Эпилог
Анока осталась всё той же серой дырой. За три полных года никак не преобразовалась.
Всё те же ветхие домики с потрескавшейся глиной на стенах, пустующие лавочки у одиноких ларьков, неровный асфальт на главных дорогах, еле освещающие фонари на угрюмых станциях и уличные весельчаки с гримами на всю улыбчивую мордашку.
Всё те же магазинчики с манящими пирогами и конфетами, продавцы со сверкающими глазами на звенящие монетки или бумажные купюры.
Всё та же ребятня, стремящаяся выиграть в школьном конкурсе по костюмам.
Всё та же атмосфера приближающегося ужаса и детских приключений.
Софи Норман, обыкновенный подросток двенадцати полных годов, набрав целый мешок сладостей и вернувшись три года назад домой одна, в половину десятого ночи, стала случайным свидетелем родительского спора: кто мог подтолкнуть их старшего сына на такой необдуманный поступок?
О, господи... Лучше бы она не возвращалась в этот дом!
Лучше бы она затерялась в мыслях в каком-нибудь переулке и замёрзла с наступлением ночных холодов!
Лучше бы вообще этого дня в календаре не было!
— Неизвестные в костюмах скелетов и в чертовых тыквенных масках напали на нашего мальчика, Мэтью! Тебе не кажется это чересчур странным?
Это была мама. Голос её неестественно дрожал и срывался в некоторых моментах.
Софи затаилась за дверью, силой вжимаясь в угол.
Услышав резко брошенную фразу родительницы, девочка закрыла рот ладошкой, сжимая челюсть, чтобы не завизжать от сердечной боли.
— Это Хэллоуин, милая. За маской мог быть кто угодно... — голос старшего Нормана заполнился горечью и сожалением.
Софи впервые слышала такой порыв эмоций матери и такое ритмичное спокойствие отца, отчего сердечко ребёнка стало биться в два, даже в три раза мощнее, словно собиралось отбить ей всю грудную клетку изнутри.
— То есть, ты отрицаешь тот факт, что нашего ребёнка убили чёртовы сектанты?!
— Я отрицаю тот факт, что его убили, — повысил голос отец. Софи рефлекторно вздрогнула: — Ты ведь видела его тело. Это вполне возможно сделать самому...
— Вспороть себе живот?!
— Милая, успокойся...
— Томас — не самоубийца, Мэтью! — женщина потеряла над собой контроль. Её крик разнёсся по пустующему коридору дома. Добежал до каждой комнаты и остался витать в стенах.
Её крик заполонил разум девочки за углом.
— Нет... Не может быть... — тихо прошептала она, всё так же зажимая рот ладонями.
Дальше Софи ничего не понимала.
В груди что-то невыносимо разогрелось, заставляя сжиматься весь организм в один морской узел, слёзы лились Ниагарским водопадом из небесных глаз девочки.
Её трясло. Трясло так сильно, что казалось дом вот-вот заходит ходуном.
Воздух уже покинул лёгкие, они заполнились чем-то другим... чем-то огромным и невыносимо тяжелым, словно пузырём, с иглами, впивающимися в тело. Колени подогнулись, и ребенок тут же обнялся с холодным полом.
Боль, гнев, обида, ярость...
Нет. Именно злость на саму себя распирала изнутри — хотелось кричать.
Кричать так сильно, чтобы он — братишка, который всю жизнь поддерживал и утешал, услышал её. Прибежал и обнял. Выслушал и понял.
Софи Норман прекрасно понимала, что из-за своей наиглупейшей ошибки оставила родную кровь умирать в одиночестве.
Ох, если бы она могла вернуть время назад... Если бы она могла поменять ход событий... Если бы...
А что сделать? Сама ведь предложила разойтись по разным улицам и собирать конфеты по одиночке.
Сама ведь отправила его на неверную смерть...
Словно в густом тумане, девочка начала вспоминать последние события: тут же возникла картина, как она оказалась на площади и встретила там обеспокоенную Майю, что ждала её уже более получаса у статуи с разрисованным клювом.
Девочка сообщила, что за несколько кварталов от площади нашли изуродованное тело подростка, и что местные немало обеспокоены этим случаем.
Девочка натянуто улыбалась подруге, словно зная что-то ещё...
То, чего не хотела бы говорить сейчас.
На вопрос не видела ли она Томаса у орла, Майа отрицательно качнула головой.
После этого девочки сразу же разбежались по домам.
Софи — с надеждой увидеть брата на кухне, а Майа — с желанием поскорее скрыться дома от нечистой силы, витающей по улицам.
— Мисс, мы на месте, — оповещает таксист, как только припарковывается у неприметной стоянки.
— Благодарю, — спешно кивает девушка, уже выбегая из авто. Она глубоко вдыхает новый поток городского воздуха.
Любой знающий её человек с малого возраста сегодня тут же указал бы на немалые перемены во внешнем виде Норман.
Да и не только внешнем — всё в ней сменилось: манера говорения, голос, походка. Даже цвет глаз стал темнее.
Девушка поправляет свои уложенные волосы и смотрит на часы.
Губы стягиваются в тугой бантик — она хмурится, ускоряя шаг.
Опоздание.
Мысли тут же заполоняют её разум. Этот воздух, эта земля и небо... Всё напоминало о прошлом. Оно точно преследовало её с Ванкувера.
Что уж там... с самого гнёздышка Норманов в тот роковой вечер.
Оно настигает её с самых темных углов и сбивает с ног... неумолимое и беспощадное прошлое...
Софи отворачивается. Смотрит себе под ноги. Ускоряет темп ходьбы.
Томас был замечательным мальчиком. Отзывчивым, справедливым, добрым...
От всего стада детей Нормана особенно отличало умение контактировать с внешним миром.
Он был краток, но чётен.
Жёсток, но справедлив.
Томас мог втереться в доверие меньше, чем за минуту и сохранить его на все оставшиеся годы своей жизни.
С ним вы бы почувствовали себя в полном комфорте и безопасности.
Так оно и было: парень всегда заступался за невиновных и наказывал обидчиков.
Томас Норман был примером всему городу. Таким он и остался по сей день.
— Боже, ну наконец-то! — Софи останавливается, стараясь восстановить судорожное дыхание. Поднимает глаза и встречается печальным взглядом со своей лучшей подругой.
Заметно повзрослевшая чародейка вновь натянуто улыбается ей.
Как в тот вечер...
На ней все та же черная мантия, накинутая поверх школьного сарафана. Руку обвивает радужный браслет — словно чародейка так и не снимала с себя этот костюм с того Хеллоуина.
— Ну, здравствуй, лучшая подруга!
— Здравствуй, Майка, — тепло приветствует девушка. — Давно ждёшь?
Девушки, наконец, за долгий период времени, обменялись крепкими, дружескими объятьями.
— Три года, Софи.
Голос в голове прозвучал братским басом. Норман застыла.
Оглянулась вокруг — центральная площадь. Тут же всплыло воспоминание с 31 октября.
Девушки стоят напротив статуи орла. Присмотрелась внимательнее — с разрисованным клювом.
Звездное небо тут же сменилось серым.
Разум затуманился.
— Ты... ты специально это место назначила? — по коже её пробежался табун мурашек.
— Я думала, тебе будет приятно. Ну, вспомнить былое... — кажется, эта идея теперь не казалась Майе такой классной. — Софи, тебя не было три года, и я подумала...
— Приятно вспомнить смерть брата, Редеонова? — прошлогодние поддаты психических расстройств дали о себе знать. Девушку заколотило, как и впервые за углом родительских споров.
Вдох.
— Софи, прошу, успокойся! — снова отголоски братского созыва.
С трудом усадив подругу на скамью, Редеонова охватила её лицо ладонями.
— Я понимаю тебя, понимаю! Это кажется сложным, невыносимым... но ты не виновата, Софи! Ты слышишь меня? Эй! Слышишь, да? — получив легкий кивок в ответ, Майа продолжила: — Может дело в уголовном обезьяннике и закрыли, но мы-то знаем... Софи, мы знаем, что Томас бы ни за что не решился на это! Софи, слышишь? Софи, в глаза мне смотри! Томас никогда бы не решился на это. Ему в этом очень хорошо помогли... Софи, твой брат не смог бы!
Выдох.
— А что, если так и есть, Майка... — пустые и раскрасневшиеся, от былых слез, глаза поднялись навстречу подобным. — Может он и вправду хотел...
— Нет!! Софи, мать твою, Норман, как ты вообще могла допустить этого слова в своей ненаглядной речи?! Томас никогда бы не оставил нас посреди ночи одних, слышишь? Он бы нас вообще никогда не оставил одних... Кто-то помог, Софи... Кто-то поймал его одного...
Уже не выдержала и девушка с выработанным железным характером — пустила первую слезу по холодной щеке. Пропустила в прокуренные легкие большой приток воздуха и, присев рядом с подругой, вовсе отдалась эмоциям:
— Я люблю, любила и буду любить Томаса всегда, Софи. Он — единственный лучик солнца в моей жизни за последние годы, — голос её стал невыносимо родным для Норман. Начали появляться картинки из далекого детства, когда подружки, закрываясь на замок в амбаре, рассказывали друг другу секреты и менялись советами. — Я ненавижу себя за своё непристойное поведение в тот вечер... тот гном, которого я разбила, те слова, которые я произносила — всё это для того, чтобы понравится ему, слышишь? Я вела себя, как последняя дебилка. Да, я знаю, нет мне за это прощения... Я уже постаралась себя наказать за это... Я просто должна была быть собой в тот вечер! Вкус победы отравил меня. Я стала невыносимой стервой... Той, что позволила погибнуть своему лучшему другу в жизни, — девушка замолкла. Стряхнув с лица наплывшие слёзы, она все же заключила: — Томас Норман — моя первая и последняя любовь, Софи. И эта фамилия навсегда отпечаталась в моем сердце.
Вы представить себе не можете, насколько больно кололи эти слова сестру погибшего. Насколько ей было страшно находиться бок о бок с человеком, который присутствовал в тот самый переломный момент. В момент, когда уже два человека потеряли самого близкого человека в своих жизнях.
Как же страшно вновь вернуться в тот вечер и, возвратившись домой, услышать тот самый разговор родителей... Страшно было возвращаться в этот город, зная его историю.
Прибыв в Аноку, Софи надеялась по-детски развеяться и уже в последний раз дать себе обещание отпустить брата по своей тропе. Насытиться грязным воздухом родного города и рассмотреть чётче гнилых людей в нём.
Ведь где-то здесь, в этой навозной куче есть чудище или даже группа чудищ, убившие наисветлейшего человека...
Ради этого человека и вернулась Софи. Поставить в нём смертную точку и начать свою жизнь сначала, уже без него.
— Может я и произнесу это, как бесчувственная идиотка, но, черт подери, я все эти года ждала тебя, Софи. Нуждалась в тебе! Рядом с тобой я чувствую себя в полном комфорте, словно сижу с Томасом... Чувство, будто он все эти три года подшучивал над нами и сейчас просто сидит здесь с нами, на пару со своими нелепыми шуточками и взъерошенными волосами, — девушка вновь замолкла. Слёзы продолжали скатываться по замерзшим щекам. Дыхание участилось. — Софи, прошу тебя, останься со мной...
Норман улыбнулась, почувствовав прилив чего-то давно позабытого с детства. Чего-то радостного и такого родного...
Стряхнув заледеневшим рукавом слезы, она встала со скамьи.
— Майка, ты не виновата совсем, запомни это и не накручивай себя, — чётко и внятно произнесла девушка. — Что касается этого города, то я здесь лишь на один вечер.
— Ты снова уедешь в Канаду? — чуть ли не взревела Майа. — Снова?!
— Майка, я там живу. И на этот раз окончательно.
— А как же я? — девушка следом поднялась со скамьи. — Как же вся твоя милая юность в этом городе? Неужели всё бросишь? А остальные? Рэй Морганов? Могила Томаса?!
— Майа, о какой милой юности идёт речь? Не единого упоминания о милой! — Софи обвела подругу нахмуренным взглядом. — Я не живу с той поры — лишь выживаю. И мне глубоко плевать, что было годами ранее, всё это закрывает память о Томасе и представления о том, что он чувствовал в последние минуты своей жизни, — девушка выдохнула. Зажмурилась от серости города. Туманно. И в мыслях, и на улице. — Ты же помнишь нашу начальную школу, да? Кем мы были, Майа? Зажатой мелкотой без права на собственное мнение? Мы были ничем по сравнению с богатыми детьми, — голос её приобрёл металлические оттенки. Эта тема аналогично тревожила Софи. Она обещала вновь вернуться к ней. — И не ты ли мне говорила, что в этом вина родителей? Ответь, подруга.
— Я...
— Вот тебе и юность. Томас умер, не познав всю мощь зрелости. Посмотри на меня сейчас. Я успешный индивидуальный предприниматель в свои годы. В меня с этой чертовой юности никто не верит, но я не останавливаюсь. Не собираюсь делать этого и дальше! Я никогда не винила и не буду винить родителей в своем не сложившемся финансовом положении годами раннее. Работаю, верю и стремлюсь без лишней мысли. Меня терзают лишь мысли о том, что Томас до этого не дошёл! Выпал из игры из-за каких-то проклятых монстров!! — Софи прикрыла глаза. Туман исчезал. Вдох — выдох. Спокойствие — уверенность. Через мгновение девушка вновь заговорила, уже своим умеренным тоном: — а знаешь, что именно мне помогает в этом?
Чародейка качнула головой в стороны.
— Наш с тобой разговор в вечер перед награждением. То гран-при дало мне надежду на дальнейшие победы. Те слова ведущего дали мне силу на то, чтобы вернуться вновь в эту дыру и посмотреть тебе в глаза. Та награда поменяла меня, Майа. Хочешь знать, почему же я всё-таки вернулась?
Софи буквально впилась в свою жертву взглядом. Её холодные и опустевшие глаза словно прожигали невидимую дыру на лице подруги.
— Д-да.
— Да чтобы наконец покончить с этими воспоминаниями! Покончить со всем, что когда-то связывало нас с Томасом! Ты представить себе не можешь, насколько паршиво просыпаться в совершенно непривычном месте и осознавать, что человека, который будил тебе по утрам больше нет!! Насколько паршиво третий год подряд не видеть счастливых улыбок на лицах родителей!! Насколько ужасно чувствовать пустоту под сердцем и ничего с этим не делать!! — сердце вот-вот остановится. Вдох, и девочка моментом возвращает начальную спокойную интонацию: — Я вернулась, чтобы отпустить Томаса и уехать обратно новым человеком. Личностью. Я вернулась, чтобы проститься, Майа. Проститься со своей юностью.
Слова девушки затмили голову чародейки.
Всё казалось таким простым и одновременно невозможным...
Как можно отпустить родственника и начать жить заново? Как можно уехать всей семьей в другое место, оставив могилу родного человека здесь? Как вообще можно смириться с падениями в жизни и продолжать вести быт?..
— То есть это всё? Вот так просто возьмёшь и уйдешь? — Майа только сделала неуверенный шаг навстречу к подруге, как в эту же секунду оказалась остановлена.
— Да пойми же ты, лучшая подруга... Каждая секунда в этом городе даётся мне с тягой. Оглядываясь вокруг я вспоминаю моменты, связанные с моим братом. Это и сжирает меня изнутри. Эти чертовы воспоминания...
— Я не верю, что твоя юность состоит лишь из плохих воспоминаний, — запротестовала девочка, раскачивая головой в стороны.
— Майка, моя жизнь — сборник плохих воспоминаний.
Где-то вдали прочирикала птица.
Температура воздуха медленно поднималась по цельсию. Небо оставалось пасмурным. Туман рассеивался.
Всё как в тот роковой вечер. Не хватало только наивности в глазах двух подруг по поводу взрослой жизни и серьезно дисциплинированного Томаса Нормана в их кругу, конечно же, на пару с его противоположностью — Рэем Моргановым.
— Куда сейчас поедешь? — тихо спросила Майа, боясь встревожить застывшую на месте подругу.
— К Томасу. По пути, наверное, заскочу к тётушке Мари. Три года её не видела...
— Она же переехала в Бостон, — перебила девушку чародейка. — Потому и не видела...
Софи молчала.
— Второй год уже...
— Великолепно, — тихо выругалась девушка. Скоро начнёт темнеть. — Значит, еду сразу к Томасу.
— Я с тобой, — без капли иронии произнесла Майа.
— Если ты делаешь это только для поддержания авторитета, то не стоит.
— Я это делаю ради Томаса, — в тон ответила Редеонова, даже не испугавшись своей интонации. — Да и к тому же, если бы я даже очень сильно хотела оставить тебя в нагнетающем одиночестве с братом, то все-равно пришлось бы пойти, потому как если не сегодня, то больше никогда... не узнаю номер сектора и ряд его куска земли. Родители запретили мне элементарно упоминать вашу фамилию... Ну... они отслеживают каждый мой шаг, — девочка поджала губы, поняв, что взболтнула лишнего. — То есть... Софи, в путь?
Вдох.
— Майка, я, безусловно, ценю твой оптимизм в ненужных местах и желание не дать мне совсем откинуться сегодня, но я правда должна идти одна... — девушка опустила запотевшую ладонь на плечо подруги. Всё происходило словно в замедленной съемке. Словно само время решило помучать подруг и продлить ещё один больной момент в их жизнях навечно. — Не могу обещать, увидимся ли вновь и через какой промежуток времени, но за одно могу поблагодарить точно...
Слова давались более, чем просто невыносимо. Каждая буква словно резала по сердцу. Приходилось с силой вытягивать пинцетом слоги из уст, складывать их и перенаправлять собеседнику. Одновременно нужно было сохранять спокойствие в интонации и сдержать нахлынувшие воспоминания за барьером возможного.
В горле застрял огромный ком, перекрывающий подачу кислорода. Глаза заблестели — вот-вот появится очередной ручей слез.
И всё же, как же сложно вновь и вновь расставаться с самыми близкими тебе людьми...
Софи сложно давались расставания. Всегда.
Но, как ни странно, это одно из действий, которое ей приходилось делать чаще всего:
Прощаться с кем-либо навсегда.
Взяв себя в крепкий братский кулак, девушка, наконец, произнесла финальную фразу этой истории:
— Спасибо за юность, лучшая подруга.
ноябрь, 2018.