Лунная Волчица

— Уже проснулась, Аврора? Нашла путь до кухни без проблем?

Насмешливый голос Ориона заставляет вздрогнуть и усилием воли не подпрыгнуть на месте. Скрытный. Даже и не заметить, если не приглядываться к тёмному углу кухни, не освещённому тусклым светом трёх подвесных ламп над столешницей.
Лилиан бросает на него короткий, невпечатлённый взгляд, когда садится на высокий барный стул. Чёрная, потрескавшаяся кожа неприятно поскрипывает под её весом.

— Я не Аврора, — говорит она спустя недолгую паузу.

— А вчера ты показалась мне умнее... — его голос кажется разочарованным, когда он подходит ближе, и тёплый свет озаряет его лицо, оставляя на нём глубокие тени. — Что, ни разу не смотрела «Спящую Красавицу»?

Ответом ему служит лишь гробовое молчание, во время которого слышно приглушённое жужжание кофемашины.

— Кофе будешь? — откашлявшись, вновь пробует Хейз, вскинув правую бровь. — Может, хоть так оттаешь, Эльза.

— Ты всех принцесс сегодня переберёшь? — раздражённое любопытство так и сквозит в голосе.

— Только, если к случаю придётся, — пожимает плечами, сделав мелкий глоток своего эспрессо из маленькой фарфоровой кружки. «Пижон», думает Лилиан, заметив оттопыренный мизинец. — Кайден у нас, к примеру, Мерида.

— Почему именно она?

      — Потому что он управляется с луком и арбалетом даже лучше своего отца.

      Это немного возвращает в реальность. Ту, в которой Лилиан теперь чёртов оборотень. Ту, в которой перед ней тоже стоит не человек. Ту, в которой ей придётся столкнуться с Волколаком и чёрт ещё знает, с чем.

      — От кофе не откажусь, — выдавливает она из себя довольно поздно, учитывая, что в следующее мгновение кофемашина издаёт тройной писк, оповещающий о готовности капучино.

      — Вот и лёд тронулся.

      Он отмечает слишком довольно, и одно только это заставляет её напрячься даже тогда, когда перед ней с тихим звоном стекла о мрамор ставится чашка. Пенка ещё не успела осесть, но с учётом того, что горячий пар пощипывает кожу лица Лилиан, у неё ещё будет на это время, пока бета дождётся хотя бы частичного остывания.

      — Ты какая-то напряжённая, — снова начинает диалог Орион, когда садится на стул напротив, с преувеличенной расслабленностью откидываясь назад, на спинку. — Или мне кажется?

      Голубые глаза Лилиан, холодные и острые, в мгновение пронзают серые с тихой яростью. Их ледяной блеск обжигает, словно сквозь них навылет проходят льдинки, готовые впиться в его тело множеством осколков.

      — Посмею предположить, что мне не кажется. А почему же? — его голос такой лёгкий, такой по-детски любопытствующий, но что-то во всём этом заставляет Лилиан неосознанно отодвинуться глубже в сиденье, хмурясь. — Ты ведь в такой прелестной стае, дорогая.

      — Ты мне не нравишься, — тональность понижается на несколько октав, будто бы доказывая серьёзность этого заявления.

      — Опять возникает вопрос: почему же? — улыбка Хейза хищная. Такая обычно появляется у тех людей, которые уверены, что их план сработал, а птичка угодила прямиком в клетку и сейчас уже сама наносит своим крыльям увечья, когда пытается прорваться сквозь металлические прутья. — Думаешь, в этой истории я злодей? А может, тебе стоит взглянуть на это с другой стороны?

      — О чём ты? — сдавленно спрашивает Лилиан.

      — Шарлотта, вероятно, тебе не говорила... — он отводит взгляд, словно сожалеет о том, что начал этот разговор. — И я её понимаю, конечно же! Кто бы стал такое рассказывать новичку...

      — Рассказывать что? — терпение Лилиан натягивается, будто струна гитары.

      — О, я не уверен, стоит ли мне...

      — Ты мне всё сам расскажешь, хренов манипулятор, — струна лопается, и вместо голоса вырывается рычание. Лилиан наклоняется и шипит прямо ему в лицо: — Я знаю эту технику.

      — Ловко раскусила, — и будь Картер проклята, если у Ориона Хейза на лице не промелькнуло одобрение. — Что ж... Видишь ли, Лилиан... — он смотрит прямо ей в глаза, когда произносит: — Ты не единственная бета Шарлотты. И, насколько я могу судить по статистике, не последняя.

      — По какой, нахрен, статистике?

      — Скажем так... Ни одной беты Шарлотты в живых больше не осталось после одного занятного случая...

      Его губы всё продолжают шевелиться. Но Лилиан больше не слышит ни звука, исходящего из его горла. Словно её уши набили ватой, а само тело опустилось на дно самой глубокой реки, и вода всё давит и давит, заливая лёгкие, обжигая каждую клетку внутри организма нехваткой кислорода.

      Её сердце пропускает удар, и она чувствует это так ощутимо, как если бы оно находилось в этот момент прямо на ладонях. Лилиан застывает на месте, изо всех сил пытаясь выжать из себя хоть одно слово, но буквы становятся физическими, застревая поперёк глотки. Понимание, что все эти беты, те люди, — а возможно такие же подростки, как и она сама, — кто были раньше, просто исчезли, оседает в её желудке неподъемным весом. Страх. Он просачивается по венам, словно на ней отпечатались слова Ориона, въевшиеся под кожу.

      — Лотти, мы тут с Лилиан вступили в полемику... Не подскажешь нам, где именно ты похоронила своих прошлых бет? — Орион с чувством смакует каждое слово, когда Шарлотта появляется в арочном проёме кухни, учуявшая химический сигнал страха, невидимый человеческому глазу, волнами исходящий от Лилиан. Старший Хейз знает, что делает, когда протягивает этот вопрос, как ядовитую стрелу, и на мгновение кажется, что воздух в комнате сжимается.

      — Какого чёрта ты ей наплёл...

      Однако договорить она уже не успевает. Лилиан больше не сдерживается. Что-то в её теле напрягается и лопается, и изнутри выходит буря, подавляемая слишком долго, грозившая высвободиться наружу уже какое-то время.

      Стоит отдать должное, Шарлотта пытается начать разговор даже в тот момент, когда Лилиан оттесняет её в гостиную, ведомая страхом, замаскированным под ярость. Вот только Лилиан не может остановиться, она всё продолжает наступать, и глаза её сверкают жидким золотом, похожие на огненные цитрины. Клыки и когти, — они выходят наружу, прорезают кожу губ и внутренние стороны ладоней, но боль едва ощутима по сравнению с животным ужасом в её взгляде за собственную жизнь.

      — Где они? Где твои беты? — она срывается на крик, пытаясь кулаками дотянуться до Шарлотты, но та каждый раз уворачивается, повинуясь инстинктам. Это заставляет злость ещё больше закипать под кожей. — Где они?! Почему ты ничего не сказала? Почему ты мне ничего не сказала о том, что случилось с ними?!

      Её голос звучит, как зловещий раскат грома, соединённый с рычанием, которое уже не пугает, и сама Лилиан чувствует невероятное облегчение от того, что теперь не контролирует постоянно этот поток ярости, что переполняет её. Она просто позволяет этому литься из неё, не задумываясь о последствиях, к которым это может привести.

      Шарлотта лишь уклоняется от ударов, останавливает себя от того, чтобы ударить в ответ и тем самым разжечь ещё большую злобу, пытается удержать себя от непоправимого. Она смотрит на Лилиан и не узнаёт её. Словно та девушка, которая вчера едва повышала голос в разговоре, и та, которая без разбора пыталась сейчас задеть когтями хотя бы часть кожи, — это два разных человека.
      Вейл пропускает удар. Она готовится к вспышке боли, которая за этим последует, но этого не происходит. Раздаётся раскатистое рычание и такой же, но более твёрдый, рык в ответ. Приходится открыть глаза.

      — Какого чёрта тут происходит, Вейл?

      Вовремя спустившийся Тристан стоит за спиной Лилиан и держит девушку за руки, с силой сводя её локти. Несмотря на то, что Лилиан — новообращённый оборотень, который сильнее каждого в этой комнате первое время, его сила урождённого волка превосходит её в любом случае, и Картер, хоть и яростно рвётся, не сможет вырваться даже при большом желании.

      — Лилиан, приди в себя! — Шарлотта говорит это мягко, но её голос приобретает чёткие границы, силу. Бьёт по ушам, как оглушительный раскат грома перед грозой.

      Пространство вокруг будто напрягается и сужается до двух человек в комнате. Лилиан чувствует это неприятное ощущение, проскальзывающее по позвоночнику, которое заставляет подчиниться. Её тело словно поглощает плотный купол. И Тристан всё ещё сдерживает Лилиан, пока она не стихает, а после помогает осесть на пол, на корточках опустившись вместе с ней.

      — Я не говорила тебе об этом, потому что это не та тема, которую можно поднять в первый день знакомства. Ты так не считаешь? — Шарлотта хмурится и присаживается прямо на холодный пол рядом с бетой. — Я пообещала себе, что расскажу, но только когда ты будешь готова. Я не хотела тебя пугать ещё больше. Клянусь, я собиралась рассказать, просто... не так скоро.

      Эти слова не приносят успокоения. Напротив — новый всплеск злости волной цунами поднимается в грудной клетке, грозясь с треском прорваться сквозь гладкие прутья рёбер.

      Орион, наблюдающий за представшим перед его взором представлением, которого добивался с самого начала, явно удовлетворен тем, что происходит. Это замечает на периферии зрения Тристан, чьи брови хмуро сводятся к переносице, оставляя глубокую складку меж них. Но, как это обычно бывает в подобных ситуациях, инициатором которых каждый раз является сам старший из братьев Хейз, его интерес сходит на «нет» довольно скоро. Ничего нового он явно не увидит, а вот перспектива продолжать этот театр «святой Шарлотты» и её «озверевшей беты» ему не прельщает.
      Раздраженно фыркнув себе под нос и закатив глаза так, что они, вероятно, смогли лицезреть лобную долю его головного мозга, Орион выплёскивает в лицо Лилиан стакан с ледяной водой. Картер в этот момент, как по щелчку, замирает, широко раскрыв глаза и от неожиданности открыв рот, теперь полный лишь человеческих зубов, и затихает, чувствуя, как понемногу вновь берёт контроль над эмоциями, ранее взявшими верх над разумом. Она задыхается от холода, пронизывающего её кожу крошечными иглами. Гнев растворяется в воздухе, покидая тело с каждой секундой, однако что-то отдалённое всё ещё продолжает тлеть в груди.
      Орион с насмешливым выражением лица опускает стакан на журнальный стол и присаживается на край дивана, склонив голову к плечу для лучшего ракурса на обеих девушек.

      Он, впрочем, не перестаёт язвить при таком подходящем случае:

      — Лотти, дорогая, ты явно превзошла саму себя. У тебя в стае теперь достойное пополнение — настоящая пороховая бочка.

      Все замолкают. Шарлотта поворачивает голову к Ориону. Растерянность мелькает в её янтарных глазах. Почти идентичное тому, что и в серо-зелёных — Тристана, но у него оно более сдержанное, холодное. Мгновение, и Лилиан вновь в центре внимания каждого в комнате. Участившееся сердцебиение отдаёт в виски. Шарлотта смотрит на неё, её взгляд полон невысказанных вопросов, и в воздухе висит почти осязаемое ожидание.

      Орион, с остриём, больше похожим на издевательство, в голосе, снова спрашивает:

      — Ну же, Лилиан. Что это было? Почему ты так отреагировала на подобную мелочь?

      Плечи Лилиан опускаются, сама она, сгорбившись, будто бы пытается казаться меньше, чем есть, лишь бы стряхнуть с себя эти пристальные взгляды. И если Тристан и Шарлотта смотрят с немым вопросом, то Орион выглядит так, словно знает, в чём заключается проблема. Этот сукин сын догадался обо всём, вероятно, ещё вчера и лишь проверил свою теорию этим утром. Она открывает рот, её губы шевелятся, но ни звука не выходит из горла.
      Тристан касается девичьего плеча всего на мгновение, гораздо мягче, чем выглядит или обращается с другими, и его голос звучит тихо, но он настаивает и ясно даёт это понять своим тоном:

      — Лилиан, нам нужно знать, почему ты так остро отреагировала, хорошо? Ты должна доверять нам, если хочешь, чтобы мы доверяли тебе в ответ.

      Воздух вокруг сдавливает грудь. Кислород кажется чем-то ядовитым, обжигает лёгкие, словно химический ожог. Лилиан медленно поднимает неуверенный взгляд. Она выглядит затравленно. У Шарлоты сжимается сердце почти физически ощутимо, как в тисках, когда они встречаются глазами. Лилиан не хочет говорить это, не хочет сознаваться в этом, как в чём-то постыдном, но оно живёт с ней. В ней. И Тристан прав. Доверие за доверие.

      Она смотрит на каждого из них поочерёдно, и её голос, наконец, глухо, но всё же звучит:

      — У меня ПВР, — признаётся тихо, вновь опустив взгляд. Она запинается: — Прерывистое взрывное расстройство. Я уехала из прошлого города не потому, что так сильно хотела или по желанию родителей, а потому, что избила со-командника по лакроссу. Тренер отстранил меня от игр по глупой причине, а та сука просто ненавидела меня, вот, что я думаю, и я... не смогла себя сдержать.

      Эти слова, будто сбрасывают с её плеч тяжесть, сродни той, как если бы на них двила гора в тридцать тысяч футов высотой, но всё внимание теперь приковано к ней. От этого дыхание становится тяжёлым, а чувство тревоги с каждой секундой тишины становится невыносимым, зудящим в районе солнечного сплетения.

      Орион, привычный в своей саркастичности, пожимает плечами:

      — Что ж, Шарлотта, ты выбила полный джекпот.

      Тристан бросает на него уничижительный взгляд, скривив верхнюю губу в отвращении, параллельно издав тихое угрожающее рычание.
      Шарлотта, напротив, не обращает внимание на Ориона, замечает её потерянность и наклоняется вперёд, чтобы осторожно обнять за плечи. Карие глаза полны мягкости, в них какой-то скрытый вопрос, который она пока не решается задать вслух. Тристан всё также неподалёку, его взгляд тяжелый, всё ещё оценивающий, в поисках чего-то, что он никак не может найти.

      — Лилиан... — Шарлотта говорит это таким убаюкивающим голосом, что Лилиан впервые задумывается о том, что расстройство не определит её судьбу хотя бы в этот раз. В тоне альфы нет упрёка, только искреннее беспокойство. — Ты можешь рассказать нам, что произошло на поле? Почему тебя отстранили?

      От этого вопроса лицо Лилиан мгновенно становится холодным, словно от него отлила вся кровь, а сердце, уже полное страха и волнения, сжимается ещё сильнее. Она зажмуривается на секунду, пытаясь собраться, но взгляд Тристана, почти физически осязаемый, пронзает её насквозь. Он не выражает осуждения, но в его глазах настороженность, а брови, всё ещё напряжённые, хмуро сведены к переносице. Молчаливое ожидание сдавливает тело, подобно прессу, и заставляет Лилиан прикусывать язык. Неуверенность в том, стоит ли ей вообще говорить правду, возрастает в геометрической прогрессии наравне с желанием просто по-детски сбежать.
      Шарлотта смотрит на неё с мягким сочувствием. Вот только в её взгляде тоже есть проблеск осторожности, тяжело осевшей на дне радужке глаз, — в действительности она боится услышать то, чего не хотела бы знать.

      Орион сидит на диване, закинув одну ногу на другую, а пальцами руки, лежащей на спинке, поглаживая бархат громадных подушек, и с несравнимым удовольствием наблюдает за происходящим, пока не разрывает напряжение, с лёгкостью, которая только усугубляет его бесцеремонность:

      — О, я не могу дождаться, чтобы выслушать эту историю. Девушки, правда, такие простые создания, а ты ещё и ударила кого-то на поле? Прямо как в тех самых фильмах о типичных стервах двухтысячных. Должно быть, ты оставила всех с открытыми ртами.

      Его слова походят на остриё клинка, вонзающегося в её нервы и с треском разрезающего каждую тонкую нить. Одному Богу известно, как Лилиан находит в себе силы проигнорировать его язвительный комментарий и в конце концов не отвечает на провокацию, только старается не смотреть в глаза старшего Хейза, чтобы не потерять еле собранное по частицам самообладание.

      Вместо этого она поднимает взгляд на Шарлотту. На единственный оплот спокойствия и безопасности в этой комнате.

      — Я ударила Харпер в нос. И по рёбрам тоже ей дала. Она хотела меня подставить, потому что... на поле случилось кое-что, в чём она меня обвинила, хотя я была не виновата. Она метила на то же место, что и я. На капитана. И попыталась подставить перед командой, — её голос дрогнул, как если бы непрошенные слёзы застыли на слизистой глаз. — И когда тренер сказал, что не будет допускать меня к играм весь следующий год и даже показал после заявление, на котором стояла его подпись, я перестала контролировать себя.

      Лилиан изо всех сил пытается не смотреть на Тристана, который выглядит так, словно совсем недоволен решением Шарлотты, — сохранить ей жизнь или обратить, вот, в чём вопрос? — но его взгляд такой колкий, что невольно появляется ощущение, будто только им он пытается разобрать тело Картер по частям и понять, как устроены и закручены её шестерёнки.

      Шарлотта кидает быстрый взгляд на Тристана, предупреждающий, и крепче обнимает Лилиан за плечи, желая подарить хоть каплю успокоения. Показать, что всё не так страшно. Тон её голоса мягкий, донельзя поддерживающий, — Лилиан приходится сдержать всхлип, — когда она говорит:

      — Лили, это не конец света, ты же знаешь, правда? Со всеми случается. Я тоже не раз кому-то ломала нос. Тристан подтвердит, — младший Хейз на это лишь фыркает, постукивая подушечкой пальца по собственной переносице. Лилиан несмело усмехается. — Ты должна знать, что каждый оборотень находит своего ведущего. Обычно это человек, и очень близкий, а иногда — предмет, который держишь в руках, чтобы заземлиться. Это поможет сдерживать волчью сторону, контролировать твои всплески. Ты справишься с этим. Мы все поможем. Это то, что мы делаем. Как стая. Понимаешь?

      И пусть Лилиан не чувствует облегчения от этих слов, она всё равно кивает, здравой частью своего разума понимая, что, возможно, Шарлотта и права, но её волчья сторона остаётся слишком близко. Она почти физически может ощутить метафорическую волчицу, которая изнутри царапает когтями грудную клетку в молчаливой просьбе вырваться наружу. И чем больше Картер концентрирует на этом внимание, тем больше её пугает перспектива столкнуться с внутренним зверем в любой момент. По иронии судьбы, это будет — в любой неподходящий момент.

      Не успевает она ответить, как снаружи лофта раздаются шаги. Быстрый стук каблуков. Кто-то спешит.  Лилиан задумывается, как можно с такой скоростью ходить на шпильках.
      Каждый поворачивает голову в сторону массивной двери почти мгновенно. Ни у одного из присутствующих нет волнения на лице, поэтому Лилиан полагает, что беспокоиться не о чем.
      И это правда: через считанные секунды металлическая дверь лофта раздвигается, с громким стуком ударяясь об ограничитель справа, и Амели, с её поразительной лёгкостью и уверенной походкой спускается вниз по четырём ступенькам, преодолевая мизерное расстояние от прохода до дивана.

      Лилиан мгновенно поднимается на ноги, как и все остальные, при виде банши, чьё выражение лица далеко от радостного или хотя бы равнодушного.

      — Есть новости, — ни тебе «всем доброе утро», ни тебе хотя бы «привет». Амели начинает с новостей, её голос размеренный, как и всегда, но говорит она быстро. — Омеги в заповеднике. Вероятно, обезумевшие или оставшиеся без стаи. Они убили мужчину прошлой ночью. Я звонила Офелии, потому что вы не брали трубки, и об этом мы ещё поговорим, но она уверена, что Волколак работает не один, и, соответственно, он вполне разумный человек.

      Слова Амели, как ледяной душ посреди удушающей жары июля, врезаются в воздух сотнями окровавленных осколков. Напряжение в комнате ощутимо нарастает, словно невидимая рука с силой сжимает горло Лилиан. Из неё вырывается хриплый звук, и только после этого она может дышать.
      Шарлотта хмурится и поджимает губы. Её глаза сужаются, а взгляд устремляется в одну точку. Лилиан молчит, лишь наблюдая за мозговым штурмом, который в этот момент проживает Вейл. Она задаётся вопросом, как часто у них случаются ситуации, подобные этой. Как часто они борются за свою жизнь и за этот город.

      — Амели, спасибо за звонок, — подошвы кроссовок Офелии заставляют железную лестницу дребезжать, пока Шадоу молниеносно спускается вниз, оценивая обстановку. Её взгляд становится цепким, когда она замечает положение других членов стаи вокруг Лилиан. — Я опять что-то пропустила, да? В душ сходила, называется. А вообще, Тристан, мог бы и разбудить для приличия, я так просплю всё на свете.

      — Я мог бы, но ты сама прекрасно знаешь причину того, что я дал тебе поспать больше положенного.

      Неозвученное: «Ты и без того спишь четыре часа из-за немыслимого количества кофе, который потребляешь, чтобы распутать клубок загадок чёртового Волколака», — понимает только Офелия, закатившая глаза на подобное проявление своеобразной заботы.

      Тем временем, Тристан подходит к вешалке, быстро подхватывая свою кожаную куртку и накидывая её на плечи. На его лице нет эмоций, поэтому данным действием он привлекает внимание каждого находящегося в комнате.

      — Я поеду в соседний штат, переговорю с альфами ближайших стай, может быть, они узнают этих омег, — говорит Тристан, подцепляя пальцами висящие на крючке ключи от Лэнд Ровера. — Ваша задача прислать мне фотографии.

      Лилиан охватывает дрожь. Сердце, кажется, стремится перескочить отметку в «нормальное хотя бы для оборотней». Её глаза внимательно следят за передвижениями Шарлотты и Офелии, как они готовятся выходить из дома.

      — Амели, ты с нами? — Вейл, уже запрыгнув в свои кроссовки, в последний момент оборачивается на Харрис, которая с мягкой улыбкой качает головой.

      — Я останусь с Лилиан, — говорит она спокойно, сложив руки на груди. Шарлотта бросает на неё быстрый взгляд, и в её глазах застыла благодарность.

      — Будьте осторожны, звоните, если что-то случится, — тихо говорит Шарлотта, и её рука на мгновение касается плеча Амели. Амели кивает в ответ, но на её лице выражение: «Я и без тебя прекрасно знаю, что делать».

      Вейл закатывает глаза на это, прежде чем выскользнуть за дверь вслед за Офелией.

      Орион поднимает брови, насмешливо скривив губы:

      — А я, пожалуй, на эту героическую муть времени тратить не буду. Поеду позавтракаю где-нибудь.

      — Всем плевать, что ты будешь делать, — фыркает Тристан грубым баритоном и оборачивается к Лилиан, чтобы внимательно окинуть её взглядом. — Найди ведущего. И как можно скорее.

      С этими словами он покидает лофт.

      — Какой властный, да? — Орион выходит за ним с тихим смешком.

      В лофте становится в разы тише и спокойнее, и напряжение, окутавшее тело, исчезает, оставляя после себя лишь неприятный осадок.

      Изящно взмахнув копной рыжих волос и откинув их на спину, Амели поворачивается к Лилиан. Их взгляды пересекаются. Глаза банши не только оценивают, но словно заглядывают в саму её суть, откапывая то, что ей нужно.

      Чувство тревоги, возникшее от этой проникновенности, постепенно исчезает, когда Амели начинает говорить:

      — Ты знаешь, я давно поняла, что начинать знакомства лучше с чая или кофе, — вероятно, это одно из самых дружелюбных начал знакомства, которые были у Лилиан за последние сутки. — Что предпочитаешь ты?

      Картер приходится оторвать ноги от земли и осторожным шагом проследовать за Амели в кухню, где на столе всё ещё стоит забытая кружка с кофе. Молочная пенка уже осела, и теперь капучино выглядит не так привлекательно, как раньше. Даже аромат другой. Остаётся лишь надежда на то, что пара ложек сахара исправят ситуацию.
      Амели, похоже, замечает хмурый взгляд беты на чашку, словно та успела её оскорбить, потому что она усмехается тихо и подходит к электрическому чайнику. Щелчок включения, и постепенно комнату заполняет звук кипения воды.

      — Значит, чай? — после робкого кивка, Амели ловко достаёт две кружки, будто с точностью знает, где что лежит, и ставит их перед севшей на стул Лилиан. Она вздрагивает от звона посуды и поднимает взгляд на банши. Как часто каждый из присутствующих вчера остаётся в апартаментах Хейзов?

      Амели немного тянет время, прежде чем говорит тихо:

      — Я могу только догадываться, как тебе страшно.

      — Ты проходила через это?

      — И да, и нет, — уклончиво отвечает та. — Когда-то Тристан был альфой. Это был тяжёлый бой. Мы даже не знали, с чем боремся, но мы продолжали. Он оказался ранен. Смертельно. Никогда не забуду выражение лица Офелии. А я просто почувствовала его смерть. Увидела, что будет дальше, если он умрёт. И это было так больно... что я просто закричала. Этот крик, он заставил его зарычать. Мы все так обрадовались, что он снова дышит, что даже поначалу и не заметили перемену в его состоянии. Тристан снова стал бетой, но его это не особо волновало, учитывая все обстоятельства.

      Лилиан затаила дыхание, не перебивая девушку. Её тело напряжено, натянуто, подобно тетиве лука. Она будто впитывает каждое слово.

      — Тристан до сих пор уверен, что он передо мной в долгу, — она печально усмехается. — Но на самом деле, всё с точностью наоборот. Это ведь его критическое положение раскрыло во мне силы.

      — И такое бывает? То есть... это просто спит в тебе, как какой-то паразит?

      — Не совсем верная формулировка, но суть тебе явно понятна. Иногда это просто живёт в тебе и ждёт момента, чтобы проявиться.

      — Тебе было страшно? — Лилиан почти выдыхает с облегчением, когда задаёт тот самый вопрос, который зудел на кончике языка.

      Чайник издаёт тихий щелчок, и Амели снимает его со станции, чтобы разлить кипяток по кружкам. Тихий звук воды развевает тишину, и пар маленькими клубами медленно устремляется ввысь.
      Пакетики с малиновым чаем идут ко дну, и жидкость окрашивается в розоватый. Фруктовый аромат разносится по кухне, щекоча нос. Лилиан улавливает несильный запах мяты и теперь может понять успокаивающий эффект. С детства мама готовила только мятный чай с мёдом и лимоном, когда случались приступы гнева.

      — Возвращаясь к нашей теме, — Амели деликатна и подбирает слова, за что Лилиан ей благодарна, — да. Один раз. Именно в тот раз. Когда поняла, что я банши. Сначала было страшно. Я не понимала, что происходит со мной, потому что я начала слышать чужие голоса в своей голове. До сих пор их слышу. Иногда предсмертные крики. Было такое ощущение, словно раньше я находилась в какой-то странной пустоте. В звуконепроницаемом куполе. И вдруг мир стал слишком громким. Пузырь лопнул. Это... Знаешь, как будто мне просто не хватает воздуха. Я просто не могу вдохнуть и приходится кричать.

      Эти слова заставляют проводить параллели. Её мысли возвращаются к тому моменту, когда она впервые ощутила свой собственный гнев, струящийся по венам вместо крови.

      Амели осторожно берёт в ладони кружку и тихонько дует в чай, делая глоток. И всё же она продолжает, не спеша, давая время осознать каждое слово:

      — Но я научилась работать с этим. Поначалу сложно, ты не понимаешь, как управлять силами. А потом в один день ты просто... чувствуешь это, как чувствуешь своё тело. Ты научишься, Лили. Просто тебе нужно понять, что сила — не враг. Она — друг. Но, я бы сказала, что это — часть тебя.

      Лилиан смотрит на Амели, и её сердце снова замедляется до приемлемого ритма. Эта девушка излучает какое-то странное спокойствие. Будто она — маяк для заблудших душ во время шторма. В её словах есть удивительная уверенность, сила, которая заставляет верить, что всё будет в порядке. Хотя бы относительном. Словно Амели знает, что делает, знает, как поступить правильно.

      Они сидят молча, но эта тишина уже не кажется такой тяжёлой, как раньше.

      Амели улыбается своей почти ласковой улыбкой, как старшие сёстры улыбаются младшим, чтобы их подбодрить. Лилиан не может не улыбнуться в ответ.

***

      Они перебираются на диван и включают на телевизоре какой-то новый фильм, чтобы просто скоротать время.

      Чуть ранее Лилиан поставила свой телефон на зарядку рядом, положив его на журнальный стол, и теперь она попеременно посматривает на экран на случай, если придёт сообщение или поступит звонок.

      — Амели... — начинает она, едва замедлившись, чтобы правильно подобрать слова. — Как ты вообще оказалась в стае? Я имею в виду, ты ведь не всегда была банши... — Картер думает, что её вопрос может быть немного глупым, но она не может сдержаться. Её мысли перебивают друг друга, пока она пытается распутать этот клубок.

      Амели, казалось бы, ждавшая такой вопрос, улыбается, её взгляд становится чуть мягче, как и всегда, когда речь заходит о стае, и она выдыхает:

      — У Шарлотты всегда были такие... не совсем обычные друзья, — она делает паузу, испустив смешок. — Мы учимся в одной школе со средних классов. Я ушла из другой школы, когда маму перевели работать в филиал Орегона управляющей салоном красоты. И мне было тяжеловато найти кого-то поначалу. Лотти подсела ко мне почти сразу. Правда, не упомянула, что в комплекте с ней идёт гиперактивное шило в одном месте. Но даже хорошо, что так сложилось.

      Лилиан улыбается шире и позволяет короткому смеху вырваться из груди. Она продолжает слушать, делая глоток едва остывшего чая.

      — А потом Шарлотта начала отдаляться, — Амели поджимает губы и опускает взгляд на прикрытые тонкой тканью платья колени. — Я не понимала этого. Наверное, я могла бы сказать, что это было страшнее, чем момент становления банши, — когда Лилиан встречает её взгляд, она поджимает губы от укола в грудной клетке: такой омрачённой выглядела Харрис. — И тогда мне пришлось надавить на них обеих. На Шарлотту и Офелию. Они раскололись, это было легко. Но я им не поверила. Точнее, не сразу. Шарлотте пришлось обратиться, чтобы я поверила. Знаешь, все эти глаза, клыки, волчий нос...

      Амели поочерёдно обвела указательным пальцем то, что перечислила, и Лилиан усмехнулась. С недавних пор она не понаслышке это знает.

      — Так я и оказалась в самом эпицентре всех событий этого городка.

      Лилиан кивает, обдумывая, что выбрать для следующего вопроса из всего того не утихающего вороха в голове.

      — А остальные? — любопытствует она. — Знаю, Офелия рассказала мне, но всё смешалось, и... Может, ты могла бы мне объяснить лучше?

      Наступает недолгая пауза. Амели выглядит так, словно решает, стоит ли ей продолжать, но на деле она просто пытается понять, с чего начать. Она убирает волосы на одну сторону и пальцами подхватывает небольшую прядь, начиная медленно закручивать её в жгут.

      — С Кайденом ты уже знакома, — всё же продолжает Амели, решив начать с тех, кого Лилиан явно запомнила. — Он человек, но охотник. В какой-то момент Кайден присоединился к нам, после того как его отец рассказал обо всём в надежде, что он присоединится к охоте, но уже тогда они с Шарлоттой были друзьями, поэтому именно его отцу пришлось пересмотреть принципы. Кайден обычно держится в тени, но ты точно знаешь: если что-то случится, он будет рядом, чтобы прикрыть спину. Он — тот, кто берёт на себя ответственность за всё и всех, иногда даже в убыток себе. Думаю, он мог бы быть лидером группы охотников, если бы захотел.

      Лилиан поглощает каждое слово, пытаясь уловить все детали. Она не может не заметить, как Амели говорит о других членах стаи с неким уважением, даже с привязанностью, граничащей с любовью.

      — А Хикару? — спрашивает Лилиан, вспомнив того брюнета с книгой и «лисьим лицом». Её голос слегка дрожит.

      Амели на мгновение поднимает брови, словно не ожидала услышать именно это имя, и поджимает губы. Но она всё равно отвечает, и взгляд её становится тёплым, пусть и на дне радужки селится безмолвная печаль.

      — Хикару... — она повторяет имя, и в её тоне голоса звучит странная мягкость. — Он... довольно сложный. Но преданный до мозга костей. Он наполняет каждого из стаи какой-то своей энергией. Офелия уверена, это потому, что Хикару — кицунэ, а значит, и хитрый лис. Но... — Амели замолкает на мгновение, будто пытается не говорить слишком многого. — Он особенный. Не знаю, как это объяснить. Это что-то большее. Это как... дом.

      Нежность, пропитавшую эти слова и повисшую в воздухе, казалось бы, можно потрогать пальцами. Лилиан невольно этому улыбается, склонив голову к плечу.

      Амели замечает этот взгляд.

      — Что? Чему ты улыбаешься?

      — Да так... ничего, — невинно отзывается та.

      — Лучше бы так оно и было, Лилиан Картер, — несмотря на напускную серьезность, Амели не может скрыть веселье.

      Проходит буквально мгновение, во время которого они смотрят друг друга в глаза, прежде чем разразиться звонким смехом. Ощущение, будто они знакомы уж точно не первый день, не покидало Лилиан с тех пор, как Амели разлила по кружкам чай и первая пошла навстречу.

      — А остальные? Орион не выглядит так, будто он здесь добровольно.

      — Уф, Орион — это наша коллективная заноза в заднице. Клянусь, никто понятия не имеет, почему он ошивается рядом, и вряд ли это из-за Тристана. Хоть они и братья, но ни о каких семейных чувствах речи не идёт, — банши закатывает глаза, скрещивая руки на груди. — Такое чувство, что он просто развлекается, в то время как мы тут пытаемся спасти свои задницы.

      — Звучит на него похоже, если то, чему я была свидетелем, только вершина айсберга.

      Звук уведомления заглушает конец фразы.

      Лилиан подрывается к телефону так, будто от этого зависит жизнь, и смотрит на входящее сообщение.

От кого: Лисса <3 [16:38]
«Ты куда пропала? От тебя ни слуху, ни духу с самого дня вечеринки.»

      Пальцы стучат по электронной клавиатуре, набирая ответ.

Кому: Лисса <3 [16:41]
«Прости-прости-прости, я просто потерялась во времени, захотела побыть одна. Ещё познакомилась кое с кем, расскажу при встрече, обещаю.»

От кого: Лисса <3 [16:55]
«Ты ОБЯЗАНА мне всё рассказать, Лилиан Картер!»

От кого: Лисса <3 [16:56]
«Он красивый? :)»

Кому: Лисса <3 [16:59]
«Почему именно парень?»

От кого: Лисса <3 [17:01]
«А кто ещё?»

Кому: Лисса <3 [17:03]
«Может, это просто компания людей?»

От кого: Лисса <3 [17:05]
«И в этой компании парни))»

Кому: Лисса <3 [17:06]
«Поговорим об этом потом.»

Кому: Лисса <3 [17:07]
«И никаких парней, Хартли.»

От кого: Лисса <3 [17:09]
«Ладно-ладно, девочка. Развлекайся ;)»

Кому: Лисса <3 [17:10]
«Люблю тебя :з»

От кого: Лисса <3 [17:11]
«И я тебя, сестра-не-по-крови)»

      — Твоя подруга?

      Лилиан вздрагивает от голоса Амели, нарушившего момент транса, и ловит себя на том, что широко улыбается сообщениям Элиссы. Картер поворачивает голову в сторону банши и блокирует телефон, откидываясь на спинку дивана с почти ностальгической улыбкой.

      — Самая близкая, — с трепетом отвечает она. — Мы называем друг друга сёстрами не по крови.

      Амели отзеркаливает её улыбку.

      — Понимаю. Моя подруга уехала на лето, но пока не вернулась, ей рейс задержали.

      — Откуда она летит?

      — Она была в Италии, — Харрис мечтательно вздыхает. — И честно говоря? Я ей завидую.

      — Итальянские парни?

      — Итальянское солнце, — со смешком говорит та. — Меня и здешние парни интересуют.

      Лилиан по-глупому хихикает, мысленно отмечая, как порой она бывает похожа на Элиссу.

      — Я хочу есть, — после короткой паузы говорит Картер, выпрямляясь. — Ты хочешь есть?

      — Я хочу чизкейк и нормальный холодный американо.

      — Ты тут знаешь места? Я здесь всё ещё не особо ориентируюсь.

      — «У Ниннель». Там вкусно только потому, что кофейней заведует мисс Лопес. К слову, прелестная старушка, она часто даёт Шарлотте в подарок домашнее овсяное печенье.

      — Тогда решено. Веди, Амели.

***

      Внутри заведения не так много народу: влюблённые, на вид из старшей школы, за столиком у окна держатся за руки; пожилой мужчина неспешно перелистывает газету, делая какие-то пометки чёрной ручкой; девушка что-то достаточно быстро печатает на своём ноутбуке, крышка которого обклеена пёстрыми стикерами, и попеременно потягивает кофе через пластиковую трубочку.
      За стойкой работает бариста, профессионально орудуя над жужжащей кофемашиной. Аромат обжаренных кофейных зёрен ударяет в нос с каждым вдохом, заряжая некоим подобием бодрости. Хотя, вероятнее всего, это всего лишь психосоматика. Несмотря на теплоту кафе, от закрытых витрин с выпечкой, десертами и лёгкими перекусами отдаёт прохладой, поддерживающей продукты в хорошем состоянии.
      Весь интерьер выполнен в одной палитре синих и голубых оттенков, приятных, стоит сказать, и от них не рябит в глазах, особенно таких чувствительных теперь, когда органы чувств будто выкручены на максимум после укуса.

      Когда они делают заказ, переговариваясь с официантом, Лилиан передаёт все полномочия Амели в выборе позднего обеда или, лучше сказать, ужина, лишь отметив, что хотела бы кофе со льдом.
      Проходит от силы пятнадцать минут, когда официант, Джеймс, приносит на молочно-белых подносах два черничных маффина, две лимонных корзинки с меренгой, один холодный американо и один капучино со льдом, после чего удаляется.

      Амели выглядит довольной собой, когда после первого укуса маффина Лилиан тихо мычит от удовольствия, большим пальцем смахивая крошку теста с уголка рта. Сладковатая черничная кислинка приятно сочетается с горечью холодного кофе.

      — Я даю слово прислушиваться к тебе в вопросах, касающихся еды, — подняв ладонь тыльной стороной вверх, бета улыбается уголками губ и тут же запивает десерт кофе.

      — Не забудь об этом, когда придёт время голосовать, что будем заказывать на вечере кино, и Офелия будет настаивать на «Пиццас Джо», — усмехается Амели в ответ, в свою очередь начав с лимонной корзинки. Чайной ложкой она подцепляет воздушную меренгу и с блаженным выражением лица съедает её. — Хотя, скажу честно, если Офелия всё-таки дожмёт всех нас, и мы закажем их «особую пиццу с ананасами», я, возможно, начну искать способ нейтрализовать её на месте.

      — Это уже звучит, как план, — Лилиан насмешливо хмыкает, крутя в руках пластиковый стакан с капучино. Кубики льда тихо позвякивают, покачиваясь на поверхности.

      Амели коротко смеётся и делает ещё три маленьких глотка своего американо, прежде чем её смартфон, лежащий на краю круглого стола, начинает вибрировать от входящего звонка.

      Лилиан видит на экране «Офелия» и мгновенно выпрямляется на стуле.

      Смахнув ползунок вправо и приняв звонок, Харрис прижимает телефон к уху и скрещивает ноги под столом. Её лёгкое волнение Лилиан всё же замечает, когда наклоняется вперёд и упирается локтями о поверхность стола.

      — Моя дорогая сердцу Амели...

      — Ближе к делу, Фел.

      — Они неуправляемы, — тараторит Шадоу. На фоне её голоса слишком отчётливо слышны звуки хруста костей, рычания и словесных попыток Шарлотты вразумить оборотней, вышедших из-под контроля. — Нам нужно их вырубить, чтобы, как минимум, отправить фотографии Тристану, но они будто и боли не чувствуют, как загипнотизированные, ей Богу.

      — Мне нужно оглушить их?

      — Да, и как можно скорее, — её тон повышается на несколько октав.

      — Я еду. Продержитесь минут семь, — Амели сбрасывает звонок и в ту же секунду хватает телефон Лилиан.

      — Эй, вообще-то... — банши перебивает бету и пресекает возмущения.

      — Я вбиваю свой номер. И поставь пароль на телефон. Кто угодно может прочитать твои переписки, просмотреть звонки, понять, где твоё слабое место и ударить по нему как можно сильнее, — она отчитывает её, как маленького ребёнка, и Лилиан в мгновение становится не по себе. Так, будто она устроила вечеринку в отсутствие родителей, а они приехали раньше обещанного.

      — Хорошо, ладно, — бурчит под нос, забирая протянутый телефон обратно.

      Амели поднимается со стула, сделав последний глоток американо. Она переводит взгляд на Картер, словно колеблется, стоит ли оставлять бету здесь одну, но сомнения сходят на нет, когда приходит сообщение от Офелии с просьбой поторапливаться.

      — Звони, если что-то понадобится, Лили.

      — Я буду в порядке. Иди, — она мягко улыбается, спрятав свою неуверенность за небрежным взмахом ладонью.

      — Ладно... — медлит Амели, поджав губы. — Будь осторожна. Мы знаем только о двух омегах. Их может быть больше.

      С этим предупреждением Харрис подбирает со спинки стула свою джинсовую куртку и выбегает из кофейни. Только зазвеневшие колокольчики над дверью являются напоминанием, что банши была здесь, рядом.

      Кафе теперь кажется ещё более тихим. Становится неуютно с каждым мгновением, и Лилиан опускает глаза на остатки десертов. Она доедает только лимонную корзинку, всё же заставив себя насладиться нежным вкусом меренги и лёгкой кислинкой лимонного крема. Её слух, ставший невероятно острым после укуса, невольно улавливает обрывки разговора пары у окна.

      — ...ну, ты же сам говорил, что это чертовски глупо! — говорит девушка, чуть повышая голос. Она звучит чуть плаксиво, словно ей хочется что-то сделать, но каждый её отговаривает от этого.

      — Но если это важно для тебя, разве я могу сказать «нет»? — отвечает парень, его тон тёплый, когда он переплетает свои пальцы с её.

      Лилиан невольно улыбается, зажав зубами трубочку, но откладывает стакан, бросая взгляд на часы. Почти шесть. Внутри поднимается беспокойство, как только приходит осознание, что уже темнеет.

      Недоеденный черничный маффин и пластиковый стакан с подтаявшим льдом на дне остаются без внимания на столе, пока официант не уносит их.

      Перезвон колокольчиков вновь раздаётся над дверью. Прохладный вечерний воздух приятно холодит кожу. Лилиан вдыхает его полной грудью, прикрыв глаза. Иллюзия обманчивого спокойствия окутывает её. Тёплый свет уличных фонарей рассыпается бликами на влажном асфальте. Моросящий дождь в этом округе — не редкость для ранней осени. Почва нуждается в воде после засушливого лета.

      Тишина приносит умиротворение, несмотря на то, что обострённый слух является помехой для того, чтобы насладиться ею. Она слышит приглушённое чириканье птиц вдалеке, шорох листвы и травы, даже неразборчивый говор людей в домах, пока не выходит на пустынную улицу. Она старается держаться в тени, когда приближается к мосту. Подошвы её ботинок глухо стучат по тротуару с каждый шагом, перекликаясь с редкими машинами, проезжающими над головой.

      Тихий звук, очень похожий на рычание, заставляет насторожиться. Ноги прирастают к земле. Чёрт возьми, что там Амели говорила про неизвестное количество омег? Только Лилиан Картер обладает достаточной удачей, чтобы наткнуться на одного из них.

      — Кто здесь?

      Из тьмы под мостом одновременно с вопросом появляется фигура.

      Это и есть омега. Его глаза светятся также, как и у обычных оборотней, но если у них радужка глаз приобретает золотистый оттенок, то у этого — болезненный желтый, поблескивающий. Бледная кожа почти мерцает, его движения резкие, словно кто-то дёргает за ниточки, словно он не контролирует собственное тело.

      Он медлит лишь считанные секунды, прежде чем бросается вперёд и кидается на бету с рокочущим, угрожающим рыком.

      Картер едва успевает отпрыгнуть в сторону. Адреналин, будто бы введённый в её грудь толстым шприцом, взрывается в крови, стремительно распространяясь по венам. Организм реагирует гораздо быстрее мозга, пока сердце бешено стучит под рёбрами, отдаваясь в висках, на которых мелким бисером уже выступил пот. Руки вытягиваются вперёд, человеческие ногти превращаются в потемневшие изогнутые когти, а глаза, как она теперь знает, светятся своим жутким золотым сиянием, напряжённые зрачки сужены. Обращение — процесс болезненный поначалу, в первые разы, теперь ощущается, как освобождение, сладкой пряностью оседающее на языке. Волчица где-то внутри озорно рычит, наполняется радостью, когда её без сомнений выпускают на свет и передают контроль.

      Лилиан бросается на оборотня, но тот, несмотря на импульсивное поведение и дёрганные движения, ловко проходит под её рукой, уходя в сторону. Считанные секунды требуются омеге, чтобы взмахнуть когтями в попытке нанести удар сзади, но инстинкты, ведущие Картер, приказывают упасть навзничь на асфальт и прокатиться в сторону, чтобы вновь оказаться на ногах.

      Тем не менее, этот манёвр не спасает от трёх поверхностных порезов на плече. И они-то уже почти зажили, а вот футболка даже Лилиан не принадлежит! И что она собирается сказать Шарлотте?

      — Ты в курсе, что бить в спину подло, урод? — рычит она, речь немного шепелявая из-за обилия клыков во рту. В ответ ей слышится лишь звериный рёв, который пугает до чёртиков.

      Она блокирует удары, пропустив несколько, пришедшиеся в разные части тела. В голове пусто, нет ни единой мысли, лишь инстинкт самосохранения выкручен на максимум, будто тумблер поворачивают с каждой секундой. Каждая атака всё больше выматывает. Дыхание сбивается, становится рваным, лёгкие жжёт.

      Она не привыкла к этому. Она не умеет драться. Сейчас она выживает только на инстинктах, которые повинуются животной её части. Слёзы встают комом в горле. Она не должна быть здесь и сражаться за свою жизнь. Лилиан только надеется, что у неё хватит мужества не заплакать перед этим оборотнем прямо в тот момент, когда он заносит когтистую руку над её лицом, оставляя глубокие порезы, которые заживают медленнее из-за всех остальных ран на теле. Картер падает на землю и пытается отползти в сторону, уповая на то, что это может помочь. Она вся в грязи и пыли, где-то прилипли тусклые оранжевые листья, ткань толстовки разорвана в нескольких местах, а брюки на коленях из серого превратились в охровый. Одежда впитала кровь ран, теперь неприятно прилипнув к телу. Если бы не ускоренное заживление, отрывать засохшую ткань от кожи стало бы немыслимым мучением.

      Всё вокруг начинает размываться, зрение по краям темнеет от удара головой об асфальт, но прежде чем оборотень успевает наброситься снова, без устали, как будто у него на спине был заводной механизм, с вершины моста раздаётся ещё одно рычание. Оно предупреждающее, а не агрессивное. Лилиан старается думать, что это Шарлотта. Или хотя бы кто-нибудь, кто не станет добивать её на пару с этим обезумевшим.

      Подняв взгляд и заметив тёмную фигуру, в спину которой ударяет тёплый свет далёкого фонаря, она задерживает дыхание, несмотря на боль в грудной клетке.

      Оборотень, — если Лилиан правильно поняла по светящимся во мраке жёлтым глазам, — хватается когтями за парапет моста. Бетонная крошка с тихим звоном падает на асфальт под ним. Он раскачивается как раз в тот момент, когда омега оборачивается, готовый кинуться в новую схватку, и точным выпадом подошв ботинок ударяет прямо в голову, мгновенно лишая сознания и заставляя рухнуть с громким хлопком. Хруст костей всё ещё отдаётся в ушах Лилиан, пока её зрение проясняется.

      Обезумевший оборотень теперь лежит на земле. Его дыхание тяжёлое, но размеренное. Картер предполагает, что это из-за сломанного носа.

      Лилиан выпрямляется на руках. С трудом поднимается на ноги, не обращая внимания на вспышку боли в области рёбер, и прищуривается, чтобы разглядеть того, кто, можно сказать, спас её. На самом деле, до сих пор трудновато в это поверить.

      Оборотень выглядит слишком собранным для того, кто только что вырубил человека. Ну, не совсем человека, но тем не менее. Он явно знал, что делает. Это осознание поселяет опасения в солнечном сплетении.

      Несмотря на всё это, Лилиан приходится признать, что он привлекателен, как Дьявол во плоти. Ну, это если сериалы не врут нагло всему человечеству, и Дьявол действительно привлекательный на вид. Но у Лилиан глаза всё ещё на месте, несмотря на возможность лишиться их в ходе схватки, и работают они поразительно хорошо, даже лучше, чем могли бы, после обращения, поэтому не замереть от того, что перед ней воспрял живой Адонис или, вероятно, Гефест, она не может.

      Выводит её из подобия транса его голос, мягкий баритон, с лёгкой хрипотцой:

      — Ты как? В порядке? — спрашивает он, выходя из тени на свет и протягивая ей ладонь.

      Теперь она может рассмотреть его лучше. Высокий, вероятно, на голову или больше выше неё самой. Тёмные волосы растрёпаны, но всё равно заметно, как они раньше были уложены мягкой волной, что обрамляла лоб и касалась выступающих скул. Глаза такие яркие, зелёные, словно целый Сатурн поселился на радужке. Они словно мерцают в полумраке, но ни о каком превращении не может быть и речи. Чётко очерченные губы искривлены в лёгкой усмешке.

      — Могло быть и хуже, — запоздало говорит бета, сглотнув вязкую слюну. Ответом служит тихий смешок и взгляд, слишком понимающий, что она имела в виду. Например, смерть. — Всё равно спасибо.

      Лилиан принимает руку помощи, вложив свою ладонь в его. Хватка крепкая, когда он подтягивает её вверх, поднимая на ноги.

      — Кто ты вообще такой? — в голове проскальзывает мысль о том, чтобы отряхнуться, но пыли на одежде так много, что она не видит в этом смысла. Вместо этого Лилиан не сводит с него взгляд. Вот только сейчас глаза её прищурены, и былое восхищение сменяется испытующим интересом. Она оценивает его, пытается понять, насколько он может быть опасен для неё или для кого-то ещё, кто теперь является частью её жизни.

      — Феликс, — на дне его глаз пляшут искры насмешки, словно он веселится от её подозрений. Это вызывает вспышку раздражения внутри, которую Лилиан успешно подавляет, управляемая усталостью. — Феликс Блэквуд, если леди будет угодно.

      — Леди в восторге, — фыркает Картер, усилием воли не закатив глаза. Феликс на это лишь ухмыляется, склоняя голову к плечу, напоминая щенка, любопытствующего, что же произойдёт дальше. — И что же тебе нужно, Феликс Блэквуд? Слабо верится, что ты спас меня по доброте душевной.

      — Ну, почему же? Может, я добрый самаритянин? — встретив её невпечатлённый взгляд, он улыбается шире. В его представлении дальше будет только веселее с этой... бетой. — Ладно-ладно, ты права, раскусила. Но не «что», а «кто» будет чуть уместнее. Шарлотта Вейл.

      — Шарлотта? — растерянно вторит эхом Лилиан.

      — Именно, — кивает он, убирая руки в карманы чёрного бомбера. — А ты из её стаи.

      — Не думала, что слухи расходятся так быстро.

      — Не слухи, а запах. Оборотничьи штучки, помнишь? — он вытаскивает руку из кармана всего на мгновение, чтобы покрутить указательным пальцем у своего носа.

      — Точно, — бормочет она, хмурясь. Вот об этом она как-то забыла.

      — Мне нужно с ней поговорить. Я не мог её найти довольно долго. Мы раньше учились вместе, в начальных классах. Потом я переехал и так уж получилось, что меня укусили несколько месяцев назад, — Лилиан слушает его, но что-то, похожее на трувогу, зудит на подкорке сознания, когда она понимает, что он так легко рассказывает свою историю. Хотя, возможно, это его способ завоевать доверие. От этой мысли она немного успокаивается, подавляя поднимающуюся к горлу тошноту. — А одинокие волки без стаи не живут долго. Поэтому, когда я узнал, что Шарлотта стала альфой, я подумал, что мог бы присоединиться к ней.

      Лилиан сузила глаза.

      — И как я могу тебе верить?

      — Прислушайся к сердцебиению. Если оно пропустит удар, значит, я лгу, — пожав плечами, Феликс ждёт, пока Лилиан настроит свой слух. Её глаза направлены прямо на его грудную клетку, и это заставляет едва сжаться от пристального внимания. Он продолжает: — Я хочу присоединиться к стае Шарлотты, чтобы не умереть от рук охотников одиноким волком, и не собираюсь причинять вред ей или её стае.

      Ни одного пропущенного удара.

      Картер поднимает взгляд и вновь встречается глазами с оборотнем. Феликс едва улыбается уголками губ, что почти застенчиво, и Лилиан приходится побеждённо вздохнуть.

      — Хорошо, — неуверенно кивает она, делая шаг назад, когда осознаёт, что не отходила от оборотня с того момента, как тот помог ей подняться. — Но если хоть что-то покажется мне странным, я тебе голову снесу, понял меня?

      Выражение лица Феликса становится почти по-лисьи хитрым, когда он улыбается шире и говорит:

      — Справедливо. Договорились.

      Едва Лилиан отвернулась, собираясь отвести его к Шарлотте в направлении лофта, позади раздался звон. Звон ключей.

      Сверху с моста послышался звук разблокированного автомобиля.

      — На машине будет быстрее, не думаешь?

      И кто Картер такая, чтобы отказываться от тепла машины в то время, когда её мышцы ноют, как после самой мощной тренировки по лакроссу?