Вивьеннус. Наследие красной шляпы.

— НЕТ, не надо!

— Да не бойся ты, не трону я тебя. Пока что.

Лэй был сильно обеспокоен, ведь на его целомудрие покусилась довольно сногсшибательная женщина. Он думал про себя: если бы они встретились в других обстоятельствах, то он бы клюнул, но сейчас не время думать об этом.

— Мисс Серафина, мне нужно к брату! Прошу, помогите мне, я сделаю всё что угодно!

— Тссс... — она положила палец на его пухлые клубничные губы. — Не стоит говорить такое в моём присутствии. Я помогу тебе, но сможешь ли ты справиться с наплывом женщин, не знаю.

— Каких ещё женщин?

— Если бы ты только вышел через тот выход, то попался бы прямо в комнату отдыха акробатов. А они бы тебя сразу же бантиком повязали. Так что я уже оказала тебе небольшую услугу. Зачем мне ещё раз тебе помогать?

— Пожалуйста, я действительно не останусь в долгу!

— Хм... точно сделаешь всё?

— Да! — Серафина облизнула губы так, будто сейчас набросится на него, будто хищник смотрит на свою добычу. — Отлично, пошли, закулисье — настоящие джунгли, знаешь ли. Чтобы выйти, тебе надо пройти вагон гадалок, и сразу будет выход. Пойдём, он соседний.

— Отлично.

Зайдя в вагон гадалок, Лэй офигел от жизни ещё раз. Ну кто же знал, что тут одни женщины, тем более они переодевались. А некоторые стояли голые. У Лэя пошла кровь из носа, женщин тут было 5–6, все они выглядели как богини.

— О боже, малыш, ты чего?

— Серафина, ты привела сюда такого юного мальчика. А повзрослее не нашлось? Он же не потянет всех нас?

— Он тут не для утех, Астория.

— Что, а для чего же тогда? У меня сейчас овуляция, я думала, что ты находишь сейчас для нас жертву.

— МОЖНО Я ВЫЙДУ?! — Лэй начал сильно паниковать, будто он уже понимал, что попал не в лучшее место. Стоя лицом к стене, он резко почувствовал, как кто-то шлёпнул его по заднице.

— Хэй, а попа у него неплохая.

— ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ДЕЛАЙТЕ ТАК!

— Ну, мордашка у него милая, что, накачаем его?

— Не торопись, Сильверия! Если он ещё в сознании и одет, то даже сама Серафина его не тронула. Что ты замышляешь?

— Девочки, я хочу ему помочь. Я вам всё объясню, только позже. Как бонус, я принесу нам очень хорошего мужика. Обещаю.

— Допустим, мы верим тебе. Как насчёт других? Если они поймают, то будет плохо не только ему, но и нам за то, что скрывали его.

— Я всё улажу, просто поверьте мне.

— Смотри сама, и ищи нам уже кого-то. А то нормальных мужиков мы видим редко.

Серафина кивнула головой, взяла за руку Лэя и повела к выходу. Выйдя из вагона, они подошли к стене, а за ней уже был выход на ярмарку.

— Ну что, пойдём.

Они оба вышли, тогда Лэй поблагодарил за помощь и сразу же убежал прочь. Лэй думал: побыстрее бы найти брата и не возвращаться сюда.

— Лэй, мы встретимся быстрее, чем ты думаешь. Если бы ты остался в вагоне, то умер бы быстрее. Всё-таки бывшие куртизанки в такой период крайне голодны.

Эх, пойду искать жертву для сестёр.

Лэй даже не мог представить, где может находиться его брат и что за ужасы с ним могут творить эти ублюдки из цирка.

— Лью, хочешь ещё одно мороженое?

— Да, пожалуйста.

Что ж, тем временем можно сказать, что Лью неплохо устроился, весь вечер он гулял вместе с Мартой. Они провели хороший вечер, и напоследок Марта решила угостить Лью на фуд-корте.

— Лью, а твой брат часто бьёт тебя?

От такого вопроса Лью даже не знал, что ответить: всё же сознаться, что обманул её, или же лгать дальше.

— Ну, бывает иногда. — (Прости меня, Лэй).

— А родители? Неужели они молчат?

— У нас нет родителей. — (Мама, папа, простите).

— Какой ужас, тебе, наверное, так тяжело.

— Да, но я привык. — (Боже, когда эта мадам наконец-то уйдёт и оставит меня, надо быстрее выбираться отсюда.) — Эм, мисс Вивьен, слушайте...

Марта улыбалась так тепло, что казалось, солнце светит только для неё. Её глаза искрились добротой и заботой, а голос звучал мягко, словно весенний ветерок.

— Ты правда хочешь уйти? — спросила она, чуть наклонив голову. — Там, за стенами цирка, у тебя же нет родителей. А брат... он ведь не всегда бывает добр к тебе, да?

Лью чуть улыбнулся, на его лице была идеальная маска невинности — такие белоснежные зубы, такие голубые глаза, что можно было поверить в любую его ложь.

- Спасибо, Марта. Очень тронуто твоим предложением. — Он опустил взгляд и будто немного задумался. — Но мне нужно уйти, забрать кое-что. Потом, кто знает, может, и вернусь.

— Ты же знаешь, что у нас ты найдёшь дом. Не просто цирк, а семью. Мы будем рады принять тебя, как родного. — Её голос стал ещё нежнее, а улыбка — ещё добрее.

— Ты очень добра, — ответил Лью, слегка поклонившись. — Я подумаю над этим. Но сейчас — время идти.

Марта мягко взяла его за руку, её прикосновение было тёплым и почти по-домашнему уютным.

— Если решишь остаться, знай — у нас всегда для тебя открыты двери. Ты нужен здесь.

Лью улыбнулся ещё шире, в его глазах сверкнула лёгкая игра.

— Обещаю, Марта. Спасибо за понимание.

Он осторожно вырвался из её лёгкого захвата и направился к выходу, чувствуя одновременно облегчение и интерес. Они оба знали, что эта игра только начинается.

Лью уже почти дотронулся до двери, едва скользнувшей в сторону, словно свободный ветер. На лице у него играла невинная улыбка, а мысли были заняты совсем другими делами — питомцы, план, свобода.

Но в этот момент из тени вышел Лэй — сжатыми губами и глазами, полными тревоги.

— Эй, Лью! — голос Лэя прозвучал чуть резче, чем он хотел. — Куда ты собрался? Мы должны поговорить.

Лью обернулся, но не растерял своей улыбки. Он знал, что брат всё видит насквозь, но сегодня играют по своим правилам.

— Я просто иду домой, забрать кое-что, — мягко ответил он. — Не переживай, всё под контролем.

— Под контролем? — Лэй шагнул к нему ближе. — Я знаю, что здесь творится, и ты не должен уходить, не рассказав мне всё.

Лью улыбнулся чуть шире и сделал вид, что задумался.

— Хорошо, брат, давай договоримся. Ты меня отпускаешь — я не рассказываю никому про цирк. Ну, по крайней мере, пока.

Лэй вздохнул, тяжело, но кивнул.

— Ладно, но только если ты обещаешь вернуться. Мне нельзя терять тебя.

— Обещаю, — шепнул Лью и шагнул за дверь, сквозь которую уже пахло свободой и... неизвестностью.

Они подошли к машине. Лью закинул рюкзак на пассажирское сиденье и сел, раскладываясь, как будто его ничто не тревожит. Лэй сел за руль, сжал руль в руках, напряжение читалось в каждом движении. Машина завелась, и они выехали с парковки.

— Дело в том, — начал Лэй, не сводя глаз с дороги, — этот цирк — не просто место для развлечений. Там что-то очень тёмное. Я слышал, как люди обсуждали... ужасные вещи. Детей используют как товар, и это не сказки.

Лью повернул голову в его сторону, улыбнулся с вызовом.

— Ты серьёзно? Звучит как страшилка. Но я рад, что вышел оттуда живым. Эти животные — мои трофеи. Мне нравится играть на грани.

Лэй посмотрел на брата с тревогой.

— Ты всегда играл на грани. Но это опасно. Дедушка много лет назад потерял своего брата. Он винит себя, и я боюсь, чтобы история не повторилась.

Лю задумался, губы сжались.

— Я живой, Лэй. Я не исчезну. Ты слишком переживаешь, но спасибо, что волнуешься.

Лэй кивнул и снова сосредоточился на дороге. В машине повисло молчание, каждый думал о своём — о том, как выбраться из этого кошмара и сохранить друг друга.

Лью слушал брата и одновременно не слушал. Слова Лэя сыпались на него как дождь, холодный и колкий, но в глубине души он не мог отвергнуть их полностью. Бред? Наверное. Всё это казалось ему туманной историей, фантазией, выдумкой, придуманной кем-то из-за страха и неизвестности. И всё же — как странно щемило сердце, когда Лэй говорил о тёмных углах цирка, о детях, которых используют как товар. Он смотрел на дорогу и пытался отогнать эти мысли, словно назойливых мух. Но они возвращались, жужжали всё громче. В глубине души, где пульсировали страх и нежность, он знал — брат не солжёт, не будет напрасно пугать, не станет нагонять тьму ради забавы. Потому что в этом мире, где свет так зыбок и хрупок, доверие — редкий дар.  «Может, он слишком переживает, — думал Лью, сжимая руки на сиденье, — может, всё не так плохо. Но если даже капля правды есть в его словах... Что тогда? Что если мы действительно тонем в этом болоте бездны?» Он скривил губы в горькой усмешке. Сомнения и вера сплелись в немую битву, где каждый вздох стоил дорого. И всё же — за всю эту тревогу, за каждую секунду напряжения, он глубоко, тихо верил, что брат никогда не подведёт, что вместе они смогут выстоять.

Лэй слегка нервничал, сжимая руль так, что пальцы побелели. В душе всё ещё осталась тяжесть от увиденного в цирке, но он старался не показывать это Лью. В целом, всё обошлось — они благополучно добрались домой. Когда они переступили порог, сразу почувствовали домашнее тепло и привычную атмосферу. Родители встретили их с беспокойством в глазах — долго ждали, волновались. За ними появился дед, чьи морщины казались глубже обычного, а взгляд — ещё более проницательным и серьёзным. Все сразу начали задавать вопросы — как прошёл вечер, что случилось, как они себя чувствуют. Лэй поймал взгляд Лью — тот пытался держать лицо, но внутри что-то не давало ему покоя. Они оба понимали — разговоры только начинаются.

Лэй с Лью подошли к дому, вечер уже медленно опускался на город, а внутри нас всё ещё гудела смесь тревоги и облегчения. Лэй слегка сжал руль машины, пытаясь собраться с мыслями, а Лью старался не показывать, как меня напрягают все эти разговоры о цирке.

Зайдя внутрь, мальчиков сразу встретила мама — Ракель. Её зелёные глаза искрились теплом, но в них уже читалась привычка замечать даже малейшие перемены в настроении.
— Вы вернулись! — она улыбнулась, стараясь скрыть заботу за легкой шуткой.
Отец, Лэм, немного смутился, как всегда, когда мама начинала проявлять свою энергичную сторону, но всё же подошёл, поправляя очки.
— Ну что, мальчики, как вечер? — спросил он спокойно, но в голосе проглядывала лёгкая тревога.

Лью почувствовал, как Лэй напрягся и снова зачесал за ухом — его привычка, когда волнуется.
— Всё нормально, — начал Лэй, — мы просто решили прогуляться, поговорить о разных вещах.

Из тени комнаты медленно вышел дедушка Лукас, со своими странностями и привычкой рассказывать истории, которые порой казались навязчивыми. Его глаза блестели от ожидания.
— Ну-ка, рассказывайте, что там за цирк такой? — его голос был мягким, но настойчивым.

Лэй вздохнул, пытаясь подобрать слова, но я видел, как в его взгляде мелькала решимость — ему хотелось защитить нас всех и не раскрывать лишнего.
— Всё в порядке, дед. Просто обычный цирк, — сказал он, слегка улыбаясь, — но больше туда ходить не собираемся.

Ракель подошла ближе, лёгким движением поправила волосы, словно пытаясь приглушить атмосферу напряжения.
— Главное, что вы вместе и в безопасности.

Лью смотрел на них всех и думал про себя, что даже если внешне всё кажется спокойным, то внутри у каждого свой маленький шторм. И это только начало. За ужином всё выглядело почти как всегда. Почти — потому что теперь между Лэйем и Лью висело какое-то невидимое напряжение, тонкое, но вязкое, как сироп на краю ложки. Они оба сели за стол как ни в чём не бывало, будто бы ничего не произошло, будто в цирке не было ни намёка на странности, ни намёка на опасность.

Ракель подала пасту с каким-то соусом, аромат был яркий, пряный — как и она сама.
— Надеюсь, вам не пришлось есть ту дрянь, что продают в фудкортах, — усмехнулась она, поправляя челку. — Всё равно, что корм для зверей.

— Мам... — Лэй чуть протянул, натянуто улыбнувшись.

— Что? Я просто заботливая мать, — её глаза лукаво блеснули. — А ещё, кстати, я сегодня попробовала новый массаж лица. Лэм, скажи, у меня стало меньше морщин?

Отец хмыкнул, даже не поднимая взгляда от тарелки.
— Ракель, если бы морщины были, я бы их с удовольствием поцеловал.

Лью чуть не поперхнулся хлебом. Ракель удовлетворённо закинула волосы за плечо и продолжила есть.

— Так, ну, мальчики, — дед Лукас постучал ложкой по столу, как будто созывал собрание, — рассказывайте. Какие там были звери, кто выступал? Клоуны были? Огненные жонглёры?

Лэй даже на секунду замер с вилкой на полпути ко рту. Он знал, что если сейчас скажет правду, хоть кусочек, дед тут же сорвётся. Он опять станет тем, кого все считают сумасшедшим. А может, пойдёт туда сам, в этот цирк, и уже не выйдет оттуда.

— Всё было круто, — спокойно сказал Лэй. — Обычные номера, ничего такого. Там были фокусники, пара зверей, ну и всё. Шоу как шоу.

— И ты серьёзно хотел не пойти туда, — поддела его Ракель. — Если бы не Лью, ты бы так и сидел в своей комнате, угрюмый, как дед на дне рыбацкого клуба.

— Я просто хотел с братом погулять. Всё же... он ещё мелкий.

Лью кивнул, демонстративно набивая рот картошкой, чтобы ничего не говорить. Ему было удобно молчать — он и не планировал говорить ничего лишнего. Всё это был спектакль, и он знал свою роль.

Лэм, казалось бы, спокоен. Но вот как он посмотрел... взгляд скользнул между братьями, задержался на Лэйе чуть дольше, чем должен был. Спокойствие отца всегда вызывало тревогу, потому что когда Лэм молчал — он думал. А когда думал — выводы делал точные.

— И правда? — спросил он тихо. — Удивительно. Мне казалось, ты не особо любишь цирки, Лэй.

— Да, но в этот раз захотелось. Ради Лью.

— Вот как... — Лэм улыбнулся, но взгляд не стал мягче. Он просто откинулся в кресле и сделал глоток воды. — Ну что ж, если вам понравилось — хорошо. Только больше туда без нас не ходите. Сейчас вообще странное время. Люди исчезают. Слухи ходят. И... — он перевёл взгляд на Лукаса, — не хочется, чтобы дед потом писал свои романы с продолжением в морге.

— Эй! — возмутился Лукас. — Во-первых, я не романист, а хроникёр, во-вторых — я лучше вас всех понимаю, что такое опасность!

Ракель рассмеялась.
— Лукас, ты лучше всех понимаешь, как пережить три развода, и это уже о многом говорит.

Все вроде бы засмеялись. Почти искренне. Почти.
Но под всей этой комедией тихо дышал страх, закутанный в одеяло из нежности и привычных реплик. Лэй чувствовал его. Лью — анализировал. А Лэм не отводил взгляда.

После ужина дом немного ожил: тарелки громко звенели в руках отца, Ракель закинулась пледом и смотрела очередной выпуск своего дурацкого, но любимого турецкого сериала, где все кричат и целуются. Лукас ушёл к себе — как всегда, что-то бубня под нос о том, что рыбы разумнее людей, и что он почти разгадал секрет исчезающего попкорна. Лэй с Лью помогали убирать со стола. Не сказать, что охотно, но без возражений. Лэй всё время нервно посматривал на отца — как будто ожидал, что он вот-вот начнёт расспрашивать. Лью же выглядел подозрительно спокойным, даже чересчур. Что-то там мурлыкал себе под нос и делал вид, что на него вообще всё это не действует. Когда посуду почти домыли и остались только стаканы, Лэм снял фартук (где он его вообще нашёл, никто не понял) и вдруг спокойно, но в своей фирменной манере сказал:
— Если у тебя, Лэй, есть какие-то секреты... Лучше расскажи. Не держи в себе, это может только хуже сделать.

Лэй чуть замешкался. Он даже не посмотрел в сторону отца. Просто, будто бы заранее репетировал ответ:
— Всё нормально, пап. Серьёзно. Просто устал. День длинный был.

Лэм ничего не сказал. Только хмыкнул и направился к жене, к которой, судя по тому, как она сверкала глазами, у него тоже были планы на вечер. Лью посмотрел на брата чуть искоса, но ничего не сказал — только отправился в свою комнату. Когда всё наконец стихло, и тишина уютно растеклась по дому, Лэй уже лежал в постели, лицом в подушку. Свет он не выключил — не хотелось. Голова была забита мыслями: об этом проклятом цирке, о гадалках, о Серафине, о брате... О том, как всё это странно и неправильно.

Он закрыл глаза и уже почти начал проваливаться в сон, когда телефон, что валялся на тумбочке, коротко вибрировал.

Он взял его. Незнакомый номер. Сообщение.

"Как ты добрался, сладкий?"

Лэй сел. Глаза немного расширились. Он уставился на экран, словно пытаясь прокусить его взглядом. В голове сразу несколько вариантов, но все они не нравились.

Он медленно набрал: "Это кто?"

Ответ пришёл почти сразу. "Ты что, уже забыл меня, клубничный? Я же так трепетно обнимала твою невинность. – С."

Он выругался сквозь зубы. Серафина. Цирк не ушёл из его жизни. Он только начинается.

Лэй:
Откуда у тебя мой номер?

Он ждал. Рука лежала на тумбочке, а пальцы всё ещё держали телефон так, будто это был не гаджет, а тик-так бомба.

Ответ не заставил себя ждать.

Серафина:
Ммм, клубничный... Я же всё-таки гадалка, дорогой. Найти твой номер — это проще, чем найти счастливую судьбу среди всех твоих знакомых.

Лэй:
Серьёзно. Без загадок. Откуда у тебя он?

Серафина:
Хорошо-хорошо, не злись.
Я встретила твоих друзей. Они подумали, что я... как бы это сказать... влюбилась в тебя. Дали мне номер с подмигиванием.
А может, и не только с ним.

Лэй:
И что тебе от меня надо тогда?

Серафина:
Ты знаешь... после твоего визита карты начали падать не так, как раньше.
Они путаются. Переворачиваются.
Будто кто-то вмешался в ткань будущего.
И каждый раз, когда я спрашиваю про тебя — выпадает Башня.
И Солнце.
В одном раскладе. Это... редкость.

Лэй:
Что это значит?

Серафина:
Это значит, что впереди у тебя разрушение и просветление.
Но ты сам выберешь, какой путь пройти.
И это не угроза, Лэй. Это подарок.
У каждого человека есть момент, когда он может свернуть.
Тебе предстоит пройти это. Скоро.

Лэй:
И чем это всё закончится?

Серафина:
Тем, что ты найдёшь счастье.
В любом случае.
Но... каким ты будешь, когда его найдёшь — зависит от того, через что ты пройдёшь.
Иногда даже самые сладкие клубники гниют, если их рвут слишком рано.
А иногда... становятся вином.

И она не писала больше. Просто поставила точку. И ничего не объяснила.

А Лэй сидел в тишине своей комнаты, глядя на экран, пока голубоватое свечение телефона освещало его лицо.Он чувствовал, что это не просто флирт.
Что-то надвигается.

Лэй выключил телефон. Экран погас, но свет от его мыслей остался. Он положил его на тумбочку, но рука задержалась, будто отказывалась отпускать. Что она имела в виду? Серафина. Карты. Башня. Солнце.
Разрушение и счастье, вместе? Звучит как что-то, что мог бы сказать его дед. Он откинулся на подушку, глядя в потолок. Мерцание уличного фонаря пробивалось через штору. Тени от веток рисовали на стенах узоры, как те, что он когда-то видел в дедовских старых дневниках. Он вспомнил рассказ — тот, который дед твердил из раза в раз. Про цирк, в котором исчезали люди. Про исчезнувшего брата. Про таинственные фокусы, в которых магия была не трюком, а чем-то настоящим, живым, опасным.

Тогда он смеялся. Сейчас — не до смеха.

Лэй встал, бесшумно, как кот. Прошёл по коридору босыми ногами, стараясь не скрипнуть полом. Подошёл к двери дедовской комнаты, приоткрыл её. Лукас спал. Так спят только те, у кого слишком много тяжести в сердце, чтобы просыпаться от мелочей. В комнате пахло лекарствами, старыми книгами и чем-то древесным, будто дед сам был частью старого шкафа, что стоял у стены. Лэй зашёл внутрь, сел на корточки у ящика. Взялся за ручку. Осторожно. Он знал, что дед не любит, когда кто-то копается в его вещах, но сейчас... не было выхода. Тетради, исписанные синими чернилами. Пожелтевшие листы. Грубо вырванные страницы. Некоторые испачканы воском, другие — с символами, больше похожими на древние печати. Он держал всё это в руках и думал. Можно было просто всё это закрыть. Закрыть и забыть. Сделать вид, что ничего не видел. Что цирк — это просто шоу. Что Серафина — просто странная актриса. Что дед — старый мечтатель.

Он хотел верить в это.
Он действительно хотел.

Он положил бумаги обратно. Осторожно, как будто боялся разбудить не деда, а само прошлое. Закрыл ящик, выдохнул. Поднялся, ещё раз взглянул на спящего Лукаса и вышел. Для Лэя всё было ясно: он не хотел в это влезать. Он не был героем. Он не был сыщиком.
Он был просто братом. Сыном. Внуком. Пока с семьёй всё в порядке — он не тронет эту историю.
Но если хоть что-то изменится... хоть что-то — Он будет готов.