Акт 7
Сначала я почувствовал, как воздух стал легче и прозрачнее, будто лес перестал быть уверенным в себе и стал чуть медленнее, осторожнее в каждом движении. Свет теперь не обнимал, он щекотал. Ветер не нёс запах, он задерживал его, играя и перекатывая в воздухе. Листья медленно менялись. Один, потом другой, будто бы стеснялись, и вдруг – целая ветка, потом склон, потом поляна, и всё загорело другими оттенками. Охра, медь, бурый, приглушённый жёлтый. Цвета, похожие на тепло уходящего дня.
Куст, который всё ещё рос на мне, сбросил цветы. Но в этом не было утраты, только спокойное возвращение. Как будто он больше не должен был держать форму, и мог просто быть. Мох стал серее. Гнездо, бывшее на верхушке, почти исчезло, но не от ветра, а от времени. Осталась лишь вмятина, лёгкий след. Почти забвение, почти память.
Однажды утром я услышал шаги. Другие. Лёгкие, неровные, как если бы земля впервые встретила эти ноги. Это был ребёнок. Он не шёл один, рядом звучал голос взрослого. Я не понимал слов, да это и не требовалось. Всё важное было в самом присутствии. В том, как он остановился, как сел, как медленно опустил руку. Его ладонь была крошечной, но в ней не было сомнения, не было ни намерения, ни цели, только простое прикосновение. Он аккуратно лёг, уткнувшись в меня щекой, как будто я был подушкой. И я почувствовал не кожу и не вес, а тепло. То, что не телесное, а первичное, эфирное, как в самом начале всего.
Он не знал, что здесь знак, не видел его. Не знал, чьё это место и зачем я здесь. Но он что-то чувствовал. Может быть, тишину. Может быть, безопасность. А может то, что даже я сам не мог бы назвать. Его палец медленно прошёл по моей поверхности, по трещине, не зная, что она древнее его рода, не зная, что это след воды, стекавшей тысячелетиями. Но он видел нечто большее, чем серую глыбу. И этого было достаточно.
Ребёнок что‑то прошептал. Я не услышал, но и не нужно было. Спустя мгновение он встал, ушёл, и я снова остался.
А вечером на меня лёг первый лист. Не упал, именно лёг, точно в то место, где до этого лежала его ладонь. И я понял, что пришла осень. Не потому, что стало холодно, а потому, что всё лишнее ушло. Осталась только суть и тишина, в которой всё живое становится ближе.