Лечебницы Хебна собрали растения со всех уголков света. Для каждого из них необходима своя влажность, своя температура, даже собственные звуки — она слышала пение самых разных птиц и трескотню насекомых, пока они с родителями бродили по этим джунглям.
Спустя несколько минут бесцельных блужданий и любования она заметила белые перила с причудливым узором из железных цветов и лиан, которые обвивали ограждение винтовой лестницы.
Путь наверх был неблизким. Вероятно, балкон находился примерно на уровне четвертого или пятого этажа, ведь территория сада, по ощущениям, занимала несколько сот квадратных метров, не меньше. Необходим простор, чтобы увидеть картину целиком.
От влажного, насыщенного кислородом воздуха закружилась голова.
Гермиона крепко вцепилась в балконное ограждение и посмотрела вниз.
— О-о, — только и смогла протянуть она.
Пальмы, лианы, тропические цветы, озера — все это в отдельно взятом здании на краю света, где даже тщедушное деревце — большая роскошь. Природа Исландии поражает воображение, но она суровая, холодная и безжалостная.
Именно такое определение дала Гермиона этой стране, когда впервые увидела угольно черный пляж с яростными волнами из окна своего домика.
— Невероятно, — вновь прошептала она и раскрыла глаза еще шире, чтобы не упустить ни одной детали. Чтобы эти впечатления остались с ней навсегда. Яркие и захватывающие.
Ее взгляд бегал от одной части сада к другой.
Смотреть на это сверху было так же прекрасно, как и находиться внутри, но с другими оттенками эмоций. Она чувствовала себя на вершине, чувствовала, что ей все по плечу. Впервые за долгое время могла вздохнуть свободно и спокойно.
— Что за черт, — она прищурилась и смогла разглядеть за густыми раскидистыми листьями пальм, там, где-то внизу, темное пятно.
Она не знает, почему оно сразу привлекло ее внимание — расстояние до земли было значительным, и, возможно, это просто обман зрения.
— Эй, там есть кто-нибудь? — она немного повысила голос, не вполне уверенная, можно ли здесь кричать или нарушать покой диких птиц и пациентов своими воплями.
Внизу началось какое-то движение, но в ответ она не услышала ничего, кроме тишины и редкого шороха листьев, потревоженных очередным зверьком.
— С вами все в порядке? — она напрягла зрение настолько, насколько смогла, и чуть перегнулась через перила.
Это были ноги.
То темное пятно, которое она вначале приняла за одушевленный предмет. Это были человеческие ноги, похоже, мужские. И обладатель этих ног лежал на земле, не подавая и малейших признаков жизни.
— Черт возьми, — она выругалась и поспешила вниз.
Ее не остановила даже старая фобия — боязнь высоты. Полеты на метлах всегда навевали на нее ужас, а нахождение на последних этажах или открытых балконах заставляло ее руки потеть. Сейчас она мчалась со всех ног.
Как только она почувствовала твердую почву, Гермиона растерялась — обзор закрывали многочисленные кустарники и пальмы. Растительность в этой части сада была неухоженной, почти дикой. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы пробраться сквозь заросли тростника.
— Кто там? Вы в порядке? — ее дыхание участилось, а в тоне появились панические нотки.
Как можно пускать пациентов в такие опасные места? Возможно, это какой-то пожилой мужчина с дезориентацией или напуганный подросток. Она уже сама не была уверена, что сможет найти дорогу обратно.
— Кто-нибудь? — ее голос сорвался на крик.
Одна из веток больно хлестнула по лицу, пока она набирала скорость, сбиваясь с ног. Наверняка останутся царапины.
Гермиона вышла из густой темноты чащи на небольшую поляну. На мгновение ее ослепили яркие лучи солнца, проходящие сквозь прозрачный купол крыши. Она прищурилась и часто заморгала в попытке отогнать белые круги перед глазами.
— Эй, — тихо позвала она, когда смогла разглядеть сгорбленный силуэт парня, упавшего на колени. — Вам нужна помощь?
— Со мной все в порядке, — внезапный гневный рык, полный злости и отчаяния, заставил ее вздрогнуть.
— Но... у вас кровь, — она сделала два робких шага, обходя своего нового знакомого со стороны, боясь спровоцировать, словно он был пугливым животным, и заглянула за его плечо.
По виску стекает тонкая струйка крови, светлые волосы вымазаны в грязи.
Вокруг них было настоящее болото, месиво.
Должно быть, чары полива дали сбой. Этот сектор сада практически затопило. Наверное, незнакомец неловко поскользнулся и ударился о камень — на булыжнике осталось едва заметное красное пятнышко.
— Я не нуждаюсь в помощи, ясно? — выплюнул он, все также закрывая лицо руками. — Ни в чьей-либо, ни тем более в вашей.
Ее собеседник, чьего лица Гермиона до сих пор не могла разглядеть, был, очевидно, раздражительным и донельзя неприятным человеком.
Но что-то в манере его голоса, в манере его речи, казалось ей до боли уязвимым. Словно маленький напуганный ребенок.
— И чем же вам не угодила именно моя помощь? — все же уточнила она, но уже более спокойно. Не слишком захватывающее занятие — разговаривать с чьим-то затылком. Тем более если это затылок отъявленного грубияна.
— Вначале научитесь смотреть под ноги и сами не попадайте в неприятности. — Она открыла рот, пытаясь подобрать лучший ответ, парировать, но все мысли разом исчезли из ее головы, когда парень тяжело поднялся с колен и развернулся к ней лицом.
Это был он.
Драко Малфой.
Она тупо моргала, оглядывая с ног до головы худощавый силуэт.
Перепачканное грязью лицо, безнадежно испорченные брюки, лоб покрыт красными разводами.
Именно на него она наткнулась вчера поздно вечером, память никогда ее не подводила.
Но как такое возможно?
Никто не слышал о нем больше двух лет. С тех самых пор, как он не вернулся на дополнительный курс после Рождества. Разговоры и слухи ходили около месяца, а после все утихло. О нем все забыли.
Она не придавала этому большого значения в то время. У нее были друзья. У нее вновь была ее семья и зарождающиеся отношения с Роном. Драко Малфой никогда не был для нее кем-то особенным. Просто надоедливая мошка возле ее уха, несносный, избалованный мальчишка с невыносимым характером.
Гермиона склонила голову вбок и прищурилась.
Она может поставить любые деньги на то, что он не узнал ее. Каково же будет его удивление, когда...
Она хотела сказать все, что думает о нем. Хотела заявить, что его не смогли изменить ни время, ни обстоятельства, что он все такой же отвратительный, вредный и недалекий, но почему-то она медлила.
Драко стоял перед ней, растерянный и неуверенный. Это было очевидно. Гермиона видела его пустой взгляд, направленный в никуда. Она видела, как он постоянно облизывает пересохшие губы, как дергается его горло, когда он сглатывает. Она заметила, как дрожит его правая рука, а после нашла глазами его трость, которая валялась в нескольких метрах. Скорее всего, он выронил ее при падении.
Она задушила в себе все язвительности и остроты и шумно выдохнула.
Гермиона аккуратно обошла Драко, подняла трость, а после вложила ее в его правую руку, стараясь не соприкасаться с кожей.
Он едва заметно вздрогнул и поджал губы.
— Кажется, это ваше, — прошептала Гермиона и, развернувшись на каблуках, кинулась к выходу из ботанического сада.
День третий
— А что насчет того парня? Рыжего? — Венделл крутит в руках соломинку из своего коктейля и смотрит заговорщически, прищурившись.
Он, наконец, сумел показать ей свой любимый бар при клинике. Они коротают здесь время, пока Джин проходит очередной сеанс гипноза.
— Папа, — Гермиона закатывает глаза и улыбается.
Ей уже двадцать один, и иметь отношения в таком возрасте — нормально, но она по-прежнему чувствует себя неловко, обсуждая личную жизнь со своим отцом.
— На самом деле, мы расстались, — она отпивает немного местного шнапса из своей рюмки. Морщится и поджимает губы. — Почти два года прошло.
— Дочка. — Она видит стыд и раскаяние в глазах отца и уже жалеет, что сболтнула лишнего. — Прости. Я должен был раньше поинтересоваться твоей жизнью. Мы с матерью повесили на тебя все наши проблемы и...
— Прекрати, — она останавливает его и кладет ладонь поверх его руки. — Нет ничего важнее, чем ваше здоровье. И я очень рада, что ты не спрашивал, — смеется она. — На самом деле, это жутко неловко.
Вокруг царит оживление и суматоха. Она даже не предполагала, что в клинике одновременно проходит терапию такое количество народа.
Теперь становилось ясно, почему она не встретила ни одного человека в административном корпусе или во дворе: все они ошиваются здесь.
— Как такое вообще возможно, — протягивает она, задумавшись.
— Что именно?
— Бар, — она указывает руками на окружающую обстановку, — и клиника. Бар в клинике.
— Доктор Джонас говорит, что нужно уметь отдыхать. Это может излечить любую депрессию, — Гермиона невольно кривится, вспоминая прозрачные кристаллы в вазочке директора клиники. Уж что-что, а «отдыхать» этот мужчина умеет. — К тому же, — продолжает папа, — никто тебе не позволит надраться до чертиков. У Манса с этим строго, — он ухмыляется и салютует коктейлем пареньку-бармену, который в этот момент протирает бокалы за стойкой и оживленно беседует с какой-то пожилой дамой. — Всего бокальчик вина на ночь или виски на два пальца еще никому не навредили, — папа подмигивает, а Гермиона лишь качает головой.
— И все-таки... — он прочищает горло и ерзает на стуле. Это может означать только одно — папа зачем-то собирается продолжить неудобный для них обоих разговор. — Мне казалось, ты была счастлива с тем парнем. Возможно... возможно, стоит попробовать с кем-то еще?
— Папа, — вновь шикает Гермиона и заливается густым румянцем.
— Я... мне неловко об этом говорить. Плохо одному, — простодушно выдыхает отец. — Кто-то должен быть рядом. Поддерживать в трудную минуту, делить радости и горести. Ты очень многое сделала для нас, Гермиона. Я так тобой горжусь. — Она прикрывает глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом, и пытается улыбнуться. — Работала месяцами, содержала своих никчемных стариков, нашла это волшебное место.
— Если бы не я, этого всего вообще бы не произошло, — цедит она зло, сквозь зубы. — Если бы не я, мама бы не заболела. Если бы не я, ты бы не лишился работы. Если бы... — она всхлипывает, и ее стена рушится.
Ком из горечи, чувства вины, недомолвок и неверно принятых решений ломает ей хребет за долю секунды.
Это не впервые.
Такое происходит регулярно. Раз в неделю, примерно.
Обычно приступы самобичевания случаются с ней в ночь с субботы на воскресенье. Гермиона знает, как это начинается. Она готова к этому. Когда все рабочие дела выполнены и ей нечем занять руки, в голову начинают прокрадываться мысли: тысячи мелких крупинок, которые складываются в огромную песчаную дюну. Они давят на грудь и не дают дышать.
Она могла бы поступить иначе. Могла бы быть не столь самонадеянной и доверить возвращение памяти профессионалам. Она могла бы сделать это поэтапно. Могла понять сразу — что-то не так в поведении мамы.
Она могла бы общаться с друзьями, ходить в кино, держать за руку любимого человека... Но эти мысли, как правило, приходят в последнюю очередь.
Гермионе давно уже плевать на себя.
— Если бы не ты, нас, возможно, убили бы еще в девяносто седьмом, — тихо говорит папа. — Пожалуйста, думай об этом в первую очередь, когда в следующий раз соберешься казнить себя за свои ошибки. Сделанного не вернешь, Гермиона, — в его голосе слышатся стальные нотки, и она отрывает от столешницы заплаканные глаза и наконец может посмотреть ему в лицо. — Но мы здесь. Мы живы и счастливы. И ты тоже жива.
***
Она не помнит, когда в последний раз чувствовала себя такой пьяной.
Всего три рюмки шнапса, и ей хорошо.
Ей весело и беззаботно.
Они просидели еще час после того, как к ним присоединилась Джин, а потом Гермиона начала пьяно икать, и мама заказала для нее крепкий эспрессо.
Она никогда не умела ни пить, ни развлекаться, а ввиду отсутствия постоянной практики (в последний раз она отмечала рождение ребенка Гарри и Джинни полгода назад и опустошила целый бокал вина), ее накрыло очень и очень быстро.
Она попрощалась с родителями, с трудом заставив их остаться внутри. На улице начинался дождь, сильные порывы ветра сбивали с ног, а холодные капли неприятно капали за шиворот. Незачем мокнуть втроем, ей просто нужно добраться до точки трансгрессии за пределами больницы.
Но, конечно же, ее день нельзя было бы считать официально законченным, если бы она не столкнулась в дверях больницы с Драко Малфоем.
Она даже не знает, откуда в ней проснулось такое благородство и сострадание по отношению к таракану, но думает, что приняла правильное решение, умолчав о своей личности, когда утыкается носом в его грудь и едва не падает, в последний момент схватившись за лацканы его пальто.
Он хмурится.
Драко в своей дурацкой красной шапке и шарфе, как и в первый раз. Он придерживает ее за локоть одной рукой, и его взгляд направлен на нее. Так, если бы он действительно мог ее видеть.
Она ежится.
Гермиона ненавидит попадать в дурацкие ситуации. Это просто череда случайных совпадений, которая заставляет ее чувствовать себя неуклюжей каракатицей.
Если бы Малфой узнал, что это именно она, Гермиона слушала бы его порицания и издевательства минут десять кряду.
— О-о, — протягивает она. — О, извините, — она пытается сдержать пьяный смешок, когда узнает в белом узоре на его вязаной шапке очертания оленя. Он выглядит нелепо.
— Это снова вы, — выдыхает он как-то устало. Будто она специально попадается ему на глаза (как бы нетерпимо это ни звучало в подобной ситуации). — Я мог бы догадаться.
Когда Гермиона может уверенно стоять на ногах, он выпускает ее локоть и делает шаг назад.
— Я тоже рада вас видеть, мистер Сандман, — она считает свою шутку удачной и не понимает, почему лицо Драко остается нечитаемым.
Это ведь отличная аллегория: злобное существо, которое приходит за маленькими непослушными детьми. Она уверена, что Драко Малфой самый язвительный и неприятный пациент этой больницы. Но потом она вспоминает, что мистер Сандман сыплет детям в глаза пригоршни песка. Он делает это до тех пор, пока они не наливаются кровью, а после он ослепляет их. Именно поэтому его еще называют Песочным человеком.
Только в этот момент она понимает, какую глупость сболтнула.
Они могли бы просто разойтись на этом, и он бы запомнил Гермиону, как безымянную недалекую девушку, бесцеремонную хамку, такую же грациозную, как и Грегори Гойл. Но он остается на месте, и она стоит тоже.
— Ужасная погода, — она зачем-то говорит очевидную вещь и тут же поджимает губы.
Видимо, эспрессо был недостаточно крепким, чтобы ее разум окончательно пришел в норму.
Драко по-прежнему молчит и хмурит лоб. Она не знает, с каких пор он стал таким неразговорчивым, ведь в школьные годы его невозможно было заткнуть — он очень любил привлекать к себе внимание.
Сейчас он закрытый и угрюмый. Очевидно, новость о его недуге давно выплыла бы наружу, если бы не старания его матери. Возможно, он уехал сюда сразу после Рождества в тот год или чуть позже.
В любом случае она не собиралась говорить ему о том, кто она такая. Точно так же, как и рассказывать кому-либо о произошедшем.
Это не ее дело, ей незачем совать сюда свой нос. Малфой наверняка ужаснулся бы, узнай, что именно Гермиона Грейнджер видела его слабость, видела его больным и беспомощным.
И пусть он никогда не был приятным человеком, она не опустится до такой низости — издеваться над слепым парнем и угрожать ему тем, что растреплет всем вокруг его секрет.
— Ладно, — кивает Гермиона, не дождавшись ответа. — Хорошо.
Она аккуратно обходит Драко, протискиваясь между ним и лестничными перилами, и спешит убраться как можно скорее. Она и так уже наговорила лишнего и выставила себя полной идиоткой. Хотя он и не знает ничего о ее настоящей личности, это все равно неприятно.
— Знаете, здесь говорят, если вам не нравится погода, нужно просто подождать пять минут и станет еще хуже, — он окликает ее, когда Гермиона уже преодолевает полпути к выходу.
— Что? — ветер усиливается, и она не может расслышать половины слов. Она уже даже не помнит, о чем они говорили до этого.
— Погода, — он поворачивается на звук ее голоса и делает размашистый жест рукой. — Нужно подождать пять минут, чтобы она испортилась.
— О-о, — снова тянет она. — Здорово, — кивает Гермиона. — Да, это смешно.
На самом деле, она ничего не поняла из этой околесицы, потому что услышала лишь конец фразы, но вид серьезного и напыщенного Драко Малфоя в шапке и шарфе с северными оленями заставляет ее пьяно хихикнуть.
Уже вечер, и дождь накрапывает все сильнее. Крупные градины неприятно холодят кожу за воротником, но она продолжает смеяться и замечает, как на лице Драко появляется едва заметная улыбка.
— Как вас зовут? — внезапно спрашивает он.
— Г-грейс, — она говорит первое, что приходит на ум, и сжимает губы в тонкую линию.
Она не хотела врать. Вообще-то, она не планировала общаться с ним в принципе, но три стопки шнапса решили по-другому.
— Очень приятно, Грейс. Я Драко. — Она смотрит на него снизу вверх, стоя у подножия лестницы. Одинокий фонарь освещает его худое лицо и порозовевшие от ветра и холода скулы. Он почти не изменился со школы. — Вы здесь лечитесь?
— Нет-нет, — машет головой Гермиона. — Я навещаю здесь маму каждый день, через полторы недели я заберу ее домой, — она тут же закусывает губу и хмурится. Она не должна слишком много болтать, иначе он может догадаться.
Хотя шанс, что Драко узнает по голосу ее родителей, ничтожен. Он видел их лишь однажды в Косом переулке. Это было много лет назад. Разве что услышит знакомую фамилию...
— Значит, завтра вы тоже будете здесь? — она облегченно выдыхает, когда становится ясно, что Малфой не обратил внимания на эту оговорку, и спешит закончить разговор.
— Да. Еще увидимся, Драко, — она говорит наигранно радостно и видит, как его правая бровь взлетает вверх.
«Что я несу», — шикает Гермиона себе под нос и ударяет по лбу ладонью.
Она опрометью несется к выходу.
Спокойно вздохнуть получается, лишь когда вихрь трансгрессии уносит ее в домик на берегу океана.
— Еще увидимся, — повторяет Гермиона неприятным тоном и кривит лицо, проклиная собственную тупость. — Сказать это слепому, настоящая идиотка.
Она скидывает пальто и устраивается у небольшой печки, протягивает ладони к огню, чтобы согреться.
Какая, в сущности, разница, что именно она сказала Малфою. Гермиона в любом случае больше не собирается ни встречаться с ним, ни видеться, ни заводить какие-либо разговоры. Ей это не нужно.
Примечание к частиИ снова здравствуйте!)
Я честно хотела отдохнуть хотя бы месяц, но вот, с момента выкладки последней главы "Плюс один" прошло всего три недели, а эта небольшая (ха-ха, всего то сто с лихуем страниц) работа почти дописана.
Я не хотела выкладывать ее в процессе, но не удержалась и распределила время так, чтобы главы выходили каждые два дня. По меркам макси она совсем крошка, но, поверьте, вы будете рыдать как сучки) По крайней мере, я это делала через каждый абзац.
Вы, наверное, уже поняли, что лечебница города Хебн такое себе местечко (чем-то напоминает отель из "Сияния" Кубрика), а доктор Джонас очень непростой тип.
И давайте договоримся на берегу: Драко и Гермиона просто бывшие сокурсники. Да, у них была взаимная неприязнь, но они не центр мира друг друга. Собственно, так же, как и в каноне, там ничто не намекало на их безответную тайную влюбленность.
И с радостью сообщаю, что следующая глава, которая выйдет в субботу вечером, полностью от лица Драко. Только представьте, 20 страниц нашей сладкой булочки!
Смотрите подборки на пинтересте в описании, включайте музыку и делитесь впечатлениями🖤