Тень и кровь.

Дверь с треском отскочила от стены, едва не сорвав петли. Майкл переступил порог, сбросив сумки на пол так, будто они были набиты камнями.

— Делайте, что хотите. Только не трогайте бутылки под кроватью.

Комната встретила их запахом затхлости и старого табака. Пыль клубилась в полосах света, пробивавшихся сквозь щели в шторах. На спинке дивана висела футболка с пятном, напоминавшим то ли соус, то ли кровь.

Бандит, не раздумывая, запрыгнул на диван, заняв его целиком. Пружины жалобно скрипнули под его весом.

— Чей это берлога? — Тера подцепила носком валявшиеся на полу джинсы. От них пахло потом и чем-то ещё — резким, химическим.

— Тот, кто тут живёт, явно не фанат уборки, — фыркнул Бандит, закапывая нос в подушку.

Майкл бросил на него взгляд, но промолчал. Вместо этого он направился к кухне, где тут же начал греметь посудой — то ли нарочно, то ли просто не умел иначе.

— Ты сказал, этот... Стив знает ответы. Но похоже, он даже не знает, где его носки.

— А ты похожа на ту, кто раздаёт советы по домоводству? — из кухни донёсся звук открывающейся банки. — Он старше всех нас вместе взятых. И умнее.

Через несколько минут Майкл вернулся, держа в одной руке миску попкорна, в другой — пиво. По пути он уронил пару зерен, намеренно ткнул в них пальцем и посмотрел на Бандита. Тот вздохнул, но слизнул их с пола одним движением языка.

Тера опустилась на диван рядом с Майклом. Ближе, чем нужно. Достаточно, чтобы разглядеть, как свет играет в рыжих прожилках его радужки. Достаточно, чтобы заметить, как его зрачки сузились на долю секунды — будто поймал запах, который не должен был услышать.

— Ты всё ещё не рассказал, кто он такой.

— Потому что это долгая история, — он хрустнул попкорном, — а у нас мало времени.

Тишина повисла в воздухе, густая, как пыль на книжных полках.

— Гетерохромия... — Майкл прищурился, будто разглядывал редкий артефакт. — Один глаз — как осенний дуб, другой — болотная трясина. Красиво.

Его голос звучал непринуждённо, словно он раздавал комплименты так же легко, как дыхание. Но для Теры эти слова стали камнем, брошенным в тихую воду. Сначала — вспышка тепла в груди, потом волна стыда («Зачем он это сказал?»), и наконец — колючий гнев, будто её дразнят.

— Тц... — Она отодвинулась, пряча лицо в тень. Между ними тут же втиснулся Бандит, укладывая мохнатую голову ей на колени.

— Рассказывай про Стива, — прошипела она, гладя пса.

Майкл рассыпал по столу горсть попкорна. Зёрна падали с глухим стуком, как кости перед гаданием.

— Повезло тебе со мной, — усмехнулся он. — Стив — не просто мой альфа. Он был Представителем. Полвека решал, кому жить, а кому — гнить в серебряных цепях.

— Представитель... чего? — Тера нахмурилась.

— Лунного Союза. — Майкл провёл пальцем по столу, оставляя след в пыли. — Оборотни, вампиры, русалки, чародеи... Все играют по Кодексу Ночи. А мы... — Его улыбка стала острее. — Мы его нарушили.

Тера замерла. Даже Бандит прижал уши.

— Обращение без санкции Союза, — продолжил он, растягивая слова. — Наказуемо.

— Нас... ищут? — Её голос дрогнул, но Майкл лишь рассмеялся — тихо, как шорох листьев перед бурей.

— Меня тоже обратили вне правил. — Он поймал летящее зёрнышко зубами. — И вот, жив.

— Чёрт! — Тера шлёпнула его по плечу. — Ты невыносим!

Майкл с преувеличенным стоном рухнул на бок, но в его глазах мелькнуло что-то тёплое — будто он рад её вспышке.

— Лунный союз.

Майкл произнёс это словно проклятие, перекатывая звук на языке, будто пробуя его на горечь.

— Его создали, когда на проклятых объявили охоту. Не просто охоту — зачистку. Вампиры, оборотни, русалки, чародеи — все, кто не вписывался в человеческий мир, стали дичью. Тогда Союз казался спасением: общие правила, перемирие между видами, защита.

Он замолчал, и в тишине Тера услышала, как скрипят его когти по деревянному подлокотнику.

— Но законы пишут победители.

Голос Майкла стал тише, но от этого — острее.

— Вампиры и чародеи быстро поняли, как переписать правила под себя. Русалок почти не осталось — их истребляли первыми. Оборотней загнали в резервации, как диких зверей. А Лунный союз? Он лишь кивает и ставит печати на приказы.

Тера почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Поэтому ты обращаешь втайне?

Майкл резко рассмеялся — коротко, без радости.

— Я не миссионер. Если бы не случай, тебя сейчас разрывали бы на куски вампиры Фицалана. Но раз уж обратил — значит, ты моя ответственность.

Он провёл рукой по лицу, будто стирая усталость, и продолжил уже ровнее:

— Стив... он из другого времени.

В его голосе появилось что-то вроде уважения.

— Его обратили в окопах Первой мировой. Тогда ещё верили, что Союз — это братство. Он стал представителем оборотней, держался до последнего... пока вампиры не переписали Кодекс Ночи под себя.

Пауза. Где-то за окном завыл ветер.

— Мы собрали тех, кто хотел снять проклятье. Учёные, охотники, даже люди. Искали старые хроники, расспрашивали древних...

Глаза Майкла на миг стали жёлтыми.

— Мы нашли кое-что. Поэтому Союз стёр нас с лица земли.

Последние слова он выдохнул почти шёпотом, но они прозвучали громче крика.

Запах крови ворвался в ноздри Майкла — густой, медный, с оттенком горечи, как в тот день. Он не просто помнил этот запах. Он чувствовал его кожей, даже когда вокруг пахло пылью и дымом.

Перед глазами всплыл зал — когда-то просторный, с высокими потолками, где эхо разносило шаги. Теперь он казался тесным, будто стены сжимались, давя грудью. В воздухе стоял гул — не крики, не стоны, а что-то глубже: хруст костей, хлюпанье плоти, прерывистое дыхание тех, кто еще пытался цепляться за жизнь.

Он двигался на автомате. Рука сама выхватывала кого-то из-за спины, отшвыривала в сторону, но каждый спасённый тут же заменялся новым противником. Они не атаковали — они наползали, как прилив, и Майкл понимал: это не битва. Это скотобойня.

Боль пришла неожиданно. Не резкая, а глухая, будто кто-то медленно вгонял раскалённый гвоздь между рёбер. Он осекся, впервые за вечер почувствовав собственную кровь — тёплую, липкую, стекающую по животу.

И тогда он увидел её.

Она лежала в метре от него, рука вытянута, пальцы сжаты в последней судороге. Её рот был открыт, но вместо крика из него сочилась алая пена. Глаза — широкие, стеклянные — смотрели сквозь него, будто за мгновение до смерти она разглядела что-то за спиной Майкла. Что-то, чего он так и не увидел. Потом тьма.

Очнулся он от тишины. Не той, что бывает после бури, а мертвой — без дыхания, без шорохов, без даже эха собственного сердца. Тела вокруг не были изуродованы — они выглядели аккуратно, словно смерть постаралась не испачкать пол.

И только она лежала иначе.

Кровь растекалась из-под её спины, образуя крылья — два тёмных, почти чёрных пятна. Её губы, всегда такие мягкие в улыбке, теперь были синими, а ресницы — неестественно длинными, как у куклы.

Майкл коснулся её щеки. Холодной. И тогда что-то в нём сломалось.

Не рыдания, не крик — тихий, беззвучный треск, будто лёд под ногами. Пальцы впились в собственные волосы, вырывая клочья, но боли не было. Только вкус крови во рту — своей или чужой, он уже не понимал.

Потом запах. Гнилостный, сладковатый — мясо. Его желудок сжался, горло сведя спазмом, но пальцы уже ковыряли рану на плече ближайшего тела.

"Они же ещё тёплые, — пронеслось в голове. -Она бы меня ненавидела за это".

Но её больше не было, чтобы ненавидеть.

— Майкл?

Голос Теры прозвучал тише, чем обычно, будто она боялась разбудить что-то в нем.

Он вздрогнул, и воспоминания рассыпались, как пепел. Снова комната Стива, приглушенный свет лампы, отражающийся в потрескавшемся зеркале. Тера сидела рядом, а Бандит, свернувшись клубком, прижался к ее ноге.

Никто не заметил, как его когти впились в подлокотник дивана. Или сделали вид, что не заметили.

— Всё в порядке, — ответил он, но голос выдавал напряжение. — Просто... вспомнил, как Стив нашел меня.

Тера притихла, ожидая продолжения.

— В том штабе все погибли. Но он... вернул меня. Не знаю, почему выбрал именно меня. Может, потому что я был единственным, кто еще не до конца умер внутри.

Он провел рукой по лицу, словно стирая невидимую кровь.

— А почему вы потом расстались? — спросила она, осторожно, будто боялась задеть что-то болезненное.

Майкл задержал взгляд на потолке, где трещина расходилась, как молния.

— Потому что семья — это ловушка. Чем крепче держишь, тем больнее терять.

Бандит поднял голову и уткнулся мордой ему в колено. Глухой, почти человеческий вздох вырвался из груди пса.

— Мы твоя стая, — прошептал он. — И я не дам тебя потерять. Обещаю.

Тера медленно прижала ладонь к груди, где под кожей глухо стучало сердце.

— Я тоже... — начала она, но слова застряли. Вместо них — лишь жест, простой и понятный: Я здесь.

Майкл сжал зубы. Он не верил в обещания. Но что-то в ее взгляде, в тепле Бандита, прижавшегося к нему, заставило его ответить.

— Ладно, — он коротко кивнул, не добавляя лишнего.

Тера устроилась поудобнее, ее плечо коснулось его. Бандит растянулся у их ног, как живое одеяло.

Тишина. Только треск догорающих углей в камине да тяжелое дыхание пса. Майкл закрыл глаза.

"Ловушка", — подумал он.

Но почему-то впервые за долгое время она не казалась такой уж страшной.

. . .

Тера открыла глаза, когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь щели в шторах. Она лежала, прижавшись спиной к Майклу, его рука тяжело покоилась на её плече — тёплая, грубоватая, живая. В этом странном мире, где она больше не была человеком, такие моменты казались единственными островками спокойствия.

Но покой длился недолго.

Внутри неё пробудилось что-то другое — резкое, неудержимое, будто тело вдруг вспомнило, что теперь оно сильнее, быстрее, ненасытнее. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, мышцы напряглись, требуя движения. Она замерла, стараясь не дышать, но сердце уже бешено колотилось, подгоняемое не её волей, а инстинктом.

Рядом Майкл пошевелился, его дыхание оставалось ровным, но она знала — он спит чутко. Бандит, свернувшийся у их ног, приоткрыл один глаз, уловив её беспокойство. Пёс не залаял, лишь настороженно наблюдал, словно спрашивая: «Ты в порядке?»

Тера осторожно высвободилась из-под руки Майкла, стараясь не разбудить его. Солнечный луч, пробившийся сквозь занавеску, упал ему на лицо, и он сморщился, но не проснулся. Она невольно улыбнулась — даже оборотень, способный разорвать человека голыми руками, выглядел почти беззащитным во сне.

Приглушив смешок, она потянулась к его сумке, достала чистую одежду и направилась в душ.

Вода хлынула ледяными струями, но тело почти не отреагировало на холод. Раньше она вздрагивала, кожа покрывалась мурашками, а теперь... теперь лишь лёгкое покалывание, будто тело напоминало: «Ты уже не та, что раньше».

Она закрыла глаза, и перед ней снова всплыл тот же сон.

— Без меня нет тебя.
Ты — моя, я — твоя.

Голос звучал не в ушах, а внутри, будто кто-то шептал прямо в кровь. Тера сжала зубы, пытаясь заглушить его.

Арита.

Имя жгло, как раскалённое железо. Она не хотела признавать, что та всё ещё здесь, что болезнь не исчезла, а лишь изменилась, вплелась в её новую природу.

«Может, это я — лишняя?» — мелькнула мысль.

Она резко выключила воду, словно пытаясь смыть не только грязь, но и эти сомнения.

Футболка Майкла была ей велика — ткань сползала с плеча, рукава свисали до локтей. Она машинально поднесла воротник к лицу, втягивая запах — древесный, с горьковатыми нотами, но под ним он. Не парфюм, не мыло, а что-то глубже, что нельзя купить в магазине.

Его запах.

Тера замерла, осознав, что делает. Это было... странно. Неловко. Почти интимно. Она резко опустила руку, будто обожглась.

Дверь распахнулась, выпустив в коридор густой пар, который медленно растекался по потолку, словно дым от невидимого костра. Тера замерла на пороге, ощущая, как капли воды с её кожи падают на пол, оставляя за собой тёмные следы, которые тут же исчезали в полумраке.

Комната встретила её беспорядком, но не хаотичным — здесь чувствовалась система, понятная лишь хозяину. На стене, между трещинами обоев, чернели иероглифы, выведенные чем-то острым — может, когтем, может, ножом. Они напоминали то ли заклинания, то ли чьи-то последние слова. На полке, покрытой слоем пыли, стояли черепа — лося, кабана, а один, поменьше, с тонкими изящными костями, мог принадлежать лисе. Или ребёнку.

Она провела пальцем по корешкам книг в шкафу. Старые фолианты, потрёпанные тома с потускневшими золотыми буквами. Кто-то не просто читал их — жил в них. На полях — десятки пометок, то аккуратных, то яростных, будто автор спорил сам с собой. Она осторожно потянула одну книгу, и между страниц мелькнул уголок фотографии.

Выпавший снимок приземлился на пол беззвучно, будто боялся привлечь внимание. Тера наклонилась и замерла.

Майкл.

Он стоял в центре группы людей, улыбаясь так, как она ещё не видела — легко, без привычной ей насмешливой скованности. Его рука обнимала за плечи девушку с тёмными волосами. Она была красивой — не броской красотой, а той, что чувствуешь кожей: уверенной, спокойной, как будто она знала что-то, чего не знал никто другой.

Кто она?

Мысль пронеслась неожиданно резко, и Тера тут же сжала зубы. Это не её дело. Это не её жизнь. Она сунула фотографию обратно, резко захлопнула книгу, но образ не исчез — он остался где-то за глазами, как царапина на стекле.

Тера едва успела отойти от ванной, как воздух в ней дрогнул — не вспышка, а скорее искажение, будто пространство на мгновение сложилось в гармошку. Раздался глухой хлопок, как лопнувший пузырь, и из клубов пара вывалились двое.

— Чёрт возьми... — раздался хрипловатый голос. — Кто тут парится, как в адской бане?

Перед ней стоял мужчина — высокий, сутулящийся, словно привыкший пробираться сквозь тесные пространства. Его длинные, седеющие волосы были стянуты в небрежный хвост, а лицо, покрытое глубокими морщинами, напоминало старую карту с забытыми тропами. Чёрный плащ, испещрённый потёртостями и следами грязи, пахнул дымом и чем-то древним, как погребальные своды. За его спиной мелькнула женская фигура — миниатюрная, но с такой осанкой, будто она несёт на плечах невидимую корону.

— Теперь ясно, откуда этот туман, — сказала женщина, снимая очки и протирая запотевшие стёкла пальцем. Её голос звучал как тёплый коньяк — обволакивающе и с лёгкой горчинкой. — А вот и она.

Мужчина — Стив, как позже поймёт Тера — бросил на неё оценивающий взгляд, но ничего не сказал.

Майкл, не отрываясь от газеты, зевнул:
— Могли бы и потише материализоваться. А то скоро соседи начнут жаловаться.

Тера замерла, чувствуя, как её нервы напряглись, будто струны. Эти двое явно знали Майкла, но их присутствие несло что-то... тяжёлое.

Стив медленно поднялся с дивана, кости его хрустнули, словно протестуя против движения. Он подошёл к Майклу, и их рукопожатие длилось дольше обычного — не формальность, а что-то вроде молчаливого вопроса и ответа. Потом Стив потянул его в объятия, и Майкл, к удивлению Теры, не сопротивлялся, лишь слегка похлопал его по спине.

Женщина — Мерида — присоединилась к ним, но её объятие было скорее театральным жестом, словно она играла роль «душевной знакомой».

Тера стояла в стороне, чувствуя себя лишней в этом ритуале. Майкл, будто уловив её дискомфорт, слегка мотнул головой в её сторону:
— Тера, это Стив. Мой... наставник. А это Мерида. Ведьма. Не вздумай брать у неё чай — последний раз я три дня квакал.

Мерида фыркнула:
— Это был педагогический эксперимент.

Стив ничего не добавил. Он лишь изучал Теру взглядом, в котором читалось что-то среднее между любопытством и усталым предчувствием новой головной боли.