11. Весна
Ночь закруглялась, и луна, освещавшая пространство, становилась бледнее и уходила на заслуженный отдых. Волк добежал до возвышения, с которого уже были видны огни человеческого поселения, он опустил взгляд и проследил за удаляющейся вниз по склону к деревне девушкой на этой громкой машине. Волчье сердце сжалось от потери и тоски. Заскулив, он повёл носом, втягивая остатки её запаха, постепенно исчезающего, становящегося эфемерным, призрачным и вовсе испарившимся. Сердце в груди ныло и тосковало, болело, горело огнём и не сгорало, а мучило — горело и мучило, сводя с ума. Не вырвать, не избавиться, лишь терпеть и ждать, ждать и терпеть, хотя так невыносимо, словно неведомая сила раздирала на куски. Голова гудела, в ушах стоял звон, а ещё отголоски её голоса:
… Ненавижу тебя…
Он сам себя ненавидел. Так правильно. Но что же он наделал?! Неужели, действительно, его теперь ненавидит? Неужели правду сказала? Как же так? Отчего всё вышло так, как вышло? Где он свернул не туда? Возможно ли было всё проиграть по-другому? Так, что и он, и она были бы счастливы в разных мирах друг без друга? Если бы они встретились, провели время, и пришлось расставаться, но не было бы боли. Возможен ли был такой исход? Наверное, возможен, но до того момента, как они почувствовали друг к другу что-то.
Волк бежал, мимо проносились деревья, пустоши, мёрзлые реки и стылые горы. Всё находилось в забытье, в зимнем сне.
Когда же эта проклятая зима кончится, и станет легче?!
Волк не понял, как оказался возле домика. Лапы сами туда принесли. Там ещё остались следы. Её. Волк, заскулив, сел и, склонив голову, рассматривал домишко, вспоминая всё, что случилось с ним и с ней. Неужели реальность? Может, это был просто сон? Может, ничего этого не было, а он сейчас спит, где-нибудь глубоко в зимнем лесу и видит странное, затянувшееся видение. Он встряхнул головой и начал обращаться.
Вошёл в дом. Внутри по-прежнему было тепло. Огонь в печи потух, но угли всё тлели. А ещё запах. Её запах пропитал там всё. Словно из зимы через волшебную дверь волк вошёл в весну. Молодую, красивую, сильную, дерзкую, мягкую.
Николь.
Его весну звали Николь.
Волк подошёл к столу и провёл ладонью по поверхности. Там был её запах. Он обернулся и посмотрел на умывальник. Там тоже был её запах. Конечно, уже не такой явный, но он всё ещё витал в воздухе. Вальф подошёл к кровати, сел. Провёл рукой по старому матрасу, заправленному тонким пледом. Нашёл несколько длинных волос девушки, рассмотрел. Лёг. Втянул носом воздух, отделяя её запах от всех остальных. Уткнулся лицом в плед и вдыхал. Зажмурился и зарычал. Злоба просыпалась. Злоба от боли и невосполнимой потери. Всё не так! Здесь теперь всё не так! Её нет, и это не так, как должно быть! Она должна была остаться! Должна была понять, что он врал! Глядя ей в глаза, врал! Почему она не поняла? Почему не раскусила его? Почему поверила ему, ведь он врал ей!
Ррррррррррр!
Волк вскочил и, с силой ухватив за деревяшку, перевернул кровать. Потом приподнял за ножку и снова с силой опустил на пол — стал долбить кровать об пол, затрещали доски, и она сломалась. Он подскочил к столу, опрокинул и его, снова схватил и швырнул в стену. Стол разлетелся на несколько фрагментов. Парень в ярости ухватился за отломанную ножку и стал крушить всё вокруг: умывальник, печь, тумбу, разбил окна, долбил по стенам — деревяшка в руках уже давно сломалась, но ему было мало. Гнев всё ещё не находил выхода, хотелось вырывать себе волосы, разорвать на себе кожу, сломать все кости, раздавить свою голову, чтобы не чувствовать, не думать, не корить себя, ведь он сам оттолкнул её, потому что так было правильно, но от этого было не легче.
Не легче!!!
Волк сильно зажмурился и, зажав лицо руками, опустился на колени, пытаясь отдышаться, привести чувства в состояние покоя, но они бушевали и причиняли боль.
Её больше нет с ним. И не будет. Он сам приложил к этому руку, и назад хода нет. Он понимал, что сделал правильно, но боль от этого не переставала терзать его.
Его Весна. Ей тоже больно. Она остынет, забудет и встретит кого-то, кто не будет на неё рычать, кто не будет пугать, кто будет любить её и оберегать, заботиться, ласкать её, владеть её телом и душой. Раны расползались по душе, как дыры по старой застиранной простыне. Он бы убил любого, кто дотронулся до неё, кто смотрел бы вожделеющим взглядом — загрыз бы. Он бы… Ничего не сделал, потому что так правильно. Всё правильно.
Волк опустился и лёг на пол посреди обломков и хаоса, свернувшись в позу эмбриона. Сильный и опасный хищник был абсолютно деморализован, повержен и ослаблен простой девчонкой, что, схватив его сердце, сжала в своих тонких ладошках, ушла и не вернула. Намеренно. Весна ушла из этих краёв, а впереди его ждала только длинная, холодная и равнодушная зима…
Сколько он так пролежал посреди развороченного домика, он не знал. Холод и стужа заполняли пространство, выгоняя тепло, занося порывами ветра маленькие снежинки, что опускались с неба. Волк не чувствовал, что замёрз. Его сердце покрывалось ледяной коркой, а тело ничего не ощущало. Ему было плевать на себя. Не хотелось ничего. Ни есть, ни спать, ни идти куда-то, даже лежать не хотелось. Существовать. Но он не мог по желанию сдохнуть. А жаль.
Существование. Вот, во что превратились его дни.
Первый день без Ники волк провёл в бездумном шествии куда глаза глядят. Просто шёл, опустив голову. Его не радовали запахи, щебет птиц и возня мелких грызунов. Не радовал солнечный морозный день. Не радовал хруст снега под лапами. Ему было плохо. Нестерпимо-паршиво-тошно.
На пятый день волк всё ещё шёл. Куда-то. Он не обращал внимания на смену пейзажей. Какая разница? Он всё ещё не видел смысла в своем существовании. Есть он, или это его тень бредёт понуро сквозь лес?
Шёл двадцать какой-то день. Плевать. Волк исхудал. Есть хотелось, но сил и желания, азарта не было. Просто чувствуешь голод, и всё. И привыкаешь к нему.
Пятьдесят или шестьдесят какой-то день клонился к сумеркам. Плевать. Стало заметно теплее. Но волк не замечал. Не обращал внимания. Шкура стала облезать, меняться. Плевать. Волк охотился, но как-то лениво и на тех, кто намного слабее и медленнее. Он больше не был достойным соперником: если попадется медведь или рысь и захочет отстоять свою территорию, он сдаст позиции и сдастся. Сил не было, желаний тоже. Была пустота. Кто-то вынул изнутри всё живое. Остались только неявные инстинкты. Попадался кто-то не сильно резвый и прыткий — ел. Нет — нет.
Наступило утро восьмидесятого дня без неё. Волк уже какое-то время стоял, застыв, и рассматривал своё отражение в растаявшем озере. Шкура почти сменилась, и это был уже не он. Весна пришла, но не к нему. Другим он стал не только из-за шкуры. Глаза, кажется, были другими. Изменились. Тоска выела в них жизнь и свет. Время шло, а легче не становилось. Словно вчера он слышал чётко в своей голове голос Николь, её слова о том, что она его ненавидит. Он тоже себя ненавидел. Да. За слабость.
Что есть любовь? Жертва. Во имя любви ты жертвуешь чем-то к чему привык, чтобы не умирать сердцем. Он был слишком категоричен. Он смог бы среди людей. Да, смог бы. Если это цена быть с Весной, то да, он был готов стать одним из них, жить в каменной коробке. Если бы его Весна приняла его, он бы лёг у её ног и отдал своё сердце на её суд.
Как иронично. Раньше он был себялюбив и ставил свой покой выше любви. Теперь наоборот. Волк всё осознал. Он не в состоянии выкинуть любовь из своего сердца. Но в состоянии отказаться от себя в пользу любви. Он изменился внутри. Он только тогда понял, стоя на берегу небольшого озера, что Весна его сломала, покорила, приручила, изменила. Он всё ещё чувствовал ту связь, что родилась в волчьем сердце, она словно нить тянулась сквозь пространство к девушке по имени Весна. Имя Николь ушло на второй план, ведь оно было просто человеческим и абсолютно ничего не значило. У волков так было заведено — давать имена, соответствующие истинной сути. Он — волк, она — весна.
Она разрушила его старую суть, и на этом месте через боль и страдания рождался новый взгляд, новый мир. Он готов был идти за ней даже на дно ледовитого океана. Как же много ему понадобилось времени, чтобы осознать, что «я» — ничтожно. «Я» — это состояние ума. Волк перестал жить умом, разумом. Волк узнал своё сердце. Волк выбрал путь сердца. Волк решил искать свою Весну.
***
На сто первый или сто второй день волк вышел к какой-то деревне ночью и украл с веревки, на которой сушилось бельё, одежду. Штаны, рубаху. Взамен оставил шкуру медведя. У другого дома украл резиновые сапоги, стоящие у самой калитки. Оставил им шкуру лося и рога.
Он возвращал свою форму, преследуя новую цель. Охота постепенно стала вестись на хищников. Сперва были олени, лани, лоси. Кто-то быстрый, за кем нужно было угнаться, а волк растерял этот навык. Затем были кабаны. Потом рыси. Последними в цепочке шли медведи. Медленно, но верно он возвращал свою силу и даже, кажется, становился сильнее, чем раньше. Он стал питаться чаще и плотнее.
После того, как он раздобыл одежду, нужно было как-то добраться до тех мест, где жила Николь. Волком уже особо не побродишь — чем ближе к людям, тем меньше лесов и меньше незаселенного расстояния между их городами и деревнями.
Он спрятал одежду у кромки леса и вышел на самую масштабную охоту за последнее время. Ему нужно было добраться до Николь, а как, он не знал. Знал только, что существуют машины, которые могут доставить его к ней, но за всё нужно платить, это волк уяснил ещё с юношества.
***
Шаркая резиновыми подошвами по гравийной дороге, волк шёл со свернутыми шкурами к деревеньке, что раскинулась у подножья местных, кое-где всё ещё заснеженных, гор. Войдя в неё, он пытался найти рынок, но ничего похожего не находил. Тогда остановил прохожего старика и спросил его.
— Но у нас нет рынка, — пожилой мужчина был удивлен необычному туристу, его говору и тому, как тот себя подавал. — Вам нужно что-то купить? У нас есть магазин…
— Нет. Продать.
Старик удивился ещё больше:
— Продать? Что же?
— Я охотник, — волк высвободил с подмышки связки шкур и раскрыл одну.
Старик участливо покивал, почесал затылок.
— Слушай, есть у нас один приезжий бизнесмен, его домина стоит у самого леса, если идти по этой дороге прямо. Он, вроде, увлекается, собирает охотничьи трофеи, предложи ему, думаю, что сможешь выручить деньжат.
Волк кивнул благодарно и пошёл в сторону, куда указал дед. Тот ещё постоял, понаблюдал за тем, как удаляется странный парень, и двинулся дальше.
У самого леса перед волком возник здоровенный дом, видно — богатый, огороженный кованным забором. Территория светилась со всех сторон разными огнями, красиво были рассажены цветы, деревья. Он дёрнул кованую решётку, но та не поддалась. Из маленького домика у самых ворот вышел высокий парень в форменной одежде.
— Ты ещё кто? Чего надо?
— Ты хозяин?
Парень скривился, рассматривая волка. Поднял на него пренебрежительный взгляд:
— Ты больной какой-то, или че? Вали давай, пока не отделал тебя! — он отошел от ограды и вернулся обратно в будку.
Волк не понял ничего. Он осмотрел прутья и дернул. В принципе, его сил хватило бы сломать механизм открытия…
Снова выскочил парень из будки.
— Отойди от ворот, дебил! — он посмотрел на волка зло. — Ещё раз тронешь ворота, пеняй на себя!
Но волк его не слушал, он отложил шкуры на землю и дёрнул двумя руками. Ему нужно было увидеть хозяина, а этот не хотел его пускать.
— Ну, сука, сам напросился!
Парень отошёл в сторону и открыл ключом в ограде дверку, достал дубинку из-за пояса и стал подходить. Волк обернулся на него, тот замахнулся, но реакции хищника были быстрей: он перехватил руку с дубинкой, вырвал её и, отбросив, сделал удушающий захват — парень отключился. Волк поднял шкуры и прошёл через дверцу на территорию, подошёл к дому, постучал.
Дверь открылась через несколько минут. На пороге предстала пожилая женщина в чёрном платье и белоснежном переднике. Осмотрела его с подозрением и опаской, потом бросила взгляд за спину и снова посмотрела на волка.
— Вам чего?
— Хозяин дома?
— А вы кто?
— Охотник, товар принёс.
Женщина сглотнула, моргнула и кивнула:
— Ждите тут. Я сообщу о вас.
Она закрыла дверь, и волк остался стоять на пороге. Как же там было много человечьего запаха. Со всех сторон, волчий нюх был дезориентирован: захоти он сейчас вычленить один, наверное, не смог бы. Впрочем, в первые вылазки в людское поселение, ещё в молодости, он испытывал тоже самое. Ему просто нужно было привыкнуть.
Дверь открылась, и на пороге снова возникла эта женщина. Она критично осмотрела его обувь, а затем пригласила в дом, но заставила разуться. Волк стянул сапоги, и женщина ахнула. Мало того, что он был босой, без носок, так ещё и с невероятно грязными ногами, словно по талой жиже ходил.
— Магда! Ну где там? — послышался мужской бас откуда-то из глубины дома.
— Простите, я… Я… — женщина растерялась, не понимая, как поступить.
Позади неё показался высокий, сурового вида, мужчина, почти облысевший, с широкими плечами и с небольшим животом, но это не умоляло его какого-то мужского духа. Было видно, что это сильный человек, хоть и всего лишь человек.
Женщина отошла от гостя и указала рукой на ноги волка. Мужчина посмотрел и сперва удивился, а потом захохотал:
— Женщина, что с тебя взять. Проводи на веранду гостя и принеси нам, пожалуйста, виски. И кофе!
Мужчина скрылся за дверью, из которой вышел, а женщина попросила волка обуться и проводила через улицу к другой стороне дома. Там находилась огромная веранда со столом из хорошего сорта дерева, по краям которого стояли уютные мягкие кресла. Она нехотя предложила ему сесть, светлую обивку кресел ей уж очень было жалко. Женщина удалилась, а через пару минут подошёл хозяин дома, волк встал, встречая его, и пожал протянутую руку.
— Ричард Робсон.
— Айнценвальфбранд.
Хозяин дома удивился странному имени, ещё и без фамилии, но вникать не стал, все имели право на своих тараканов. Он предложил сесть. На столе уже стояли два бокала с алкоголем и две чашки чёрного кофе, тарелка фруктов и шоколад.
— Мне сказали, что у вас есть товар на продажу. Вообще-то, в наших краях запрещено охотится…
— Я охотился не в ваших краях, здесь такой живности не водится.
Волк разложил на столе шкуры и показал. Мужчина от интереса аж привстал, он заинтересовался первой же, медвежьей, ощупал мех, понюхал. Стал осматривать её, крутить.
— На что охотился? Как завалил? Дыр от пуль нет…
Волк посмотрел на него непонимающе.
— Это был честный бой.
У мужика отвалилась челюсть. Он недоверчиво глянул на охотника, с сомнением, а потом улыбнулся.
— Смешная шутка, но непонятная…
Неожиданно раздался топот ног по брусчатой дорожке, а следом показался тот самый парень, что сторожил ворота.
— Босс! Босс, простите! Он вырубил меня! — он виновато посмотрел на хозяина дома и перевел злобный взгляд на нарушителя покоя.
Ричард окинул уставшим взглядом запыхавшегося парня, потом перевёл его на волка и снова на парня:
— О чём ты? Кто?
Парень кивнул на охотника и достал из кобуры пистолет, собираясь прицелиться. Волк резко поднялся с кресла, готовый напасть раньше, чем прозвучит выстрел. Мужчина тоже подскочил.
— Ханс, ты идиот? Не видишь, мы разговариваем? — хозяин обратился к парню, а затем посмотрел на Вальфа. — Ты что, вырубил моего охранника? Волк кивнул.
— Он не давал мне встретится с вами.
Ричард повернулся снова к парню:
— Ты позволил себя вырубить на посту?
Ханс, понурив голову, убрал оружие и замолчал. Ричард вздохнул, думая о том, что его окружают одни идиоты, и кивнул на выход:
— Проваливай с глаз моих. Ты уволен. Дебила кусок!
Охранник что-то ещё хотел сказать, но видя, что Босс не настроен его больше слушать, развернулся и пошёл в сторону ворот. Волк, успокоившись, сел обратно в кресло, а мужчина позвал домработницу.
— Магда!
Женщина возникла почти сразу из ниоткуда.
— Скажи Эрнесто, что мне нужна новая охрана. И скажи — толковая! — он повернулся к волку. — Ты работу, часом, не ищешь?
Волк хмуро покачал отрицательно головой.
— Магда, всё, иди, — Ричард махнул на женщину рукой, она тут же удалилась. — Значит, честный бой? — он с хитрой усмешкой посмотрел на гостя. Волк кивнул.
Так и не найдя повреждений на шкуре, Ричард отложил её в сторону и наткнулся на серую, жёсткую и лоснящуюся.
— Это то, что я думаю?
— Пума, а следом рысь и лось.
Ричард осмотрел шкуры, но снова не нашел отверстий. Он уважительно окинул взглядом парня. Глянул оставшиеся шкуры — олень, лисица, несколько шкур песцов. Одобрительно кивнул.
— Я заберу всё, сколько ты хочешь за них?
А волк и не знал, сколько. Он знал, что люди в основе своей алчные, но положился на честность и случай. Он всё равно доберётся куда нужно, с деньгами или без них.
— Мне нужно в Копенгаген, а как попасть туда, не знаю.
— В Копенгаген? Далековато. Зачем тебе туда? Я могу предложить тебе работу, будешь охотится, добывать ту живность, которая мне нужна, а? Что скажешь?
Волк отрицательно мотнул головой:
— Я женщину свою ищу. К ней еду.
Хозяин дома в который раз удивлённо посмотрел на парня:
— Красивая?
Волк едва улыбнулся и, спрятав улыбку, кивнул.
— Ждёт тебя?
Волк покачал головой.
— Ты же знаешь, что у нас преследование — это нарушение закона? Можно и в кибитку загреметь, — Ричард, отпив виски, едва усмехнулся, но не над парнем, а вспомнив свою какую-то старую историю.
— Я сам прогнал её. А потом понял, что был не прав. Иду, чтобы сказать ей это.
Ричард, кивнув, достал телефон из кармана штанов.
— Давай найдем сперва твою зазнобу, потом об оплате поговорим. Как зовут красавицу?
— Николь.
— Маловато будет, нужны ещё какие-то данные.